Читать книгу Хроники Нордланда. Цветы зла (Наталья Свидрицкая) онлайн бесплатно на Bookz (25-ая страница книги)
bannerbanner
Хроники Нордланда. Цветы зла
Хроники Нордланда. Цветы злаПолная версия
Оценить:
Хроники Нордланда. Цветы зла

5

Полная версия:

Хроники Нордланда. Цветы зла

– Ты помешался на Алисе своей.

– Да, помешался. И ни фига мне от этого не стрёмно.

– А если я заставлю тебя выбирать: Я, или Алиса, кого ты выберешь?

– Ты этого не сделаешь. – Гэбриэл замер. Он потихоньку убирал с постели Гарета тарелки и пустые бутылки, камзол и сапог, стряхнул крошки, расправил покрывало и замер с подушкой в руках, собираясь её взбить.

– Почему это?

– Потому, что я не стану выбирать. А если будешь заставлять, я и в самом деле залезу повыше и сигану вниз.

– Идиот!

– Придурок!

Гарет попытался встать и стукнуть Гэбриэла, но ноги отказались стоять, и он рухнул бы, если б брат его не поймал, не подхватил под мышки и не взгромоздил на постель. Стянул с него второй сапог:

– Пьяница! Спи уже давай!

– Не смей мне ком… дыво… командыво… тьфу! Я будущий король и твой сю-ю-узерен, понял?! Вив ле руа! И королева вив… мать её в жопу! Тащи сюда Мину, слышал?! Бабу хочу! И не смей мне Рыжика обижать, я её люблю, понял?!

– Понял, понял. – Гэбриэл кое-как придал брату удобное положение, и сунул под голову взбитую подушку. – Спи. Утром поговорим!

– А песенку? – Капризно спросил Гарет, у которого уже не открывались глаза.

– Ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля, ля-ля. – Фыркнул Гэбриэл, нахлобучил на брата ещё одну подушку и пошёл к себе.

– Ля-ля! – Хихикнул Гарет, стаскивая подушку с лица и сладко зарываясь между ними.


Габи прогнала служанку, которая помогла ей раздеться, забралась под легчайшее одеяло, набитое лебяжьим пухом, и достала из тайника картинки, отнятые у Беатрис. Они вызывали у неё двойственное чувство: с одной стороны, они, несомненно, вызывали у неё отвращение. Они и исполнены были дурно, у той, что их нарисовала, не было ни таланта, ни вкуса, ни чувства меры; и сделаны были на дешёвом картоне, дешёвыми же красками. Но с другой стороны, они иллюстрировали ту сторону жизни, о которой Габи ничего не знала – знатной девице не следовало вообще что-то об этом знать… Но знать-то хотелось. Габи было почти семнадцать, и чувственность давно пробудилась в ней и томила и тревожила её неосознанными порывами и непонятными желаниями. Презирая всех своих дам и ставя их на одну доску с простыми служанками, Габи не откровенничала и не дружила с ними. Гарет был абсолютно прав насчёт неё: Габи была так же глупа, как и красива, и при том невероятно спесива, её придворные дамы, служанки и горничные едва ли не вешались из-за неё и её капризов. Габи считала своим долгом изводить всех вокруг сутки напролёт, при этом уверенная, что это её все доводят, раздражают и ненавидят. Она была из тех недалёких и эгоцентричных натур, которые и помыслить не могут, что кто-то может забыть о ней, не думать о ней, и делать что-то, не принимая её во внимание; так что если кто-то поступал не так, как ей того хотелось, Габи была уверена, что это обязательно назло ей, а не для собственных нужд. Единственная дочка, любимая племянница, красавица, графиня, хозяйка Хефлинуэлла, она была несокрушимо убеждена в своей исключительности и величии. Свататься к ней женихи начали еще четыре года назад. Среди них были принцы, герцоги, в том числе Далвеганский, и даже короли европейских держав. Примерно год назад впервые пошла речь о том, что Хлорингам необходимо породниться с Эльдебринками; Седрик Эльдебринк считался самой подходящей для Габи партией. Габи считала, что он стар – ему было двадцать семь, – что на портрете у него отвратительная борода, и вообще, она хотела выйти замуж за иностранного короля, желательно, французского, и покинуть этот унылый провинциальный остров! По своей глупости и эгоистичности, она и слушать не хотела о сложном положении Острова и Хлорингов, о том, что союз с севером им просто необходим – ничто из того, что не касалось её лично в данный момент, её не интересовало. Даже возвращение двоюродного брата она расценила, лишь как возможность для себя лично избежать нежеланного брака: пусть теперь Гэбриэл женится на Софии Эльдебринк, а её оставят в покое! И вообще… Нет, всё-таки, отвратительно!!! Чувствуя возбуждение и тревожное томление внизу живота, Габи торопливо сунула картинки под подушку. Всякий раз она собиралась их сжечь, и всякий раз что-то мешало… Противные, гадкие, да, но…

Надо посмотреть на этого новичка-армигера, о котором все говорят, на этого полукровку, который приехал с Севера вместе с новообретённым братцем Гэбриэлом. Те дамы и служанки, которым посчастливилось на него взглянуть, просто закатывают глаза и млеют, овечки. Габи ни за что не поверила бы, но собственного мнения у неё не было никогда. Она чутко улавливала общую тенденцию, общую тему, и всегда любила и ценила то, что модно и правильно было любить и ценить. Даже её любовь к Франции и Бургундии была не её собственная – ведь, по сути, она ничего об этих странах не знала, кроме того, что Бургундия – законодательница мод, а у французов очень красивый язык. Все восхищались Иво, и Габи чувствовала, что просто обязана на него взглянуть и оценить… Хотя на самом-то деле она уже всё оценила заранее.


После бурных ласк, обмена впечатлениями, новых признаний и новых ласк, Гэбриэл и Алиса просто лежали рядом в постели. Гэбриэл облокотился о подушку, рассматривая в свете камина и свечи Алису, трогая и накручивая на пальцы её рыжие кудри.

– Гэбриэл, – она в ответ поглаживала его руку, – неужели мы в самом деле поженимся?

– Да. – Ответил он. – Я попрошу благословения у отца, и сделаю тебе предложение. У нас будет помолвка…

– Это как?

– Мы при всех отдадим друг другу руки и сердца. И все будут с этого дня знать, что мы принадлежим друг другу.

– Правда?! – Глаза Алисы засияли. – И я смогу обнять тебя и поцеловать при всех, да?!

– Да хоть сколько.

– Гэбриэл, это так здорово!!! А свадьба – это как будет?

– Ну, я сам ещё не знаю толком. Но Гарет говорит, что будет очень торжественно, на тебе будут красивое платье и драгоценности, приедет королева поздравить нас, разные там герцоги, и бароны, и всё такое, и все будут на нашей свадьбе… А потом будет пир, в парадной зале замка, и на нем будут все самые крутые люди Острова… Ну, как-то так.

– Ой! – Пискнула, поёжившись, Алиса. – Я не могу поверить! Ну Гэбриэл, признайся, признайся, ты тоже в это не веришь?!

– Я знаю одно: нас уже никто не сможет разлучить. С платьем и драгоценностями, или без, но мы теперь навсегда вместе. На-всег-да. – Повторил раздельно и весомо, целуя её в лоб. – Поняла?

– Да. – С обожанием взглянула на него Алиса.

– Ты самая красивая девочка во всём мире. – Прошептал Гэбриэл после долгой паузы, в течение которой смотрел на неё, не отрываясь. – Ты волшебство, ты – мой рай… Я до сих пор никак не привыкну к тому, до чего ты прекрасная. Смотрю, и сам себе не верю!

– Ты тоже. – Возразила Алиса, проведя пальчиками по его лицу. – Ты тоже самый красивый.

– Знаешь, – помрачнел Гэбриэл, – кто видел мою спину, те в ужас приходят. Я уже боюсь слуг, закрываюсь от всех. Она в самом деле такая страшная?

– Мне больно её видеть. – Призналась Алиса. – Но не потому, что она страшная. А потому, что тебе было так больно… Так ужасно больно!.. И я всё время думаю об этом, когда вижу её. Мне так жаль, что тебе пришлось всё это вынести! Я даже плачу иногда потихоньку, когда об этом думаю!

– А я думаю… – Гэбриэл откинулся назад. – Только сначала выслушай меня, не спорь, ладно?.. Я думаю: ты настолько лучше меня, умнее меня, образованнее, и всё такое… В сущности, Солнышко, ты и не видела никого, правда же? Ну, я имею в виду, ты никогда не видела мужчин, и вдруг тут я, и я просто позаботился о тебе, помог тебе и защитил, но на самом-то деле у тебя даже выбора не было… Ты могла бы…

– Гэбриэл! – Алиса закрыла его рот пальчиками. – Ты что говоришь?! Ты забыл о нашей с тобой помолвке?.. Ты забыл, как мы впервые встретились? Гэбриэл!!

– И правда… Дурак какой-то! – С облегчением фыркнул Гэбриэл, поворачиваясь к ней. В окно заглядывала растущая луна, потрескивал огонь в камине, пел за окном соловей на фоне неумолчного пения цикад; пахло цветами, дождём и мокрой землёй. Они были счастливы так, как не были ещё никогда; в таком счастье, абсолютном, истовом, безграничном, может быть, и заключается смысл жизни, иначе зачастую совершенно невыносимой и беспросветной?

Черногорск, 28 февраля 2018 года


Часть вторая Сумерки

1.

Это уже стало привычно: делать паузу в какой-то момент, отдохнуть и подумать. Я думаю о счастье. О своём, чужом… Я не единожды читала в книгах, и слышала от людей, считающих себя мудрыми, что счастье – обман, иллюзия. Слышала, что всё на свете – обман, что нет дружбы, нет верности, нет ничего, и главный обман – это любовь. Мне странно это слышать. Я была и счастлива, и несчастна; я была в отчаянии, я прощалась с жизнью, я самую жизнь считала недоступной для себя роскошью; я не верила в любовь, я поверила в неё, потому, что полюбила сама. Были в моей жизни минуты, часы, месяцы даже, когда я не верила вообще ни во что. Но были и прекрасные моменты, моменты такого счастья, когда ты просто на седьмом небе и даже не веришь до конца самому себе. Да, это проходит. Да, можно даже разочароваться со временем в том, что дало такое счастье… Но ведь оно БЫЛО! Как можно отрицать это только потому, что что-то изменилось?.. Всё меняется. В этом печаль этого мира, но и его надежда. Жить вечно одним чувством, одним днём, одним счастьем – это же… Скучно? Глупо?.. Мы так устроены, что сами разрушим то, что стало слишком однообразно. Люди – и другие существа, – меняются, и я сегодняшняя – это уже другая я, не та, что была два года назад. И люди, окружающие меня, и мои друзья, даже мои любимые – они тоже меняются. Хорошо, если меняемся мы так, что остаёмся близки… Но мы можем измениться и так, что пути наши разойдутся. Это не повод возненавидеть и отвергнуть то прошлое, что объединяло нас. Это даже не всегда предательство. Суета сует?.. Когда я впервые прочитала это, мне очень понравилось, показалось таким мудрым! А теперь мне жаль этого мудреца. Смысл жизни – в счастье. Когда мы в какой-то момент забываем всё плохое, и самозабвенно счастливы, то – пусть это всего лишь момент! – мы живём, и Бог улыбается, замечая нас. А все наши потуги что-то постичь, что-то познать, чего-то достичь – это и есть та самая суета сует, в которой мы делаемся неинтересны и не нужны. Не правда то, что наш мир жесток и ужасен. Это неправда! Я смотрю на море со скалы, на которой сижу с принадлежностями для письма, и у меня дух захватывает от красоты окружающего меня мира. Всё плохое в нём – от нас самих. Эльфы говорят: дьявола нет, его создали люди. У него нет власти, кроме той, что люди сами дают ему. И я в это верю. Когда кто-то становится жертвой шантажа – кто виноват в этом? Шантажист? Или сам человек, который солгал, согрешил, украл – и теперь его есть, чем держать?.. И преступления множатся, разрастаются, как снежный ком. В желании скрыть малый грех, человек идёт порой на гораздо более страшный, но разве кто-то толкает его к этому, кроме его собственных тщеславия, глупости, нечестности?.. А алчность! Вот уж, воистину, король грехов! Я вижу людей, которые порой само своё желание любой ценой разбогатеть возводят в добродетель, хвастают им, оправдывают им самые позорные свои дела.

Про разврат я даже вспоминать не хочу. Довольно с меня этого… Лишь одно меня до сих пор удивляет и где-то… возмущает. Один из самых поганых в этом отношении людей, каких я знала – а знала я худших из них! – в момент, когда его настигла расплата, вопросил, и так искренне, с таким надрывом: «Господи, за что?!» – и этот вопль стоит в моих ушах по сей день. Он кричал это перед нами, перед нами!!! Перед теми, кого он пытал, унижал, бил, истязал месяцами, доводил до отчаяния, до смерти, отправлял на смерть и пытки… Для меня до сей поры величайшая тайна – как он ухитрялся ладить со своей совестью? ведь каждый человек с детства твёрдо усваивает, что такое грех, что можно, что нельзя? И он не исключение – он был ребёнком, его нянчила мать, или кто там его нянчил, он ходил в церковь, он знал, что делает! Как, КАК?! Я не понимаю! Он был совершенно искренен – он обращался с этим вопросом к тому, кто назвал грехом всё, что тот делал, и обещал расплату за эти грехи! И я понимаю своего друга – он порой говорит, что не удовлетворён тем, что сделал, что он хотел бы, чтобы те, кто так поступал с нами, осознали бы, что сделали, поняли бы, за что платят, чтобы восторжествовала справедливость… А так – словно что-то так и осталось незавершённым, недоделанным. Осталась какая-то неправильность, и порой она… беспокоит меня. Не настолько, чтобы я о чём-то пожалела. Так… сама не знаю, зачем я вообще об этом думаю. Как бы оно ни было, изменить всё равно ничего нельзя. Всё есть так, как оно есть. И я счастлива. Теперь, наконец, полностью, окончательно, счастлива.

Но я забыла ненадолго о своих героях. Я оставила их в один из самых счастливых моментов их жизни – ну, некоторых из них. До этого момента они все… мы все, – думали, что всё уже произошло, что мы достигли пика своей жизни, что теперь всё уже будет так, как есть, навсегда. Нам и в голову не приходило, что это даже ещё не начало… И разве кто-то из нас мог представить себе этот город, и нас в нём?! Даже так: разве мы смели о нём хотя бы мечтать?!

Эта часть моей истории была приятной для меня. Мне приятно было вспоминать и описывать почти всё, что я описала. Для каждого из нас в эти дни начиналось нечто новое, неожиданное, судьбоносное. Что-то такое, что и не мерещилось нам в нашем неведении. Начало этому, этой лавине, одних похоронившей, одних вознёсшей, многое разрушившей, положила, как я сейчас понимаю, любовь Гэбриэла и Алисы… Многие ненавидели Драйвера, многие проклинали, многие призывали на его голову все проклятия и кары неба и ада… А победила его любовь. Разве это не странно, и не показательно?.. Но я уже очень далеко ушла от своей повести. Я продолжу. И так…


Глава первая Шторм


Поездив по окрестностям – Гакст был прав, на эльфа, за которого все принимали эльдара Шторма, никто не обращал особого внимания, – Шторм довольно скоро выяснил, что первое время орудовать здесь будет не сложно и практически не опасно: люди здесь привыкли к безопасности и покою. Охрана была, в каждой деревне стояли стражники, от трёх в маленьких посёлках, до пары десятков в больших, – но эти стражники совершенно обленились, не встречая ничего серьёзнее мелких краж, вроде похищенной курицы или поросёнка, или браконьерства. Гестен, науськивающий его несколько дней, предлагал начать с мелких преступлений, убийств купцов, изнасилований, похищений, поджогов, а потом устроить какой-нибудь хороший погром, но Шторм рассудил иначе. Нужно будет устроить несколько хороших погромов, а уже потом промышлять по мелочам. После первых же погромов Хлоринги спохватятся и усилят охрану, и его миссии придёт конец. У него было сорок человек – не человек, конечно, но проще будет называть их так, – почти все полукровки, из тех, кто мало бывал за пределами Редстоуна. Шторм ни на секунду сам не задумался над тем, почему бы это. Хозяин сказал, что это их шанс выслужиться, и Шторм верил. Твёрдо намеренный выслужиться, чего бы это ни стоило, он тщательно спланировал свои действия. Гестен выдал им всем одежду, скопированную с эльфийских доспехов, которые носили практически все бандиты-полукровки в Нордланде, они были крепкими, надёжными, и при том очень лёгкими и не стесняющими движений. По аналогии с бандами Птиц, Кошек и Змей, люди Шторма теперь именовались Псами, и на кожаных доспехах был выбит логотип: собачья голова. По Пойме Ригины уже полз слух, будто Гор, которого здесь знали, как графа Валенского, или Гэбриэла Персиваля Хлоринга, был членом северной банды, и Гестен, смеясь, предложил Шторму, чтобы его люди как-то донесли до обитателей Поймы, будто Псы – это и есть соратники Гора. «К примеру, – говорил он, – при налёте убивайте не всех, и громко говорите между собой о нём, словно о своём вожаке, что, дескать, ничего вам не будет, потому, что граф Валенский вас крышует. Пусть выжившие расскажут это остальным». Шторм, как уже было сказано, был не глуп, и согласился, что это очень хорошая идея. Разделив своих людей на три группы: большую, в двадцать человек, возглавил сам, две меньших, по десять, отдал под начало Курта, полукровки со шрамом через всё лицо, и Хвата, тоже полукровки, – Шторм велел им устроить временные базы в заброшенных лесопилках, и после каждой акции менять место, благо, заброшенных лесопилок и простаивающих водяных мельниц в округе было много. Три первых больших налёта он планировал устроить в больших посёлках: в Ельнике, в Яблоновке и в Орешках. Эти посёлки находились на границе обитаемых земель, и здесь люди вообще не боялись никого и ничего: кто мог сюда сунуться, когда с одной стороны лежали обитаемые благополучные области Поймы, а с другой – неприкосновенный Элодисский лес, откуда к ним не приходила беда ни от эльфов, ни даже от волков?.. Шторм побывал во всех этих посёлках, и убедился, что стражники там даже оружие держат в своих караулках, и у каждого там уже есть либо свой огородик, либо подработка у местных, а то уже и своя семья и хозяйство. Неожиданное нападение обещало быть успешным и безопасным – эти пентюхи пока ещё вооружатся, пока ещё на себя свои латы напялят! Он сам, лично, успеет прирезать их до этого несколько раз. Когда он объяснял это своим людям, они смеялись и горели предвкушением: Шторм сказал, что можно всё. Вообще всё. Единственное условие – оставить несколько живых, которые расскажут потом то, что нужно, но живых – не обязательно целых и здоровых.

– Девок и баб с собой в наши схроны не тащить! – Приказал категорично. – Развлекайтесь, как хотите, но использованных бросайте на месте. Это всегда след, а нам следы ни к чему.

– А пацанов? – Спросил Курт, и кое-кто захихикал, но Шторм так глянул на Курта, что тот даже улыбаться перестал.

– Ты меня понял. – Холодно, но с таким бешенством в тёмных глазах произнёс Шторм, что Курт только серьёзно кивнул:

– Да понял я, понял. Бросаем на месте.

– И если наткнётесь где по дороге на баб и оттрахаете, то тоже на месте бросайте.

– А можно трахать?..

– Можно. Нужно. Они должны взвыть здесь от страха и возненавидеть Хлорингов, которые не могут их защитить.

– А если смогут? Дикую Охоту-то Хлоринг на колья посадил, сука.

– Он за это заплатит, дай срок. А Охоту он схватил потому, что те страх потеряли и вообще перестали прятаться и бояться. А мы будем умнее. Мы будем умнее?..

– Будем. – Курт мечтательно усмехнулся. – Есть тут близ Блумсберри одна Чуха наглая… Ох, и проучу я её!..


Драйвер ворвался в дом Барр среди ночи, через потайной ход – открыто он к ней никогда не приходил, так же, как и она открыто никогда не посещала Редстоун. Хозяйки дома не было, она собиралась отправиться в Пойму Ригины, в Блумсберри и Гранствилл, чтобы что-то сделать с епископом Олафом и на месте разведать, что и как. Но на этот случай у Драйвера был способ, вызывающий у него отвращение и страх, но действенный: связь через мёртвое тело. Барон достал из сундука дохлую крысу, уже основательно провонявшую, бросил её на небольшой алтарь и проделал все необходимые манипуляции, зажимая нос платком. Через несколько минут крыса задрожала, из оскаленной пасти, сквозь жёлтые резцы, запузырилась вонючая пена. Драйвер страдальчески сморщился: как он это ненавидел! Но это было удобно; без этого – никак…

– Говори… – Отчётливо услышал он в сипении и хлюпанье, и торопливо, зная, что времени очень мало, заговорил:

– Что-то происходит… Замок дрожит, по стенам идут трещины, запах дыма стоит… Не знаю, что делать!

– Я скоро буду. – Надсадно выкашлянула крыса и скрючилась, сильнее пуская вонючую пену. Драйвер подхватил её за кончик хвоста платком и вместе с платком бросил в камин, вновь зажав рот и нос. Бросился прочь, гадая: скоро – это как?.. Ему было очень страшно. На предложение Барр, которую он из минутной прихоти спас от церковного суда и казни, Драйвер соглашался охотно, но он и подумать не мог, что всё обернётся такими сложностями и проволочками! Ведьма утверждала, что всё идёт хорошо, но Драйвер начал бояться, что на самом деле всё идёт как-то не так, и существо, которое воплощается в глубинах Красной Скалы– это вовсе не его опекун и наставник, не Райдегурд. А что-то совершенно другое… И очень, очень страшное. Но поделать он уже ничего не мог, и без Барр обойтись не мог уже тоже. Что бы ОНО ни было, но только ведьма знала, как усмирить ЭТО, и как с ним обращаться.


Когда-то – и ему странно было думать об этом, и, пожалуй, что и больно, – Теодор искренне считал Райдегурда преступником, восхищался своим спасителем и мечтал быть похожим на него и равным во всём, мечтал быть его другом, почти верил, что уже им стал. Любил эльфийку, и старался стать достойным её, со всей серьёзностью боролся с дурными мыслями и чувствами в себе, и каждую маленькую победу ставил себе в заслугу необычайную, считая, что и другие, особенно Гарольд и Лара, должны восхищаться этими победами и во всём поддерживать его на пути к совершенству. А они его… презирали. Гарольд никогда не был его другом, он жалел его и тяготился им, скрывал это, но отношение прорывалось, принц Элодисский не умел быть коварным и скрытным. А Лара… та и не скрывала. Когда она жестоко высмеяла его, Теодор вызверился на неё в ответ и был уверен в этот миг, что и Гарольд, его кумир, его друг, встанет на его сторону и отвернётся от жестокой надменной твари. А кумир встал на сторону эльфийки, ранив Теодора в самое сердце и превратив обожание в лютую ненависть. Вот тогда, в один миг, Драйвер и осознал, что он не друг Хлорингу; что он для него – ничто, жалкое, жалеемое и презираемое ничто!!! И он до сих пор не забыл ту страшную боль и то отчаяние, что охватили его. И до сих пор ненавидел Хлоринга, до сих пор готов был на всё, чтобы уничтожить его. Вернувшись в Редстоун, он очень быстро понял, что не может взять верх над своим врагом ни формально, ни морально, никак – что он слишком слаб во всех смыслах. Но был кое-кто, кто мог бы… И Драйвер вспомнил об амулете, который Райдегурд зачаровывал, чтобы превратиться в лича после смерти. И который сохранил. Правда, главным образом, из-за ценности – амулет был из драконьего золота и, как утверждал Райдегурд, драконьего же камня, почти чёрного, с вишнёвым огнём в глубине. Что делать с амулетом и как завершить процесс превращения колдуна в лича, Драйвер не знал, но знала Барр…

Вернувшись к себе, Драйвер не мог успокоиться и ходил по своим покоям, сильно растирая и заламывая пальцы. Ему всё не верилось, что дни благоденствия и везения кончились, и всё плохо и становится только хуже. Всё казалось: ещё немного, и всё устаканится, ему опять повезёт, как везло до сих пор практически во всём. Драйвер считал своё везение доказательством своей правоты и покровительства высших сил. Наверное, права Александра: бога и ангелов никто не видел, и никто никогда не видел, как они карают или чудесно спасают кого-то. Столько происходит вокруг зла и несправедливости, а небесному воинству – хоть бы хрен! Зато зло – реально. Оно существует, и торжествует. И награждает! Драйвер верил, что вернувшись, его господин наградит его, уничтожив всех его врагов и наказав всех, кто был несправедлив или непочтителен к нему. И надменный Кенка, и безжалостный Скоггланд – все они узнают силу и ярость! А он, Драйвер, станет его первым помощником, его верным слугой, и пожнёт все плоды любовно взращённых цветов зла. Он хотел себе Хефлинуэлл. Всё, что имел Хлоринг, было мечтой Драйвера. Даже так: только то, что имел Хлоринг, и было ценно и желанно для Драйвера! Барон хотел его коня, его оружие, его одежды, его замок, его жену, его детей. Он красил волосы в точно такой же чёрный цвет, копировал его стиль, его манеры, его голос и улыбку, ездил на точно таком же белоснежном олджерноне, и считал, что только после смерти Хлоринга заживёт полной жизнью и задышит полной грудью. Ему было невыразимо-приятно думать о том, что принц Элодисский совсем сдал после того, как лишился жены и сына. Жаль, что не обоих, но и так было хорошо. Получалось, что он, Драйвер, теперь владеет его жизнью и смертью, счастьем и бедой! И от него одного зависит, добить ли его окончательно, сообщив ему подробности того, что стало с его женой и сыном, или же подождать… И знать теперь, что сын вернулся к нему, знать, что Гарольд Хлоринг теперь в курсе его подлости и преступлений было… тяжко. Видно, в недрах его поганенькой душонки остались какие-то отголоски прежнего восхищения и уважения, потому, что эти мысли причиняли Драйверу нешуточную боль. Всё вдруг стало плохо, всё, и не только это!..

Как и обещала, вернулась Барр быстро, потратив на дорогу от Блумсберри до Найнпорта всего четыре дня. С нею прибыла крытая повозка, из которой слуги вытащили три извивающихся мешка, тщательно перевязанных верёвками, и внесли в дом, и дальше, вслед за Барр, шагавшей так стремительно, что полы её чёрного одеяния развевались за её спиной, понесли через чёрный ход и цепь пещер и галерей, в Сады Мечты.

bannerbanner