Музыкальный мир

Алексей только кивнул.

– Наверное, скрипка у тебя от моего прадеда, он был искусным скрипачом, жаль, что цыганом, мог бы достичь многого, – предположила Ольга.

Алексей скривился – не хотел слушать про его предков с той, ее стороны. Он прекрасно знал, почему выбрал скрипку и за что любил именно этот инструмент, и попытки этой женщины объяснить его выбор выводили его из себя.

– Ты должен понимать, Алексей, – остро глядя на него, проговорила она. Ему показалось, что в ее глазах блеснул какой-то дьявольский огонь. – Ты должен чувствовать, что сила любого искусства дает власть, но и требует очень большую жертву взамен. Про власть я имею в виду – возможность управлять эмоциями, настроением людей, это почти как суперсила, а достигнув высшего мастерства, она самая и есть. Но, чтобы ее достичь или хотя бы раз в жизни коснуться, испытать, нужно очень многое принести в жертву. – Она проникновенно посмотрела ему прямо в глаза. – Сделать невозможный выбор. И искусство ответит на это. Поверь мне, это стоит того, но этого нужно желать так же страстно, как юнец первый раз желает женского тела, всем нутром, всем сердцем, отдать все за этот первый и никогда неповторимый опыт.

Алексей поморщился. Женщина казалась безумной. Ее глаза блестели как у дикой ведьмы, которая нашла редкое заклятье и пытается убедить жертву, что она должна быть счастлива стать таковой ради чего-то большего.

– Мне нужно идти, – осмелился он закончить этот странный разговор.

Ольга кивнула, и лицо ее будто потухло. Алексею показалось, что в ее глазах мелькнуло разочарование, и от этого ему стало гадко. Он что, хотел, чтобы она гордилась им или восхищалась? Откуда это нелепое желание?

– Ванья привет передавать не буду, не думаю, что его это обрадует, – с акцентом в имени сказала она. – Буду ждать тебя в финале. И буду считать дураком, если ты решишь сняться из-за сегодняшней встречи.

– Мне плевать, что вы будете думать, – бросил он, развернулся и, чеканя шаг, который проглатывал вытертый ковер, вышел из зала.

И почти побежал в гардероб; забрал пальто, на ходу надел и, под удивленные и недовольные реплики стража в вестибюле, вылетел из консерватории в холодный стемневший город.

Глава 20

Мокрый снег сыпал за воротник, моментально превращаясь в стылую воду. Алексей почти бежал в гостиницу, чтобы собрать вещи, выписаться и завтра же уехать домой. Темный вечер города вторил его мыслям и желаниям. Хотелось выплюнуть всю эту черноту, забыть, чтобы вообще не было этого привета из прошлого.

Совсем промокшим он добежал до приюта для музыкантов, сбросил всю одежду и встал под горячий душ, надеясь промыть и мысли – обычно помогало. Но не сегодня. Но хотя бы он успокоился, появились ошалевшие мысли сделать себе чаю, не рассказывать отцу и не приезжать на финал. Решил начать с чая.

Джинсы-брюки смятой горкой валялись на кровати, и из-под них глухо зазвонил телефон, распугав все решения.

– Да! – ответил Алексей, не глядя, кто звонит.

– Леш! Я уже переживать начал, трубку не берешь, на сообщения не отвечаешь. Как конкурс? Леш?

Алексей сел на кровать, ноги вдруг снова устали, как и недавно в темном зале. Проведя пальцами по влажным волосам, он тяжело вздохнул и подумал: хорошо, что отец его не видит сейчас – Алексей бы не смог скрыть. Говорить отцу не хотелось, как теперь и ехать на финал. Неизвестно, знают что-то со стороны этой Ольги или нет, но предвзятость уже увидели, так ему казалось.

– Извини, пап, – откликнулся Алексей, – недавно вернулся с конкурса, не слышал телефона, вымок, замерз, сразу в душ пошел.

– Ну, сыграл?

– Сыграл. И прошел. Там сегодня все по-другому было…

– Ну я тебя поздравляю! Финал остался, значит. А когда?

– Пока не знаю. Пришлют информацию.

– Добро. А домой когда?

– Завтра приеду, как поезд будет.

– Буду ждать. Девчата тоже интересовались, ты им сообщение напиши.

– Хорошо, пап.

– Леш, случилось что? Голос у тебя странный.

– Все нормально, пап. Устал только очень. Буду ложиться и утром на вокзал.

– Спокойной ночи, – ответил отец, и Алексей поймал недоверчивые нотки в его голосе.

Буркнул ответ, Алексей нажал «отбой». Глянул на экран: сообщения от отца, от Алины и еще два от Наташи. Он написал девочкам, сообщил, что возвращается завтра, и получил «Ура!!!» и «Ура)» в ответ. Первый раз за вечер он улыбнулся.

Запивая булочку чаем, он подумал, что надо бы спуститься и сообщить, что съезжает завтра. Но есть хотелось сильнее. Пока он жевал свой скромный ужин, думал, пытался понять и придумать, как, не объясняя никому, выйти из конкурса. Мысль снова ехать и встречаться с Ольгой, играть перед ней, вызывала отвращение.

– Надо было сказать, что не прошел! – Он больно хлопнул себя по коленке и поморщился.

А потом пришла мысль, с которой все начиналось: а что он будет делать дальше? Отложит музыку? Он не мог так даже думать, внутри все сразу начинало переворачиваться и протестовать против таких мыслей. Это были его не первые попытки отложить скрипку, но каждый раз он возвращался к ней. Это было сродни зависимости, и Алексей смирился, найдя дело, которое не так раздражает и приносит деньги на жизнь, а скрипка стала дорогим хобби.

«Ну откуда она взялась!» – подумал он об Ольге, и волна злости снова накатила, загоняя в какой-то порочный круг, в котором нужно было сделать невозможный выбор, и в одном из случаев наступить себе на гордость.

Алексей порывисто встал и пошел на ресепшен и проветриться, и сообщить о решении.

Девушки снова не было на месте, но сквозняк и бормотание от входа подсказали, что администратора надо искать на крыльце.

– Простите? – Алексей открыл дверь, выглянул и сразу нашел ее.

Девушка вздрогнула из своих мыслей.

– Я сейчас подойду, – бросила она и отвернулась.

Алексей вернулся к стойке и стал ждать. Только сейчас он приметил ровно такой же автомат со снедью, что стояли у столовой в консерватории. Он похлопал себя по карманам и нашел горстку мелочи. Хватало на шоколадку, и Алексей «заказал» себе «Марс», который больше всего любил за тягучую начинку.

Девушка вернулась в прихожую, и Алексей поспешно спрятал шоколадку, будто украл ее.

– Слушаю. – Девушка Марина, как гласил бейджик, надела большие очки в тонкой оправе.

– У меня поменялись планы, и завтра я уезжаю. Пересчитайте мне пребывание, пожалуйста.

– Молодой человек, – начала девушка, словно с огромной тяжестью поднимая на него глаза с рядом наращенных ресниц.

Алексей улыбнулся ей:

– Я знаю правила и знаю, что вы делаете перерасчет, я не первый раз тут.

– Правила…

– Не менялись, иначе вы должны были меня об этом предупредить.

Марина вдохнула, хотела что-то сказать, но промолчала. Пересчитала и выдала Алексею разницу.

– Большое вам спасибо, – искреннее кивнул он.

– Угу, – искренне высказав отношение к его благодарности, ответила девушка.

Алексей пошел к лестнице и успел услышать:

– Олег Дмитриевич? Гостиница «Ключ». Вы оставляли запрос на бронь, вам еще актуально? Ага, да, номер с завтра свободен.

Хмыкнув человеческой лени, Алексей вернулся в номер.

Прогулка его освежила. Он все еще не знал, что делать с конкурсом и дальнейшей жизнью, но сейчас думать об этом не хотелось. Хотелось налить себе еще чаю и в один присест съесть целую шоколадку.

Вещи были собраны, одежда на обратную дорогу приготовлена. А сон так и не шел. Алексей долго вертелся, но до самого утра не смог нормально уснуть. Легкая дрема порождала искаженные картинки и совершенную нелепицу, которую даже не стоило пытаться понять.

В пять утра он не выдержал, встал, умылся и поехал на вокзал.

***

Ворсма встретила Алексея светлым небом, слабым ветром и тишиной. В Москве повезло взять билет до Нижнего Новгорода на скоростной, а автобус на автовокзале приехал почти сразу и полупустым домчал до Ворсмы почти без остановок. Вся дорога будто старалась быстрее помочь Алексею добраться до дома.

Он неспешно брел от остановки, катя за собой маленький чемодан. Наташа и Алина в школе, отец в спортивной с утра – дома Алексей будет какое-то время один.

Что делать со своей дилеммой он так и не придумал, и пока удивлялся пришедшему спокойствию за ночь и утро, хотя он обдумывал ситуацию с разных сторон. Но выходило всегда одинаково: не ехать на финал и объяснять, почему не поехал. Ехать и мучиться от эмоций, которые могут сбить с победного пути. Съездить и проиграть, но зачем?

Был еще вариант не ехать и никому ничего не объяснять, но выглядел самым странным их всех, чтобы пытаться ему следовать. Хотя очень хотелось так сделать. Но девочки душу вынут, и отец не поймет.

Алексей вошел в пустую квартиру, оставил чемодан у входа в свою комнату, скрипка в кофре легла на диван. Пока закипал чайник, Алексей проверил почту. Пусто. В общем-то, не удивительно, дату финала стоит ждать в конце недели, когда все участники пройдут второй тур.

Вернувшись на кухню за чаем, Алексей только сейчас заметил на столе что-то, накрытое белым вафельным полотенцем с колосьями пшеницы у краев. Он сразу узнал это полотенце. Приподняв ткань, он улыбнулся: на плоской тарелке лежали пухлые румяные печеные пирожки, от вида которых как-то странно защекотало в груди. Под горячий чай он умял сразу три, два оказались с яйцом и луком, а третий с яблоком. И сразу же захотелось спать.

Последние полтора суток вымотали Алексея похлеще, чем многочасовые репетиции, и он решил не бороться с побеждающей дремой. Переложил скрипку на стул и прямо в одежде лег на диван, укрывшись плюшевым пледом с замысловатым бежево-бордовым орнаментом.

Эмоции от встречи с матерью тоже притаились и казались неприятным сном. Алексей пытался вспомнить, что в детстве думал о матери. Скучал или переживал, что ее у него нет, а у одноклассников есть? Но память и душа молчали, ничего похожего. Он помнил только тот единственный разговор с отцом по настоянию бабушки. Алексей тогда вернулся из школы, где дали задание сделать свое древо семьи и отметить первым родителей. И Алексей уточнил: «А если только отец?», и кто-то засмеялся. Он помнил, что ему было обидно и зло, хотелось ударить насмешника. Но он сдержался и решил дома выяснить, а где, собственно, его мать. Бабушка отправила к отцу, а тот постарался объяснить. Алексей четко помнил, что отец пытался донести до сына выбор матери и произнес что-то вроде: мы должны уважать ее выбор. Тогда он не понял эту фразу. Ее смысл дошел до Алексея сильно позднее. Бабушка никогда эту тему не поднимала, отговариваясь, что прошлое ворошить и душу этим тревожить – пустое занятие. И Алексей привык. Бабушка заменила ему мать, отец тоже номинально был, но чаще в разъездах. Сначала Алексей даже ревновал, но потом перестал и стал, как он для себя понимал – уважать выбор отца. Бабушка и скрипка заменили ему многое, затмили вопросы, сомнения и заткнули раны и пустоты, которые тревожили. Алексей начал говорить через скрипку. Поиграв час-другой, он чувствовал себя опустошенным, но свободным и умиротворенным.

И вот теперь пришло испытание. Алексей вспомнил, как на первом туре кто-то упомнила ееимя. И если она не соврала, и сама была не в курсе до второго тура, то это просто злая насмешка судьбы. Удивительное совпадение. В такие обычно не веришь.

А теперь приходится. И разбираться, что с этим делать. Конечно, родство можно скрывать. У них разные фамилии и никто не уличит. Но каково это почти каждый день видеть мать на будущей работе, общаться с ней? Игнорировать вовсе? Или может делать какой-то вид?

Усталость растекалась по телу и было хорошо лежать. За окном темнело, посыпался мелкий снег, который ветер горшенями бросал на окно. А дома тепло, спокойно. Но сон не шел.

Алексей снова и снова вспоминал эту странную встречу. Уверенность и абсолютная категоричность в размышлениях про жертву искусству его поразила. Он это и понимал, и в то же время не мог понять. Да, он точно так же размышлял про музыку, особенно когда казалось, что жизнь проходит мимо, пока ты пытаешься разучить этюд, понять сложный штрих, расслабить кисть, чтобы вибрация на жесткой струне получалась легкой, как трепыхания крыльев маленькой птички. Но все-таки в его мире люди были важнее искусства.

Он не мог даже подумать, что отказался бы вернуться и быть с бабушкой до самого конца. Он бы просто не смог так поступить. И это был правильный выбор. А еще он гордился своими принципами, что уже может выбирать, какую и где музыку он хочет играть. Его выбор, правда, мало кого интересовал, но конкурс же попался на его пути. Значит, все-таки есть выбор.

Ольга права, когда говорила, что он будет дураком, если откажется от финала, он это прекрасно понимал. Это будет какой-то детский глупый поступок, и, бесспорно, он будет жалеть потом о том, что не дошел до конца.

Но конец его пугал. Конечно, он может проиграть. Алексей отдавал себе отчет, что музыка не стоит на месте, и талант то и дело достается новым людям, и у них такие же шансы. Он вдруг понял, что мать подсуживать ему не будет. Не в ее правилах. Как она там говорила: ты должен пожертвовать, заслужить место в искусстве, и тогда у тебя появится возможность прикоснуться к той власти, какую дает искусство. Оно взвесит твои жертвы, оценит твои попытки и даст ровно столько, сколько ты заслуживаешь.

Алексей хмыкнул: «Неужели я встретил своего дьявола? Очень похоже. Правила игры заявлены. Жертвы обозначены. Выбор за мной».

***

В прихожей зашуршал замок, и вместо сна пришел отец.

Алексей вышел его встретить, укутавшись пледом, в котором пригрелся.

– О, Леш, привет, а ты чего в темноте?

Они пожали друг другу руки, как всегда.

– Хотел поспать, да не смог уснуть, – глухо ответил Алексей.

– Видел, тебе девчата подарок оставили?

Алексей кивнул и пошел за отцом в ванную.

– Хорошие девочки, так переживали, когда ты не отвечал, аж прибежали.

Снова кивнув, Алексей пошел на кухню, поставить чайник.

Отец скрылся в комнате и скоро появился в домашнем костюме – ровно таком же, как рабочий спортивный, только старый. Их выдавали ему от спортивной школы.

– Расскажешь, как прошло? – полюбопытствовал отец.

Алексей так и не придумал: стоит говорить отцу о встрече или нет. И пытался решить сейчас, потому на вопрос не ответил, задумчиво глядя, как плед улегся на полу.

– Леш?

Алексей поднял от пледа глаза и посмотрел на отца.

Иван Николаевич в волнении сел напротив:

– Что произошло?

– Извини, пап, не хотел говорить, да и звучит, что поверить сложно.

– Да не томи ты! Скрипка сломалась или что случилось-то?

– Мать там была. В жюри.

Иван Николаевич не сразу понял слова сына, вглядывался в его лицо и пытался понять:

– Какая мать? Ты о чем?

– Моя. Ольга. Полярная, – пояснил Алексей и добавил на всякий случай: – Сергеевна.

Иван Николаевич отклонился, еще какое-то время смотрел на сына и уточнил:

– Так, и что? Она что, тебя засуживала или как-то мешала?

– Нет. Она просто там была. Мы говорили. Она не жалеет.

Иван Николаевич кивнул. Алексей пытался понять, что чувствует отец, но на его лице было только волнение и непонимание, как этот инцидент повлиял на сына.

«Неужели ему все равно?» – подумал Алексей, а вслух сказал:

– Пап, ты… Тебе… Ты злишься?

Иван Николаевич отвел взгляд и будто прислушался к себе:

– Да нет. А чего мне злиться? Это уже давно прошлое, отболевшее. Я Ольгу в какой-то степени потом понял, не до конца, но как смог. Я сейчас понять хочу, она там каким боком оказалась? Мешала твоему участию?

Алексей удивился. Почему-то он думал, что отцу будет обидно или может даже больно.

А Ивану Николаевичу было все равно. Он был готов разозлиться, но если только мать как-то вредит сыну. Как она уже один раз навредила, бросив его.

– Нет, она никак не мешала. Она входит в состав жюри и в совет директоров театра, оркестр при котором этим конкурсом ищет себе новых музыкантов, – пояснил Алексей.

– Мудрёно как-то… Своих что ль нет? Где она там, немецких?

Алексей кивнул, но уточнил:

– Российская, а до этого советская музыкальная школа сильно отличается от заграничной. Там действительно ценят музыкантов нашей страны. Там много кто осел, нашел свое место.

Иван Николаевич нахмурился:

– Так…

– Ольга, в общем-то, за честную конкуренцию, и прошел в финал я вполне заслуженно. Она не будет как-то мне помогать или мешать. Она… одержима искусством. Я это, как ни странно, понимаю, но не разделяю настолько, чтобы как она… Я пока сам не понял, как отношусь к этому. Пока ты не пришел – думал.

Иван Николаевич не знал, как помочь сыну решить сложную дилемму. Ему не нравилась мысль перевода дарований из одной страны в другую. Но с другой стороны, и запретить никто не может, это выбор каждого. Наблюдая за детьми в спортивной школе, он видел эту ужасную пропасть между поколениями и старался относиться к ним философски. Единственное, болела душа, но тут уж ничего не поделаешь.

– Я думал не ехать на финал… – проговорил Алексей.

– Это еще почему? – удивился отец. – Из-за нее?

Алексей пожал плечами:

– Не знаю. Не понимаю. Не поеду – буду жалеть, поеду – буду злиться.

– А чего злиться-то?

– Ну она там будет. Будет смотреть, оценивать. Ощущение, что мне резко задрали планку, и если я хоть чуть-чуть недотяну, сразу же стану чьим-то разочарованием.

– Это она так сказала? – нахмурился Иван Николаевич. Алексей с удивлением уловил в голосе отца гневный оттенок.

– Нет. Она сказала, что я буду дураком, если не приеду на финал из-за этой встречи. Про планку это я сам уже придумал. Чувство какое-то, что при любом исходе, я разочарую эту женщину. И мне должно быть все равно. А я почему-то только злюсь. И не хочу стать причиной разочарования.

– Мудрёно, – повторил Иван Николаевич, качая головой. – Твоя мать оказалась очень сложной женщиной. Я на ее фоне был необразованным тюфяком, и тут можно только поудивляться, зачем жизнь свела нас вместе, таких разных. Говорят, противоположности притягиваются, но мы были не то что противоположностями, мы были из разных миров, по какой-то странной ошибке столкнувшиеся той зимой на той улице. Она заблудилась, а я возвращался от друзей и помог ей найти дорогу. Но я не жалею о той встрече, и потому что потом появился ты, и вообще это было что-то очень яркое и необычное в моей жизни, сложное да, но очень необычное. – Иван Николаевич чуть улыбнулся. – Знаю, звучит как в мыльной мелодраме, которые любила твоя бабушка. Но мы можем пытаться выбирать свой путь, идти к целям, думать, что движемся верно, а жизнь будет смотреть на наши попытки, посмеиваться и подбрасывать препятствия. Какие-то мы обойдем, преодолеем, а какие-то изменят наши цели, планы и саму жизнь. Ты знаешь, сынок, – улыбнулся сыну Иван Николаевич и расслабленно прислонился к стене, – я думаю, Ольга тоже была сильно удивлена этой внезапной встрече. Если бы ей было все равно, она бы сделала вид, что вы не знакомы.

Алексей покачал головой:

– Я не смог ее понять, но, наверное, ты прав. Она дважды со мной общалась: до выступления и после. Я понял, кто она такая после.

– Ну вот, – кивнул отец, – значит, в ее отданном искусству сердце есть что-то еще.

– Ну а мне что делать? – с раздражением бросил Алексей. Почему-то теперь спокойствие отца его злило.

– Тебе идти своей дорогой. Ты решил участвовать и победить в конкурсе, так дерзай. Действительно, будет странным, если ты не поедешь на финал. Поезжай, сыграй, как считаешь нужным, поборись, а потом уже будешь думать, что делать с победой или поражением. Сдаваться из-за незнакомого прошлого – это опрометчиво, будешь жалеть.

Алексей только кивнул. Отец прав.

Ну что ж, значит, финал. Нужно выбирать мелодию. И он уже представлял, что хочет сыграть для членов жюри. Или одного судьи. Алексей ушел в комнату, снова лег и почти сразу уснул. Последней мыслью мелькнуло сомнение, и оно царапнуло душу. Он не хотел ехать и четко это осознавал. Не хотел, потому что не знал, что делать с победой. И с поражением. Не хотел видеть глаза матери ни в одном из исходов. А не ехать, значило признать свое поражение и стать глупцом в ее глазах. Почему же ему так важно ее мнение? Что в ее словах заставило его доказывать ей, что он достоин быть частью искусства? До встречи с ней он не сомневался в этом. А она породила это сомнение. Как же его теперь это злило.

Сон был беспокойным, мысли никак не могли угомониться и плодили дикие сценарии. Алексей вертелся, ему было то жарко, то холодно. Отец чем-то громыхнул на кухне, и он проснулся. Приложил руку к груди, где бухало сердце от резкого звука. Быстро раздевшись, он кое-как застелил постель и, укутавшись в прохладное одеяло, наконец моментально и крепко уснул до самого утра.

Глава 21

Потрясения свалили Алексея сначала в сон почти на два дня, в которые он вставал только что-то съесть, а потом превратились в простуду, и она основательно уложила его в постель. Все же снег за шиворотом сделал свое грязное дело. Температурные сны показывали ужасы в психоделических оттенках, что даже вспоминать не хотелось, считая их бредом. Однако же Алексей некоторые из них запомнил, обдумывал и пытался найти в них ответы.

Девочки переживали, заглядывали, приносили гостинцы. А когда Иван Николаевич сообщил, что Алексей совсем слег, то Наташа запретила Алине приходить и почти каждый день передавала то куриный суп, то ужин, то пирожки, чтобы больной быстрее поправлялся.

Через четыре дня Алексей начал приходить в себя. На почте уже ждало письмо от коллегии конкурса, в котором сообщалось, что финал пройдет четвертого декабря, в Москве, в том же Малом зале консерватории. Каждый музыкант должен самостоятельно выбрать мелодию и подготовить четырехминутное выступление. В эти четыре минуты нужно суметь показать и раскрыть все, на что музыкант способен. Всего один прогон. Никаких дополнительных испытаний или вторых попыток не будет.

Алексей уже знал, что будет играть, и думая об этом, он хмыкал: «Она будет довольна».

С момента, как он пришел в себя и решил, какую мелодию будет готовить, у него засела мысль ее поразить, переплюнуть, что-то доказать. Что доказать, он сам не понимал, но жгучее желание поселилось в центре души сразу же, как он вспомнил про это произведение.

Первое утро после выздоровления Алексей начал с подготовки к знакомству с выбранной для финала мелодией. Он не помнил, были ли у него ноты, казалось, что были. Но если нет, то нужно их найти в сети и распечатать. Но сначала привести себя в порядок. Он принял горячий душ, чисто побрился, надел свежую одежду и прибрался в квартире. После налил себе чаю и уже сел искать ноты, обложившись сборниками и нотными книгами, когда в дверь позвонили. Отложив толстую, тяжелую книгу, он пошел открывать, уже зная, кто там – в это время могла быть только Алинка.

Отворив дверь, он удивленно уставился на гостью.

– Привет, – улыбнулась Наташа и почему-то покраснела.

– Привет, – удивленно ответил он. – Я думал, это Алина пришла.

– Нет, она еще не знает, что ты поправился, а я пришла проведать и вот. – Она протянула миску, накрытую полотенцем. В этот раз с ромашками.

Алексей растерянно протянул руки, их пальцы соприкоснулись, и оба замерли на мгновение, вместе держа глубокую тарелку.

– Спасибо. И за все остальное, – пробормотал он, забирая у нее гостинцы.

– Пожалуйста. Ты поправился? Что с тобой было? Иван Николаевич почти ничего не рассказывал.

– Простудился в Москве, да и устал с дороги и конкурса, вот меня и накрыло. Но сейчас уже лучше, отоспался и чувствую себя бодрым. Думаю, Алине можно приходить, завтра утром мы можем возобновить уроки.

– Я боюсь, она сегодня вечером прибежит уже, – мягко усмехнулась Наташа. – Ей не терпится показать, как она освоила новую скрипку. К слову, освоила она ее быстро. По крайней мере, мой слух пострадал, может быть, только вечер, а потом все пошло очень мелодично, – рассмеялась она.

– Это замечательно! Пусть приходит, посмотрим, но все равно нужно скорректировать занятия, – оживился Алексей. Успехи ученицы и ее жадность до музыки очень его порадовали.

– Когда у тебя финал? – тише спросила Наташа.

– Четвертого декабря, меньше месяца на подготовку.

– У тебя точно будет время с Алинкой заниматься?

– Точно, – уверенно кивнул он. – Я же обещал.

Наташа кивнула, что верит ему, и взглянула она на маленькие часы на левом тонком запястье:

– Мне нужно бежать.

– Конечно, – улыбнулся Алексей и проводил ее взглядом до поворота к лифтам.

***

Под полотенцем оказались его любимые булочки с корицей, и Алексей с удовольствием съел сразу две штуки, запивая их остывшим чаем. А потом нашел, наконец, в своих распечатках нужные ноты. Что ж, возможно, даже судьба, что у него они оказались.