Хроники Нордланда. Грязные ангелы

– Понимаю…

– Нет, не понимаешь. Эльфы не читают мыслей, но все они эмпаты и хорошо чувствуют намерения и отношение людей. Их бесит двуличие людей, которые почти всегда думают одно, а говорят другое. Они нуждаются в защите от вас, от ваших похоти, лжи и агрессии, и потому так подчёркнуто игнорируют вас. Не принимай это на свой счёт, прошу. Для эльфов люди – малопонятные и малоприятные существа.

– А для вас?

– Я сам наполовину человек.

– Вы эльфинит – сын эльфийки. Я узнавал; эльфы гораздо больше почитают кровь матери, чем отца. Эльфинит равен эльдару, а в чём-то и превосходит его. Эльфинитам эльфы позволяют селиться в своих городах и принимают их почти, как равных.

– Ты хорошо изучил вопрос! – Засмеялся Гарет. – Да, эльфы считают, что мать даёт куда больше, чем отец. Потому и нет браков между эльфийками и людьми.

– Патрон!

– Мы – исключение. Единственное исключение. Хлоринги – не люди в полном смысле этого слова; мои предки мешали кровь с эльфами не один раз. Мы потомки Белой Волчицы Элодиса, Дрейдре, которая в своё время была таким же сокровищем эльфов, как и моя мать. Если бы я жил с эльфами, они принимали бы меня за своего, я был бы им равен… И даже более того, как внук двух Перворожденных. Но я живу человеческой жизнью, и это мой собственный выбор. Я намеренно давлю в себе всё эльфийское. Они осуждают меня за это… Но мне плевать. Я знаю, что делаю, и с меня этого довольно. – Гарет остановился перед узкой каменной лестницей, извивающейся прямо по скале.

– Пошли. Сейчас выясним, зря ли мы сюда ехали.

На скале высился дворец наместника Таурина: группа строений, связанных башенками, стенами, арками. Здесь были великолепные аркады, галереи и террасы, с каждой из которых открывался сказочный вид на море, всякий раз разный. На одной из таких террас Марчелло впервые увидел эльфийских детей: мальчика лет семи, девочку не старше трёх, и младенца, с которым водилась прекрасная, как ангел, эльфийка. Заметив, что Марчелло смотрит на них, она заслонила от него младенца и сделала непонятный жест, словно ограждалась от него.

– И всё же, почему они нас так не любят? – Спросил задетый Марчелло – слишком прекрасна была девушка, чтобы просто так стерпеть её неприязнь.

– Потому, что от людей исходит много непонятного эльфам зла. Пытки, например. Сами эльфы всегда убивают быстро и чисто, даже врагов. Или отношение к женщинам. В некоторых ситуациях люди считают насилие чуть ли не доблестью; на войне это в порядке вещей. Крестьянки и служанки вообще считаются вещами для общего пользования; если рыцарь, проезжая по лесной полянке, увидел пастушку на лугу, он разрешения спрашивать не станет. Эльфы же считают насилие самым гнусным из преступлений, а насильников – самыми презренными тварями из всех. Ни один эльф и не подумает взять женщину силой. И не важно, кто она – королева, или крестьянка. Понимаешь… эльфы считают – и я, кстати, считаю так же, – что насилие унижает прежде всего насильника. Оно означает, что ты не нужен, противен и тебе не дадут даром то, что ты хочешь.

– Таков порядок вещей. – Пожал плечами Марчелло. – Женщины всегда были частью военной добычи, с этим невозможно бороться… И потом, гуманный человек не сделает ничего подобного! Нельзя же относиться ко всем одинаково…

– А как вас различить? – Спросил совсем рядом холодный голос, говоривший с нарочитым надменным акцентом. Эльф, заговоривший с ними, носил тонкий серебряный обруч с рубином – венец наместника Красной башни. Гарет склонил голову в знак приветствия. – Разве ты, гуманный человек, смотрел на мою сестру без вожделения?

– Что бы я ни думал о красоте эльфийских женщин, – Марчелло чуть покраснел, – мне бы и в голову не пришло их оскорбить или обидеть.

– А тем тридцати, что напали на неё четыреста лет назад у Зеркального, пришло. – Жёстко ответил наместник. – Слишком поздно они поняли, что она – танцор лезвий, и они не получат того, ради чего старались до последнего щадить её жизнь. Ничего уже не получат – им конец. Ты проявляешь вежливость, потому, что вокруг тебя лучники и стражники. Что бы ты проявил наедине, знаешь только ты – я не знаю этого.

– Я ручаюсь за него, наместник. – Вмешался Гарет. – Марчелло Месси – благородный человек.

– И всё же присматривай за ним, Виоль Ол Таэр. – Ничуть не смягчился наместник. – Дайкины нам здесь не нужны. Их соседство обходится нам дорого, особенно в последнее время.

– Что значит: в последнее время? – Насторожился Гарет.

– Не здесь. – Наместник вновь одарил Марчелло настороженным взглядом глубоких тёмных, почти чёрных, глаз. – Пошли.

Они поднялись на террасу, крытую наполовину, с изящными арками и белыми перилами, за которыми блистало полуденное море. В дальнем конце террасы двое эльфов играли на лютне и флейте изумительно красивую, чуть печальную музыку; для наместника и его гостей принесли угощение и поставили на низкий столик из цельного малахита. Марчелло не удержался, погладил поверхность: камень был покрыт узорами просто изумительной красоты.

– Нам всегда было нелегко соседствовать с дайкинами так тесно. – Говорил наместник. Голос его поражал тем, что был и низким, и в то же время ясным, глубоким и звучным. У эльфов Элодис и Фанна были более высокие и музыкальные голоса; Ол Донна же всегда отличались харизматичной мужественностью во всём. – И многие эльфы имеют претензии к Элодисцам.

– Я был за границей. – Напомнил Гарет. – Вернулся только что. А отец тяжело болен.

– Я знаю. – Наместник провёл перед собой ладонью. – И рад, что ты нашёл время посетить нас так скоро. Пусть даже привели сюда тебя поиски брата, а вовсе не наши проблемы.

– Это так. – Согласился Гарет. – Но теперь это стало большим, чем просто поиск. Здесь что-то происходит. От нас, принца и меня, это тщательно скрывают; но я успел насторожиться. Простые люди запуганы насмерть, а дворяне врут. Никто не сравнится в осведомлённости с эльфами; я надеюсь, что ты немного просветишь меня.

– Просвещу. – Сказал наместник. – О том, что здесь происходит, кое-кто расскажет тебе больше, чем я; это перст судьбы – то, что ты оказался здесь именно сегодня. Остальное, что ж, я расскажу тебе. – Они говорили по-эльфийски, причём Гарет говорил на нём без малейшего акцента.

– Нас мало беспокоит жизнь дайкинов. – Говорил наместник. – Но ты прав, мы держим уши и глаза открытыми. Мы видим много тревожных вещей. Наши разведчики порой исчезают бесследно, если приближаются к границе; и мы не в состоянии обнаружить их следы, так как юг прикрывает какая-то незнакомая нам, но явно человеческая магия. Для нас это сумрак, тёмный туман, закрывающий окрестности от моря и наших границ до границ Элодисского леса. Что творится в этом тумане, мы не знаем и опасаемся его, тем более, что он растёт, приближаясь к нашим границам. Для нас не новость сожжённые деревни и самое худшее – появление тварей времён Великой Смуты.

– То есть? – Напрягся Гарет.

– Например, карги. Мы, эльфы, зовём их суо ап грахх. Это творение некромантов, как ты, может быть, знаешь.

– Я слышал о каргах, с ними воевал Генрих Великий. Но никогда не видел их…

– И не увидишь, если только живьём. Они выглядят чудовищами с глазами и хвостами крысы, собачьими лапами и туловищем и мордой дикой свиньи; они бешеные и злобные твари, которых очень трудно убить; мёртвый суо ап грахх превращается в крысу, из трупа которой сотворил их некромант. Поэтому трофея из него не получится.

– Откуда они взялись? – Гарет выглядел озадаченным и злым. Марчелло, который лишь по выражению их лиц мог следить за их беседой, насторожился – он редко видел своего патрона таким. Гарет обычно хорошо скрывал свои эмоции, особенно отрицательные; откровенность эльфов, их богатая мимика были для итальянца неожиданностью. Он представлял их себе холодными и высокомерными, как немецкие герцоги; высокомерия у эльфов хватало, но и других чувств они своих от собеседника не прятали.

– С некромантией мы дел не имеем. – Покачал головой наместник. – Она не в состоянии как-то подействовать на нас, но и мы никак не можем действовать на неё. Суо ап грахх может убить эльфа так же, как и дайкина, и мы можем бороться с ними только оружием. Той же природы туман, поглотивший юг: мы ничего не можем сделать с ним. Мы ничего не можем найти в нём. Всё, что мы знаем: он есть, и он враждебен всему живому, в том числе и дайкинам. Суо ап грахх не единственные чудовища, приходящие из этого тумана и орудующие в нём. Есть крылатые твари, и ещё что-то совершенно омерзительное; мы так же слышали о странных тварях, похожих на маленьких драконов, но эльфы их не видели. Дайкины не зря боятся. Они совершенно беззащитны перед этими тварями; если мы, Ол Донна, можем бороться с ними, то они не способны ничего им противопоставить.

– Но как так вышло, что об этом не знает принц, не знаю я?!

– Это вопрос не ко мне. – Вновь поднял ладонь наместник. – Я не знаю и не хочу знать.

– В Элиоте я слышал о том, что эльфы готовятся к войне с людьми. – Прямо сказал Гарет. Наместник улыбнулся одними глазами:

– Эльфы не нарушат клятвы, данной Хлорингам. Мы не ищем драки… и не бежим от неё.

– И последний вопрос. – Гарет встал одновременно с наместником. – Где я могу найти Ол Донна Килмоэля?

– Я пришлю его к тебе. – Наместник сделал новый непонятный для Марчелло жест. – А теперь тебя проводят к разведчикам, которые покажут тебе, ЧТО происходит в твоём герцогстве.

Гэбриэл забежал вслед за Мартой в её каморку и разочарованно вскрикнул, но тут же Марта, приложив палец к губам, отдёрнула с Алисы грязное покрывало. Та, увидев стражника с закрытым лицом, вся сжалась и прикрылась руками. Гэбриэл упал перед ней на колени, стаскивая с лица чёрный шарф:

– Солнышко… солнышко, это же я!

– Ах, ты… – Иво и усмехался, и укоризненно качал головой. Вот Гор, а?! Так вот, к чему всё это было!

Алиса испуганно посмотрела на него. Гор?! Это был Гор?! Стал, наконец, стражником?! Её затрясло. Заставил её столько мучиться, столько страдать, бросил, оставил одну, и даже ничего не сказал! Не потрудился её успокоить, хоть как-то, хоть как-то! Мог бы сказать, что оставляет её не насовсем, что переходит в стражу! Столько копившееся напряжение вырвалось, словно что-то в ней сломалось. Она бросилась на него, молотя кулачками по его груди и заливаясь слезами. Он попытался её удержать, успокоить, но Алиса впала в истерику, и только колотила и царапала его. И Гэбриэл сам не выдержал. Он и без того был измучен и издёрган. Оттолкнув её, он поднялся и сказал:

– Да и чёрт с тобой! – Поднял руки. – Как хочешь, ясно?! Хоть сейчас бы истерик не закатывала… Дура! – Отошёл в угол кухни, и Алиса бессильно взвизгнула и разрыдалась. А Гэбриэл сел и позволил Иво вновь посмотреть свои раны.

Увидев его кровь, Алиса ахнула и подалась к нему, но Гэбриэл, страшно довольный, что может уязвить её, сказал гордо:

– Без тебя обойдусь! Не лезь ко мне! – И Алиса, вся похолодев от его грубости, бессильно села обратно, прижав кулачки к груди. Марта тем временем дала ей крестьянскую одежду, и Алиса переоделась, всхлипывая и то и дело с ужасом глядя на окровавленные тряпки, которые Иво бросал в очаг. Сколько крови! Сколько крови! И лицо такое бледное, измученное… Иво она тоже узнала с трудом. И завидовала ему ужасно.

– Волосы лучше обстричь. – Сказала Марта. И тебе, великан, и ей. Вы и так заметные очень, ещё и волосы… Стражники длинные волосы не носят.

– Я её стричь не буду. – Сварливо произнёс Гэбриэл. – И ей не дам себя стричь!

– Я подстригу. – Покладисто вызвался Иво, взяв у Марты большие ножницы. Алиса покорно позволила ему обстричь свои роскошные кудри, и Марта подняла ей капюшон:

– Вот как хорошо! Твои синяки здесь очень кстати, никто ничего и не заподозрит! Нет худа без добра! Солонина… – Она поставила перед Гэбриэлом, который тоже расстался с большей частью остатков своих волос, тарелку с мясом. – Нежная, вкусная, для барона привезли!

– Я не хочу. – Гэбриэл сидел, откинув голову на стену, покачал по ней головой. Иво собрал куски солонины в кошель, повернулся к Алисе:

– А ты поешь что-нибудь?

Алиса помотала головой, и Гэбриэл, который вроде бы не смотрел на неё, но все помыслы которого были с нею, тут же ядовито заметил:

– Она хочет в обморок от голода упасть и подставить нас всех! Молодец!

Алиса снова заплакала и схватила молоко. Её тошнило; ну и пусть! Пусть её вырвет, пусть она умрёт, тогда он узнает, поймёт всё, да поздно будет!

– Гэбриэл, ей глотать больно. – С укором заметил Иво. – И надо же ей всё объяснить!

Гэбриэл?! – Алиса уставилась на него широко раскрытыми глазами. Губы приоткрылись, в глазах появились изумление, упрёк и боль. Он не сказал ей… так и не сказал! Но почему?! Она ведь рассказывала ему, как любила его, как вспоминала постоянно, как ждала и тосковала! А он слушал всё, и не подумал признаться. Может, это был не тот, не её Гэбриэл? Или тот?! Но тогда почему, почему он молчал?! Если бы она могла говорить! Возможно, всё получилось бы иначе, потому, что сердце Гэбриэла уже дрогнуло и таяло.

– Ну, так и объясни. – Тем не менее, буркнул он, демонстративно не глядя на Алису.

– Слушай, мы сбежали. – Повернулся к ней Иво. – Но только из Садов; мы всё ещё в замке и всё ещё в опасности. В большой опасности. Ты понимаешь? – Алиса быстро кивнула, и он продолжил:

– Один облажается, и всем конец. Нам нужно делать всё в точности, как Марта говорит, она одна знает, что тут и как. Ты это понимаешь? Ты понимаешь, что если что, нам такой пи»дец придёт, что сказать страшно?..

Алиса кивнула несколько раз. Ах, какая она дурочка! Они сбежали! Вот зачем Гор… Гэбриэл, – отдал её Марте! Вот зачем всё было… И он вовсе её не бросил, наоборот!

– Вот и славно! – Улыбка Иво была чарующе-светлой и яркой. Он был так хорош, что на него было даже как-то неловко смотреть. Марта, так та даже не поднимала на него глаз, остро чувствуя, до чего она уродлива по сравнению с ним. Странно, но красота Гэбриэла в ней такого чувства не вызывала; Гэбриэл вовсе не походил на небожителя, в нём было слишком много земного. И он не улыбался. Алиса, глядя на улыбку Иво, вдруг подумала, что ни разу с того мига, как увидела Гэбриэла в Садах Мечты, не видела его улыбающимся. Видела, как он усмехается, ухмыляется, даже смеётся, но простой улыбки не видела. Стало так больно за него! А Иво продолжал:

– Я рад, что ты с нами. Я с самого начала был за тебя, вот хоть у Гэйба спроси.

– Я лечь собираюсь. – Внезапно почувствовав ревность, сказал Гэбриэл резко. – Время ещё есть, надо отдохнуть!

До рассвета стояла полная тишина. Марта собрала свои вещи, и, похоже, она и Иво всё-таки ухитрились задремать. Алиса спать не могла. Чем больше она всё обдумывала, тем совестнее ей становилось. И что она, в самом-то деле, придумала! Всё было от страха, от глупого страха, что Гор… Гэбриэл, – её бросит. Но ведь он доказал, что не собирается делать этого! Сейчас она для него настоящая обуза, больная, беспомощная, но он и теперь не бросил её! Как она могла так его обидеть, так к нему отнестись! Он выбирался из Садов Мечты, рискуя жизнью – Алиса своими глазами видела его раны и кровь! – и что получил, выбравшись?! Её истерику! Алиса повернулась на лавке так, чтобы ей было видно его лицо, и отчаянно молила его про себя: повернись, посмотри на меня! Говорить она не могла, но верила, что глаза её скажут ему обо всём, что она чувствует. Но он не поворачивался, хоть Алиса чувствовала, что он не спит. Во сне он дышал совсем не так, и лицо его теряло напряжение и суровость, становилось простым и открытым… Он не шевелился, и по лицу его порой пробегала тень, губы приоткрывались – боль в ранах, начиная с той, что нанёс ему Локи, периодически дёргала его тело. Болели сломанные рёбра, мешая забыться. Расслабившись, Гэбриэл с ужасом чувствовал, что расклеивается. Что, возможно, даже не встанет утром… Это была катастрофа. Потрескивал огонь в очаге, звенел первый дождик: начался апрель, и в этот год он выдался необычайно тёплым. Пахло кухней: дымом, травами, жиром, вчерашним жарким… Домашний, обычный запах. Гэбриэл стремительно вспоминал мелочи и забытые подробности жизни до Садов Мечты, разбуженные этим запахом. Ему хотелось, чтобы Алиса к нему подошла; и если бы он посмотрел на неё, она сразу же это сделала бы: она не сводила с него глаз, ожидая малейшего его движения. На рассвете запел петух, и Марта тут же встала, привычно проснувшись с его криком. Гэбриэл сел, и почувствовал, что ему худо. Совсем. Сердце забилось, как сумасшедшее, его пробил холодный липкий пот, колотила дрожь. Иво переодевался в крестьянскую одежду; Гэбриэл шевелиться не захотел. Марта пошла посмотреть, что и как; Иво присел возле Гэбриэла:

– Ты как?

– Хреново… Не трогай! – Болезненно дёрнулся, когда Иво попытался коснуться повязок. – Не стоит… Не сейчас.

– Болит? – Прошептал Иво.

– Очень. – Признался Гэбриэл, с тоской посмотрев на него. Иво впервые увидел у него такой взгляд, жалобный и какой-то растерянный, и сердце его сжалось. – Ты это… – Прошептал Гэбриэл, – если что… не бросай её! Поклянись, что не оставишь её и поможешь!

– Гэйб, даже не думай! – Теперь Иво по-настоящему испугался. – Слышал?! Я тебя не оставлю ни за что!

– Что, вместе подыхать будем?! – Зло спросил Гэбриэл. – И всё зря?!

– Я говорю тебе: не брошу я тебя!

– У меня рука не работает…

– Чтобы залезть в телегу, рука не нужна! Я тебя на себе понесу, если нужно, но не оставлю!

Услышав, о чём они, Алиса бросилась к Гэбриэлу, опустилась перед ним на колени и попыталась коснуться его.

– Я тебе больше не нужен. – Сказал он гордо. – Я понимаю, что раньше ты цеплялась за меня, чтобы уцелеть. Я тебя за это не осуждаю: у тебя не было выбора. И теперь ты вот-вот освободишься совсем… Будь счастлива.

Алиса издала возмущённый вопль, и тут в кухню ввалилась Марта, бледная, с дикими глазами.

– Конец. Всё. – Сказала, прислонясь к стене рядом с Гэбриэлом.

– Что? – Быстро выпрямился Гэбриэл.

– Знают, что кто-то сбежал. Охранников хватились. Щас весь замок шмонать будут! И зачем я связалась с вами…

– Не будут ничего шмонать. – Сказал Гэбриэл.

– Ещё как будут!

– Нет. Если поймают того, кто сбежал – не будут.

– Кого поймают?

– Меня.

– Гэбриэл? – Вскинулся Иво. – Не вздумай!

– Другого выхода нет. – Сказал Гэбриэл. Глаза его были измученные, тёмные и пустые. – Ты же сам понимаешь? И я не собираюсь сдаваться. Я просто сбегу один, а вас потом Марта вытащит. Я суматоху устрою, засвечусь, и про вас просто никто не вспомнит.

– Он дело говорит! – Оживилась Марта.

– Это – вам с … нею. Было у стражника в кармане. – Он отдал Иво мешочек из замши. – Надо пробираться в город Гранствилл, Марта говорит, Хозяин там нас достать не сможет.

– Он туда и близко не сунется, принца Элодисского он на дух не переносит! – Подтвердила Марта.

– Значит, будем пробираться туда. – Сказал Гэбриэл спокойно. – Марта, покажи мне дорогу во двор.

Алиса продолжала цепляться за него, и он сказал:

– Давай, погуби нас всех, валяй! – И Алиса бессильно опустила руки, с ужасом глядя на него. Гэбриэл опрометчиво посмотрел ей в глаза, и сердце тут же ухнуло в пропасть. Он едва не кинулся к ней, но заторопилась Марта, потянула его за собой, и Гэбриэл сказал только:

– Иво, поклянись, что не бросишь её! И придёшь с нею в Гранствилл!

– Клянусь. – Подбородок Иво дрогнул. – Только и ты приходи, слышишь?!

Гэбриэл попытался улыбнуться, но вышла только кривая усмешка. Не глядя больше на Алису, чтобы не передумать, он быстро пошёл за Мартой. Сердце его вновь превратилось в кусочек тёплого воска. Он так её любил! Как он мог с нею быть таким жестоким?! С каждым шагом обида его таяла; скоро Гэбриэл уже ничего не хотел так сильно, как вернуться и поцеловать Алису, сказав ей, что простил и любит. Он хотел сказать об этом Марте, но та показала ему коридор, сказала, что он выведет его во двор, и исчезла, отчаянно труся. С какой-то странной спокойной уверенностью Гэбриэл, не таясь и не прислушиваясь, пошёл дальше один. Галерея вела во двор, крытая слева и сверху; справа, за полукруглыми просветами, был двор, лошади, поившие их конюхи, куры, забыто квохчущие по всему двору, человеческие голоса, всё такое громкое, отчётливое, непривычно врезающееся в уши. Фыркали лошади, скулила собака. Гэбриэл шёл, словно во сне. Он не видел и не слышал всего этого десять лет!.. Спустился во двор по широким ступеням, машинально перешагнул кучку конского навоза, взглянул на небо… Оно было огромное, голубое, с крохотными белыми облачками. В проёме ворот видны были часть скалы, долина, переходящая в холмы и лесные дали, кусок города с красными и свинцовыми крышами. У Гэбриэла перехватило дыхание. Свет, воздух, солнце! Мрачная готовность к смерти, остатки обиды слетели с него, как шелуха. Жизнь была так близко, такая… манящая! Он быстро оглянулся. По стене шли двое стражников в такой же, как у него, одежде; он почему-то сразу заметил именно их, и ещё почему-то так же сразу понял, что они идут закрыть ворота – и тогда всё, конец. Заметил неподалёку от ворот двух осёдланных лошадей, такой же уверенной и спокойной походкой, не прибавляя шагу, двинулся к ним. Отвязал одну, погладил, вскочил в седло. Он не ездил верхом десять лет, но тело само помнило, что надо делать и как.

– Эй! – Окликнули его. Лошадь переминалась под ним, прицениваясь к седоку. Гэбриэл машинально справился с нею, оглянулся. К нему шёл стражник в чёрной одежде, но с открытым лицом, необычным – он был эльфийский кватронец, светловолосый, но темноглазый, с тёмными бровями и ресницами, необычайно красивый. Тяжко заскрипела решётка перед тем, как начать опускаться. Гэбриэл взглянул на неё, на стражника… Сдёрнул шарф с лица и пустил коня в галоп, прямо на стражника, который увернулся, выругавшись. В последний момент Гэбриэл успел проскочить под решёткой, но в спину и в плечо тут же вонзились арбалетные болты. Конь, в которого тоже попали, закричал пронзительно, садясь на задние ноги. Гэбриэл успел заметить тропу, уходившую от моста и от дороги над обрывом, под которым волновались древесные кроны, уже покрытые нежной апрельской листвой, и, превозмогая боль и слабость, бросился туда. Тропа была ненадёжная, опасная, может, и не тропа вовсе, а сток паводковой и дождевой воды, но раздумывать и бояться было некогда. Гэбриэл начал свой сумасшедший спуск, и вроде бы кусты и камни быстро скрыли его от стрелков, но позади раздалось хриплое рычание – за ним пустили псов. Ещё минута, и огромный чёрный мастифф вцепился ему в бедро. Закричав, Гэбриэл проткнул его мечом, но второй пёс справа схватил его за руку повыше запястья, ломая мощными челюстями руку. От дикой боли помутилось в голове, Гэбриэл ещё успел ткнуть мечом куда-то, кажется, в собаку, не удержался на ногах, и заскользил вниз по склону, роняя оружие, цепляясь за камни, увлекаемый тяжестью и в смерти не разжавшего челюстей пса… Сознание милосердно покинуло его, и с обрыва он рухнул, не сознавая, что летит. Трое стражников, почти настигшие его, постояли на том месте, где он сорвался вниз, и один сплюнул ему вслед:

– Готов.

– Само собой. – Второй вложил меч в ножны. – Видишь, сколько крови? Он, поди, уже дохлый свалился.

– Хозяин потребует тело. – Холодно, низким красивым голосом произнёс темноглазый кватронец. – Надо найти.

– Каргов приведут из подвала, и пойдём. Место запомните… Куда теперь торопиться-то?

Гэбриэла спасли деревья. Ветви подхватили его, сдержав падение; благодаря им, он упал не на камни у подножия обрыва, а в неглубокий ручей. Ледяная вода привела его в чувство; он выполз на берег, оставляя кровавый след, но встать и даже приподняться уже не смог. Падая, он поранился о ветви и камни, что-то ещё сломал, кровь заливала лицо. Дрожа в лихорадке, рыча от боли, он лёг на бок, инстинктивно прижимая к груди сломанную руку, с последней осознанной мыслью: увидеть напоследок небо. Но залитые кровью глаза не открылись. Гэбриэл застонал от отчаяния, и тут, совсем близко, раздался пронзительный крик ястреба. Откуда-то пришла уверенность: если он попросит, желание будет исполнено. Немеющими губами прошептал чуть слышно:

– А-ли-са… – И, уже угасая, выдохнул:

– спасти… – Переставая дрожать и погружаясь во тьму.

Разведчиков оказалось двое, эльф и эльфийка. Назвались они Падуб и Омела – эльфы всегда назывались чужим своими прозвищами, которые обычно были растительные. Редко кто назывался Белкой, Лисой или ещё каким зверем, как, например, Кину – рысь. Разведчики проводили Гарета и Марчелло за пределы Таурина, к одной из сторожевых башен. По дороге Падуб говорил на нордском, и Марчелло проникся к нему благодарностью за это:

– Мы нашли её под скалой, у ручья, на самой границе. Она кватронка, потому и смогла выжить. Дайкина бы умерла.

– Что она говорит? – Спросил Гарет.

– Она сама тебе расскажет. Но предупреждаю: смотреть на неё жутко.