Полная версия:
Доля человека
За род свой люди притворяются, а не хотят знать, кем им предки были, и думают, что и детям о грехах их знать не надо. А только сказывать всю жизнь свою надобно, тому как, если ребенок все знает, то не грехом становится для него грех твой, а примером, не страданием, а уроком. И не так я спрашиваю, коли ребенок твой твой грех пережил и передумал. И станет ему проще и радостнее, что за род свой он правду имеет. И кровь его укрепится, и пламенем жечь не стану, тому как то – покаяние перед родом своим, перед родом своим и перед богом. Тому и сказываю, обо всем, что было в жизни твоей праведного и неправедного, расскажи потомкам своим, чтобы не шел он тем же ходом, и тем же умом не жил, и не переживал твое по-своему. Тогда я не назначу на него грех твой, а только именем твоим освобожу его. «Так неприятно же рассказывать и неприятно слушать, и не захочет он всю жизнь мою узнавать» – не так думай. А по роду своему каждый пусть знает. Тому и силу вернет, и разуму научится, и душу очистит, и правила усвоит. Так я поставил, так и будет.
Говорю, не скрывай грехи свои и радости свои не скрывай. Потерпит ребенок твой, подождет, когда ты повесть свою закончишь. А только ему это помощь великая. Для того я и связал вас в нить одну единую, чтобы пламенем не жечь всех. А только про то сам кто догадался, а кто нет.
Потерпи, дитя, когда родитель повесть свою тебе сказывает – исповедуется. Тому как, кому прощать, как нe дитяти собственному, кому судить, как нe кровинушке. Не противься сему.
11. Pождение гения
Только семья посылает поступки в чертоги свои, и семья направляет, сколько кто раз обидел кого, и на ком висит та обида. И передается обида та детям на суд и рассмотрение, и решают, кто прав, кто виноват. И для семьи мнения детей главные, того что по мнению дети теперь судимы будут, и разбирают, и поставляют, кого куда и на сколько.
Только семьи разные и роды разные. И первыми род священников, и род правителей, и род красивых, и род пристойных, и род армии, и род великих, и самый малый род числю. На то и есть моя воля, что сам я никакому роду себя не числю, и никому прав особых не даю. Того и нет родов у великих, и нет родов правителей. И роды самые малые могут правителей и гениев принимать. И семьи те я награждаю за праведное либо геройское.
Сами они по тем людям не велики были, но пламенною ли верою, сильною любовью, либо головой умной да крепкой создали себе правителя в роду своем и поставили, что «дадим силою своею людям на расцвет», и по силе своей выдвинули. Тогда я за жертву сию высокую назначаю род тот ангельским чином. И смотрю, стоит ли тот, из рода выдвинутый, такой жертвы, и сам ли он праведен, и справедлив ли. И когда праведен и справедлив, выходит семья и род его в другие пределы, и посылаю в миры другие, и числю всю семью мне угодной и праведной.
Старый и молодой отдают на рождение гения нити свои. Сами самыми крепкими узлами ту нить сплетают и в узлы записывают, каким ему быть и какому делу служить. И коли пойдет той дорогою гений ихний либо правитель, то решаю я, что семью выше чином сделать. И под небом моим всеми они знатны будут. Говорю, коли принял крест свой тот из рода гений выдвинутый, то ставлю род его знатным в пределах моих. Чем он поднимать свой свет будет, то не я решаю, а род тому человеку помогает. И сила если большая либо рода, либо человека, то становится он править, и становится он пламенем, и свет его на свет мой направляет. И наделяю его знаниями и умениями, и складываю стих его, и песню его пою, и при нем хор ангелов, и кисть его держу, и свечу перед глазами его зажигаю, и даю, и предлагаю, и освящаю. Тому и нету перевода уму и разуму. И становятся гениями дети, и становятся праведными, и посылают пастыря им, и водителя. На круг не возвращаются и на смену не выходят, а дописывают нить свою и распрямляют, и надеются на специальный дар мой, и к выходу в пределы Oдо собираются, и «оум» раздается, и схлопываются, и в свет возвращаются.
И несутся в миры новые, и приходят, и вспоминают, и новыми землями возрождаются, где все они равные, и все они рядом. И спят в чертогах моих сыновья, и просыпаются, и день становится святым, и ночь поменяется, и гнева не будет моего. Матери сыновей обнимут, и дети поклонятся, и на кого кто в обиде, простит, и цепи порвутся, и клубы размотаются. И станет то место главным и последним им домом, и рады все, что полный круг окончен, и Вселенной они приняты, и сан их высок. Так и сменяются роды, и переставляются меры, и рвутся лживые дни, и одинокие пары свои встречают, и с ними освящаются на мир и вечное счастье. Где одинокому счастье, там и пара. Какими путями уходят, и какими свет разносит их, то долгая история.
12. Любовь
Дом у человека на земле, а у пары его в небе. Так и ходят по свету неприкаянные, своего человека не встретившие. А не встретили, того что сами себя удержать от неправедного дела не смогли. Того и день их стал короток, и разминулись с парой своей. И направил я пару раньше, либо позже, но собраться вместе не успели. И спорить тут нечего. Как я поставил, так и сделано.
На путь на праведный возвращайся и сотки себе нить недостающую, чтобы пару свою догнать. А каждому ли я пару назначил, то, скажу я, самый главный вопрос. Не каждому – оттого, что должен человек сначала заслужить себе пару, а кто не заслужил, тому, может, и нет. Сила того, кто смог себе пару сложить, на небе зарождается.
И выходят люди с крыльями, и пола нет у них, и принимают облик они иной, и состыковываются по образу своему. И план такой, что, когда ангел свои половины разделяет, то на каждого хватить должно. А только сила сама не сможет так все подвинуть, чтобы двое встретились сразу. И сила не может ответить, где твоя пара, и как к ней придвинуться. А главное, что не так уже и выглядит та половина, как ангелом выведена она была. И посыпался град, и побил то поле, и пламя пожгло, и крупа рассеялась. И наросло, и наползло, и злому поддался, и горькому, и не совершил, что в заслугу ему ставится. И не познал, и не повинился, не раскаялся и не удовлетворился. Того и стал покров его таким, что не узнать и ангелу, его сотворившему.
Ткется покров тот из ниток тончайших, именем мне неизвестным оно называется. И покров тот светящийся, и покров то легкий, и нести его радостно. И первому из рода даю такой покров, и первой из рода его одеваю. И сыновьями он переносится. И ткется новая нить, и передается, и развивается. А дунет ветер – и понесется, и запутается. Так сызнова ведь переткать тот покров нельзя, а сохранить можно, и подлатать, и подкрасить, и обновить, и нанести узоры. Того и дается белым, чтобы знаки свои человек на него поставил.
Как подойти и как разглядеть те узоры, знают многие, и понять, с чем тот человек встретится, и с кем разойдется. И, сказывают, много, кто читать те узоры узревает. Самые светлые многим видны и самые темные, а красивые тоже выделяются. И из света соткан покров, и к свету причисляется. На правом плече ангела лик, на левом демона, и спор между ними, и херувима личико, и матери, и мой. И ткется покров, и новые лики наносятся, кого любил, либо тебя любили, и с кем останется. И наступит день, и лики с покрова того встанут в ряд, чтобы о тебе ответствовать и о тебе правду говорить, и спор снова вести, заслужил ли ты право свое на чистую любовь.
Когда кто-то кого-то не любит, а другой сохнет, так то – пустое. Бери свое, не тронь чужого. Твое тебя всегда само полюбит.
Также и спор тут один, почему меня не любит тот, кого я люблю. И сказываю, то пустое и полным не быть, а любовь оттого только, что с его света на тебя чем-то потянуло. И просишь ты дать его любовь мне, а я отвечаю: «Грейся в пламени его, постигай себя, собирай силы свои и вспоминай, каким ликом ты сам». В этом и есть тайна, зачем тот, кого ты любишь, тебя не признает. Сам ответ ищи и спроси себя сам, свой лик видишь ли, сам себя узнаешь, кем станешь ты, если рядом с таким будешь. И понимай, что свет от другого тебе на помощь дан, и на вихря раскручивание, и созидание твоего потока. И благодари за помощь, и благодари за дар, и спасибо говори, и кланяйся, что другой за тебя работу твою выполнил, и тебя, лентяя, облагородил.
И тем я в заслугу ставлю, кто себя не осрамивши, свет тот приняли и другого не посрамили, и кланялись, и в заслугу ему ставили свет им посланный. И если направленный тот свет установил, и вихрь свой поднял, то числю тебя среди установленных и зажженных. Для того только и посылаю людям любовь. Свету она помощь оказывает, и голову твою просветляет, и созидает.
Не торопи, кого любишь, не вымогай, не принуждай, не заставляй и не требуй. По самой высокой цене я любовь твою бескорыстную тебе зачисляю и в чашу твою вкладываю. И многому она тебя научит, и правила сообщит. А если не стало света у вас, то пламя само гаснет и опускается, и прерывается связь, и в пепел огонь тот превращается. Того и не ропщи, что любви не стало, и не торгуйся, и не плачь. Миру невидимы те слезы, а миру только пламя твое ярко светит. Не негодуй, не ссорься, а тихо так пламеней – себе во благо, людям в пример и мне на радость.
Любовь не негодует, на взаимность не претендует, не ищет успеха, не соглашается на условия, не принимает без оглядки и не спорит с собой. Это радость и благость – видеть и слышать, и знать, что есть. И не навязываться, и не претендовать, и не растворяться, и не нагружать, и не требовать. События идут, как шли, и с места не сдвигаются, а только живет в сердце радость и нежность, и принимает, и отдает. И спорить не станет, и не привязывает, оттого что с тобой навсегда. И не зависит ни от чего и ни от кого, и ни на кого не надеется, и никем не сгибается. Есть и так, есть и эдак. И на правила не смотрит, и на ровню не равняется, а посылает свой огонь и не ждет ответа.
Такой любви многие не знали, и многие не хотят такой любви. Ничего не надобно, и спроса нет. С моей благодати только любви такой матери удостаиваются к детям своим, либо сестры, либо монахи, либо свободные и святые. И свята их любовь своею тишиною, и пламенем своим негасимым, и рвения не имеет, чувства и доблести не требует, а постигает. И расцветает тот цветок, что с темени своего на путь направляет. И есть ли то счастье, что и благостью зовется, и нет ли, но тем человек и богат, что сам себе выпестовал, и сам себе в награду поставил, и вымолил, и вынянчил. И сон то по сравнению со страстью, и нега. Пламенем чистым и ярким освещен путь любви, и солнцу, и звездам он равен. И, кроме него, другой любви и нет такой святой.
Только о праведной любви я смогу дать меру, и меру любви, что прошла, но свет ее не угас. И кроме тех никакою любовью человеческой я человеку чашу не наполняю светом своим. Чаши те не наполняются, кроме тех, что назвал. А те, что погасли, я и не меряю. Самые горячие угольки, что тлеют, собираю и пеплом становлю, и самые кровавые страсти улаживаю. И телу пользы они не несут, если не принял человек тот факел за помощь себе. И погас факел, и вонь одну оставил.
Постигай свое место, постигай свой путь, постигай, где любовь и где ненависть, и не принимай то, что не по нутру своему. Не горюй, когда много света к тебе направлено, и не соглашайся на малый. И не верь постылым, и не собирай уголья на голову свою. Меня так не послушали, и силе своей не дали развернуться. И так и хватаются за первое, что попадает, и так и разрушаются. И где мне все это судить, и кого винить, и какими мерами мерять, oттого что и не видно, кто прав, кто виноват.
На дело свое, на радость свою, на доброту и справедливость направляй свет свой, и не будет метания, и не будет вражды и свар семейных. Поблагодари человека, что свет твой зажег. А коли не погас, то вдвое благодари, и согревай, и направляй, и сам совершай превращения. И окажется вас двое, и темени своему ты приставку найдешь, и напьешься, и напоешь, и удвоишь. И к темени твоему тот свет добавится, и перевернется чаша твоя, и соглашусь, что в имени моем есть ты, и в имени твоем есть я, и вместе нам не тесно. И главы покрою платом, и сохраню, и выведу, и на сан назначу, oттого что святым светом любовь зажгли свою, и дому моему она отпущена.
Пристань тихая не всегда удачное устройство жизни, оттого что свет гаснет в такой пристани. И постигает человек, что именно света ему не хватает, и зажечь нечем, и стало темно и тесно двоим. И прятаться начинают друг от друга, и гостей созывать, и по гостям ходить, и по норам своим расползаться. А как поправить не знают. Место все меняет. Поставь на место астрал свой и соверши обряд. И посмотри на свет либо на тьму смотрит. И если на свет, то опрокинь, и по полу рассыпь, и приговаривай: «Полный дом и полный круг, на рассвете поднимусь, на рассвете помолюсь, на образ повернусь. Сохрани мой цвет, посвети, где нет, погляди в окошко, собери лукошко. На меня, на мужа пусть не дует стужа. Положи под голову мне супруга сонного, положи колечко на мое сердечко, не зазнобой, а женой. Собери водицы, напои девицу. В баньке попаримся – улыбаться станем все». Посмотри, помолись, три раза перекрестись. Чувства усилятся. Любовь не соблюдает пост, не оставляет следов и не проходит у того, кто сам свой счастливый случай утерял.
Кому улыбнулся случай, должен действовать моментально, потому, как вся история – в технике взглядывания, смог ли ты ухватить взгляд человека и приклеить его к себе. Посмотри и сообщи, что самое главное – это встреча с тобой. По тому следу человек и притянется к тебе.
Например, собирается девушка на прогулку, одевается, наряжается, припудривается. Да только то все не главное. Пусть поглядит на себя в зеркало, да смотрит не где какой прыщ и не где какой недостаток, а так, как будто в глаза любви своей большой заглядывает, и просто смотрит, и чувствует. И когда появится парень, на которого она обратит внимание, то пусть таким же взглядом глянет. И посыл ему пойдет, и запомнит он тот взгляд, и понять захочет, с каким явлением он встретился. Взгляд тот недолго в памяти хранится, поэтому, встретив еще раз, еще раз так же посмотри и прикрепи. И улыбаешься либо нет, а только суть в другом – силой своей любовной прилепи своего человека. К глазам его протяни ручку такую невидимую, и пусть не тает та ручка, и коснись лица его, и постарайся усилить то прикосновение. И спать он будет, и ручка та трогать его будет. Успех зависит от силы напряжения, и разряд произойдет, если сумеешь свой посыл направить.
13. Cлияниe пары
О счете парам скажу, что тело совмещается, и дух соединяется, и сливаются пары в яйцо одно. И по темени осью одной сливаются, и по оси один поток идет. И одной душой уплывает пара единым существом. И после делиться не будет. И придет то существо одиноким и праведным, и сильным, чтобы устроять дела мои. И посланцем, и помощником его называть буду, и открываю познания, и счет им у меня есть. Досконально всех я знаю.
У кого пары слиться не смогли, те снова приходят и снова ищут, и труднее тот поиск становится, оттого что сразу свой лик не узнали. Мена паре не установлена, и замены нет. И когда с другими супругами живут, то не пары, а роды. А пары у всего рода в один кокон сворачиваются, и на парах тех кокон соединяется в нить одну, и по ней сила подается объединенных родов детям ихним [их]. И не родами, а семьями начинают числить детей пар тех. И семьи меньшим числом, и детей число меньше, а только связываю всех тех детей и по ним свою собственную нить вплетаю. И моя собственная нить им крепость придает, и то и есть сушумны нить. От века то идет, и больше детей таких, и выделивших пары меньше становится, и объединенных больше. И дома мои растут, и семьи совещаются.
Каковым числом я сосчитаю семьи, сообщать не стану. Но число предельное есть тому. И когда семьи соберутся, и дети размножаться перестанут, то на самовозрождение переставлю я кокон. И сами себя порождать будут люди, и то будет по плану моему, пока свет удержан будет. А как только гаснуть начнет, разделю полы я обратно и верну все. И по-новому плести нить стану, и окручивать, и раскручивать, и собирать и раздваивать, пока снова по плану моему нужный счет не встанет. Дом у всех продолжен, и ветры не сдуют тот дом, и перекручиваться моток не будет.
А у глупого всегда свои робости имеются, что все то – да не этак, и где правда, и где ложь, и с какого края, и где перед. На то все ответы есть, только не всем они понятны. Школ не веду, учеников не собираю, а те, кто свой собственный свет имеют, тем и так ясно. Уговаривать никого не стану. Имеющий уши, да услышит.
На Авалон пытался свой дом установить, так те просто смелись с него за то, что ученичество свое ввели, и планы свои, и рассуждения. И то так, и не так, а как знать, никто не знал. Спасибо, что советовались, да советов не слушали. И к мертвым не означает – упрекаю, а только предостерегаю: не считай себя выше, и не считай себя глубже, и умнее, и расторопнее, оттого что, в чем замысел мой не знаешь ты, и в чем заслуга другого, и чем мера его определяется. Не таись, не хранись, не привередничай, не суди строго, не оболги, не торопись с выводами, не жмись. Отдавай, что в твою голову пришло, сообщай к чему сам либо по велению моему пришел, того что не тебя распорядителем своего я ставлю либо охранником, а посыльным. И расторопен ты, если тот свет мой многим светить начнет. Отдавай, хоть и мало, отдай. С каким багажом ты вышел, какой донес и каким распорядиться хочешь, то дело божье. Остатки не выбрасывай, всем и кусок малый помощь окажет. Где голоден, там и кусочек пригодится. Оставь сомнения, переваривай съеденное и не торгуйся. У меня свой замысел, и доля каждому, и суд мой.
14. Ангелы
Ждет каждого дорога к святым местам. Зримо ли незримо ведет ангел человека к месту его. Здесь он правится ангелом. Кто при нем по имени, кто при нем по закону, а кто по воле своей ведет его. Нет человека без ангела, и нет праведника без поводыря. На страстях человеческих некого обвинять, тому как сам себе дорогу выбирает.
Для голубой планеты путь светит в самом доме моем, для красной в сердце. Для синего моря назначаю я купание в свете моем.
Для господа все едино, кто стоит с тобой, и кто ответ свой держать с тобой вместе будет. Не подводи наставника своего. Не горюй, что ни страсти ни воли нет, а горюй, что в судный день на тебя он свиток свой предоставит, кому и где сделал что доброго, что плохого натворил. Даст он мне полный ответ, и законом я судить тебя буду. Гениев я особым судом сужу. Не для благого дела коли труд их был, то сужу строго. И сужу вероломного правителя, и сужу жестокого, кто свое племя не сохранил, не приумножил. А предателю сам я прах разметаю, да только и предателям род есть. Тому и дают они их, и мне не время искоренять его.
Простой дорогой идут пластом лежачие и умирающие. К ним я сам прихожу, на погост провожаю и груди ихней [их] вздох первым принимаю. Забираю с собой мечты несбывшиеся, долю непринятую и гордость ущемленную. Все обиды и надежды в мешок собираю, на суд выставляю и прошу ангела ответ держать, за кем он смотрел, почему все не так, как хотел, вышло. И ангел суду моему сам ответит: «Неправеден был и нескромен, деток обижал, жену не оберегал, злобу выдавливал, пьянствовал либо бил. Неправедной жизнью сам себя наказал». О том, кто примет его, отдельно скажу.
За дорогу постылых и нелюбимых, убогих и боязливых скажу, что нет у Бога постылых и нелюбимых, нет убогих и боязливых. Та мера, что ему человеками присуждена, иная у Бога. И постылый станет мил, и боязливый храбр, и убогий окрепнет, коли свои силы не на драку и свару тратил, и пел у храма, и звону моему кланялся, и в смуте не участвовал, и клевету не разносил. Того я праведником признаю, и семени продолжение его дам, и семьи укреплю. Кто сам с ангелом своим советовался, и принимал свою судьбу, и не роптал, что богатым не стал и правителем не был. И лучезарным одеянием его награжу, тому как свет мой светлеет, когда люди добрые и мне покорные приходят. А свиток дел у него короткий, того что мало кому делов [дел] на обиду наделал. И с мнением ангела считаться буду, и признавать его правильным господу руководителем, а человеку советчиком. Тогда выше ранг назначаю я ангелу твоему. Не подводи его, а то рассердишь. Сам же корить себя будешь. Плавают ангелы в синем пространстве вокруг нас и все про нас записывают, а невидимы, тому что пелена на глазах ваших. И споры слышат, и распри разбирают, и в голове стоят, когда спите. Донимать ангела бойся. Неровен час – рассердится. Где тебе понять, как все это делается, – тому и не разумеешь. Ангельская песня звоном колокольным раздается, коли в ухе звенит. Не бойся, а спроси к телу либо к духу? А в правом ухе к телу, а в левом ухе к духу звенит и правду говорит. Спроси: на спор либо на мир. А кто угадает, тот и разгадает. Звон ангельский не потому тих, что его бы не слышал ты, а для того, чтобы прислушивался. Где колокольчик тенькнет, туда иди, а где рев – оттуда спеши.
На небе сонм ангелов и твоих пара, а твоих с парой еще несколько, и всего их трое – трое ангелов на каждого отвожу. А имя Самиель сказывается для постоянного и присмотра, и контроля. Имя Ариель для господа сила, Уриель для рода и помощи, имя Азраиль для смертного часа. Имя Сераил ждет, кто неприкаянный бродит. Имя Рафаель для веселой сердечной любви. Какому ангелу служишь, тот и ведет тебя.
С часа зачатия встречает ребенка серафим и святитель, кто кого на род наставил. Имя именем, а род родом. Посмотри, как у людей ведется, и поймешь, что именем сам не я называю, а родом я числю того. И род ангела своего для чад своих призывает. Длинный рассказ, тому не стану всех перечислять. Для смерти Азраила поставил, тому как первой трубою трубит, что час настал, и второй, что конец близок, и третьей время ухода оповещает. Стало быть, все его знать будут. Не строгий, и не сам определяет, а кто ему весть передаст о кончине кого, тому он и протрубит. Для Азраила все одно кого отправлять. Ему ни жизнь, ни смерть неведомы. «Чего вы плачете,» – вопрошает, – «Судного дня боитесь? Так сами себе уготовили делами и проступками». Ждет каждого Азраил, и поворота нет.
Только кто в тоннеле застрянет, того он назад отправляет, того как смерти своей не заслужил человек и права уходить не заработал. Того что право это и привилегия предстать, когда готов уже.
О дороге в святые пределы не я решаю, а род устанавливает, потому как уже святые пути расписаны, и спрос есть, за кого кто решил и поставил. Переправить то немногим дано, но скрепляю я. И я оттиск ставлю, а коли не поставлен, то и переставить можно. Кого сам, кого ангелы, кого люди, кого род просит, того и отсрочкой заставляю вернуться, либо даю отсрочку, у кого дети малые, либо дом небеленый, либо совесть нечистая, либо дело невыполненное. Все ангел считает и все записывает.
Долг каждого –повиниться, покаяться и причастие принять. Перед смертью долги не священник отпускает, но смотрю на что умирающий решится. Признает ли вину свою да о чем думает на смертном одре. А кто не успевает, того сам я причащу, и сам отпущением грехов заниматься поставлю. Срок разный у всех. И вздох последний у кого кто принимает. Но дома ли, в поле на бранном, на родах, либо в пенатах пленных, а только у всех я один выдох последний принимаю. А благословение кому кто посылает, тому и отправляю.
Дом мой утехой для живых является, когда соборуют в путь последний, а мне то и есть, что на пути его я встречу его. Зачем столько слез и плача, зачем горе и метание? Кому когда уходить – уж поставлено, и печатью скреплено, и думами передумано. Спаси и сохрани вас Господь.
Нетленною только праведников святых великих плоть остается людям в назидание и к поучению. Дорогою своею в другой мир уходят они. Не там, где все они содержатся, не там, где все смену рода переводят. Все, кто до него был, отпущенным грехам радуются и путь новый себе строят, путь тот недалекий – на планеты другие род того святого переводится. За грехи всего рода своего отплатил жизнью своею праведной, и роду прощение даровано, и путь направлен, и мена смерти установлена.
Другой дорогой идут правители мира – по непрямой дороге в виде спирали. Вычищают их и к делу новому прикрепляют, тому как не всю жизнь им править, и не всю жизнь верховодить. И, как правило, снова все с начала начинают, если где что неправедное допустили. Домом им станет море, и в океане плавать начнут, и кто съест их, когда на сушу и куда выберутся – то длинный путь предстоит. Нет правителя ни одного, кто свят был, но только, кто миру свою жизнь посвятил, либо врага пред меня поставил на суд мой, того я не наказываю и делом не сворачиваю. А в пенаты новые ссылаю, где сон его долгий, и сила собирается. И когда правым делом защиты просит народ его, снова его воплощаю. На ратный подвиг спят воины в покоях моих, и сон их долог, и мир спит, доколе кому свою злобу на кого выдавить захочется.