Доля человека

Годы идут, прежде чем снова великий воин рождается. Его я семилучевой звездой наделяю, либо розой, либо шестигранником, для какого племени назначаю. И спрятать тот знак не от кого. Только война сама все выявляет. До того нет на нем ни имени, ни приметы. Говорю, как поставлено, и как пройдено.

15. Cвятыe места

Дорога к святым местам есть у всех, и тем путем ангел его ведет. Тех мест всего девять, и имя им известно, и имя названо теми, кто свои приходы в них совершили. И пол тому не свят, кто на колени не падет в местах тех святых и землю ту не поцелует. На коленях стоят либо ползут по-пластунски к святым местам на земном пути. Хоть раз человек должен совершить паломничество И знают то все, кто религии Мохамеда привержен, и Мекка их путь. И Иерусалим – путь иудея и святые места Израиля. А у святых, какие есть на Руси, путь Святого Духа свой.

Только родина родила святого, и только тот святой по имени своему дает племени совет и помощь, и на стяге образ его. И дорога у каждого есть к святым местам, и предок выбор сделал, и чем стать ему решил. Короток путь, кто путь в церковь совершает, и длинен, кто себя ищет и не находит. И при имени моем я заставляю, и при имени моем направляю, и крепко держу, кто руку протягивает, и род храню, кто сам просит. Только свет один говорит, что плат чужой не одевай, и крестик крестильный чужой не поднимай, и головы склоняй при доме божьем, и правилу причащения следуй, и на голос отвечай, и кланяйся, и крестись, и пост соблюдай, и матери моей на икону кланяйся. И на поклон она поклоном ответит. То две – путают светлую икону и темную. А кто темной, тот считает, что стара она и от времени потемнела, а то свет черным покрылся, что с вас собрала все черноты.

Для племени славянского поставил я пастырей славянских. Имен их несколько. Все названы не будут, а про тех сказываю, кто не простым саном, а саном святым служил. То имена Сергий и Радонежский, и Муромский, и правитель Коломны, и добрый пастырь Владимирский, и старцы, и Оптины, одинокий путь выбравшие, сами себя замуровавшие и кресту поклонявшиеся, именами своими прославлявшими землю славянскую и землю устраивавшие. И для рода своего, и народа своего молитвы направлявшие, и горю своему не предававшиеся, и ропоту не отдавшиеся, и укорам. И от них сам я слов укора не слышавший, пошатнулся от силы такой, и, силе такой поразившись, наслал большие муки. От праведности сам я, став праведником, прояснюсь. Про тела свои нетленные не думавшие, и о гласе моем не забывавшие, на святой подвиг себя устремившие.

И памяти своей, и прозванию нарекаю их ангельскими и архангельскими чинами и впредь. На землю славянскую возврата они просят. Тому сказываю, ждет земли славянские приход праведников и приход святых, и именами своими землю свою освятят, и именами своими защитят, и на пророков себя поставят, и по пути тому направят, и сами пойдут, и собой поведут. И для гнева моего не станет часа. И по праведности сами они народ примут, и не отпустят. И горя не станет, и мера не назначена, и снова чаша пуста, тому что сила небесная на славян смотрит и от славян ждет исцеления, того что в руки праведников, сказываю, землю отдам. И по ним землю славянскую мерить буду. И на колокол мой звенеть они будут, и на стяг лики их походить будут, и песни и сказания свои обо мне писать будут. И пламя не сожжет, и река не смоет то. С пальцев их сила истекать целебная будет, и прану, и свет выделять головы и рты их будут, и чудеса показывать. Того и говорю, что скоро свет увидит свет и силу, и на пророков своих смотреть будут, и не проклинать, не распинать, а поклонами встречать. За то и назначу славянам себя в услужение. И чином выше поставлю, чем народы другие, и к пяди своей прислоню, и Святый Дух направлю к народу славянскому. Того, что сам я решаю, какому народу каким местом в чертогах моих сидеть. И с чем народ приходит, то и мерою всей стране назначаю. И по своим пророкам, и по разумению, и по доле, и соперничали ли с пророками, и так ли принимали, cвет либо дам либо нет. К тому и стану ответ с моего либо другого народа иметь.

Крепнет святой полк, что на землю славянскую направляю. И гении приходят, и светом наполняются. За пастырей и святых ответ спрашивать стану и долю менять буду. Говорю, за святых да пророков спрашивать стану, кем им назначили быть, и кому сами поклонялись, и дали ли кров, и обогрели ли. И стали ли честью, светом и памятью моим святым, рожденным ликом людским и духом небесным, на продвижение и просветление людям волею своею направлены, и городам, и селам. Святым судом судимы будете.

Для племени с Украины соперников не посылаю – спутается один, и другой, и третий, и всеми другими смешанный. И на всех одних святых направляю, и нации им не числю, и родов не считаю, а только назначаю, кого в какой дом. И посылаю, и вестью благой сопровождаю. И вести те наблюдайте, и вести те записывайте, того, что Мессия идет и растет. И Мессия на братство и совершенствование сам вам себя проявит, и милость к нему большая, и забота моя. И какою ему мерою мерить будете, такою и вам намеряю. Истинно о том говорю.

16. Cвятыe

Долг каждого придти к святому месту. Мест тех девять, каковые на землю поставлены. Есть множество красивых и полных, и силой связанных, и энергией. А только святых всего девять. И род оставляет на местах тех метки, которые всем видны, да только неосознаваемы. Есть место Пасадена, и есть Рим, Иерусалим, Стоунхендж, есть равнины, есть пол.

Три дома моего в Израиле, которые обхожу я сам, и мать моя обходит. А так ли твой дом стоит, один свет про то знает. Сам он в дом мой проходит, сам просыпает и сам светит. И в доме том всех я собрал. И в доме том скакун сам не скачет – его всадник направляет, и песня сама не звучит – певец поет, и вес не сам взвешивается – его я взвешиваю. И только семя свет тот вспоминает и посылает ‘асту’ для пламени моего. Аста и есть свет мой синий, и светит он всем, и пламя не обжигает, и не скрывает святости своей. И пламень менять не стану, и дом свой убирать не стану.

Не гони гостя на земле своей, не потеряй друга, не ссорься с врагом. Не считай, коли не потерял, не вспоминай, коли не простил, не обзывай, коли сам на спор вызвал. И запомни: где я, там имя мое, и где имя мое, там свет мой, и где шаг мой, там дорога мне. И приду, и сведу, и разведу, и асту отниму, и срам оставлю. И свеча погаснет, а чрево перестанет носить, и одиноким останешься, и нелюбимым. И гнать отовсюду будут. Пастырь я, и всякая овца мне нужна.

           Лики проступают, когда солнечный свет попадает, и темнеют, когда света в касте нет. Кастою я называю простых и разумных, родительский дом поставивших, самих себя вырастивших и людям мученичество свое посвятившие. Береги свой мученический сан. Касту мучеников святых и простых ставлю для своего и дома своего созидания, касту верховных священников, чтобы по старым обычаям устроять святой обряд, и касту великих пророков назначаю. И тех, кого назначил я, суду людскому не подлежат. Сам я выбираю, кого сделаю пророком своим, и суду людскому те пророки не подлежат. Святые и мученики, кто жизнь свою отдали за имя мое, принимаются в чертоги мои, как первосвященники с той стороны, где им свет мой открылся. И по именам их я их вывожу.

Только сами они счет свой ведут, и сами решают, для чего им снова приходить, и для рода какого и племени свет свой открывать. И в род в тот они приходят, где людей святое чувство связало, и святым чувством жаждут они чуда святого пришествия. И по доле торопятся выполнить долг свой, и дело им я назначаю. А святые решают, куда прийти, и молитвы слышат, и смерть свою тоже понимают, смиренно принимают в назидание и просветление. И род тот светлеет и скручивается, чтобы ход свой в небе сократить, и с миров иных на землю глядеть, и наставниками быть. И пройдет сто дней, когда род сам свой путь начертает, сам самой своей дорогой уйдет.

Только и место есть, которым стоит верхняя свита. Свита есть, предки кому молились, дети кому поклонялись, и сами на кого свои молитвы направляете. Тому и свита называется. Сами люди придумали, или бог указал, да только все молитвы по равному принимаются. На камень ли человек направлял, на род, на пламень, на гору, а только все молитвы я собираю и для рода берегу. Так и есть, как есть. Сам не прошу, а своего не упускаю. Направленную молитву слышу, и глас раздается. Но молитва не всякая звучит, того что разную силу имеет. И не всякая дойдет, а та только, что рассвету послана и на утренней произнесена. А на вечере не сама приходит, а к пастырю прикреплена. Тому не сам человек направил, а пастырю на совещание. Говорю: на утрене молитва стоит больше, и правда в ней, как то человек, с чем встал и о чем забыть не мог. Направь и ты молитву на утрене и посмотришь так ли, как я сказал.

17. Звуки

От тона зависит многое. От тона самые большие перемены идут. Тон тот есть звук, и звук разный. И звук становится силой, и становится длинным, и проясняет он, и затуманивает, и по звуку сообщает. И звукам тем имена есть, и составляют они лад один, и рекой они льются, и водопадом обрываются. Сообщают, с какого тона сигнал послан. И звуку каждому все подчиняется, и звуков тех несколько, и все они звучат. Кому какой звук слышать, сам я назначаю. В первый звук «оум» все разлагается, и все распространяется. И «оум» тот сам дорогу пробивает, и сам устанавливается. Сам «оум» как первое слово и первое имя мое. Звоном колокольным он разносится, и весь тот звон принимается.

Звук ‘си’ означает сомнение света, свет и постройка света до дома моего. Звук ‘си’ сообщает, что по лаю он распространяется. Звуком ‘си’ лают собаки, волки и лисицы. Кровь сама ‘си’ означает. И с ‘си’ посылает звук горна, и звук пастуха, и ‘си’ смешивается, и одолевает, и постой, и поспешность, и смятение вызывает. От ‘си’ становятся волосы дыбом, и смерть он созывает.

Звук ‘до’ отдельным говорит. ‘До’ – это рев и рык, и по ‘до’ свет уходит вверх и по ‘до’ уходит вниз. И громок и силен звук ‘до’, и по плану моему ‘до’ считаю я рукавом, по которому лава течет, и недра разговаривают.

С планом моим ‘ре’ признаю как звук чуда. Указываю, что чудо в этом звуке. Сам или по спору, да меня звуком этим вызывать можно. И по звуку ‘ре’ собираются ангелы, и по звуку ‘ре’ прилетают херувимы. И звуком тем Вселенная полнится. И соглашается, и примиряется, и удовлетворяется, кто сомнениями болен, и славы хочет. У ‘ре’ имя мое, и ‘ре’ сам я забираю.

‘Ля’ поторопились назвать звуком моим, оттого и грехи скапливаются, и прохода им нет. От ‘ля’ только спасение мое спускается, и прощение, и подарок, и песня, и потепление, и соглашение. И домом становится ‘ля’ для тех, кого дома лишили. Песня ‘ля’ становится светом, и ждет свет у порога. ‘Ля’ к тому звучит, когда радость хочет поселиться.

А ‘ми’ на прорыв, на рывок, на спектакль. На ‘ми’ держится самая старая и самая огромная звезда. И старым, и молодым ‘ми’ дает созревание и сочетание. И с ‘ми’ сказания мои спускаются, и до ушей доходят. То звуком ‘ми’ я с вами разговариваю, и звуком ‘ми’ считываю, и записываю, и открываю, и показываю. И с ‘ми’ оставляю отметины свои. Голос ‘ми’ звучит семейным, и на голос ‘ми’ спускаю детей, и посылаю святителей, подбадриваю и утешаю. Говорю ‘ми’ тем, кто болен и плачет, кто брошен и несчастен. И стает ‘ми’ светом, и спокойствием, и крепким сном.

Для ‘фа’ зов свой оставляю, того что ‘фа’ – это мой призыв, кто спит в чертогах моих, и ‘фа’ – это воину созыв, чтобы встал, когда выход ему назначаю, и ‘фа’ – долгое эхо войны и долгий вопль, сына не дождавшейся матери. И рад бы ‘фа’ совсем убрать, да нужен звук этот моей матери. ‘Фа’ – звук мадонны. И мать сопереживает, и сообщает, и сама приходит, и плат накидывает на спасение и на мир, на отдых, на забвение, на долгое и волшебное засыпание. Кому ‘фа’ прозвучит, тот на зов матери моей пойдет.

И ‘соль’ на чудо собирается, и становится честью, и правилом, и справедливостью. И говорю на суде моем звуком ‘соль’, и ‘солью’ мне отвечают, и просят, и совещаются. Суд есть ‘соль’ и правда, и ‘соль’ звучит, когда правду говорят. И ‘соль’ звучит, когда молятся, и познают, и понимают, и по правде живут. ‘Соль’ и есть мой звук главный, и сам ему я следую. И сам туда себя направляю, где он раздается. И открываются врата, и подчиняется свита. И считаю я чашу, и выливаю, и расписываюсь, и новые чаши устанавливаю.

Доподлинно то говорю, как устроен и как расписан звук, и с кем какому звуку постижение начинается. Тем звукам еще звуки есть, и разные, и смятенные, и протяжные, и громкие, и низко звучащие. Да то не всем я сказываю. Пока и тебе не отвечу.

Звуки связывают звук в мелодию. Та мелодия меня сама задевает. Самая красивая мелодия смену весам производит. Спетая песня чувством переворачивание чаши осуществляет. Голос раздается с перерывом. Срок смены сам изменяется и даже останавливает время.

Год состоит из нескольких высоких звуков. Год определен как год из нескольких высоких звуков и составляет миллион лет. Год из нескольких низких звуков составляет пять лет. Смена лет состоится, когда с чаши на суде выливается звук. Каким звуком прозвенит, такой и станет спасение[м?]. Самый верх составляет звук ‘ля’. Самый верхний звук ‘ля’ означает поворот чаши в противоположном направлении. ‘Си’ означает поворот чаши на треть. ‘До’ поворачивает чашу на 6 сотых, и ‘соль’ опрокидывает чашу. Так и сам я не совершаю. Так смена устроена.

Дорогой спасения идет, кто чашу звуками ‘до’ постоянно наполнял. Спасение ждет, кто ‘ре’ и ‘ми’. А весь ряд звуков составляет гамму, которой не перевернуть чашу, и свет спасение не принесет. У кого вся гамма, у того свет спасения не принесет. Чересчур то понятию не соответствует, и постижение требуется. До какого тона сперва свет посылает, и до которого человек по порядку настроит, то и есть опыт перерождений. С какого тона звук проносится, с того звука и происходит перерождение. Тон переносит человека с того времени, когда он жил, в то время, когда он совершал свой проступок. И, когда снова он слышит тон, то чаша переворачивается, и происходит видение, как человек себя вел. Только некоторым то понятно. Должен тон раздаться, чтобы человек сам вспомнил, и повернулась чаша. У крена чаши сам свет всасывает свет с мелодией ‘до’, и сам переносит с уровня ‘си’ в уровень ‘до’. Когда то останавливается, тогда горячий притягивается воздух, и совершается выдох. И с выдохом собирается струя света, которая из века в век успевает дожить свой век.

Псами уносятся смертные, сами собой умершие. Смена весов мешает им попасть в пространство. Ускользать они начинают с Млечного Пути на путь астероидов, становятся поясом астероидов те.

Кто оказался невинно убиенным, переносится с Псами в покои Ориона, и поспешная смерть кругом заменяется. Круг сам вокруг смены чаши облетает, и [они] снова на построение переносятся. Смерть их освобождает их от чувств прошлых. И оставляет грехи ихние [их], и убийцам ихним [их] свет их посылает сам. Кто умер сам, сам свои грехи отрабатывает. А кого убили, того грехи на убийц к пересылу сами посылаются – то и становится убийце проклятием. Сам кто умер через время очищается и по тонкому тоннелю к смерти, отделившись от тела, спускается по тоннелю.

Исаак – соперник мой и спасению путь преграждает. И я святых собираю, и смерть меня усекает, и по свету Исаак сам не может мне путь перекрыть, и я человека спасаю от Исаака. У Исаака спасение трудное, и спасение черным поглощением заканчивается, оттого что строг, и судит строго. А я справедливо сужу.

Свет сам смерть посылает, сам крепко держит и крепко привязывает. Сам Исаак своих проводит, а я своих. И кто Исааку, и кто мне. На соперника моего я сам соглашаюсь. Сам соглашаюсь, как то и Мохамед делает. Своих сами мы принимаем, и счет ведем, и отдельно собираем – великий сонм. Спасение с пением встречаем.

Один гость и один к семье посланец, который встречать родственника своего приходит. И сам по спору свиток ангел разворачивает, и свиток читает, и советует, с кем и когда будет свой грех, проступок или награду получать. И когда решу, тогда и с пением отсылаю, и с пением звуки сами произносятся, и звуки сами складываются, и мелодия раздается. И то есть приговор.

Тремя звуками свет касту направляет, и два звука смерть означают. И смесь – то мелодия чувства, и самый высокий звук торопится о смене каст огласить. Каст меняю сам, и касты в списке сами считаются. Только звук о пришествии моем говорит, и по звуку ангелов различают.

Звук ‘си’ совмещается с ‘ре’, и звук ‘до’ совмещается с ‘ля’. И проносится звук такой через пламя, и не сгорает. И проносится звук тот через все черное пространство, и не исчезает. Оттого, когда звук совмещен, человек, что проходит через черное пространство, не поглощается и снова восстанавливается. И сам, и семя свое он после наградит звучанием этим, чтобы и потомки его черное поглощение пройти смогли. И светлые одежды надеваю на тех, кто прошел черное поглощение и вышел. Сам светлые одежды одеваю, и сам встречаю, и звук ‘ля’ и ‘до’ по спасению предрекают, что человека того ждет род и примирение с родом.

А ‘си’ со звуком ‘ре’ означают, что восстановлен и принят. И сам себе он становится хозяином, то есть нет грехов рода на нем, и нет ему проклятий, и нет спеси. И спасение ждет его. А когда звук ‘фа’ и ‘соль’ вместе звучат, то и дело, что черным поглощением дни свои закончит. И поставленная свеча уже ему не светит, и по порядку он поглощением заканчивает дни свои – то убийцам и божьим судом признанные виноватыми в смерти человека невиновного. И одиноких кто родителей оставил, и детям кто не помогал, и ссор своих не скрывал. И доподлинно говорю: те звук ‘фа’ и ‘соль’ издают. И их я поглощением черным совершаю прерывание пути.

Кто сделал что-то хорошее, в чем ему жизнь продлена может быть, то и чаша святая взвесит. И звук если ‘соль’, то переворачивается чаша и не ставится вновь. А кому нашлось что хорошее показать, и звук четырьмя звуками звучит, и звуки те ‘до’, ‘ми’, ‘ля’, ‘си’, либо ‘ре’, ‘до’, ‘ми’, ‘си’, либо ‘ре’, ‘си’, ‘ля’, ‘ми’, то свет вновь ставит чашу. И с чашей новое время счет начинает, и по счету новому мера назначается.

18. Прохождение светa

Мера каждому своя направляется, тому что нет одинаковых требований к разным. Того что, кому читать, с того про супа приготовление спрошено не будет. И кому дома строить, того за веры столпа принимать не стану. Даю каждому его дело, и рода нить, и рода спасение. И связываю узлы, и проверяю, как узлы те распутывает человек. И до дня кончины своей не знает человек, с каким заданием пришел он, если сам умом своим не дошел и по свету не догадался. И забирает вдох его, с каким выдох последний он сделал. Всю жизнь свою произносит так. И поступки сами собираются.

Долго и огорченно смотрю, как свет прохождение свое совершает в людях, и сам свой вопрос имею, за сколько времени поймет человек, для спасения которого я свет направляю, что нет смерти иной, чем смерть, в самом себе растворившись, подняться и поглощением черным исчезнуть. Ответ знают, а не принимают.

И головы не всуе поминают имя мое у тех, кто домом моим стал. И светлеет голова, кто сам себе решает, и себе доказывает, и разговаривает, и сомневается, но ищет. К такой голове я сам прикасаюсь, и сам сочетаю, и сам успокаиваю, и свои чудеса показываю. И дело ставлю в голове его, как смысл жизни его, и смысл смерти, и смысл нового рождения на новый мир либо на новое продвижение.

Затемненная голова свет принимает, но не освещается. И кем ее зажигать – я сам приведу к тому, кто может. Да только имя всем не называю. И любовью сам зажигается, или долгом перед людьми либо перед страной, либо помощью другим, либо знаниям, либо постижением истин, либо гордым своим принятием своей доли. Идея сама зажигает и по строю сама дорогу выжигает либо высверливает. И поднимается поток, и по правой линии, и по левой к ноздрям посылается, и наружу вырывается. Вдохом и выдохом совершается постоянное поднятие, и сушумне открывается свет, и посылается к дому. И переносятся великие и малые к дому и работе моей. И всем, я пастырь и отец.

Так и строятся связи мои и каналы, и в голове каналов тех много, и с каждым могу говорить, и каждому советовать. И приступаю к созданию моего контакта и моего тона. Тон мой у светлых иной, и слышу звук иной я. И звук то сильный, и звучит он от ‘ля’, от ‘ми’, от ‘ре’, от ‘си’. От ‘до’ и от ‘фа’ не слышу я. То звуки, которые мать моя спасти хочет. И спорить с ней не стану. У людей, что звуком ‘ля’ звучат, именно свет говорит в сером веществе. И именно в сером веществе происходит подача звука в уши. И слышит человек ‘ля’ и понимает речь мою.

Звук в сером веществе и глазу сигнал дает. И постигает человек видением своим от ‘ре’. Натягивается покров, меняется аура, восстанавливаются силы, и чувство светлое и божественное теплится, и молитва то чувство поддерживает. И ‘ре’ присутствует у праведных и спокойных, и долю свою нехулящих, и злобу на людей не держащих.

Только три звука оставил я на мой дом. У кого звук ‘си’, тот свет создает. А звук ‘си’ мне становится необходим, чтобы я шепотом рассказывал. И от ‘ми’ я жду своего решения доказывать силу мою целебными руками. Кто ‘ми’ звучит, тому я руки целебные делаю, и с них прану целебную посылаю.

Тому, кто все звуки в себе держит, я награждаю. Именем рода числить его перестаю и числю его именем, которое на небе у него другое. Именем его числить людей с 4 звуками я начинаю, и имен тех три у него, и главные с пересылом ему отправляю. Должен знать каждый три имени свои, и с какого оно начинается. День у него становится тысячу лет, и ранг другой, и доля иная. С именами тремя людей сам я созидаю, сам освобождаю, и горением им спасение не назначаю. Ни черным поглощением, ни свертыванием в кокон, ни порядком переворачивания чаши, и ни мерой людской, а долгим звуком «оум» я сам их созываю, сам скручиваю, сам выворачиваю, и сам спорами распыляю. И где спора та упадет, там и родится святой избранник. И станет он по полу, чем сам захочет, и по имени, что родители дадут, и по званию, какое себе назначит. А только долг у него самый необыкновенный будет, и верить своему призванию, и долгу, и чести, и работе. Таких я сам направляю, и сам слежу, и сопровождаю. Говорю, так и делю я всех, как сам решил.

‘До’ состоит из первой чакры, и ‘ре’ со второй, и так по ладу вверх. А восьмая то именем другим составляется. Она из всех звуков, что пройдены ранее были, и какие звучали, те и содержатся в звуке восьмой чакры. И далее к верхней своей дороге звук тот разносится, и глас тот слышит Азраил, и по звуку тому прилетает, и составляет, что имярек путь свой окончить решил. И по звуку он знает, что сам, либо убит, и какому вдоху содержание сообщено.

По темени звука слышит Азраил, что работа завершена, время окончилось, и подернулись глаза пеленой, и темя открывает тоннель, и проносится вихрь, и в вихре этом раздается звук гласа моего. И направляется человек в мое пространство, и сопереживает мать моя, и со стороны летят, кто встречать пришел, и со стороны летят, кто судить будет. И по свитку ангел читает все, что совершил и чего нет, человек.

Тот, у кого звук как песня, тот и есть к самой ангельской жизни назначаем. А у кого как вой либо рев, тому и поглощением черным дни свои закончить надо. Свет считывает, с какого тона, с какого полтона и с какого регистра все звуки располагаются. Место мое ‘ре’ принимает, ‘соль’ врата открывает и чашу переворачивает. А ‘си’ само смерть вызывает, и то и есть песнь смерти. До самого рода доходит тот звук, и знают, каким придет к ним человек ихнего [их] рода.

И возникает смерть от звука ‘си’, и возникает смертный вопль, и спешит Азраил на встречу воплю тому. И достигает вопль тот пределов, и становятся роды навстречу, и по свитку читает ангел. И ‘соль’ врата открывает, и вратами теми проходит в пределы мои. И с восстановления кто вернется, в клубок рода своего приматывается, и на сон остается, и пламенем обжигается, и крепче становится, и переменивается, и становится роду новым добавлением.

Кто род свой только числить начинает, тот сам перематывается и в узел сворачивается, чтобы к узлу тому своих собственных детей привязать. Бог светлеет, когда проходят черное поглощение дети его, и принимает, и поздравляет, и считает своими, и награду назначает. По списку всем он срок оглашает, когда кто снова пойдет, и с каким планом, и долей какой, и в какое место, и согласен кто, то принимает он вид кванта, и содержит он свой код и содержит он свою светлоликую семью.

И по темени детскому попадает в мозг, и становится местом бога, и становится каналом. И соединены мы, и связаны. Посылы слышит мои, и разговариваю я с ребенком, и наставляю, и чувствую каждое движение, и звуки различаю, и постигаю. И темя закрывается, и счет другой становится, и дитя плану своему следует, либо нет, либо разочаровывается, либо укрепляется. И проба его совершается, и закалка. И мера становится в голове его, и чаша заполняется. И должен сам по плану своему найти он смену свою, и пару выбрать, и доказать, где место его постоянное будет. И прану он сам получать научается, и до темени своего свет поднимает, и к пониманию, и прозрению путь сам свой совершает. А такой и есть план мой, и работа тоже. То дитя знает и специально свет вспоминает. И догадаться тому легко.