Хроники Нордланда. Грязные ангелы

– Скажи, что я умер. – Ответил Гор. Но огонёк в потухших глазах зажегся. А ведь Марта-то права! Есть шанс… Что ему терять?! Он много раз наблюдал, задумывая побег, как охранники покидают Сады Мечты. Мотив, который следовало отстучать по двери, он знал от Алисы…Фокус был в том, что они всегда ходили по двое, и Гору требовался напарник… Но и это, в конце концов, не было больше проблемой. Ему нечего было терять. Он помог Марте пронести бесчувственную Алису сквозь прутья решётки, огораживающей кухню, и та в самом деле оказалась такой миниатюрной, что легко проскользнула внутрь. Гор принял у Марты полотенца и грязную посуду, вместо которой горбунья устроила в корзине Алису, и выбросил их в ближайший колодец. Долго смотрел сквозь прутья на Алису, не в силах расстаться с ней вот так, и, скорее всего, навсегда.

– Вот тебе ещё вина, – подала Марта Гору небольшую глиняную бутылочку. – Очень хорошее, для Хозяина и самых козырных гостей.

– Спасибо, Марта! – Гор стиснул в руке бутыль. Ему было так странно, но так приятно чувствовать, что они нашли друга в лице этой девушки! Её уродство для него ничего не значило, как и собственные шрамы, и синяки Алисы. Он в этом смысле сильно отличался от обычных людей – хоть и не знал этого.

– Пошёл вон. – Сказал Гор, вернувшись в Приют и увидев Локи по-прежнему в стойле Чухи. – Вон туда, к параше. Чуха сдохла, так что е»ите с Ашуром друг друга. Вам даже в Девичник вход заказан.

– Слышь, ты! – Взвился Локи. – Ты что возомнил о себе!

Гор стремительно рванулся к нему, замахнувшись, остановил кулак возле самого лица побледневшего там, где не было черно от синяков, Локи.

– Ну, давай. – Сказал тихо, с жутковатой ухмылочкой. – Давай, говнюк! Ты же хочешь меня стукнуть, стукни, у»бок! А потом я. Давай! Справишься со мной – ты король! Давай! – Рявкнул во весь голос. – Нет?.. Тогда вали к параше, чмо. Арес, Эрот! Жрать пошли.

Гор не думал о том, что происходит в душе Локи, а зря. Тот пытался настроить остальных против Гора, но у него не вышло – кроме Ашура, никто больше не присоединился к нему, а Ашур был слишком пассивен, на него нельзя было положиться. Сейчас, наказанный, он только ныл и огрызался, виня Локи во всех своих бедах. Толку с него не было. Открыто Локи Гора уничтожить не мог, но были варианты сделать это исподтишка, в спину – в прямом смысле.

Днём ранее в Элиоте, или, как его ещё называли, Городе Мёртвой Королевы, в собственном доме на главной городской улицы, в сотне метров от собора святого Матвея, Хозяин принимал главу гильдии мясников: гиганта с бесцветными глазками и красноватой кожей, поросшей сплошь звериной рыжей шерстью. Отталкивающая внешность знающих людей наводила на мысль о рыжих троллях, когда-то терроризирующих Нордланд. В числе прочих своих злодеяний они часто насиловали женщин и имели от них потомство. Те, кто поумнее, топили этих пащенков, либо жгли их, но были и более глупые, либо слишком уж жалостливые, которые не могли их уничтожить. Как ни странно, эти полукровки не были так ненавистны, как полуэльфы. Не смотря на то, что они отличались свирепым нравом, дурными привычками, отвратительной наружностью и редкостным похабством, их даже жалели – дескать, они же не виноваты, да и матери их не виноваты в том, что их изнасиловала мерзкая тварь. И всё дурное в них – не их вина, а дурная кровь. Их часто усыновляли священники в знак своего великого милосердия: вот я какой, чудовище не побрезговал приютить и наставить на путь истинный! – Все они были крещены и, стало быть, являлись полноправными гражданами Нордланда. Торкилль Ван Шиффер был именно приёмным сыном и наследником священника, трагически погибшего (уснул у горящего очага и свалился туда), когда приёмышу исполнилось восемнадцать и вопреки воле приёмного отца он устроился работать на бойню. В детстве он мучил и убивал животных, предпочитая самых маленьких и беспомощных, обожал издеваться над детьми. Всё шло к тому, что его либо прикончат родители покалеченного крошки, либо казнит королева, но Сады Мечты оказались спасением для него: давая там волю своим инстинктам мучителя и убийцы, он не трогал никого вне их, и слыл человеком неприятным, но приличным. К лорду Хозяину он пришёл с деловым вопросом, касающимся поставок мяса, но не только.

– А у меня для тебя ещё одна хорошая новость. – Заметил Хозяин небрежно. – Этого щенка, Гора, пора кончать. И я отдаю его тебе. За хорошую цену, разумеется.

– Да что вы! – Глазки Аякса торжествующе загорелись. – Сколько?

– Тысячу дукатов.

– А не дороговато?

– Мне за него предлагали десять.

– Гелиогабал, поди?.. Мокрица в сутане! Ну, десять-то я за него не дам, но тысяча у меня есть. И когда?

– Хоть прямо сейчас. Его давно пора кончать, и я предоставляю эту честь тебе.

– Кому честь, тому честь! – Фыркнул Аякс. – Но новость-то отличная. Ради этого гадёныша я выезжаю прямо сегодня. Предчувствие у меня какое-то… Странное.

Уже не первый раз Гор замечал, что с Эротом что-то не ладно. Ол Донна отличались от других эльфов и ростом, и силой, и близостью к людям; Фанна же ещё более, чем Элодис, были не от мира сего, особенным народом, замкнутым, погружённым в себя. Вдобавок, Эрот попал на ферму не младенцем, как другие, а восьмилетним мальчиком, и слишком хорошо помнил другую жизнь и другие отношения. Гор забрал его из Конюшни, поразившись, с одной стороны, его обречённости и обособленности, с другой – готовности до конца стоять на своём. Не смотря на душевную хрупкость и тонкую красоту, Эрот умел постоять за себя, и во всём Приюте не смог бы противостоять только самому Гору, но уже с Аресом готов был померяться силами практически на равных. Обманчиво гибкий и тонкий, он был очень ловким, очень быстрым и довольно сильным. Человеческого в нём практически не было, хоть он был и не эльфийский кватронец, а самый, что ни на есть, полукровка; тело у него было эльфийское, гибкое, изящное, и за это его обожали содомиты, посещающие Сады Мечты. Лицо, красивое, было странным и даже немного пугающим из-за нездешнего взгляда синих раскосых глаз с вертикальными зрачками, в темноте горящими бирюзой. Приют так привык к тому, что Эрот не от мира сего, что ему многое сходило с рук; даже то, что он порой заступался за Чух, никого не удивляло. Но в последнее время что-то происходило, и Гор это видел. Если бы не его отношения с Алисой и собственные переживания, он озаботился бы происходящим раньше; но Алиса заслонила от него весь мир, и Эрота в том числе. В этот раз, заметив, что Эрот сел в стороне от всех и спрятал лицо в ладонях, Гор подошёл и сел рядом.

– Не хочу говорить. – Глухо сказал Эрот, не отнимая рук от лица.

– И я не хочу. – Согласился Гор. Они молча сидели рядом, думая каждый о своём, а остальные рассуждали о том, когда следующий Привоз, и что нужно вновь взять целку прямо сюда и развлечься с нею, как в прошлый раз.

– Помнишь, как та от нас по Приюту бегала и под стол пряталась?!

– Ох, и визжала она, когда мы её оттуда вытаскивали! А как верещала, когда мы тряпки с неё сдирали и ноги рогаткой делали!

– Точно!

Гор не выдержал и взглянул на Януса с отвращением. Несколько дней назад он сам возбудился бы при одном воспоминании и с удовольствием вместе со всеми обсуждал подробности; сейчас же… Он уже не понимал, как прежде находил удовольствие в подобных забавах. Ему вдруг вспомнилась Алиса, беспомощная, распластанная по алтарю, с ужасом в огромных глазах, с кровью на бёдрах…

– Развлечение?! – Услышав о развлечениях в Девичнике, вдруг вскочил Эрот. – Это – развлечения?! Трахать Чух, которые уже мёртвые?! Мы же все, и они, и мы, умерли, попав сюда, мы уже мертвецы! С нами покончено… Вы о свежих Чухах мечтаете, потому, что они живые, вы как упыри, свежей крови хотите!!! Ненавижу!!! – И Гор, вскочив тоже, сгрёб его в охапку и швырнул в бассейн. Остальные встали, молча глядя на них.

– Чё уставились? – Не зло рыкнул на них Гор. – Пошли отсюда! Жрать и спать! – И прыгнул за Эротом в воду.

Тот попытался вырваться, но от Гора это было не просто. Тот стиснул его плечи, встряхнул.

– Ну-ну. Тихо. С кем не бывает?

– Гор…

– Перестань. Где-то я тебя понимаю, но не стоит ТАК. Слышал? Не стоит. Мы все здесь такие: и ты, и я, и даже эта вонючка Локи. Не усугубляй. Есть свои радости и в нашей жизни, оставь их нам и себе. – Он говорил в точности то же самое, что когда-то Гефест говорил ему. – Хорошо?

Эрот, дрожа, кивнул, и Гор похлопал его по плечу:

– Вот и славно. В целом-то ты отличный! Давай, спать ложиться.

– Да? – Вдруг рванулся вперёд Локи. – Вот так, значит, да? Значит, как я, так меня избить надо, Чухи лишить, к сортиру отправить… А любимчику всё можно?! – Он весь пылал от справедливого негодования. – Он сейчас тоже правила серьёзно нарушил, Гор!

– Он никого не подставил. – Сказал Гор холодно. – От его слов больно ему одному; никто ничего не потерял от этого.

– Просто он твой любимчик! – С ненавистью выпалил Локи. – Ты меня ненавидишь, а его обожаешь, вот и всё! Что бы он ни сделал, ты ему мигом оправдание найдёшь, а меня даже из-за вонючей Чухи готов пи»дить! Какой ты вожак после этого?! А?!

– Он никогда, – повысил голос Гор, – никого не предал и не подставил!!! Из-за Эрота, или Ареса, или Януса, никогда никому плохо не было, они нормальные парни, да и Ашур может нормальным быть, если бы не ты! Ты только о себе печёшься, лишь бы сейчас что-то урвать, а что там будет потом, срать, да, огрызок?! Сколько раз из-за тебя мы встревали, вспомни? Не только я, но и весь Приют за твои удовольствия платил?! Я терплю, но до поры, понял? Да, я херовый вожак, но только потому, что такую вонючку, как ты, до сих пор не вышвырнул отсюда!

– Ещё посмотрим, – в бессильной ненависти сжал кулаки Локи, – кто кого вышвырнет! Ещё увидим!

– Ты не боишься, – спросил Гор с угрозой, – что до утра не доживёшь?

– Я тебя не боюсь! – Локи так явно врал, что Арес с усмешкой взглянул на него, а Янус фыркнул.

– Так в чём дело? – Гор с обманчивой ленцой в движениях подался к нему. – Отхерачь меня, да и дело с концом. Станешь вожаком, и всё тут твоё. Давай, огрызок!

Локи стиснул зубы. Он знал, что не справится с Гором, он слишком сильно боялся его. В отличие от Гора и Эрота, да и Ареса, он никогда не вступил бы в заведомо безнадёжный бой, он никогда не стал бы драться даже с равным себе противником, боясь ран и боли. Гор постоял, с презрением глядя на него, с таким явным, что Локи покраснел от унижения и бешенства. Ухмыльнулся и повернулся к нему спиной, и тут Локи не выдержал. Молниеносно выхватив из-под соломы заточку, он прыгнул и ударил Гора в спину.

Он не знал, куда бить, не умел этого, и попал в мякоть спины; заточка была короткой, и большого вреда Гору нанести не могла. Тот стремительно развернулся, не рассуждая, повинуясь только инстинкту, страшно, со всей силы, ударил – и Локи рухнул, как подкошенный. Все вскочили; Арес, подскочивший к Гору, быстро выдернул оставшуюся торчать заточку, и лишь потом склонился над Локи.

– Ты это… – Сказал после долгой паузы, выпрямляясь. – Того, убил его.

– Что?! – Поразился Гор.

– Дохлый он. – Сказал Арес.

– Да ну на «уй! – Испугался Гор. Упал на колени возле Локи, не обращая внимания на текущую по спине кровь, встряхнул его:

– Эй! Эй!!! Кончай придуриваться, сам виноват… Эй, Локи! Локи!!!

Глаза того были широко открыты, и быстро стекленели. Внутри у Гора всё застыло от ужаса, он быстро заслонил ладонью эти глаза. Гладил Локи по груди, бормоча:

– Ты сам виноват… Зачем… Зачем… Давай, перестань… Перестань же!!! Вставай, я больше не буду… Локи, пожалуйста!!!

Арес осторожно потянул его на себя, поднял, отвлекая от Локи.

– Он сам нарвался. Нечего было в спину бить, правильно ты сделал…

– Он не мёртвый. – Убеждённо сказал Гор. – Он же не мёртвый!!! Его нужно положить, он отлежится, и всё будет в порядке! – Его затрясло, глаза были, словно пьяные. – Его нужно положить на его лежанку, и всё будет… хорошо…

– Дай, кровь уберу. – Арес кивнул Янусу, тот вместе с Ашуром подхватили Локи за руки и плечи, потащили к нужнику. Гор увидел, рванулся:

– Не надо! Охренели?! Он же живой! Не смейте!

– Гор… – С силой стиснул его Арес. – Прекрати… Он сдох!

– Нет!!! – Страшно заорал Гор. Вырвался, дико оглянулся. – Я не мог… не мог… Я хотел его в стражу… Не убивать!!! Я не хотел его убивать!!!

– Он сам нарвался. – Повторил Арес. – Любой на твоём месте так поступил бы. Ты это, правда, долго его терпел. – Поняв, что слова на Гора не действуют, что тот в истерике, поступил так же, как сам Гор только что поступил с Эротом: улучив момент, столкнул его в бассейн. Гор всплыл, фыркая и чертыхаясь, но это привело его в чувство. Он понял, что произошло, принял это, и ему стало так плохо, так дурно, что он уткнулся в локоть согнутой руки и тихо зарычал от невыносимой душевной боли. Звук отодвигаемых досок заставил его содрогнуться и стиснуть зубы. Он не хотел! Он не хотел!!!

– Гор… – Дотронулся до него Эрот. Гор рванулся.

– Доволен?! – Спросил бешено. – Доволен?! Это из-за тебя всё! Из-за вы»бонов твоих! Ты здесь не один такой, понял?! Придурок конченый… Плохо ему! Нам всем хорошо! Мы все здесь херовые, ты хороший! Пошёл на «уй! – Выпрыгнул из воды и ушёл из Приюта. Бессильно сел в своём тайнике, прислонился к стене. Ему было дурно, по-настоящему дурно, он находился в предобморочном состоянии. Кровь текла по спине, рану жгло, в голове сгущался туман. Гор не думал о том, что Локи хотел убить его, что он ранен – его ужасала мысль о том, что он стал убийцей. Как это просто, оказывается, как быстро, и как… непоправимо. Миг, удар – и жизнь разделилась на до и после. До этого был один Гор, и одна жизнь, теперь – другая. Теперь он другой, и никогда уже не станет прежним. И исправить ничего нельзя, но как же так, это же несправедливо, не правильно! Он ведь не хотел этого, не смотря ни на что – не хотел?! В ушах стоял звук отодвигаемых досок. Был парень – и не стало. Гор не ненавидел Локи; злился на него, хотел убрать из Приюта – да, но не ненавидел! Смерти ему он не желал. Да, Локи страшно издевался над Алисой, и был момент, когда Гор мог убить его, в ярости, в страхе за свою девочку… Но этот момент прошёл, а злиться долго Гор не умел. Сердце его было великодушным, как у всякого по-настоящему сильного человека; он умел прощать… Всех, но не себя.

Вернулся в сумерках. Есть не хотелось; он молча, не отвечая на вопросы Ареса и Януса, лёг к себе и отвернулся к стене. Арес подошёл, начал стирать кровь влажной тканью – Гор не шелохнулся. Арес смазал рану мазью, прилепил кусок ткани, молча отошёл. Гор так и не шелохнулся и не издал ни звука. Все говорили мало и шёпотом, устраиваясь спать. Быстро наступила тишина. Гор лежал и думал об Алисе. Что сейчас с его девочкой?.. Она давно очнулась, конечно; что она чувствует, о чём думает, страдает ли из-за него?.. Он и хотел, и не хотел этого. Мысли о том, как она оплакивает его, причиняли ему боль, но боль была сладкой.

Алиса проснулась уже в каморке Марты. Горбунья работала на кухне, и в клубах пара и полумраке казалась колдуньей из сказки. Пахло дымом и едой. Алиса попыталась сесть, позвать Гора, но ей было так плохо, что она не могла пошевелиться. То, что его нет, по-настоящему испугало девушку, она аж похолодела вся, попыталась пошевелиться, сесть, но не смогла, только вырвался короткий стон. Марта, услышав, тут же подошла к ней, осмотрела её раны. Поменяла примочки, грубовато сказала:

– Лежи тихо, если жить хочешь! Поняла?

Алиса поспешно кивнула, на глаза выступили слёзы. Ей хотелось спросить про Гора, но она не могла даже двинуть челюстью, так ей было больно… И просто тихо заплакала, от страха, от обиды, от бессилия… Марта готовила, потом набросила на неё грязное и провонявшее жиром и кухней покрывало, и Алиса слышала, как она с кем-то говорила. Кажется, отдавала кому-то еду… Потом подошла и, не убирая покрывало, предупредила:

– Тихо лежи, пока я не вернусь! Захочешь помочиться, мочись под себя, я тебе толстую пелёнку положила, приду, выкину. Главное – лежи тихо, как мышка, чтобы ни одна душа тебя не услышала! – И ушла. «Гор!!! – Кричало всё внутри Алисы. – Где ты?! Мне страшно… Ты меня бросил?!». Боль страшно терзала Алису весь день, позволяя забываться лишь на какое-то время, и снова набрасываясь на неё. И всё это время она молила Гора прийти. Наверное, Марте следовало как-то объяснить Алисе, где она и что с ней, но та и не подумала об этом – выросшая среди пинков и презрения сирота, что она знала о таких вещах?.. Чудо уже и то, что она пожалела Алису и решилась помочь Гору.

Вернувшись вечером, Марта первым делом взглянула, как Алиса. Заметила, что пелёнка сухая, помогла Алисе сесть, неумело, но заботливо ухаживая за нею. Алиса собрала все свои силы, чтобы спросить, где она и где Гор, но получилось только жалкое мычание. И всё же Марта её поняла. Сказала, всё так же грубовато:

– Ты у меня в каморке. Дружок твой, великан, мне тебя отдал, и ты теперь не в Садах. Веди себя хорошо, слушайся меня, и мы с тобой отсюда выберемся. Ты поняла?

Алиса застыла. Дружок твой… Гор – отдал её! Вот почему он говорил так, словно прощался – он прощался!.. Он её бросил, бросил!

Алиса кивнула. Слёзы вновь побежали по её лицу. Гор отдал её этой горбунье – как она и думала! Алиса даже не услышала, что она больше не в Садах Мечты, и что скоро они выберутся отсюда. Да и не было у неё настоящего страха перед Садами Мечты, Гор уберёг её от него. Алиса даже не подумала, что само по себе уже чудо, что она не там… Вообще ни о чём не могла думать, кроме того, что Гор бросил её… Бросил!!! Зачем она ему теперь, такая: страшная, избитая, от которой одни неприятности?! Избавился от неё, как от надоевшего котёнка, а сам вернулся к своему Приюту и своей… своей Длинной!

Мысли были не очень-то здравые, но кто в такой ситуации, находясь в таком состоянии, вообще способен мыслить здраво?..

Если бы Алиса знала, что Гор сейчас крадётся в темноте в сторону Девичника, чтобы в последний раз поговорить с Марией! Это окончательно разбило бы ей сердце… Но, к счастью, Алиса этого не знала и знать не могла.

А Гор в самом деле решил повидать Марию. Он испытывал к этой девушке совершенно особые чувства; не то, что к Алисе, не то, что к кому бы то ни было вообще; он уважал её, страдал за неё, постоянно думал о ней. Алиса была для него всем, но для Марии тоже было место в его сердце; Гор всегда чувствовал, что обязан помочь и ей. Теперь он этого сделать не мог; он не мог спасти её и страшно мучился от этого. И никак не мог не попрощаться, пусть даже рискуя жизнью.

Мария не спала: сегодня её купил особенно противный гость, который не только совершенно измучил, но и страшно унижал её, и она вновь чувствовала себя грязной, опустошённой и отчаявшейся. Вдобавок, с её телом продолжали происходить пугающие её вещи… У неё увеличилась грудь, как-то вся налилась, отяжелела, и Мария постоянно чувствовала её, тогда как раньше даже не думала о ней. Девушка понимала, что беременна: она достаточно насмотрелась и наслушалась здесь. Доктор был болтлив и не сдержан; а Мария была очень умна и умела слушать, наблюдать и сопоставлять. Знала она и то, что будет с её ребёнком: его заберут, отправят на ферму, как когда-то её саму, а потом привезут сюда. И всё повторится… всё! Её разрывали противоречия. Она не знала, что чувствует по отношению к своему ребёнку; в сущности, она и не считала его своим. Это был пришелец, отродье ненавистного Гора, паразит, который использовал её тело, и умом, головой, Мария ненавидела его. Но инстинкт, мощнейший из существующих, срабатывал независимо от головы: Мария стала болезненно относиться к прикосновениям и ударам по животу, бессознательно стараясь защитить его, любой ценой не дать обидеть ненавистное существо, помешать повредить ему. Особенно боялась она Доктора, который продолжал ненавидеть и истязать её. Он настолько её ненавидел, что целенаправленно изводил её, стремясь превратить в измученное чудовище, которое отправят в Галерею, как можно скорее. Её мало и скудно кормили, небрежно лечили; Доктор часто оставлял её на ночь связанной и голодной, Мария страдала от жажды и усталости, постоянной, невыносимой усталости… И её неведомый друг не приходил больше, так, что Мария уже перестала его ждать и гадать, кто из Приюта был им. И когда он пришёл, она была так удивлена, и так… счастлива! Нерешительно подалась к нему, услышав его успокаивающий шёпот, и с облегчением прижалась к его груди, когда он привлёк её к себе. Расплакалась, чего не позволяла себе при Докторе.

– Тяжело тебе? – Спросил он, гладя её волосы, прежде такие гладкие и нежные, теперь – сухие и безжизненные. Мария кивнула несколько раз, плача сильнее.

– Я тебе поесть принёс. – Он вложил в её руку пирог. – Я знаю, Клизма, тварь, тебя не докармливает… Гор ему запрещает, а ему срать… Поешь.

Мария аж задрожала, вцепившись в пирог. Давилась, почти не жуя, всхлипывая и продолжая плакать.

– Бедная ты моя… – Прошептал Гор, гладя её по голове. – Я не могу тебе помочь… И как же меня это мучает! Не торопись, подавишься… Икота нападёт. Да и не наешься. Тише, тише! Жуй подольше, так лучше насытишься. Вот молоко, оно уже немножко… ну, кислое, но пойдёт.

Немного утолив голод, Мария перестала плакать – ей стало легче. И так хорошо было находиться в его руках! Она расслабилась, прижавшись к его груди. Никакого секса в этом не было – она потому и льнула так к нему, что не чувствовала в нём угрозы. Тело её просто не способно было теперь стремиться к чему-то иному, настолько её измучили и унизили, настолько сломали. Если бы Гор сейчас попробовал овладеть ею, она не стала бы сопротивляться, но он окончательно разбил бы её сердце… И он это чувствовал. Это шло не от ума, от сердца, из глубины души; так тонко понять её Гор мог только потому, что сам прошёл через всё это.

– Почему ты не приходил? – Спросила Мария.

– Страшно. – Признался Гор. – Там, в коридорах, нечисть какая-то бродит. Я когда-то… когда сбежать пытался, сталкивался с нею. Ну… просто слышал, и чувствовал, к счастью, они меня не нашли. Но страху я натерпелся тогда…

– Вонючка тоже их боится. – Прошептала Мария. – Ночью он у себя запирается и никогда наружу не высовывается. Но здесь они не появляются.

– И в Приюте тоже. А вот в коридорах…

– Но ты всё равно пришёл. И тогда… И теперь.

– Я всё время о тебе думаю. – Признался Гор. – Понимаю, что ничего сделать для тебя не могу, и всё равно больно. Убил бы Клизму… А толку?..

– Мне страшно. – Призналась Мария шёпотом. – У меня, кажется… ребёнок в животе.

Гор похолодел. Крепче обнял её, прижавшись лицом к волосам. А Мария продолжала:

– Я знаю, это от Гора… Я ещё тогда, в самый первый раз, это почувствовала… Я не знаю, что со мной будет, когда Вонючка это поймёт! Я не знаю, что он со мной сделает тогда… Я боюсь! Я не боюсь смерти, я её хочу. Я боюсь того, что он со мной будет делать!

– Ты уверена? – Взяв себя в руки, спросил Гор.

– Нет. – Призналась Мария. – Ну… почти. Я изменилась, и всё время чувствую… чувствую его в себе. Что мне делать?

Гор молчал. Он не знал. Ему было больно и страшно… И так жалко эту девушку! Не говоря уже о её ребёнке, который был и его ребёнком… Больно было так, что он готов был кричать. «Сбежать. – Мелькнула дикая мысль. – Сбежать, а потом вытащить её… Не знаю, как… Там, снаружи, я смогу что-то узнать и решать, сейчас я всё равно ничего не знаю».

– Надеяться. – Сказал Гор вслух. – Я не знаю… Как тебе сказать… Меня, возможно, скоро убьют. Я попытаюсь сбежать до этого. Если смогу… Я вернусь за тобой. За вами. Я всё сделаю для этого! Честно говорю, это почти невозможно. Наверное, вообще невозможно! Но я постараюсь. Клянусь: если останусь жив, я найду способ вернуться и вытащить тебя.

– Как тебя зовут? – Спросила она.

– Гэбриэл. – Ответил Гор.

– Я буду молиться за тебя, Гэбриэл.

– Я тоже буду молиться за тебя, Мария. Знай, что я всё время думаю о тебе и о том, как тебя спасти. Если я больше не приду, и ты не услышишь, что кого-то в Садах казнили… Знай, что я сбежал и теперь ищу способ тебя спасти. Знай, что я о тебе помню, думаю о тебе и молюсь за тебя.

– Я тоже… буду думать о тебе! Я буду очень-очень сильно хотеть, чтобы ты спасся и вернулся за мной. Я всё вытерплю, думая о тебе! – Она в темноте нежно погладила его лицо. – Не знаю, как правильно молиться, но я буду, буду!

– И не думай о нас плохо. – Попросил Гор. – И… про Гора тоже не думай. Не он здесь главный.

– А кто? – Не поверила Мария.

– Видела здесь дайкина в золотой маске, с чёрными волосами до плеч?

– да. – Насторожилась Мария. – Два раза.

– Это Хозяин. Сады Мечты придумал, построил, и содержит он. Он владеет тобой, мной, Гором, Вонючкой, всеми. Здесь всё так, как он придумал, как он велит. И если кто-то противится ему, его убивают.

– Значит, – Мария с гордостью прижалась к нему снова, – ты противишься ему? Раз тебя могут убить?