Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 3

Заглянув в окно комнаты, где, по слухам, находился Фредди, Элтон поначалу никого не обнаружил. Кроме огромных ботинок, которые высовывались из-под кровати. В ботинки были заправлены клетчатые штаны. Элтон, все еще сомневаясь, постучал клювом в окно. Боты задрыгались, и на свет родился Фредди со стаканом в одной руке и сосиской – в другой. Он уже был изрядно пьян.

– У, да кто к нам при-ик-шел? – покачиваясь, пропел он. – Заходити!

Элтон скорчил жуткую рожу и указал носом на задвижку.

– Понял, – кивнул Фредди. – Открыть? Эт` мы могем. От – крыть!

Он разбежался и чуть не высадил раму, энергично толкнув стекло обеими руками. Чуть не вывалившись из окна, Фредди выпрямился и мутно посмотрел на Элтона, висящего на одной руке на раме.

– Вам помошчь квалифицированная не требуется? – спросил он заплетающимся языком. – В срочном порядке.

– Втащи-и! – просипел Элтон.

– Будет, – и Фредди, схватив Элтона за шкирку, доставил его в комнату.

С минуту оба молчали. Потом Фредди протянул руку и взял стакан.

– Хорошо на печке спать, – сказал он вдруг, – шубой укрываться.

С этими словами он взболтал содержимое стакана и вплеснул себе в рот.

– И козу удобно брать, – жалобно сказал Элтон, глядя на пустой стакан. – За рога держаться.

– Хочется водки? – подмигнул ему Фредди. – А, жаба? Тяпнул бы? Ах, как пахнет! Вкуснотища! – он прицокнул языком.

– Ты тут водку, а там тебя, э-эх, не знал я, что ты, сам жаба, понял? – гневная тирада Элтона была смята в гармошку, а потому – малопонятна.

– А теперь смотри, – и Фредди поднял руки. – Раз!

И он хлопнул в ладоши. Тут же отчаянно вопящего Элтона уволокли ворвавшиеся секьюрити.

– Вот что я называю – «веселиться от души», – сказал Фредди, с отвращением глядя вслед исчезнувшему Элтону. – Такую песню испортил, бабрак!

И он полез обратно под кровать.

Через некоторое время всех дожевывающих и отчаянно пытающихся доплясать гостей выволокли на улицу с криками: «Сейчас вы увидите великое и незабываемое шоу!». Гости упирались и по-тараканьи бежали обратно за столы, но их опять безжалостно выбрасывали наружу. Когда все угомонились и с надеждой воззрились в небеса, из маленького окошка на 18-м этаже высунулась рука с ракетницей. Из ракетницы вылетело несколько снарядиков, образовавших на небе слово «Фредди». Но оно оказалось такое микроскопическое, что его увидел только сам стрелок. Стрелок (а это был Фредди, вы не забыли?) очень рассердился и принялся палить из ракетницы во все стороны. Одна ракета угодила в низко летящий самолет, прямо в лобовое стекло. Летчики срочно катапультировались, и самолет врезался в небоскреб с такой силой, что Фредди вылетел из своего окошка и камнем рухнул вниз. Горячо молясь Зороастру, Фредди не прогадал – он упал прямо на Дэвида Боуи, который был в таком подпитии, что совершенно этого не заметил, и слава Богу, а то бы сломал себе выю к свиньям.

Выбравшись из-под обломков, Фредди немного покачался, поприседал, потом с чувством сказал:

– И бесплатно покажет кино, твою мать!

Плюнул на останки и пошел себе. На небе горело слово «Фредди», а за спиной самого Фредди горел небоскреб и остов самолета. В общем, пожар в джунглях.

/ – картинка №77 – / А ЧТО БЫЛО ПОТОМ? или НОВЫЙ ГОД И НОВЫЙ ДОМ /

Однажды наступил новый, полный надежд и свершений, восемьдесят восьмой год. Друзья отметили его, как обычно – весело и добродушно, со всякими безобидными выходками вроде высыпания из окна ведер, полных мусора, или выцарапывания на колонне Нельсона площадных ругательств – «площадь же!». Спев напоследок хором «Елку вырублю в лесу, елку в школу принесу», они отправились колядовать и ополчили против себя ту половину Кенсингтона, которая еще не была на них ополчена выходкой с Нельсоном, ибо колядки пришлись как нельзя ко времени – в четыре утра.

Неудивительно, что, проснувшись поутру, они заметили, что сидят на нарах, а строгий и неулыбчивый Харрисон монотонно зачитывает им их обязанности: «на стенах не писать, и на стены тоже», «не обзывать непристойными словами служителей тюрьмы», «не совершать подпрыгивания» и «разрешается два раза заплатить залог – тюремное начальство будет только радо».

Конечно, всех их выкупили. Через пару дней – надо же было и семьям их отдохнуть, верно? Одного Фредди Мэри выкупила через посредника – праздник к нам приходит ведь, кто же его по доброй воле пропустит?

Итак, Фредди был одинок и горд, как горный орел. Он пришел домой и стал от нечего делать ловить по телеку какой-нибудь новенький канальчик. Ловил он так, ловил, и вдруг наткнулся на «Останкино». Ого, подумал Фредди, круто! Это вам не яблочный компот! К слову сказать, Фредди уже надоело, как по одному из каналов – «Готовим вкусно, но дорого» – изо дня в день советуют готовить яблочный компот, это, мол, помогает. От чего помогает, Фредди так и не узнал – он все время плевался и скорее переключал. Он не любил готовить. Покупал готовую еду. Пиццу там, или сосиську в тесте.

Так вот, «Останкино», значит. Фредди с минуту соображал, что это, но потом вдруг вспомнил рассказы Брайана о далекой медвежьей стране под названием Россия, и после этого стал смотреть внимательнее. Сначала показывали какую-то политическую передачу со страшной жужжащей музыкой в заставке (Фред даже под одеяло залез), потом – мультик про енота с обезьяной (он был без перевода, но Фредди едва штаны не намочил от смеха – енот напомнил ему Брайана, который всегда боялся своего отражения, а обезьяна была вылитым Боуи. А уж когда у мартышки в руках появилась дубина, Фредди и вовсе упал с кровати). Ему понравился новый канал, и он стал с нетерпением ждать продолжения. А следующим номером показали фильм про Шерлока Холмса с интригующим названием «Смертельная схватка». Лихорадочно читая субтитры, Фредди потирал руки – ему в голову пришла отменная игра! Досмотрев кино до конца, Фредди, подергиваясь от радости, сбегал за телефоном и позвонил Брайану.

– Але, – сказал он гнусаво. – Анитушка, золотко, дай мне Брайчика. Нет, я его ругать не буду. Как – зря? Ну, тогда щас я ему! Мэй! Ого! Старый дружищ! А ну как пивца с легонца?

Спустя минуту и тридцать семь секунд в дверь застучали. Фредди открыл, впустил алчущего друга в комнату и запер дверь на висячий замок и крючочек.

– Посмотри-ка туда, – Фредди подвел Мэя к окну и показал вниз. – Там – бассейн. Он глубокий. Наверное. Так что ты не волнуйся.

– Да я не волнуюсь! – закричал Мэй, почесываясь. – Пиво где?

Фредди кинул ему банку. Брайан залпом выдул ее и посмотрел на друга вытаращенными глазами.

– Еще есть? – не спросил, а взмолился он.

– Все есть, – кивнул Фредди. – Но сначала мы поиграем. Ты видел тот бассейн?

– Вроде как, – кивнул Мэй, не понимая, куда гнет Фредди.

– Играем в Шерлока Холмса, – сказал Фредди и поставил Брайана на подоконник. – Смотрел кинишку? Я буду Мориартем.

– Запросто, – кивнул Брайан. – Чего вы хотите, профессор?

– Не так, – поправил Фредди. – Надо сказать: «Я к вашим услугам».

– Яквашимуслугам, – протараторил Брайан. – Дай пива, а?

– У нас мало времени, – сказал Фредди напыщенно. – Но извольте.

С этими словами он стащил с Брайана парик и швырнул его вниз. Потом схватил самого Брайана и принялся гнуть его взад и вперед, изображая борьбу.

– Пивка-то? – просил Мэй. – Попить бы, профессор! Ах ты, сволочь!

Это Фредди цапнул его за больное место – за печень.

– На! – вспомнив любимый Фредди запрещенный прием, Брайан наугад лягнул «Мориарти» ногой. Раздался хрюк, и Брайан услышал удаляющийся жуткий крик:

– Такого не было в кине-е-е!!! Сожру твой парик, попляшешь тогда-а-а! Хааам!

Брайан, испугавшись за свой любимый паричок, кинулся вслед за Фредди, и, благодаря своей обтекаемой стреловидной форме, быстро его догнал. Сцепившись, как сиамские близнецы, великий сыщик и зловещий гений рухнули в бассейн. Брайан первый очухался. Он схватил плавающий по воде парик, отжал его и нахлобучил себе на голову. Увидев, что вынырнувший Фредди находится не в лучшем настроении, Мэй отбарахтался от него на порядочное расстояние и крикнул утиным голосом:

– Овсянка поганая!

После чего величаво поплыл по-собачьи, не обращая внимания на холмсий гнев. Фредди же, оскорбленный до глубины сибирских руд, сделал вот какую штуку: выкарабкался из бассейна, взобрался на свой этаж, схватил в охапку телевизор, размахнулся и запустил оным в Брайана, пропыхтев: «Он видит ваше отражение в коф-ф-фейнике!». Брайан, не сознавая, что стал объектом спланированного убийства, совершенного в состоянии аффекта, продолжал, визжа и хохоча, плескаться в бассейне. Телевизор же со свистом полетел не в бассейн, а к земле, но ударился он вовсе не об нее – с противным скрежетом он оделся на голову Дэвида Боуи, нежно охватив ее, как лучшую подругу. Боуи поднял телевизор, уставил кинескоп на окно, из которого в ужасе пялился Фредди, потом мигнул экраном, сказал: «Это красиво» и пошел ко входу в здание. Добавить к истории, собственно говоря, уже нечего. Но мы еще расскажем о том, чем Фредди перестал с этого дня заниматься. Вот чем:

1) жить в небоскребе (в особняке не в пример приятнее, да и двери там прочнее, ежели что…);

2) смотреть канал «Останкино» (ну не ловился он больше!);

3) выступать живьем на презентации альбома «Barselona» вследствие кратковременной потери голоса (без комментариев);

4) слушать записи группы «Кинг Кримсон» (почему – эту тайну Фредди унес с собой).

5) Ну и все.

/ – картинка №78 – / УТИНЫЙ СУП, или ФРЕДЯ, ДИЧЬ! /

Однажды Фредди лежал в постели и осторожненько, двумя пальцами разминал себе горлышко, бо оно все еще побаливало после жестких и колючих пальцев проклятого Шляпника – Майкла Стайпа из новой группы «R.E.M.», которую в Кенсе звали просто «Рем», и баран Коллинза жутко этим гордился. Стайп же жутко этого стыдился. На Фредди же он ополчился по другому поводу.

– Шуток не понимает, плешивая тварь! – бранился полушепотом Фредди. – Ну подложил я ему в шляпу морскую свинку! Ну и чего? Не свинью же, правда? Не лошадь там. Чего злиться-то? Из-за чего шум подымать? Вот как сварю сейчас уху – чтоб знали все! А подать мне кулинарную книгу!

Со стоном разогнувшись, Фредди поднялся и, шатаясь, побрел к книжному шкафу. Открыл дверцы. И тут же оказался похороненным под кучей высыпавшейся на него разнообразной книжной дряни – то была навозная продукция типа брошюрок «Как ловить клопов в комнатных условиях», «Ветрянка – Бич Божий» или сборника авторской песни «Прекрасно в солнечный денек присесть на мокренький пенек». Рыча и брюзжа, Фредди собрал весь хлам в старую рубашку Джона, и, связав ей рукава, швырнул вниз из окна. Оставил в живых он только одну книжечку, старую и засаленную – это был сборник рецептов мамы Джер (как мы помним, маму Фредди так и звали, хотя он и утверждал, что ее имя – Боми). Усевшись по-турецки, Фредди принялся быстро-быстро листать обгрызенные страницы, то и дело капая на них жадной слюной. И тут он издал истошный клич – его липкий от голода взгляд влип в старинный рецепт утиного супа. Слезы и слюни с новой силой хлынули в книжечку – Фредди вспомнил, как ему, еще совсем маленькому Фарухику, мама готовила именно такой супчик.

– Эх, ну вот это будет так суп! – всплеснул руками Фредди, как бы невзначай смазав по шее подслушивающему Коллинзу. – Всем борщам борщ!

– Что? – спросил Коллинз.

– Борщ! – повторил Фредди.

– Что-о? – переспросил Коллинз.

– Бо-орщ! – с явным раздражением отозвался Фредди. – Утячий рассольник! Сслюп! – и он сглотнул.

Элтон Джон, подглядывавший через дырку в шторе, тоненько захныкал.

– Чего реветь? – сурово одернул его Боуи, только что вошедший в дверь. – За зеленью вали! На рынок! Не наелся, плевако!

– Какая зелень? – возмущенно закричал Фредди. – Не надо никакой зелени! Утку на стол!

– Вот и петрушечка, и грибочки, – Элтон уже выкладывал добычу на пол (как же он умудрился так быстро сбегать на рынок, укорят нас настырные читатели? Да какой еще рынок, обалдели, что ли? У Фредди под окном стояла раскладушка Стинга, с которой вышеупомянутый господин и торговал дарами своего огорода. Что непонятного?). – Пожалуйте. А утки нет – обойдешься.

– Нет, не обойдусь! Нет, не обойдусь! – сердясь, Фредди пинал пакет с петрушкой. – Нет, не обойдусь! Это рагу можно без рогов приготовить. А какая утка без утки? Дураки вы все. Сам все добуду.

Он выразительно плюнул в новую кепку Шляпника, который заунывно мяукал под окном, подыгрывая себе на гитаре, и отправился на поиск синей птицы. С полдороги он вернулся и усадил Боуи с Элтоном чистить овощи и скоблить коренья. Боуи сообщил, что вместо кореньев он с удовольствием бы выскоблил бы Элтона за то, что тот не купил хмели-сунели. Фредди сообщил, что это их проблемы, и стал показывать, как нужно правильно чистить овощи. Порезавшись в восемнадцати местах, он сломал нож об коленку и ушел опять.

Первыми ему навстречу попались БГ и Дэйв Стюарт. БГ отнесся к окровавленному Фредди философски – уступил ему дорогу, а вот Дэйв Стюарт оказался слабоват – он побледнел и кинулся по рыночным рядам, оглашая воздушное пространство гундосыми трелями типа:

– Фредди зарезали!!!

Фредди же обошел заморского гостя ровно тридцать три раза, придирчиво его осмотрел и, в конце концов, отошел, разочарованно бормоча:

– Какая ж это утка? Это же не утка. Эта животная худосочная. Низкокалорийная явно. Отнюдь, – добавил он, подумав. – Не кришнаитская это пища, товарищи брахманы.

– О кришнаитах, – вдруг заговорил БГ, как бы продолжая прерванный разговор. – Сыграем в «Ветер и поток»?

– Ты сказал «Гок»? – насторожился Фредди и даже сделал стойку. – Утка ли ты? Хотя нет, «Гок» говорят только черепахи, крокодилы или Брайан. Когда ему по шее дашь, – и Фредди недобро посмеялся.

– Добрее нужно быть, – сообщил ему БГ. – За что по шее? Может, стоило бы разобраться?

– Пока разбираешься, он удерет, – уверенно заявил Фредди. – Так что я сначала тресну его. А потом и разобраться можно. Так. А чего это ты разговор уводишь? Может, ты все-таки утка?

– Может, – мудро улыбнулся БГ. – Может, все мы когда-то были утками. Или черепахами. Кто знает?

– Я знаю, – нахмурился Фредди. – что я ничего не знаю.

– Философ? – поднял бровь БГ. – Это приятно. И мне кажется, что истина где-то рядом, и что все в этом мире происходит не зря.

– Вот и опять, – триумфально сказал Фредди, – мы ловим тебя на слове. Ты сказал «кря». И, следовательно, ты – кто?

– ГЫЧЧЧХХХИИИ! – ответил ему БГ.

Фредди могучим чохом был отброшен в сторону, споткнулся, упал, пролетел два лестничных пролета и вместо стеклянной двери врезался прямо в живот Брайану.

– ЧТО? – заорал ему прямо в лицо белый от страха Мэй. – КТО? ЗА-РЕ-ЗА-ЛИ?

– Дура, – ласково сказал Фредди. – Мэй, живой я вернулся, живой.

– Кровищи-то!!! – бился в судорогах Мэй. – Да куда ж вы смотрите, а? Убийство! Натуральное! Планета спрашивает – кто будет отвечать? Держите! Уйдут, проклятые!

И без лишних слов он вгрызся в ногу БГ.

– Да я здоров! – гаркнул Фредди.

Брайан выплюнул недожеванную ногу

– А-а-а, вон оно как? – не обещающим приятностей голосом изрек он. – Окровавленный! Куда нож дел? Зачем ты кровь не смыл?

– Сам я! – плакал Фредди. – По собственному я.

– А чего ж тада? – удивился Мэй.

– У меня, – слезы стояли в горле Фредди. – У меня… Нету.. Ы-хы-хы! (носом – СССШШШМММССС!!!)

– Чего ж тебе надобно?

– Утки! – плакал Фредди. – Утки хочется! А нету!

– У меня, – заметил Брайан, – как это ни удивительно, тоже нету никакой утки.

– То у тебя! – плакал Фредди. – А у меня… Где моя утка?

– Где же я тебе в три часа в Кенсингтоне утку добуду? – хохотал желчный друг.

– Ты дряхлый! – плакал Фредди. – Тебе не понять! Ведь утка – это… Это утка!

Брайан наконец-то проняло. Он уселся рядом с Фредди, разинул свой невероятный рот и так заревел, что с окон попадали воробьи и любопытные кенсы. Друзья сидели поперек тротуара и плакали. БГ не плакал. Он давно ушел.

И тут мимо вдохновенно разливающейся парочки вихляющей кавалерийской походкой прошествовал Элтон Джон, который, наплевав на супы и оставив кашеварить Боуи, как раз направлялся на очередной карнавал в своем любимом костюме утенка Дональда.

– Утка, – медленно сказал Фредди. – По-моему… Нет, в самом деле, товарищи, это же самая настоящая утка! Ать! Она от меня не уйдет!

И, выхватив второй, несломанный нож, он погнался за завопившим от страха Элтоном. Тот несся по улице, петляя, как заяц. Молнией влетел он в телефонную будку, запломбировал ее своим объемистым утиным задом и быстро позвонил Ринго, а заодно и Кокеру.

– Помогите! – прокричал он в трубку. – Спасите! Тут – нарушение! Непорядок здесь! Ох, матушки! Эх! Ух! Юх! Смертушка моя!

Это Фредди принялся раскачивать будку, зверея с каждым качком. В глазах его горел неугасимый людоедский огонь.

– УТЯ! – хрипел Фредди. – УТЯ, ВЫХОДИ!

– Не смею! – пищал Элтон в щелочку. – Не дам себя заесть! Себя жри!

Фредди остановился и смерил будку нехорошим взглядом.

– Уточка, – поманил он пальцем Элтона. – А мы тебя ждем. Ты выходи давай, сынок.

– Вот, держи! – сказал вдруг Брайан, протягивая Фредди свой надувной круг в виде утки. – Для себя берег. Другу – отдаю.

Фредди схватил круг и одним махом скусил утке голову. Круг бахнул и сдулся.

– Не то, – надулся Фредди. – Жулить? Утку мне! А-а-а! Уточку! Утицу! Утищу!

Тут возле будки остановилась чудная желтая карета с решетками на дверях. Кокер и Ринго под руки проводили пациента в машину, а из оной – в кенслечебницу, где он был прикручен ремнями к койке, да так и оставлен – поразмышлять о смысле жизни, а заодно и обдумать свое безобразное поведение.

Навестили Фредди в пятницу. Он при виде посетителей тут же принялся рваться с кровати и кричать:

– Моя утка! Утятка!

Его оставили еще ненадолго. А потом еще. В общем, забирать его пришли через месяц. Фредди уже не буянил, а вовсю блаженствовал.

– Нянька, утку давай! – орал он, развлекаясь.

Ему мгновенно приносили судно, и Фредди с печальным шумом… Ну разве не в этом есть счастие человеческое?

P.S. А спустя еще две недели Майкл Стайп по прозвищу Шляпник сбрил со своей беспутной головы всю растительность подчистую. В чем тут мораль? Ищите сами, разлюбезные читатели. А нам недосуг.

/ – картинка №79 – / ПАДЕНИЕ И ВЗЛЕТ, или КТО ВЫ, ДЕДУШКА ДЖОРДЖА ХАРРИСОНА? /

Однажды Кенсингтон был дико взбудоражен. А весь хай поднял старый склочник – дядя Боуи, Сэмюэл Джонс. Он принес на хвосте невероятную весть – дедушка Джорджа Харрисона, знаменитый вершитель безнаказанных проделок, самый старый тиран и деспот вольного кенсингтонского народа, благородный рыцарь бабушки Дикона, любитель выпить на халяву и верховный запевала церковного комитета – вовсе не дедушка Джорджа Харрисона, а вообще какое-то непонятное и ничейное лицо!

В доказательство сего неописуемого факта Джонс-старший предъявлял похоронку с первой мировой войны, где черным по белому было изложено, что настоящий Роберт Харрисон, дедушка Джорджа, погиб во время битвы под Кишиневом в составе двадцать восьмой маршевой роты девяносто третьего пехотного полка, и в настоящее время жителем Кенсингтона считаться не может, так как является обезображенным трупом, зарытым на Кишиневском кладбище в братской могиле.

Дедушка принялся яростно защищаться и лучшей тактикой для обороны выбрал нападение. Он опубликовал в «Ежедневном Ура» разгромную статью, в которой клеймил подлого сплетника Сэма и заявлял, что он – самый что ни на есть настоящий Роберт Харрисон, и служил он не в пехоте, а на флоте, и ни о каком Кишиневе знать не знает, кроме того, что вышеозначенный город является столицей Республики Конго!

Это заявление деда удалось подтвердить. Пол Маккартни по просьбе Харрисона-младшего собственноручно сплавал в Кишинев, посетил кладбище и убедился, что ни о каком Роберте Х. там и слыхом не слыхивали, а распечатку списка фамилий пребывающих в братской могиле он привез с собой, ткнув ее в нос подлому Джонсу.

На некоторое время страсти улеглись, но ведь на то и дядя в Кенсе, чтобы дед не дремал – через три дня Сэм Джонс предъявил общественности маленький серый треугольничек, в котором четко и ясно говорилось, что Боб Харрисон торжественно погиб во Второй мировой, бросившись грудью на пушки.

Дедушка пришел в бешенство. Он с пеной у рта доказывал, что, участвуя во Второй мировой, он опять-таки бороздил морские просторы, и ни на какие пушки грудью бросаться попросту не мог – в море их нету! В доказательство он рвал на груди рубаху и демонстрировал всем желающим свою грудь – огромную, крутую, как у молотобойца, покрытую буграми мышц и густой рыжей шерстью, среди которой затерялся крохотный вытатуированный якорек. Бабка Дикона тут же вызвалась вязать из дедовой шерсти носочки, но дедушка вырвался и убежал.

Джонс же старший продолжал возводить поклепы покруче слуховых дел мастера Коллинза. Спустя неделю он с трибуны племянника продемонстрировал одну за другой три справки, из которых следовало, что Роберт Гарольд Харрисон, отец Гарольда Харрисона и дед Джорджа Харрисона, великого и могучего «битла», оказывается:

1) был взорван на мине во Вьетнаме;

2) потом – заколот штыками в Корее;

3) позже – разорван дикими кабанами в Анголе;

4) и наконец, его уже давно ищут, чтобы казнить по законам шариата в Чечне.

Все это было спланировано дядей Сэмом с целью очернить доброе имя дедушки в глазах общественности. И он почти добился своего – на деда уже стали косо смотреть, переходить от него на другую сторону дороги, принюхиваться – не попахивает ли от него, пугали дедушкой детей, а бабушка Дикона вообще закрыла перед ним двери своего дома.

Зловещий Сэм не остановился и на этом – вскоре после справки, что дедушка – вовсе не дедушка, а бабушка двоюродного брата дяди шурина сестры того самого человека, который стрелял в Рональда Рейгана, в Кенсе не осталось практически никого, кто, проходя бы мимо деда, не бросил бы ему в лицо гневное слово: «Убийца!». Ну или хотя бы бумажку от мороженого.

Разъяренный дедушка, поощряемый внуком (единственным, кто ни на минуту не усомнился в его подлинности), просто взял – и уехал из Англии, и, чтобы доказать, что он просто не мог дурацки погибнуть в каких-то пяти войнах, решил всласть повоевать и подтвердить свою реальность геройскими подвигами.

Он был в Афганистане, где вызвал на поединок Рэмбо и уделал его в сосиску, он сражался в Никарагуа, он временно помирил арабов с евреями, научив их играть в стуколку, он участвовал в «Буре в пустыне» и посвятил свои действия в Персидском заливе «самому великому персу после Ибн-Сины – Фредди Меркури» (к слову сказать, Фредди тоже не верил в подлинность деда, но тщательно это скрывал – мало ли, как все обернется…).

Когда же вести с полей сражений стали доходить до Кенсингтона, жители района в праведном гневе учинили повальный обыск у гадкого сплетника Джонса. Возглавлял его сам Ринго! У дяди Боуи обнаружили целую подпольную фабрику поддельных бланков, штампов и печатей. Джонса-ст. тут же публично макнули в Серпентайн, да там и оставили под присмотром Харрисона, а сами ринулись на почту посылать дедушке телеграмму пронзительного содержания: «Вернись деда нам скушно!!!».

Весьма польщенный дедушка дал согласие на возврат. Возвращение Блудного Деда проходило весьма торжественно и праздновалось кенсами на два дня дольше, чем развод Брайана. Дедушка под марш, исполняемый лучшими людьми города на дудках-сопилках, въехал в город на белом верблюде. Поверженный дядя Сэм, ради такого случая выпущенный из Серпентайна, полз впереди на карачках, обметал кисточкой пыль с копыт верблюда и посыпал дорогу лепестками роз.

На следующий же день дедушка был единогласно избран председателем Великой Хартии Кенсингтонцев. Просьба не путать эту Хартию с Хартией Вольностей, английским историческим документом! Великий всевед Боуи расшифровал слово «хартия» как «хулиганская партия», и, учитывая состав Великой Хартии, он попал в десятку. Помимо Боуи, в десятку входили такие столпы общества, как Элтон Джон, Фил Коллинз, Ринго Старр, Джордж Харрисон, Джон Кокер, Питер Габриэл, мама Тейлора, бабка Дикона и Фредди Меркури.

Все проголосовали «за» при одном воздержавшемся. Воздержался дядя Боуи, Сэм Джонс – он сам метил в кресло Председателя, и теперь, весь в пыли и лепестках, сидел за самым последним столом, слова не брал и мрачно чесался – его одолевали верблюжьи блохи.

P.S. Председатель Великой Хартии Кенсингтона Боб Харрисон в первый же день правления издал указ, чтобы дни рождения хартийцев отныне считались праздничными, и в эти дни никто не должен работать, а только веселиться. Также днями национального траура стали впоследствии считаться даты кончины Фредди и бабушки Дикона. Фредди посмертно отказал свое место в хартии своему папе Боми, который отказался от него в пользу Брайана, который продал его Мику Джаггеру за бессменное членство в рядах Общества Свиноедов-Любителей, и стал впоследствии его Председателем, мучаясь печенью нещадно.