Полная версия:
Сон в красном тереме. Том 1
Бао-юй дважды прочел иероглифы на ожерелье Бао-чай, потом дважды надпись на своей яшме и, обратившись к Бао-чай, сказал:
– Твои восемь иероглифов, сестра, все-таки составляют парную надпись с моими.
– Эго пожелание буддийского монаха, – не вытерпев, вмешалась Ин-эр. – Он сказал, что пожелание непременно надо выгравировать на золотом предмете.
Не дожидаясь, пока Ин-эр окончит фразу, Бао-чай вдруг рассердилась, почему служанка до сих пор не отправилась за чаем, и затем снова повернулась к Бао-юйю и спросила, откуда он пришел.
Бао-юй и Бао-чай сидели рядом плечом к плечу, и юноша вдруг почувствовал волну какого-то необыкновенного аромата, приятно щекотавшего ноздри. Не понимая, что это за запах, он спросил:
– Сестра, какими благовониями ты надушилась? Я никогда не слышал подобного запаха.
– Терпеть не могу никаких благовоний, – ответила Бао-чай, – да и одета я в хорошее платье, зачем его обливать духами?
– В таком случае чем же это пахнет? – не унимался Бао-юй.
– Ах да! – немного подумав, воскликнула Бао-чай. – Это запах от «пилюли холодного аромата», которую я приняла сегодня утром.
– Что это за «пилюли холодного аромата»? – с улыбкой спросил Бао-юй. – Какой прекрасный запах! Дорогая сестра, дай и мне попробовать одну пилюльку.
– Опять говоришь ерунду! – засмеялась Бао-чай. – Разве лекарство принимают без надобности?
В этот момент из-за двери послышался голос служанки:
– Пришла барышня Линь Дай-юй.
Вслед за этим в комнату вприпрыжку вошла Дай-юй и, заметив Бао-юйя, с улыбкой сказала:
– Ай-я-я! Вот я некстати!
Бао-юй вскочил с места и предложил ей сесть.
– Как это понимать? – засмеялась Бао-чай, обратившись к Дай-юй.
– Если бы я знала, что он здесь, я не пришла бы, – ответила Дай-юй.
– Что ты этим хочешь сказать? – вновь спросила Бао-чай.
– Что хочу сказать? – воскликнула Дай-юй. – А то что у нас получается: либо приходим вместе, либо не приходит никто. Не лучше ли было бы, если б каждый день тебя кто-нибудь один навещал: сегодня он, завтра я? Тогда не получалось бы: один день пусто, другой день густо. Что тут непонятного, сестра?
Заметив на Дай-юй шубку из темно-красного голландского сукна, Бао-юй спросил:
– Что, пошел снег?
– Уже давно, – ответили стоявшие перед каном женщины.
– Захватили мой плащ? – спросил Бао-юй.
– Вот как! – засмеялась Дай-юй. – Только я появилась, ему сразу понадобилось уходить!
– Разве я сказал, что собираюсь уходить? – возразил Бао-юй. – Просто я хотел узнать.
Кормилица Бао-юйя, мамка Ли, сказала:
– Снег опять пошел, придется переждать здесь. Побудь с сестрицами! Госпожа для вас приготовила чай. Я пошлю служанку за плащом, а слуг отпущу домой.
Бао-юй кивнул.
– Можете разойтись, – приказала тогда слугам мамка Ли.
Между тем тетушка Сюэ приготовила чай и разные изысканные угощения и пригласила всех к столу.
За столом Бао-юй начал расхваливать гусиные лапки, которые третьего дня ел в восточном дворце Нинго у жены Цзя Чжэня. Тогда тетушка Сюэ угостила его такими же гусиными лапками, ею самою приготовленными.
– Еще бы вина, тогда совсем было бы хорошо! – воскликнул Бао-юй.
Тетушка Сюэ распорядилась подать самого лучшего вина.
– Не нужно давать ему вино, госпожа, – запротестовала мамка Ли.
– Милая няня, я выпью только один кубок, – стал упрашивать ее Бао-юй.
– Не годится, – заупрямилась мамка Ли. – Будь здесь твоя бабушка или мать, тогда пей хоть целый кувшин! В прошлый раз, когда я недосмотрела и кто-то дал тебе выпить глоток вина, чтобы доставить тебе удовольствие, меня, несчастную, потом два дня ругали! Госпожа, неужели вы его не знаете? Он едва выпьет, так и начинает безобразничать. Только один раз, когда бабушка была в хорошем настроении, она разрешила ему выпить, а так никогда не позволяет. Зачем мне потом за него расплачиваться?
– Помолчи, старая! – прервала ее тетушка Сюэ. – Иди и тоже выпей! Я не позволю ему пить много. А если уж старая госпожа будет спрашивать, на это есть я.
И она тут же приказала служанкам:
– Дайте тетушке кубок вина, пусть согреется.
Когда мамка Ли услышала это, ей не оставалось ничего иного, как пить вместе со всеми.
– Только мне не нужно подогревать вино, – предупредил Бао-юй. – Я люблю холодное.
– Вот это не годится, – возразила тетушка Сюэ. – От холодного вина будут дрожать руки, и ты не сможешь писать.
– Брат Бао-юй, наверное, все науки, которыми ты дома целыми днями так усердно занимаешься, не идут тебе впрок! – насмешливо заметила Бао-чай. – Неужто тебе не известно, что вино по самой своей природе горячее? Если пить его подогретым, оно быстрее усваивается; если пить холодным, оно может сгуститься внутри и внутренностям придется разогревать его. Разве это не вредно для здоровья? Отныне ты должен изменить свою привычку! Не пей холодное!
Рассудительная речь Бао-чай подействовала: Бао-юй отставил кубок с холодным вином и велел подать подогретого.
Дай-юй щелкала дынные семечки и прикрывала рот рукой, чтобы не рассмеяться.
Как раз в это время служанка Дай-юй, по имени Сюэ-янь, принесла своей барышне маленькую грелку для рук. Сдерживая усмешку, Дай-юй спросила у нее:
– Кто тебя прислал? Спасибо за заботу! А то я совсем замерзла!
– Сестрица Цзы-цзюань побоялась, что вам будет холодно, барышня, – ответила Сюэ-янь, – вот она и послала меня.
– Ведь она тебе столько хлопот доставила! – с язвительной усмешкой заметила Дай-юй. – Как же ты ее послушалась! Мне иногда целыми днями приходится что-нибудь твердить тебе, а ты все пропускаешь мимо ушей. Никак не пойму, почему всё, что она приказывает, ты исполняешь быстрее, чем исполняла бы высочайшее повеление?!
Услышав эти слова, Бао-юй понял, что Дай-юй решила воспользоваться оплошностью служанки, чтобы позлословить, и он только захихикал. Бао-чай, хорошо знавшая эту привычку Дай-юй, пропустила ее слова мимо ушей.
– У тебя всегда было слабое здоровье, – улыбнувшись, вставила тетушка Сюэ, – и холода ты не переносишь. Что ж тут плохого, если они о тебе позаботились?
– Вы ничего не знаете, тетя! – возразила Дай-юй. – Хорошо, что я у вас! Будь я у кого-нибудь другого, еще обиделись бы! Неужто у людей не нашлось бы для меня грелки, что мне свою из дому присылают? Что они чересчур заботливы, это ладно. А если обо мне скажут, что я избалована?
– Ты очень мнительна, у тебя всегда странные мысли, – заметила тетушка Сюэ, – мне это даже в голову не пришло.
За разговором Бао-юй выпил три кубка, и мамка Ли стала удерживать его. Но где уж там! Бао-юй был в самом прекрасном настроении, разговаривал с сестрами, шутил, смеялся.
– Дорогая няня, – сказал он с обидой в голосе, – я выпью еще только два кубка.
– Берегись! – предостерегла его мамка Ли. – Твой отец дома и в любую минуту может спросить тебя о занятиях!
Крайне недовольный этим предупреждением, Бао-юй медленно поставил на стол кубок и опустил голову.
– Не нагоняй грусть на других, – проговорила Дай-юй. – Если отец позовет, скажешь, что тетушка задержала. Няня сказала это просто для того, чтобы нас позабавить!
Она легонько подтолкнула Бао-юйя, чтобы приободрить его, и незаметно процедила сквозь зубы:
– Не обращай внимания на эту старую каргу! Будем веселиться, как нам нравится!
Мамка Ли, хорошо знавшая характер Дай-юй, упрекнула ее:
– Барышня Линь, ты его не подстрекай! Лучше бы придержала его, он тебя, пожалуй, послушается.
– Мне незачем его подстрекать, – с холодной усмешкой возразила Дай-юй. – И ни к чему удерживать. Ты слишком уж осторожна, няня! Ведь бабушка всегда дает ему вино, и если он у тетушки выпил немного лишнего, я думаю, ничего не случится. Может быть, ты считаешь, что тетушка для нас человек посторонний и пить у нее вино неприлично?
– Право же, каждое слово барышни Линь острее ножа! – сдерживая раздражение, шутливым тоном произнесла мамка Ли.
Бао-чай не могла выдержать, со смехом ущипнула Дай-юй за щеку и сказала:
– Совершенно верно! Эта Чернобровая как только откроет рот, приходится злиться или покатываться со смеху!
– Не бойся, мой мальчик! – утешала Бао-юйя тетушка Сюэ. – Раз уж ты пришел сюда, я угощу тебя как следует, не принимай близко к сердцу всякие мелочи и не обижай меня! Кушай спокойно, ведь я здесь! Хорошенько поужинай, а если опьянеешь, останешься спать у нас. – Затем коротко приказала служанкам: – Подогрейте еще немного вина. – И вновь обратилась к Бао-юйю: – Мы с тобой выпьем по два кубка, а потом ужинать.
После этих слов Бао-юй немного оживился. Тогда мамка Ли сказала служанкам:
– Хорошенько присматривайте за ним. Я пойду домой переоденусь и тотчас вернусь.
Обратившись затем к тетушке Сюэ, она унылым голосом добавила:
– Госпожа, только не давайте ему пить лишнего…
С этими словами она ушла.
Правда, осталось несколько служанок, но для них все было безразлично, и когда мамка Ли удалилась, они тоже не замедлили улизнуть кто куда. Оставшиеся две девочки-служанки изо всех сил старались угодить Бао-юйю.
Хорошо, что тетушка Сюэ не разрешала ему много пить. Как только Бао-юй выпил несколько кубков, она приказала убрать вино со стола и подать ужин. Сделав над собой усилие, Бао-юй съел немного супа из курицы и маринованных ростков бамбука и запил все это отваром из отборного осеннего риса. Бао-юй и Дай-юй после ужина выпили по несколько чашечек чаю. Только тогда тетушка Сюэ успокоилась.
Сюэ-янь и остальные служанки уже успели поесть и ожидали их.
– Ты идешь? – спросила Дай-юй у Бао-юйя.
Бао-юй прищурился и искоса поглядел на нее.
– Что ж, если ты собираешься уходить, я с тобой.
– Тогда пошли, на сегодня, пожалуй, хватит, – решительно заявила Дай-юй и встала.
Оба стали прощаться. Девочка-служанка подала Бао-юйю широкополую шляпу от снега. Бао-юй наклонил голову и велел ей надеть. Сдужанка встряхнула эту красную войлочную шляпу и, повинуясь приказанию, нахлобучила ее на голову Бао-юйя.
– Постой, постой! – удержал ее Бао-юй. – Дура! Немного полегче! Неужто ты не видела, как другие это делают? Дай-ка я сам!
– Иди сюда, я тебе надену! – позвала Дай-юй, стоявшая на краю кана.
Бао-юй подошел к ней. Осторожно придерживая маленькую шапочку для волос на его голове, Дай-юй надвинула шляпу настолько, чтобы не закрыть повязку на его лбу, затем вытащила булавку и красные бархатные кисти, чтобы их можно было видеть из-под шляпы. Затем она осмотрела Бао-юйя и сказала:
– Готово, можешь надевать плащ!
Бао-юй поспешно набросил плащ.
– Твои няни еще не вернулись, – заметила тетушка Сюэ, – подождал бы немного.
– Это я должен ждать? – возмутился Бао-юй. – Со мной есть служанки, и ладно.
Но тетушка Сюэ велела двум девушкам проводить его и Дай-юй.
Извинившись перед тетушкой Сюэ за беспокойство, Бао-юй и Дай-юй вместе направились в дом, где жила матушка Цзя. Матушка Цзя еще не ужинала и была очень довольна, когда узнала, что они вернулись от тетушки Сюэ. Увидев, что Бао-юй пил вино, она велела ему идти в свою комнату и лечь отдохнуть, не разрешив больше выходить, а служанкам приказала хорошенько присматривать за ним. Потом вдруг она вспомнила о людях, которые сопровождали Бао-юйя, и спросила:
– Что это не видно мамки Ли?
Бао-юй и Дай-юй не посмели признаться, что она ушла домой, и только ответили:
– Она пришла с нами, но неожиданно вспомнила о каких-то делах и ушла.
Бао-юй, покачиваясь на ногах, повернул голову и сказал:
– Она устроилась, пожалуй, лучше, чем вы, бабушка! К чему о ней спрашивать? Не будь ее, я бы, по крайней мере, дня на два дольше прожил!
Бао-юй круто повернулся и ушел к себе в спальню. Здесь ему в глаза бросились тушь и кисти, лежавшие на столике.
– Нечего сказать, – начала упрекать его Цин-вэнь. – Велел мне растирать тушь, с утра воодушевился, написал три иероглифа, потом все бросил и ушел, обманул меня и заставил прождать целый день! Ну-ка садись и пиши, пока не испишешь всю тушь!
Только теперь Бао-юй вспомнил, что произошло утром, и засмеялся:
– Где же эти три иероглифа, которые я написал?
– Да он совсем пьян! – ахнула Цин-вэнь. – Ведь, уходя во дворец Нинго, ты сам велел мне наклеить их над воротами. Я побоялась, что другие могут сделать это плохо, и сама вынуждена была взбираться на высокую лестницу и наклеивать. Еще и сейчас руки у меня от мороза как одеревенелые!
– А мне и в голову не пришло, что у тебя замерзли руки, – улыбнулся Бао-юй. – Иди сюда, я их погрею.
Он взял Цин-вэнь за руки, и они вместе стали смотреть на три иероглифа, приклеенные над входом.
Вскоре пришла Дай-юй.
– Милая сестрица, – обратился к ней Бао-юй, – посмотри на эти иероглифы и скажи прямо – какой из них написан лучше?
Дай-юй подняла голову, прочла «терраса Красной руты» и с улыбкой сказала:
– Все, как один, хороши! Неужели это ты так красиво написал? Напиши завтра и для меня.
– Опять ты смеешься надо мной! – упрекнул её Бао-юй. Затем он спросил: – Где сестра Си-жэнь?
Цин-вэнь что-то буркнула в ответ и кивнула головой в сторону кана. Бао-юй повернул голову и увидел Си-жэнь, спавшую одетой на кане.
– Вот это ловко! Так рано уснула! – засмеялся он и, вновь обернувшись к Цин-вэнь, проговорил: – Сегодня я завтракал во дворце Нинго, и там были пирожки из соевого теста. Я вспомнил, что ты их очень любишь, и попросил жену господина Цзя Чжэня, чтобы она прислала сюда тарелочку, а я, мол, вечером их съем. Ты не видела, где они?
– Лучше не вспоминай об этом! – прервала его Цин-вэнь. – Как только пирожки принесли, я сразу поняла, что это для меня. Но, как назло, я была сыта, и мне не хотелось есть. Поэтому я поставила их вон там. Потом пришла мамка Ли, увидела и говорит: «Бао-юй, наверное, есть не будет. Дай я лучше отнесу их своему внуку». Так и велела отнести к себе домой.
Пока происходил этот разговор, Цянь-сюэ подала чай.
– Сестрица Линь, выпей чаю, – предложил Бао-юй.
Все расхохотались:
– Ты угощаешь барышню Линь Дай-юй, а она давно ушла!
Бао-юй отпил полчашки и неожиданно вспомнил о том чае, который пил утром.
– Ты утром заварила чашку чая «кленовая роса», – сказал он, обращаясь к Цянь-сюэ. – Я еще говорил, что этот чай дает настоящий цвет после трех-четырех заварок. Зачем ты подала мне вновь заваренный?
– Тот чай я оставила, но пришла няня Ли и выпила, – ответила Цянь-сюэ.
Бао-юй с яростью швырнул на пол чашку, которую держал в руках; раздался звон, чашка разлетелась вдребезги, и чаем забрызгало юбку Цянь-сюэ.
– Она такая же госпожа, как ты! – вскочив с места, обрушился он на Цянь-сюэ. – Что вы ее все так уважаете? Младенцем я всего-навсего несколько дней пил ее молоко, а сейчас она так зазналась, что ставит себя чуть ли не выше моих предков! Вон ее, вон, всем от этого только легче станет!
И он заявил, что немедленно пойдет и доложит обо всем матушке Цзя.
Си-жэнь, которая только притворялась спящей, чтобы подразнить Бао-юйя, слыша, что он завел разговор об иероглифах и спросил о пирожках, решила, что пока можно не вставать; но когда он разбушевался и швырнул чашку, она поспешно вскочила на ноги, чтобы унять его. Однако в это мгновение прибежала служанка от матушки Цзя и спросила:
– Что случилось?
– Я только что наливала чай, поскользнулась и разбила чашку, – ответила Си-жэнь.
Вслед за тем она принялась уговаривать Бао-юйя:
– Если уж ты хочешь ее выгнать, пусть будет по-твоему. Мы тоже хотим уйти, так воспользуйся случаем и заодно выгони нас всех. Тогда тебе не придется сокрушаться, что у тебя нет хороших служанок!
При этих словах Бао-юй умолк. Си-жэнь и другие служанки помогли ему забраться на кан и раздеться. Никто не мог понять, что говорил Бао-юй дальше; язык у него заплетался, глаза еще больше помутнели, поэтому его поспешили уложить спать. Си-жэнь сняла с шеи Бао-юйя «драгоценную яшму, в которую вселилась душа», завернула ее в шелковый платочек и сунула под матрац, опасаясь, как бы утром, когда он снова наденет ее, она не была холодной.
Коснувшись головой подушки, Бао-юй сразу уснул. Все это время мамка Ли и другие пожилые служанки находились поблизости, но, зная, что Бао-юй пьян, не осмеливались войти, и только удостоверившись, что Бао-юй улегся спать, они спокойно разошлись по домам.
На следующий день, когда Бао-юй проснулся, ему сообщили:
– Господин Цзя Жун из дворца Нинго привел Цинь Чжуна на поклон.
Бао-юй тотчас поспешил ему навстречу и повел поклониться матушке Цзя. Красивая внешность и приятные манеры Цинь Чжуна понравились матушке Цзя, и она решила, что Цинь Чжун может учиться вместе с Бао-юйем. Матушка Цзя была так довольна, что оставила Цинь Чжуна пить чай, завтракать, а затем велела представить его госпоже Ван и всем остальным. Так как все без исключения любили госпожу Цинь, то и ее младший брат произвел на всех благоприятное впечатление.
Когда настало время уходить, все наперебой старались оказывать Цинь Чжуну всяческие знаки внимания. Матушка Цзя подарила ему маленький вышитый кошелек и золотую фигурку бога Куй-сина в знак того, что Цинь Чжун всегда должен находиться в «согласии с богом – покровителем науки».
– Твоя семья живет далеко, – говорила она Цинь Чжуну. – Ездить оттуда на занятия тебе, пожалуй, будет не совсем удобно, особенно в холод или в жару, так что лучше живи у нас. Только смотри, будь все время со вторым дядей Бао-юйем и не перенимай дурных привычек у учеников, которые не хотят прилежно учиться.
Цинь Чжун со всем почтительно соглашался, а когда вернулся домой, подробно рассказал об этом отцу.
Отец Цинь Чжуна, по имени Цинь Бан-е, служил в управлении строительства. Ему было уже более шестидесяти лет, жена его давно умерла. Так как в молодости своих детей у него не было, он взял в сиротском доме на воспитание мальчика и девочку. В то время ему было пятьдесят лет. Однако мальчик вскоре умер, и осталась только девочка, детское имя которой было Кэ-эр. Когда девочка немного подросла, ее имя изменили на Цзянь-мэй. Она была стройна, красива, немного кокетлива и обладала мягким характером. У старика были отдаленные родственные связи с семьей Цзя, куда он и выдал замуж свою воспитанницу.
Когда Цинь Бан-е было пятьдесят три года, у него родился Цинь Чжун, которому сейчас исполнилось двенадцать лет. В прошлом году его учитель уехал домой на юг, и Цинь Чжун вынужден был сидеть дома и повторять пройденное, поэтому отец подумывал, как бы поговорить со своими родственниками из семьи Цзя и пристроить сына в их домашнюю школу. К счастью, Цинь Чжун встретился с Бао-юйем, узнал от него, что домашней школой рода Цзя ведает ученый-конфуцианец Цзя Дай-жу, и отец был очень рад, что сумеет устроить сына в школу, надеясь, что тот будет успешно учиться и это даст ему возможность добиться известности и сделать карьеру. Цинь Бан-е смущало лишь то, что сын его все время будет находиться вместе с детьми богатых и знатных родителей, поэтому, чтобы не уронить свое достоинство, неизбежны были большие расходы. Однако во имя будущего сына он не останавливался ни перед чем. Собрав, откуда только было возможно, двадцать четыре ляна серебра на подарки, которые полагалось подносить при первой встрече, он вместе с Цинь Чжуном отправился к Цзя Дай-жу. После этого Бао-юй избрал счастливый день, когда Цинь Чжун впервые вместе с ним должен был пойти в школу. И с этих пор в школе начались скандалы.
Но об этом мы расскажем в следующей главе.
章节结束
Глава девятая,
из которой можно узнать о том, как Ли Гуй получил наказ наставлять дурного мальчишку и как Мин-янь, рассердившись на сорванцов, учинил скандал в школе
Цинь Бан-е и его сын ожидали письма от семьи Цзя с сообщением о начале занятий в школе. Бао-юй был так нетерпелив в своем желании поскорее встретиться с Цинь Чжуном, что решил непременно идти в школу через три дня, о чем и не замедлил известить своего друга письмом.
В тот день, когда Бао-юй проснулся, Си-жэнь, которая уже успела собрать и привести в порядок книги, кисти для письма и другие школьные принадлежности, грустная и задумчивая сидела на краю его кровати. Как только Бао-юй поднялся с постели, она стала помогать ему причесываться и умываться.
– Дорогая сестра, почему ты так невесела? – спросил Бао-юй, заметив печальное выражение на лице Си-жэнь. – Неужели ты боишься, что, если я буду посещать школу, я охладею к вам?
– Зачем ты говоришь ерунду! – упрекнула его Си-жэнь. – Ученье – дело хорошее! Не учиться – значит напрасно жить на свете. Только об одном тебя прошу: когда читаешь – пусть все твои мысли будут заняты книгой, когда не занимаешься – думай о доме. И смотри, не балуйся с мальчишками, не то узнает твой отец, а с ним шутки плохи! Хоть ты и говоришь, что преисполнился решимостью учиться, но, по-моему, время занятий следует ограничить – захватишь слишком большой кусок, не сможешь его проглотить, да и здоровье нужно беречь. Это лишь мое собственное мнение, но все же подумай над моими словами.
На каждую фразу Си-жэнь юноша отвечал кивком головы.
– Твой халат на меху я уложила в узел и отдала слугам, – продолжала между тем Си-жэнь. – Если в школе будет холодно, наденешь его сам, потому что там некому будет о тебе заботиться, как дома. Грелки для рук и для ног я тоже туда отослала, требуй, чтобы слуги подавали тебе их, когда понадобится. Ведь все они лентяи, и если им не напомнишь, они только рады будут. Чего доброго, еще заморозят тебя!
– Не беспокойся, я сам справлюсь, – пообещал ей Бао-юй. – Только вы здесь не скучайте, почаще ходите гулять с сестрицей Линь Дай-юй.
Пока они разговаривали, Бао-юй оделся и собрался, и Си-жэнь стала торопить его пойти навестить матушку Цзя, Цзя Чжэна и госпожу Ван.
Поговорив немного с Цин-вэнь и Шэ-юэ, Бао-юй, наконец, отправился к матушке Цзя, которая тоже не упустила случая, чтобы сделать ему кое-какие наставления. Потом Бао-юй повидался с госпожой Ван и, выйдя от нее, направился в кабинет Цзя Чжэна.
В это утро Цзя Чжэн сидел у себя в кабинете и вел праздную беседу с молодыми людьми из числа приживальщиков дома, как вдруг к нему вошел Бао-юй, справился о здоровье и сообщил, что отправляется в школу.
Язвительная, холодная усмешка промелькнула на губах Цзя Чжэна:
– Этими словами «иду в школу» ты прямо-таки заставляешь меня сгорать от стыда! Я бы сказал, что ты идешь играть в бирюльки – это было бы вернее! Погляжу я на тебя, и кажется, что ты только пачкаешь пол, на котором стоишь, и оскверняешь дверь, к которой прислоняешься!
– Зачем вы так строги с ним? – засмеялись гости, вставая. – Если ваш сын начнет старательно заниматься, то, гляди, годика через два-три и прославится. Ведь не будет же он вести себя так, как в прежние годы. – А тебе, братец, нечего медлить, – добавили они, обращаясь к Бао-юйю, – время уже к завтраку.
И тотчас два старика под руки вывели Бао-юйя.
– Эй, кто там из слуг сопровождает Бао-юйя? – крикнул Цзя Чжэн в дверь.
Снаружи отозвалось несколько голосов, и на пороге появились три или четыре рослых детины: они опустились на колени перед Цзя Чжэном и справились о здоровье. В одном из них Цзя Чжэн узнал Ли Гуя, сына кормилицы Бао-юйя, мамки Ли.
Обращаясь к нему, Цзя Чжэн спросил:
– Вы с Бао-юйем целыми днями пропадаете в школе, скажи мне, наконец, какие книги он прочел? Наверное, запомнил наизусть несколько легкомысленных рассказиков да научился всяким проделкам! Вот погоди, освобожусь, так с тебя с первого шкуру спущу, а потом и с этим тупицей рассчитаюсь!
Перепуганный Ли Гуй сдернул с головы шапку. Отвесив земной поклон, он произнес «Слушаюсь!» и добавил:
– Старший брат Бао-юй выучил три раздела «Шицзина»* до какой-то там песни: «Оленей, оленей вдали слышен зов, там лотосов листья и ряска прудов»[44]. Ей-ей, не смею вам лгать!
Все так и покатились со смеху. Цзя Чжэн, который тоже не мог сдержать улыбку, сказал:
– Боюсь, что, если он выучит еще тридцать разделов «Шицзина», толку будет не больше, чем, «заткнув уши, красть колокол» – просто обман людей! Так что пойди, справься о здоровье господина учителя и передай ему от меня: «Не нужно приводить всякие легкомысленные пустые истории для объяснения «Шицзина» и древних текстов; первым долгом заставьте Бао-юйя выучить «Четверокнижие». Это сейчас самое важное».
Ли Гуй еще раз произнес «Слушаюсь» и, заметив, что Цзя Чжэн замолчал, поднялся с колен и вышел.
В это время Бао-юй, затаив дыхание, в одиночестве стоял за дворовыми воротами и поджидал, пока слуги выйдут, чтобы вместе отправиться в школу.
Между тем Ли Гуй, отряхивая на себе одежду, говорил Бао-юйю:
– Слышал, брат? Сначала собираются с нас шкуру спустить! У других людей слуги, сопровождающие хозяина, пользуются почетом и уважением, а мы вот за тебя только терпим понапрасну ругань и побои. Хоть бы пожалел нас!
