скачать книгу бесплатно
– А еще я давно подозревал, что мы, люди, Время не понимаем.
– Ваш язык и образ мысли не позволят понять ни Время, ни Вселенную.
– Мы словно в боковом кармане Создателя за подкладку завалились… – тихо проговорил Пилот.
Дух долго не отзывался. Наконец Пилот его услышал:
– Крутой концепт ты предложил! Пытаюсь осознать…
Пилот погордился немного и спросил:
– Так вы по рождению – плазма?
– Нет, не плазма – иное. Мы – текучая мгновенная энергия.
– Это я уже усвоил.
Пилот заглянул гостю в глаза:
– Не обременяет медвежий облик? Может, предстанешь в оригинальном виде?
– Будет жарко. Причем невыносимо. – Медведь прищурил один глаз. – Лучше пусть так – медведем.
– Ну хорошо, медведь так медведь, а по сути – текучая мгновенная энергия. Не затруднит раскрыть этот образ?
– Отчего же нет? – Вежедь согласно покачал головой. – Мы как сущности составлены изначальными эмбрионами энергии первородного разума.
– Громоздко, но понятно. Кроме первородности, пожалуй…
– Первородность и мне недоступна, потому объяснить не сумею.
– Тогда – про эмбрионы энергии.
– Видел, как отрываются крайние завитки пламени?
Медведь повернул огромную голову, и ткань палатки стала прозрачной, открыв взору Пилота догорающий костер.
– Смотри – крайние завитки отрываются от основного пламени и исчезают во тьме. А завитки моей энергии – не исчезают. Они рассеялись, разбежались по Вселенной. Вот из таких элементов я и состою. Я существо, вернее, я – композиция завитков энергии, одномоментно осознающих себя единой сущностью, даже если они находятся в разных точках Вселенной. Сила первородного разума помогает удерживать мою структуру единой. И она же помогает мне собраться в цельную субстанцию – энергетическую сферу. Если захочется очень.
Вежедь сделал короткую паузу. А Пилот торопливо прошептал:
– Да-да, я слушаю!
И дух продолжил:
– Мой разум двойственен. Он часть от изначального, и, пронизывая Вселенную, соединяет мои элементы в целое, даже если они находятся в разных измерениях. Но в то же время мой разум способен быть индивидуальным… Благодаря ему я могу собрать себя в одном месте.
И Пилот увидел, как фонарик над медведем вырос в большую сияющую сферу. На одно краткое мгновение. Видимо, для наглядности.
А Вежедь продолжал:
– Я и мне подобные не знаем покоя и расстояний, возникая то здесь, то там. По сути, мы живем в разных точках Вселенной одновременно.
– Я видел сияющие энергетические сферы в Пермской аномальной зоне. Они возникают и исчезают…
– Такие, как я, возникают как всполохи или сияющие сферы там, где есть родственная энергия. Мы возникаем и исчезаем… Но если захотел где-то задержаться, тогда надо принять форму замершей энергии.
– И скопировать представителя доминантного вида? Здесь – человека.
– Верно, мальчик.
Пилот не обиделся и даже спрашивать не стал, сколько духу лет. Проговорил задумчиво:
– Я слышал легенды о Золотой Бабе и Золотом Мужике.
– Да… фактуру доработать пока не удалось.
– Стало быть, «наблюдатели» – не вы?
– Не мы. Они, как сущности, ближе к вам. Только на вселенную старше. В их основе замершая энергия, но они научились ее преображать, трансформировать. Они не могут быть одновременно в разных местах. Но перемещаются быстрее скорости света, поскольку их пути лежат в Эфире.
Пилот приподнялся на локте и лукаво посмотрел в глаза медведю:
– Знаешь, у нас тут авторитетные ученые Эфир упразднили. Разъяснили толково, что в Эфире нет нужды, так что теперь у нас Эфира нет. И ничего, обходимся. Тебе не смешно?
Дух задумался и серьезно взглянул на Пилота:
– Да… какое-то странное ощущение… словно солнечный ветер меня будоражит. – По шерсти медведя пробежала короткая нервная дрожь. – Стало быть, вот оно – смешно…
– Тебе хоть нравится?
– Пожалуй, да… приятно.
– Чувствуешь разницу между смешно и не смешно? – Пилот вошел в роль наставника по земным радостям.
– Как между завтра и вчера… – помедлив, ответил Вежедь.
«Интересно, у него они какие – завтра и вчера?..» – И Пилот стушевался. Спросил растерянно, невпопад:
– Тебя здесь уже нет?
– Да. Я вернулся к своей звезде. А здесь оставил свою смерть. Вот она с тобой и беседует.
– Я беседую с твоей смертью?
– Мою посмертную копию ты называешь зеркальным духом. Возможно, для тебя будет проще назвать ее душой.
– Куда уж проще…
– Твое понимание смерти ко мне не применимо. Я не могу войти в состояние окончательного небытия. Кстати, я оставляю свою смерть везде, где побывал в форме замершей энергии. Для тебя это означает, что я никогда сюда не вернусь.
– Никогда – это по меркам Вселенной никогда? Или по человеческим? – уточнил Пилот.
– Ну да… – как-то нехотя ответил Вежедь. – Просто не успею.
– То есть нам тут осталось не слишком долго?
– В ваших исчислениях, в общем-то, еще прилично. А для меня – не срок.
Пилот решил не сверять часы, чтоб оставаться счастливым. Спросил:
– Значит, ты все-таки тосковал?
– Знаешь, потянуло меня к моей звезде. А зависеть от нее не хочу. Вот и одолели меня внутренние метания. Беспокойный стал.
– Что-то вроде любви? – поддержал Пилот. – Эмоции, привязанности, стало быть, не чужды?
– Слушай, ваш вид столько любви и прочих эмоций излил во Вселенную, что теперь и нас – разумных – накрывает! – с укоризной и даже горячностью воскликнул Вежедь.
– У вас своих не было? Нашими пользуетесь?
– Вот ты и открыл свое предназначение.
– А то я не знал!
– Мы даже стали делить себя по полам.
– Ого – каламбур! Ты, уважаемый дух, делаешь успехи.
– Правда? У меня появилось чувство юмора?
– Ну-у… Пока нет… – Пилот чуть замялся и заверил: – Но скоро появится. Жди.
– Скорее бы, а то интересно, что это такое. Никак не получается его достать из Эфира. И не пойму я – эмоция оно или нет.
Пилот усмехнулся:
– Зато мне стало ясно, как получились Золотые Бабы и Мужики. А Золотые Дети есть?
– А вот это, уж поверь, народные байки. Сплетни называются.
– А вы обманывать умеете? – вдруг спросил Пилот.
– Зачем? Обманывают сильных, а вы – слабые.
– Попросить тебя хочу…
– Так я не шаман и не Дед Мороз.
– Ну, если сможешь, а?
– Так что надо?
– Чтобы на плато погоды были хорошие. А зимой снега побольше. А то на снегоходе по камням, знаешь, не айс… в смысле безрадостно.
– Ветер гремит, ветер плачет! Здесь редко будет иначе… – продекламировал дух Вежедь. – По мне он, кстати, плачет. Потому и не будет иначе.
Медленно угасал фонарик. Истаивал медведь. Больше Пилот ничего не услышал. Незаметно умолкли духи горной тайги. Густая мягкая тьма спеленала Пилота…
Зеркальный дух, как рыба, уходящая в глубину, оставил в ночном небе пару коротких мерцаний. И сразу поднялся, зашелестел в кронах холодный ветер…
…Утром Пилот сидел за кашей квелый, потерянный. Эльф участливо спросил:
– Опять к медведю ходил?
– Не-а… Он сам заявился, – вяло ответил Пилот. – И знаешь, хорошо мы с ним поговорили…
Интернат «Судьбе навстречу»
Пилот окинул тревожным взглядом болото, отделявшее его и его квадроцикл от брода через реку Ялпынг-Я. Там, за рекой, неблизкий путь до скромной деревенской цивилизации – почти 80 км. И на этом пути еще семь рек и пара болот. Имена рек Пилот складывал в скороговорку:
– А?нчуг, Тошемка, Вижай[5 - Ялпынг-Я и Вижай – названия одной и той же реки, причем оба мансийские.],
По?ма, Та?льтия, Сапса?ус, а за ними – Шегультан.
В междуречьях – пара ядреных болот. Одно Пилот прозвал Анчуг-штрассе, а другое – Вижайский тормоз. За спиной уже остались реки Тохта, Вапсос и Ялпынг-Гусья.
Пилота притягивали реки горной тайги и нравилось звучание их мансийских имен. Холодные горные принцессы прятали свою древнюю грусть в звонких перетоках кристальных струй. Всякий раз в предгорьях Пилот окунал в ледяной поток Ялпынг-Я разгоряченное лицо, пил ее воды и, наполняясь ими, осознавал: в вечном движении нет дома…
Товарищи – Эльф и Тракторист – задерживались. Они идут по треку на квадриках с прицепами – надо вывезти снаряжение из лагеря, который стоял в предгорьях хребта Ялпынг-Ньёр все лето. Коротенькие прицепы – на одной оси и больших колесах – сделаны специально для квадроциклов и замедляют движение по треку.
Пилот приготовился ждать…
Осень уходила. Дожди перемежались ленивыми ночными снегопадами. Снег неуверенно ложился на палатки и квадроциклы, а Пилот поутру собирал его в ладони – умывался. К полудню свежая белизна обращалась холодной всепроникающей влагой.
Радовало одно: холодные ночи усмирили навязчивых насекомых, и сняв шлем, можно было не надевать кепи с москитной сеткой. Пилот натянул поверх балаклавы теплую флисовую шапку и откинулся на спинку мягкого кофра; закинул ноги на широкие крылья квадроцикла. Наколенники перестали поджимать колени, и Пилот расслабился. Глядя в осеннее небо, где на редких серых облаках играли-поигрывали карминные блики заката, он выбрал точку на сиреневом небесном полотне и не сводил с нее глаз. Сознание соединилось с небом, мысли покинули Пилота. Сквозь его память, как облака по вечернему небу, поплыли люди, слова и события, которые не случились с ним, но могли случиться, если бы он время от времени делал иной выбор…
* * *
…Пилот припомнил давнюю историю в деревне Черемискуль и дом-интернат для детей с отклонениями.
Стоял майский погожий день. Пилот стремился к озеру Окаянкуль, где в старой деревеньке Тихоноровке его дожидалась ветхая избушка, выкупленная на лето в качестве дачи. Деревня была из разряда умирающих. Разлученные двумя короткими улочками, несколько старух еще топили печи в обветшалых избах. Баба Аня даже корову держала и козу. А у бабы Нины Пилот арендовал избушку, оставшуюся от уехавших насовсем детей.
Еще зимой тяга к бездорожью и приключениям привела Пилота к озеру Окаянкуль, где он и обнаружил не отмеченную в навигаторе Тихоноровку. Деревня исключительно соответствовала своему имени. Крошечная, по самые трубы засыпанная снегом, она стояла на крутом берегу озера среди берез и сосен, схваченных искристым куржаком. Пилот невольно погрузился в созерцание пасторального пейзажа. Не сразу увидел, как осторожно и даже застенчиво над белым холмиком избушки появился шаткий сизоватый хвост дыма. Через полчаса Пилот стучал в калитку ожившей избы, а еще через полчаса ему отперла баба Нина…
…Едва дождавшись майского тепла, Пилот в нетерпении загрузил вишневую, подготовленную к бездорожью «Ниву» дачным скарбом и отправился в путь. Домик на берегу он снял зимой, и потому не покрытый снегами рельеф был ему незнаком. Пилот миновал деревню Черемискуль, и дорога с намеком на покрытие закончилась. Начался удручающего вида глинистый проселок, который вскоре соскользнул в расквашенную низинку. Пилот не сообразил заранее включить блокировку, и машина села на брюхо. Колеса глубоко проре?зали майскую грязь, напитанную талыми водами. Кое-как открыв дверь, Пилот вышел и осознал, что до ближайшего дерева лебедкой не достать. Даже с удлинителем. Невесело обдумывая свое положение, он уже собрался извлечь лопату, как за спиной раздался тихий хрипловатый голос:
– Дядё, поможем давай.
