Хроники Нордланда. Грязные ангелы

– Это точно? – Приподнял бровь Гарет.

– Патрон!

– Ладно… любопытная информация. Наводящая на размышления.

– Не смотря на то, что у них всегда закрытые лица…

– Да потому и закрытые! – засмеялся Гарет. – Чтобы не заметно было, что их много, и с каждым разом всё больше… Или что они меняются. Чтобы вопросов не появлялось.

– да, патрон. Вопросы появились только у некоторых моих соотечественников – мы-то знаем, как важна информация, как важна своевременная информация, и как важно отслеживать все, что только можно, всё, что на первый взгляд и незаметно, и не важно. Готов поспорить, что больше никто здесь на этот странный факт внимания не обратил.

– Кватронцы, – Гарет спорить не стал, – не цыплята и не котята, которых можно дома разводить. Как-то они туда попадают…

– Кажется, у меня есть, что сказать об этом прямо сейчас.

– Говори?

– Как-то, месяца два с половиной назад, один мой… знакомый, Ицхак бен… Не важно, – видел, как в дом местной гадалки, по слухам, ведьмы и знахарки, Александры Барр, приехали две крытые повозки. Ночью. Ему стало интересно… Просто любопытство, ничего особенного… И он увидел, что из повозок вывели молоденьких девушек, тринадцать душ, которые вошли в дом.

– И что? – Нахмурился Гарет.

– Странность в том, – Марчелло понизил голос, – что никто больше этих девушек не видел. Они не покидали дом ни сами, ни в виде мёртвых тел, никак. И в доме их нет. Моему приятелю стало очень интересно, и он заплатил кое-кому… из слуг. В доме нет ни самих девушек, ни их следов. Они словно растворились!

– А ему не померещилось?

– Нет, патрон! Только не Ицхаку.

– А Драйвер, – помедлив, спросил Гарет, – в каких отношениях с этой Барр?.. И кто она вообще такая?

– Насчёт её отношений с Драйвером я выясню. А кто она такая… Она – знаменитая гадалка и лекарка, к ней приезжают со всего Юга… – Он замолчал, и они посмотрели в глаза друг другу.

– Ты думаешь о том же, что и я? – Приподнял бровь Гарет со странной усмешкой.

– Си, патрон. – Так же странно усмехнулся Марчелло.

– Скажи своим друзьям, что в смысле оплаты за сведения, которые мне нужны, небо – не предел. А так же – кое-какие привилегии в моём герцогстве, по крайней мере, в пойме Ригины. Я хочу больше знать об этой Барр, а так же – о том, что связывает её с Драйвером. Всё, что только можно, любую мелочь, любую… ерунду.

– В прошлом она была настоятельницей монастыря святой Урсулы, и была отдана под суд за издевательства над послушницами. Но кто-то помог ей избежать кары, и она очутилась в Найнпорте, в качестве акушерки, гадалки, знахарки, настолько популярной, что к ней очень трудно попасть; к ней приезжают люди солидные, богатые и знатные. Мои друзья называют таких вельмож, как Аксель Скоггланд, приор доминиканцев в Элиоте, и сам граф Кенка. Что интересно, патрон, местные вообще к ней попасть не могут, их гонят под предлогом того, что все её приёмы на год вперёд уже расписаны, и никого она принять не может. Говорят, она умеет справиться с бездетностью и возвращает мужчинам потенцию.

– Потенцию, говоришь? – Усмехнулся Гарет. – А не напроситься ли мне к ней на приём?

– Нет, патрон. Если хотя бы половина слухов о ней – правда, она страшная женщина, и я ни вас к ней, ни её к вам и близко не подпущу, и делайте со мной, что хотите! Мы придумаем, кого отправить к ней, но только не вас! А что касается девочек, которых к ней привезли – есть слух, что к ней часто приезжают крытые повозки. Раз в полгода, как правило; повозок всегда две, а то и три; они всегда приезжают по ночам, и их сопровождает стража. Люди гадают, что такое к ней возят, слухи идут всякие разные, вплоть до самых нелепых – её ведь подозревают в колдовстве и некромантии.

Гарет присвистнул.

– Если предположить, что в каждой из них дети… Да ладно, хотя бы, в половине из них дети! Что она с ними делает?!

– Подумать страшно, патрон. – Сказал Марчелло. – Европа знает примеры, от которых кровь стынет в жилах. Из крови девственниц создаются эликсиры и снадобья, в ней купаются стареющие женщины… Много, что можно сделать. Подумать страшно.

– Мне всё это не нравится. – Гарет прошёлся по корме, раздумывая… И вдруг повернулся к итальянцу; глаза его сверкали красными огоньками:

– Марчелло, отец обыскивал Редстоун. И никто не обыскивал дома в самом Найнпорте! Понимаешь, о чём я?! Драйвер не мог не понимать, что отец заподозрит его, и не мог не принять мер! Да, за ним следили. Но что, если ему и не надо открыто приходить в дом Барр, потому, что…

– Потому, что у неё есть какой-то тайный ход в другое помещение, хоть бы и в сам Редстоун! – Торжествующе воскликнул Марчелло. – Патрон, вы гений! Я займусь этим немедленно. Мои агенты выяснят, что это за ход, если он есть!

– Он есть. – Уверенно произнёс Гарет. – Я с самого детства всегда точно знал, где находятся те, кого я люблю, и то, что мне нужно. Это эльфийская особенность, я просто знаю это, и всё. Может, ты заметил, что я всегда иду именно туда, куда мне нужно, и никогда не плутаю?

– Да, патрон. – Поклонился Марчелло. – Это удивительно, но это так.

– И я всегда знал, что мой брат на юге. Всегда! Я и сейчас знаю, где он. Он где-то рядом, где-то совсем близко… – Гарет сжал кулаки. – Я должен сделать так, чтобы не подставить его. Если он и вправду здесь, и Драйвер заподозрит, что я нащупал след, он убьёт его и спрячет следы, а мне не нужна месть, мне нужен живой брат. Понимаешь?.. Мы должны дать Драйверу понять, что движемся на поиски в Винетту, а сюда прибыли… по другой причине. По любой, но убедительной! Это я придумаю позже… Может, она сама обрисуется. Ты меня понимаешь!

– Да, патрон. – Поклонился Марчелло. – Даже если нужный нам дом – не дом Барр, мы всё равно найдём его теперь, когда знаем, что искать.

– Теперь в Таурин. – Решил Гарет. – И обставь отъезд так, словно мы торопимся.

Огибая Ашфилдскую бухту, Гарет стоял на корме и, не отрываясь, смотрел на Найнпорт, в который они решили не заходить, и Редстоун. В груди что-то тянуло и подсасывало от волнения. Ему казалось, что здесь что-то непременно должно случиться, что-то, что начнёт новую страницу его поисков. И вроде бы что-то уже произошло, что-то определённо произошло; и всё же Гарет ждал. Ждал с напряжением и волнением… И дождался. Выходя из бухты, на несколько мгновений всего, герцог увидел меж скалами, которые быстро скрыли его, огонь маяка вдали, в стороне Таурина. И закричал, вне себя от радости и волнения:

– Марчелло, это он!!!

– Где, патрон?! – Ринулся к нему Марчелло, грешным делом подумавший, что герцог увидел своего брата во плоти.

– Маяк! Тот огонь, который мне снился! Это он, чёрт побери! Очертания скал, положение, всё! – Он обернулся. – И видеть он может его только из Найнпорта или с Красной Скалы… Я был прав: мой брат здесь!.. Он здесь, и я его найду!

Гор и Кира сидели молча, глядя на небо за окном. Окно было грязное и мутное, но видно было, как по небу стремительно движутся грязные клочья туч. Луна то появлялась, то исчезала, запаянная свинцом рама иногда чуть дрожала от порывов шторма. Гор немного погодя привлёк Киру к себе, и та прижалась к нему, сначала настороженно и нерешительно, потом доверчиво и целиком. Сначала уснула она, потом задремал Гор, устав прислушиваться к дыханию и стонам Алисы. Во сне он смотрел на огонь вдали, и слышал вновь чей-то голос, прежде звавший его, а теперь – ликующий. «Я знаю, где ты! Я тебя найду!!!» – эти слова звучали в нём и тогда, когда громкий стон Алисы разбудил его, и он, вздрогнув, проснулся и склонился над ней. Она взглянула на него замутнёнными болью глазами, попыталась что-то сказать, не смогла, жалко сморщилась и застонала так жалобно, что Гор совсем растерялся. Он догадался, что у Алисы болят рот и язык, потому она не может произнести ни слова, и вновь сердце его ножом резануло понимание того, что же пережило его бедное солнышко, и что терпит сейчас.

– Больно? – Спросил нежно. – Что-то хочешь? Может, пить? Или ещё что? В туалет?

Алиса кивнула, у неё даже слёзы выступили на глаза, изуродованные губы искривились.

– Я тебе помогу. – Сказал Гор, поднимая её на руки, и Алиса заскулила.

– Не надо! – Схватила его за локоть Кира. – Не поднимай её! Я тазик принесу. Ей не надо шевелиться.

– Извините… – Пробормотал Гор, бережно устраивая Алису обратно. – Я не хотел… Я… не знал.

Ухаживать за Алисой ему было не в тягость. Он не чувствовал ни смущения, ни отвращения, осторожно подмывая её. Сады Мечты напрочь излечили его от стеснительности и брезгливости, вдобавок, он так сильно любил эту девушку, что, наверное, в любой ситуации не почувствовал бы и тени неловкости. Зато Алиса страдала безмерно. Ей было стыдно, она чувствовала, что выглядит ужасно, ей было невыносимо чувствовать заботу Гора, представать перед ним вот такой, жалкой, уродливой… Она заплакала, отворачиваясь от него, чего Гор совершенно не понял, и даже обиделся. Но виду не подал. Бережно погладил Алису по руке, заметил, что пальцы её распухли и как-то странно вывернуты, и подозвал Киру.

– Вывихнуты. – Сказала та. – Подержи её, я вправлю. Больно будет. – Она с сочувствием посмотрела на Алису. – Очень больно! Терпи.

Алиса зажмурилась и прижалась к Гору, который крепко держал её. Вздрогнул, когда Алиса болезненно крикнула.

– Всё в порядке. – Прошептала Кира. – Всё, иди. Потом придёшь. Скоро стража появится. Нельзя, чтобы они тебя здесь увидели, и нельзя, чтобы я была не в клетке.

– Позаботься о ней. – Тихо сказал Гор. – Прошу.

– Позабочусь. Иди!

В Приют Гор вошёл уже успокоившийся, злой, но холодный, как глыба льда. Вчера он готов был рвать и метать, но то было вчера. Алиса выжила, и он вновь был должен думать о ней и её безопасности. Но не наказать её мучителей он не мог; к тому же, это был наглый вызов со стороны Локи, вызов его власти и влиянию.

– Что Чуха, сдохла? – Спросил Эрот, который вернулся немного раньше.

– А зачем она вам? – Холодно спросил Гор. – У вас Локи есть. Я ему пообещал, что он будет вместо Чухи, и он поторопился эту угробить. Знать, мечтает стать Чухой. Чё я, зверь, его мечты топтать? Но сначала… – Он подошёл к раме, пинком установил её. – Чуха, в раму!

– Чего это? – Локи, тем не менее, струхнул, отступая за бассейн. – Я не виноват! Я не хотел ничего с ней делать… Кто виноват, что она такая дохлая… И она не даёт!

– О чём ты, у»бок?!

– В неё вставить нельзя! Суёшь, а он не входит… Вот мы и разозлились!

– Или ты сейчас сам сюда идёшь, – холодно указал пальцем на раму Гор, – или я за яйца тебя приволоку. Я тебе что говорил? Что ещё раз – один раз! – ты сделаешь назло мне, и тебе конец. Ты думал, я шучу, вонючка?! Ко мне! – Рявкнул так, что остальные присели. Локи не посмел ослушаться, зная, что в таком состоянии Гор страшен. Подошёл, но в раму не полез, встал в позу:

– Я ничего особенного не сделал! В живот и по голове мы её не били, ничего не делали, просто развлека… – Гор бросился на него, Локи попытался сопротивляться, Гор ударил его в лицо, и тот обмяк. Под гробовое молчание остальных Гор привязал Локи в раме, взял плеть. Её ремень вымачивался в крепком соляном рассоле, и раны от него причиняли страшную боль, не проходившую очень долго – Гор убедился в этом на собственной спине, и не раз. Облил Локи водой, чтобы пришёл в себя, щёлкнул плетью.

– Что, ты удивлён? – Спросил ледяным тоном. – Ты думал, я лошара, которого можно вообще не слушать? Я тебя здорово щас разочарую. Буду пороть, пока не обоссышься.

Локи заорал на первом же ударе. Гор с трудом держал себя в руках. Перед глазами стояло изуродованное личико Алисы, и хотелось не просто пороть его – бить, размозжить голову, затоптать ногами… Скоро Локи визжал и молил остановиться, клялся, что никогда не сделает ничего против, рыдал и в самом деле обмочился.

– А теперь ты дашь. – Сказал Гор, отпустив его. – Всем, по кругу. И будешь делать это целый день, и завтра, и послезавтра – пока у нас нет другой Чухи. Сидеть будешь в стойле Чухи, спать там же. Жрать – как Чуха, когда дадим, и то, что дадим. И спасибо скажи, вонючка, что яйца сохранил! Я добрый, всё-таки.

Никто не посмел возразить. Все знали, что когда Гор в бешенстве, он страшен, но знали и то, что когда он так холоден и спокоен, это ещё страшнее. Никто не посмел заступиться за Локи, особенно Ашур, который страшно трусил, что Гор вспомнит и его участие, и усиленно прятался за спиной Ареса.

Когда все успокоились, и Гор отправился плавать, Эрот присоединился к нему.

– Так что, она сдохла?

– А тебе-то что?

– Не переношу, когда здесь кто-то дохнет. – Откровенно признался Эрот. – Снится потом всякое…

– Она Чуха. Сдохла, или нет, какая тебе разница?

– Почему мне нельзя её жалеть? Они ведь живые, они плачут, боятся, переживают. Что плохого в жалости?

– Это не твое дело. – Грубо отрезал Гор. – И не мое. Так надо, а почему, нас не касается. – Он выпрыгнул из воды, встряхнулся, как пес. – Понял меня? Или по-другому объяснить? – Произнес с угрозой, и Эрот продолжать не посмел.

Упав поздно вечером на свою лежанку, Гор лежал и думал про Алису. Себя он практически уже чувствовал мёртвым; но сейчас он должен был спасти Алису. И Гелиогабал, намеренно, или случайно, помог ему понять, как это сделать. Дождавшись, пока все уснут, Гор выскользнул из Приюта и бегом припустил в Девичник. Вошёл к Алисе, присел возле неё прямо на пол, погладил по бледному лбу, поцеловал. Она сморщилась от боли, тихо застонала, и её жалобный стон, словно нож, полоснул по его сердцу. Гор так хорошо знал, что такое боль, что сейчас страдал так же сильно, и даже сильнее, видя, как страдает Алиса.

– Солнышко ты моё бедное. – Прошептал нежно. – Маленький мой человечек… Главное, что ты жива, и больше это не повторится. Ничего не бойся. Ты здесь больше не останешься. – Он гладил тыльной стороной ладони её горячие, как огонь, щёки, целовал снова и снова. – Ты поправишься, всё заживёт… Всё заживёт, девочка моя. Я знаю, тебе больно. Если б я мог твою боль себе забрать, я забрал бы… Жаль, что не могу! Я-то привык… мне это так, а ты… Ты такая нежная, такая… хрупкая. – Он смочил в тазу у постели кусок холста, и бережно вытирал время от времени лоб, шею и ключицы Алисы. – Знаешь, – признался, – я счастлив, что ты меня нашла. Счастлив, что всё вот так у нас с тобой получилось. Это единственное счастье, которое в моей жизни было. И очень большое счастье. Если бы не ты, я так и сдох бы, словно та свинья, на бойне, и даже не узнал бы об этом. Не понял бы, что я не свинья и не зверь какой… Ты самое прекрасное, что я знал, самое лучшее, самое-самое, ты моё солнышко, ты мой ангел… Моё счастье.

Глаза Алисы расширились, она громко застонала, подавшись к нему, даже попыталась пошевелить разбитыми и распухшими, почерневшими губами, и Гор остановил её:

– Ш-ш-ш-ш! Тише, солнышко… Лежи спокойно, не шевелись. Я здесь, с тобой. На рассвете уйду ненадолго, но как только смогу, вернусь. Ты не бойся, ничего больше не бойся. Я сам больше уже ничего не боюсь. Если кто-то хоть пальцем тебя попытается тронуть, я его убью на месте, и плевать, что будет после. Ничто не стоит вот этого, – он бережно провёл кончиком пальца по её губам, – ничто на свете… И больше тебе никто не сделает больно. Ты отдохни, маленький человечек, отдохни, ладно?.. Я здесь, я с тобой, я тебя охраняю.

Алисе было страшно, ей казалось, что Гор прощается с нею. Она боялась за него. Что он придумал, чего хочет?! Несколько раз она собиралась с силами, чтобы спросить его, что происходит, но распухший язык не хотел произносить членораздельные звуки, и только просыпалась кошмарная боль, от которой Алисе хотелось зарыдать и заскулить, словно щенок; хотелось закричать и пожаловаться, но она не могла, и слёзы безостановочно струились по её бледным и горячим щекам, горячим настолько, что слёзы почти мгновенно высыхали на них. Девушке было больно и дурно от боли и жара, она то и дело начинала бредить, проваливаясь в какое-то мутное и вязкое беспамятство. Её страшно избили; когда Локи и Ашур поняли, что изнасиловать её не получается, они просто озверели от злости и непонимания; сначала они пытались затолкать в неё палку, а когда не вышло и это, стали бить её этой палкой и кулаками по чему попало… В рот они ей запихнули тряпку и завязали верёвкой, чтобы не кричала и не привлекла внимание Ареса, и эта верёвка сильно поранила ей рот и язык. Это ничем не спровоцированное с её стороны насилие причинило Алисе страшный шок; она не понимала, не понимала!.. За что?! Ненависть Локи она ощущала очень ясно, он в самом деле ненавидел её и хотел убить, но что она ему сделала?! И что самое ужасное, её продолжали избивать и сейчас, не смотря на то, что всё было кончено. Алиса продолжала переживать это избиение уже в себе, не понимая его и вне себя от ужаса и отчаяния, это длилось и длилось, и лучше ей не становилось, не смотря на всю нежность и заботу Гора, на лекарства и мази. В ушах её звучали их проклятия и грязные оскорбления, которых она не заслужила ничем, она видела их искажённые от ярости и ненависти лица… За что?! – Кричало всё её существо, но из переполненного болью рта с распухшим языком и ободранным нёбом вырывался только стон. Гор наклонялся и целовал её, и Алиса видела, что он плачет от жалости. Эта жалость немного успокаивала её, она была ему за неё благодарна, так благодарна! И жалела его в ответ, и боялась за него. Почему он так странно говорит, зачем?! Что он придумал?.. Алисе казалось – он решил отомстить за неё, убив её мучителей, но ведь его самого накажут за это!.. «Не надо, пожалуйста, не надо! – Молила она его про себя, глядя в глаза лихорадочно горевшими глазами. – Пожалуйста, не оставляйте меня, пусть, пусть они живут, пусть, лишь бы вы тоже жили, лишь бы были со мной!!!».

На рассвете пришла Кира, спросила:

– Она спала?

– Нет. – Ответил Гор, бледный и осунувшийся за эту ночь так, что казался собственной тенью. – Ей больно.

– Вот. – Кира поставила перед ним глиняный кувшинчик, обмотанный тряпкой. – Вонючка за него убьёт, но это всё равно. Здесь настойка маковой соломки, она снимет боль и даст ей поспать.

– Долго? – Спросил Гор.

– Несколько часов. – Кира сама налила в плошку необходимое количество. – Только нужно осторожно, и не много, а то не проснётся… – Ласково нагнулась к Алисе:

– Выпей. Она горькая, правда, но тебе будет легче. Выпей, и запей потом мёдом… Трудно глотать, я понимаю, но надо, детка, надо… Вот так!

Гор придерживал Алису, а Кира влила ей в рот наркотик. Алиса закашлялась, вновь заплакав от невыносимой боли во рту и в горле, и Гор прижал её к себе, утешая. Кира странно смотрела на него, прижав кувшинчик к груди.

– Ты чего? – Заметив этот взгляд, спросил Гор. Алиса постепенно расслаблялась в его руках, тяжелела, засыпая.

– Глазам не верю. – Призналась Кира. – И ушам не верю тоже. Ты в самом деле Гор?.. Правда?.. Такой добрый… такой нежный… Что она такое с тобой сделала, что ты превратился в такого?! Что такое у неё есть, чего во всех нас нет?! Почему нас ты никогда так не жалел?!

– Я жалел. – Возразил Гор. – Только научился не думать об этом. Поломал сам себя, ради того, чтобы в стражу попасть и выйти отсюда. А оказалось, что всё это было зря… Что я даже лёгкой смерти не выслужил себе этим. Но теперь всё. Теперь я ничего и ни от кого скрывать не намерен. – Глаза его загорелись красным. – Кончилось их время, пришло моё. – Он встал. – Дай девчонкам поесть, я сейчас принесу чего-нибудь вкусного, устройте пир. – Вышел, прошёл по будуарам, собрал всё вино, всё печенье и все марципаны, принёс в Девичник, выложил на мраморном полу у бассейна. – Ешьте, не бойтесь, я за всё заплачу! – Забрал Алису и унёс. Девочки нерешительно приблизились к угощению, после того, как Кира несколько раз пригласила их, с облегчением опустились на тёплый пол и принялись за непривычное лакомство, то и дело пугливо поглядывая на двери. А Гор забрал из тайника своё золото, всё, до последней монетки, поднял Алису на руки и пошёл к горбунье.

Марта, напевая себе под нос, колдовала в своей кухне. Как бы ни было здесь скучно, но для неё здесь было вполне ничего. В замке она часто подвергалась насмешкам и даже издевательствам, и со стороны стражи, и со стороны гостей Хозяина, и со стороны других служанок. Но она была смышлёной – что часто бывает с калеками, – и отважной девушкой. Впрочем, жизнь научила её эгоизму и тому, что заботиться и помогать надо прежде всего о себе и себе, и потому не собиралась помогать Гору бежать. Это было крайне опасно для неё. Сдавать его она тоже пока не собиралась – ну, пока это не было ей выгодно. Она просто хотела вытянуть из него все деньги. Золото дало бы ей возможность сбежать самой и купить себе корчму где-нибудь на севере. Она мечтала завести собственную корчму или харчевню, а то и гостиницу, и десяти дукатов ей вполне бы хватило… Хозяина она ненавидела, но он давал ей возможность жить и есть, давал крышу над головой; Марта достаточно насмотрелась на то, как относятся к полукровкам в ближайшем городе, где слуги Хозяина, почти все полукровки и кватронцы, бывшие обитатели Приюта, пользовались самой дурной славой. Да, она знала, что здесь, в Садах Мечты, полукровкам приходилось не сладко, но ей что было за дело? Ей самой не слишком-то сладко жилось. И она предавалась приятным мечтам о том, как уедет отсюда и заведёт своё дело, как вдруг к её кухне вновь подошёл Гор с каким-то… ребёнком?.. Марта вздрогнула – она, всё-таки, была девушкой доброй. В следующий миг она поняла, что ошиблась, и с Гором девушка, просто очень маленькая и хрупкая. Но лицо и тело этой девушки её потрясли по-настоящему.

Её саму нередко били, и довольно жестоко, и избитых она видела, и всё же никогда она не видела, чтобы кого-то так страшно истязали, как эту девушку. Жуткие кровоподтёки вокруг распухшего рта, заплывший глаз, рубцы от плетей на нежной коже…

– Ох, Господи! – Выдохнула Марта. – Да кто же… что же с нею сделали, бедной малюткой?!

– Меня не было весь день. – Сказал Гор тихо. – Я не мог её защитить. Но это пустяки по сравнению с тем, что с нею сделают, когда вернётся Хозяин.

– Он через два дня вернётся. – Быстро сказала Марта. – А может, позже. Не раньше.

– Марта. – Гор достал золото. – Здесь больше десяти. Десять и пять. Я сквозь твою решётку не пролезу, и ты не пролезешь, но она – пролезет.

– С ума сошёл?! – Воскликнула Марта, в то же время не сводя глаз с золота. Стопка золотых так и притягивала её. – И что я с нею делать буду?!

– Спаси её. – Попросил Гор. – Пожалуйста. Когда Хозяин вернётся, меня убьют, и тогда ей ничто не поможет. Никто её не спасёт. Я скажу, что она умерла, искать её не станут, ты не бойся. Вы сможете отсюда сбежать, ты же знаешь, куда.

– Ты что… – Поразилась Марта. – Всё, что у тебя есть, за неё отдаёшь?! Не за себя?!

– Я… – Гор попытался улыбнуться, – кто я такой?.. А она… она ещё чистая, нежная… Я, как мог, берёг её от здешней грязи. Она сможет жить нормально, и на полукровку она не похожа, её ненавидеть не будут. Её Алиса зовут. Она воспитана, как принцесса, умеет читать, писать, петь… Она не будет тебе в тягость! Возьми себе десять, а ей отдай пять, пожалуйста, Марта.

Марта долго молчала. Потом сказала взволнованно:

– Нет, так нельзя! Слышишь, великан?! Да, я её вытащу. Слушай! В субботу крестьяне привезут припасы, скотину, птицу, зерно и прочее. Тут полно народа будет! До этого дня я буду прятать твою девчонку у себя, всё равно она пока что бежать не сможет, ей отлежаться надо. Её точно, искать не будут?..

– Нет, Марта, клянусь. Я её полумёртвую унёс… Все поверят, что она умерла.

– Тогда вот что. – Марта чувствовала такое волнение! Гор серьёзно задел её; сердце у неё было не злое, даже по-своему благородное, а такой романтики, какую она увидела в стремлении Гора ценой своей жизни и всего, что у него было, спасти свою девушку, Марта и вообразить не могла. К его счастью, она была не завистлива и не мелочна, и сумела оценить его порыв. – Ты выбирайся, слышишь?.. Как-нибудь уж сумей до субботы, понял?.. А мы будем ждать тебя. Попытайся выбраться наружу, слышишь?!

– Я не знаю, как. – Растерянно сказал Гор.

– Придумай! – Горячилась Марта. – Чёрт, да что, нет способа, что ли?! Я не знаю, охранника раздень! Они лицо закрывают, хрен узнаешь, кто там, под маской! А здоровые они такие же, как ты! Погоди спорить! – Заторопилась она. – Тебе ведь только выйти в замок, и всё! Выйдешь, там будет коридор и две двери, одна направо, другая прямо. Направо – это ко мне сюда, в кухню, а ты иди прямо, и выйдешь через старый очаг в зал. Там нет никого, вообще никого; слуги там не ходят, считается, что там привидения живут. Через зал пройдёшь прямо, до арки, в арке повернёшь направо и вверх. Дойдёшь до самого конца, там будет дверка, низенькая, только для нас с нею. Войдёшь туда, отодвинешь бочку, и увидишь лестницу наверх. Поднимешься, а там у меня тайник, постель, стул, столик маленький, свечи… Там жди меня. Я буду перед рассветом туда заглядывать, пока мы не сбежим с крестьянами – я и твоя Алиса. Дольше тянуть нельзя, такой возможности больше не будет; но три дня я подожду, слышишь?! Не сдавайся! Нельзя сдаваться! – Марта была совершенно искренна. – Ты… ты благородно хочешь поступить, но остаться в живых и поддержать свою Алису и дальше – ещё благороднее! Что я могу ей предложить? Да и примет ли она?! Что я ей скажу, если она спросит про тебя?