Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 3

– Видишь, гариллаз, что ты натворил? – всплеснул руками Брайан. – Все. Я пошел.

И он шмыгнул в какую-то щель. Фредди бестолково взмахивал и кричал, чтобы его пропустили, но было поздно – плотными рядами его окружали кенсингтонцы с шезлонгами, стульями, креслами, табуретами и жаждой фокусов в глазах.

– Пошли вон! – визжал Фредди, маша полотенцем. – Пошли вон! А не то Буя покличу!

Вперед, растолкав зрителей, вышел Дэвид Боуи. Он молча расстелил свою газетку и уселся на нее.

– Боуи просил передать, – сообщил из-за его плеча Элтон Джон. – что будет очень рассержен, если показ не начнется прямо сейчас. И еще он сказал, что ему твой безусый вид не очень нравится, но он потерпит. А также он не видит Брайана, и это его злит.

– Он сам не может сказать, что ли? – рявкнул Фредди. – Курбаши нашелся!

– А на это Боуи отвечает, что ждать боле не может, и тебе будет худо.

– И что будет? – Фредди упер руки в бока и затряс пузом, смеясь.

Боуи молча полез за пазуху и принялся демонстрировать мигом потерявшему рассудок Фредди различные предметы – фотографии петухов, лопаточки для тортов, плакаты группы «Скорпионс», и даже вынул из ботинка маленький золотой светофорик. Фредди охал, блеял и вращал глазами, как околевающая коза, но Боуи был непреклонен.

– Несут! Несут! – вдруг закричал Фред. – Маисик, ласковый ты мой, уже все сейчас будет!

И он показал куда-то вбок от сцены. Боуи, а за ним и другие стали поворачивать головы и, увидев, радостно улыбаться. И было чему! Ринго, Кокер и Джеймс Хетфилд тащили за руки и за ноги отчаянно брыкающегося и вопящего что-то про произвол и что это его личное дело – фокусы показывать – Брайана. Но не вид дергающегося Брайана удивил всех – кто не видал, как дергается Брайан? Всех больше поразил Ринго, ведь он, по слухам, в это самое время лечился от алкоголизма в специальной клинике доктора Албана! А оттуда мало кого выпускали досрочно. Да еще привлекал внимание новенький маршальский жезл в руках Ринго вместо обычного и привычного тамбурмажора. Но это совсем другая история, равно как и история про козла, которого достал где-то Фредди, как и про пистолет, купленный Фредди, как и про новый язык, выдуманный Фредди, как и… Но обо всем этом вы узнаете только из специального «Приложения к «Истории группы «Куин». Там еще много всего будет, но сейчас мы рассказываем совсем о другом. Ну вот, заболтались и пропустили, как Блюстители подтащили Мэя к сцене летней эстрады и, раскачав, вбросили на нее. В зале захлопали, приняв это за первый фокус. Фредди подошел к охающему Брайану и осторожно потыкал его ботинком.

– Вставай, факир, – сказал он хмуро. – Работать пора. Побьют.

– Я не работаю на открытых местах, – стонал Брайан. – Здесь чего? Голая степь! А мне нужна…

– Ясно, – кивнул Фредди. – Ты еще не видел.

– Чего? Ого! – это Брайан, наконец, увидел, во что превратилась обычная летняя сцена – ее уже оборудовали порталами, прожекторами и занавесом, а наверху, на колосниках, возился какой-то запоздалый кенсингтонец, прилаживая последний софит. Зрители же покатывались со смеху, глядя, как потешно, по-совиному вертит головой Брайан.

– Фокусы! Фо-ку-сы! – скандировал зал.

– Господа! – начал, осмелев, Брайан. – Я…

В первом ряду кто-то так дико заржал, что подавился. Не от того подавился, что заржал, а от того, что кто-то сзади стукнул его по спине колотушкой.

– Фокус первый – исчезающая девятка! – крикнул Брайан и шепнул пляшущему на краю сцены Фредди. – Это единственный, который я успел выучить…

Он вынул из кармана колоду, перетасовал и только хотел предложить кому-нибудь снять, как вдруг застыл с открытым ртом – перед ним стояло восемь очень важных человек.

– Мы – девятка добровольцев! – сказал Роберт Плант. – Исчезни нас!

– Где девятый? – нагло спросил Фредди.

К шеренге, застегивая на ходу штаны, подбежал Брайан Джонсон.

– Тут я, тут, – проворчал он. – Опростаться нельзя…

Брайан, не имеющий понятия, что вообще происходит, принялся, как шаман, бродить по сцене, делать таинственные пассы руками и притопывая, скакать вокруг своей оси. Остановившись посреди сцены, он грохнул каблуком в доску – и все девятеро исчезли.

– Девятка эта таперича, – подоспел на выручку ошеломленному Брайану Фредди, – находится в шестом ряду, места с тридцать первого по сороковое!

Зрители оглянулись и ахнули – действительно, на означенных местах сидела мрачная девятка, от которой дьявольски разило.

– Ангус не дремлет, – шепнул Фредди Брайану, так и стоящему с разинутым ртом.

Сидящие рядом с девяткой принялись отсаживаться и кривить рожи.

– Воздуха! – надсадно захрипел кто-то. – Воздуха, черт побери!

Во втором ряду поднялась спасительная рука, сжимающая освежитель, и принялась орошать удушливое пространство. Элтон Джон, побледнев от сознания того, что не это первый придумал, кинулся в лавку и вскоре вернулся, таща за собой сумку с баллончиками. Денежки лились рекой (один Плант купил сразу пять штук!), и Элтон радостно хохотал, приплясывая под золотым дождем.

– Я еще один фокус знаю, – робко заметил Брайан. – С появляющейся семеркой…

Зрители дружно заорали на него и сильнее запшикали дезиками.

– Вот фокус, дурик! – раздался крик со сцены. То Фредди решил привлечь внимание к своей скромной персоне. – Гля, как умею! Опа! Опа!

И он изо всех сил закачал бровями попеременно вверх и вниз. Зрители захлопали и потребовали объяснений.

– Ничего сказать не могу, – мотал головой Фредди. – Тайна физиологии!

– Ха-ха, – ответ Брайана был скептицизен. – Я смеюсь над тобой. Хе-хе. И еще хо-хо. И я так могу! – и он так усердно замахал бровями, что одна из них замерла, тихонько поколыхалась – и спланировала на землю, как перышко Форреста Гампа. Все ахнули.

– Кажется, это смешно, – с сомнением сказал кто-то.

Зрители гневно обернулись, а из прохода к источнику презренного гласа быстро направился Ринго. Неизвестный юркнул под сиденья и спасся, просидев там до самого конца представления. История не сохранила имени таинственного незнакомца, хотя всем доподлинно известно, что это был Стивен Кинг.

Когда же все вновь обернулись к фокуснику, слов ни у кого по-прежнему не нашлось – слишком унизительным и бессовестным было зрелище.

– Да ты посмотри на себя! – дрожащим от гнева голосом крикнул со своего места Джон. – Ты рассыпаешься на глазах!

– Старая рухлядь! – свистал дедушка Джорджа Харрисона. – Лошадь! Фю-у-у!

Бабка Дикона тут же отвесила ему солидную плюху. Боуи же медленно поднялся со своего места и, не веря своим глазам, пролепетал:

– Зигги?!!

– У-ум, – покачал головой смущенный Мэй. – Зигги играет левой рукой, и делает это неплохо. Я же левой – ппррр, – сделал он бесстыдный звук языком.

Боуи разинул рот для оскорбительного крика, но тут произошло нечто из ряда вон: из дыры в полу, куда перед этим исчезла великолепная девятка, медленно высунулась голова Стинга. Безумно вращая глазами, она дернулась и запела:

– О-о-о, сам-мер-та-айм!

Предание гласит, что слова эти тут же были расшифрованы и истолкованы. Но по-разному. Одни были вольны услышать это восклицание, как песню «О-о-о, это лето!», другие – как возглас «О-о-о, время Самнера!», ну а третьи, особо оппозиционно настроенные граждане уловили в этом сольном исполнении маэстро злобный выпад в адрес сбежавшего Гризла, звучавший как «О-о, о-о, заберу медведя в зоо».

Таким образом посреди летней эстрады тут же образовалась неприятная драка. Все яро отстаивали свою точку зрения, и свалка рассыпалась только тогда, когда Стинг неожиданно замолчал. Оказалось, какая-то добрая душа метнула в него томатом. Стинг подавился. Сидящий в заднем ряду косвенный участник драки Гризл заревел и захлопал в ладоши.

Тут же на сцене появились Род Стюарт и Брайан Адамс, своим появлением заставив участников потасовки разползтись и рассесться по местам. Общими усилиями мушкетеры выволокли несчастного друга из дырки, обняли его с двух сторон и, раскачиваясь, запели песню «All for love».

Фредди под шумок спустился со сцены, расстелил клееночку прямо между рядами, лег и попросил не будить. Спустя десять минут его просьба была аннулирована неожиданно заревевшим в мегафон Адамсом.

– Я бужу соседушек! – орал Адамс. – Эй, вставайте! Пришла беда, откуда не ждали!

– Мы уж видим, – и к эстраде стали пробираться Стивен Сигал и Дольф Ландгрен. Незадачливые мушкетеры засуетились, а Стинг встал на колени перед Адамсом и затряс его за штанину, попросив не шуметь больше.

– Больше? – удивился Адамс. – Да я только начал! Они меня пугают! Ха! Почему я встал у стенки – у меня дрожат коленки, да? А МНЕ НЕ СТРАШНО! – завопил он прямо в ухо Стингу, забыв убрать ото рта матюгальник. Стинг тут же захехекал и полез вверх по занавесу. Тут как раз на сцену ворвались секьюрити. Они подхватили всех присутствующих под микитки, Стинга отодрали вместе с куском занавеса, и сложили их штабелем в любезно предоставленную Элтоном тачку из-под дезиков. Все зааплодировали, а Дольф, углядев в толпе зрителей Баббу Смита, жующего трехэтажный бутерброд, вежливо попросил:

– Господин гардеробщик, вы не поможете нам с багажом?

– Г-гардер-робщик! – Бабба отправил бутерброд вон, вскочил на сцену, схватил тачку в охапку и со всей дури запустил ее в безвоздушное пространство. Затем те, кто остались в живых, раскланялись и с достоинством удалились под свист массовки.

Тут вернулся Брайан.

– Знаете фокус с веревкой? – заговорщически спросил он.

– Откуда бы? – пожал плечами Боно. – Я что вам – палач, что ли?

– Не палач, – корректно поправил его БГ, сидящий рядышком в позе лотоса, – а казнедей. Это я вам как специалист говорю.

– Фокусник! – вдруг раздался чей-то пронзительный голос. – Фо-кус-ник!

И на сцену, звеня и подпрыгивая, вылетела Шаннен Догерти, известная своим пристрастием к фокусникам и любителям комиксов, а также лютой ненавистью к Люкам Перри и Джейсонам Пристли (кстати, кенсы только из-за этого их и знали). Шаннен же не теряла времени, подскочила к Брайану и повисла у него на шее.

– Мадам, – кротко заметил Мэй, – Не надо прыгать и висеть. Мне тяжко.

– Вот это фокус! – завопил из зала Джимми Пейдж. – А веревка-то? Где веревка?

– Меня зовут, – завертелся по сцене Брайан с нависшей дамой. – Вервие требуют. У тебя есть?

– Фокусник! – как маньячка, твердила Шаннен с пеной у рта. – Покажи мне фокус-покус!

– Ага, – сказал вдруг за спиной Брайана чей-то ледяной голос.

Брайан съежился. Зрители оживленно зашушукались – фокусы явно перерастали в мыльную оперу.

– Ага, – повторил голос. – Вот как, значит?

– Понимаете ли, – задушевно сказал Брайан, и тут его схватили и повернули на 180 градусов. Глаза Аниты смотрели на него снизу вверх и метали маленькие молнийки.

– У тебя глаз красный, – заметил Мэй. – Сосуд лопнул, кажется.

– Вот сосуд, – показала Анита на кувшин, который держала в руке. – Но он еще не лопнул. Пока, – и она мощно закатала кувшином Брайану в лоб.

– Иди отсюда! – заревела она Шаннен. – Кошка драная!

– Кошка? – на сцену добрым псом взлетел Фредди. – Где кошка? Кс-кс-кс!

Шаннен, визжа, подскочила к нему и уселась на шею.

– Знает свое место, – с удовлетворением сказал Фред. – Ученый зверь.

– Она же толстая! – с укором сказал Брайан.

– Чья бы корова, – с презрением поглядел на взбешенную Аниту Фредди. – Видал я таких толстух, рядом с которыми эта – просто толковый словарь.

– Докажи! – вцепился в слово Мэй.

– Глядите, уважаемый, – и Фредди показал в зал, и Брайановы брови прочно заняли положение между пятой и шестой морщиной на лбу. На скамейке последнего ряда сидели всего четыре дамы, но от веса их скамейка прогнулась, как лук Робин Гуда. Звали этих худощавых женщин, как вы уже догадались, Мэри, Барбара Валентин, Монсеррат Кабалье и Брин Бриденталь, о которой в нашей истории сказано не было и больше не будет. Для справки – это подруга Фредди и представитель квинов в Америке. Ну и хватит о ней.

Фредди с сидящей на шее Шаннен величаво прошествовал в зал и сдал ее там на поруки Стивену Сигалу, которому девушка тут же и вскарабкалась на шею.

– Тебе полезно, – сказал Фредди Сигалу и вернулся на сцену, где творилось нешуточное. Анита, впрочем, уже оставила Брайана и удалилась в зал, но на злосчастного фокусника сыпались упреки и плевки от благодарных зрителей.

– Ну что там с веревкой? – орали из толпы. – Тоже мне – ахалай-махалай!

– Все вы знаете… – начал Мэй.

– Фокус с веревкой! – дружным ревом отозвался зал.

– Именно. Так вот, смотрите внимательнее, фокус делается один раз и забывается мгновенно!

Он вытащил из суфлерской будки два метра толстенного манильского каната, за один из концов которого зубами держался кладовщик – Лу Рид.

– Разбазаривать не дам! – ворчал он, трепя зубами хвост каната. – Не смей расхищать всенародную собственность! Кулак и батрак!

– Да отвяжись ты! – пыхтел Брайан, лягая настырного завхоза. – Все верну! Фокусничать не даешь, мымра!

– А хто уплотит? – тянул к себе канат Рид. – Хто отвечать будет? Не знаешь? А я вот знаю. Кладовщик будет отвечать. Каждый ящик на учете. Не дам каната!

– Уберите! – подал знак Ринго. – А то так и не узнаем про загадку!

С места в карьер срываются Ландгрен и Халк Хоган, но Лу уже понимает, что сила не на его стороне и с проклятиями исчезает в будке.

– Итак, начинаю колдовать! – хрипит Мэй, сражаясь с проклятой веревкой, которая, кажется, всюду и везде. К тому же подлец Рид назавязывал на канате множество узлов. В конце концов Мэй сооружает из веревки некое подобие уродливого банта, выдыхает, затем тащит из кармана полураздавленный в пылу отъема каната банан и сжирает его. Швырнув корку через плечо, он в страхе приседает – за его спиной раздаются страшные ругательства, а в зале творится неописуемое веселье. Обернувшись, Брайан видит свою шкурку, как причудливый тюрбан, устроившуюся на голове Элтона Джона.

– Издержки, – шипит Брайан. – Прощенья просим!

Элтон молча снимает шкурку с головы и начинает рвать ее на длинные аккуратные полоски. При этом он бормочет себе под нос какие-то индейские заклинания, и – хлоп! – Брайан мгновенно лысеет. Дикий хохот вновь сбивает с толку несчастного факира, и тот, сожравши очередной банан, запускает шкуру туда же, куда и первую. В первых рядах уже не могут смеяться – корка повисает на самом кончике носа Элтона, который становится похож на индюка с желтым носом.

– Ну все, – и разозленный Элтон полез на сцену, оттолкнув в сторону Брайана. – Всем молчать! Теперь я буду факирить!

С этими словами он вынул из-за пазухи ночной горшок.

– Господа, – сказал он бархатным басом, – вы видите, что эта кадка пуста!

– Видим! – раздался нестройный рев. – Не хватало еще, чтобы ты нам принес полную!

– Эта почтенная кадка 18 века пуста! – злым голосом продолжил Элтон. – Здесь ничего нет. И никогда ничего не будет, если вы не положите сюда по фунту!

Благородная ночная ваза тронулась по кругу. Вернулась она спустя полчаса, и Элтон схватился за голову, потому как она уже была не ночной вазой 18 века, а обычным старым горшком с отбитой ручкой. Ну, и еще… Даже не знаем, как сказать… Неудобно как-то… В общем, то, что было в горшке, фунтами назвал бы только большой художник. Или философ.

– Это что ж делается, негодные вы господа-товарищи? – визжит Элтон. – Как же это понимать, уважаемые вы сволочи?

На сцену поднимается наш старый знакомый Сигал (все еще с Шаннен на шее). Он сует Элтону за пазуху блок «Явы», нахлобучивает ему на нос шляпу, отвешивает пинка и угрюмо говорит:

– Катитесь отсюда. Без вас веселее.

Кенсингтонцы же расходиться не спешили – всем хотелось знать, чем же кончатся фокусы. А они, по-видимому, уже и так закончились – Брайан и Ландгрен устроились на сцене без штанов (жарко же!), расписали «пульку» и, возбужденно споря и хлопая друг друга по рукам, сооружали банчишко. Первый заход выиграл Ландгрен и стал танцевать – как был, без штанов. Этот танец, судя по всему, подействовал на юный ум находящейся в зале по абонементу Клаудии Шиффер, и она по примеру Шаннен, запрыгнула Дольфу на шею. Так они вчетвером с Сигалом и ушли. А куда – не скажем.

Кенсы после непродолжительного молчания стали медленно окружать оставленный Дольфом банк. Боуи, принявший на себя обязанности банковского охранника, помалкивал и прикрывал одной рукой деньги, кулаком другой же недвусмысленно помавал в воздухе.

– Отдавай сейчас же! – жалобно крикнул Брайан. – Он жулил! Там мои проценты!

– Вот тебе проценты, – уставлял Мэю в нос шиш Боуи. – Сказано – ждать, вот и буду. Я обещал!

– Тебя купили! – обвинял его Брайан. – Пошло купили! За франки.

– Отойдите от меня! – страшно закричал на придвинувшихся ближе кенсов Дэвид. – Мое! Милиция!!!

Но и Ринго оказался на стороне зрителей. Общими усилиями они скрутили Буя, намяли ему все, что можно, отняли деньги и всучили их Мэю с поклоном! За доставленное удовольствие. А потом удалились, обсуждаючи.

Боуи же, вышедши из больницы двумя неделями позже, дулся на кенсов как мышь на крупу и не подходил мириться, к тому же любой выпавший по неопытности из окна кенс не мог теперь рассчитывать на мягкую посадку.

Жители, как велел обычай, собрались на сходку, после чего порешили простить сорванца и вручили Боуи новенькую дубину из красного дерева с выдвижными ящичками. Дэвид растрогался и заплакал от умиления. Что не помешало ему в тот же вечер переловить всех обидчиков по одному и так их отмутузить обновой, что шерсть рассыпалась клоками и повисла на ветвях дубов! Вот и всё вам.

/ – картинка №74 – / КРАСОТК, или ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО СТИЛЬНО! /

Однажды Александер Бард – коротенький, но исключительно стильный и смазливый мужичонка – крутился перед зеркалом, прихорашивался, подкрашивал ресницы и мурлыкал:

– Тру-ля-ля! Тру-ля-ля! Поглядите на меня! А я кр-расивый!

– Ах ты врун поганый! – раздался гневный крик, и в форточку, журча и отдуваясь, влился Фредди. Несколько секунд он, пыжась от злости, наблюдал за охорашиванием, и вот вам, пожалуйста – влез. Он подбежал к Барду, ухватил его за шкварник, вбросил в шкаф, запер его на ключ, подскочил к зеркалу сам и стал прихорашиваться. Бард прогрыз филенку, выбросил Фредди из дома, задвинул засов, подбежал к зеркалу и продолжал прихорашиваться. Фредди проник в дом через камин, сгреб Барда, посадил его в цветочный горшок, забросал землей, полил из лейки, поскорей побежал к зеркалу – и давай прихорашиваться! Из кадки же вырос цветик-семицветик, из него выскочил Александер Бард, подтащил Фредди к креслу, запихнул под него, попрыгал и покачался на кресле, потом пулей подлетел к зеркалу – и ну прихорашиваться! Фредди с пружинами, пиявками висящими на нем, вырвался на волю, смял Барда, кинул его в мусоропровод, сам же скакнул к зеркалу и с новыми силами приступил к прихорашиванию. Раздался звонок в дверь. Фредди открыл. На пороге стоял очень грязный Александер Бард.

– Плёк, – сказал Бард.

Изо рта его лукаво высунулся хвост селедки. Фредди выпучил глаза. Александер, воспользовавшись минутной слабостью соперника, поддал ему ногой так, что Фредди влип в вентилятор. Бард врубил третью скорость, Фредди с жужжанием раскрутился и вылетел из окна. Сам Бард… Ну, вы знаете.

Фредди же упал прямо на Дэвида Боуи, который, стоя под окном, продавал фиалки. Отняв у Буя все фиалки, Фредди ворвался в дом, повалил Барда и принялся молча тыкать ему в харю букетиком. Александер так же молча фиалки пожрал.

Тут в дом, подобно черной молнии, ударил Дэвид Боуи. Обернувшись добрым молодцем, он обозрел ситуацию, ему стало ясно решительно все, и он, ничтоже сумняшеся, раскокал зеркало кирпичом. И ушел. Посему выяснение отношений двух красотков было отложено.

Фредди так рассердился на Дэвида, что тут же пожелал, чтобы было ему плохо. И Боуи действительно постигло несчастье – у него сдох бегемот.

Да как же так, взъедятся на нас гурманские читатели, откуда бы у Боуи – да вдруг бегемот? А вы вот послушайте, вместо того, чтобы плеваться! Итак, откуда у Буя бегемот? Да вот откуда. Однажды Фредди… Стойте, стойте, звери, стоп! У нас тут зона ограниченного времени пребывания, как гласит надпись на двери одного туалета. Посему давайте чешите в следующую картинку за нумером семьдесят пять. Там вам и про бегемота будет, и про черта лысого.

/ – картинка №75 – / БЕГЕМОТ, или ЛЫСЫЙ ЧЕРТ /

Однажды Фредди, тогда еще неусатый и волосатый, пришел в гости к Тейлору. А тот как раз в это время держал в кулаке маленького хорошенького волнистого попугайчика и старательно всыпал ему в клювик столовую ложку «Трилла».

– Что ж вы птичечку мучаете? – противным голосом осведомился Фред. – А ну как в «Гринпис» донесу?

– Закрой поддувало, я сказал! – заорал в ответ Роджер. – Как хвосты резать, так это мы завсегда, а потом – здравствуй, попочка-дружок?

– Но я ведь тоже хочу маленькую птицу, – жалобно сказал Фредди. – Я воспылал любовью к пернатым.

– Не сепети! – был ему дружеский ответ. – А пойди купи.

– Да! Попугай-то, он – дорогой!

– Это для вас не оправдание! – и Роджер засунул птицу в клеть, а сам повернулся к Фредди для более обстоятельной беседы. – И, хотя у вас нет писчебумажного магазина, но денежки водятся. Возьмем хотя бы Джона.

– А что с ним? – испугался Фредди.

– Его съели, – пошутил Роджер. – Заклевали пернатые друзья.

Фредди быстро заслонился от попугая рукой.

– Не хочу его, – сказал он.

– Да я вру! – и Роджер стал загибать пальцы. – Смотри: у Джона – собака, жена и дети, у Мэя – собака, жена, дети и коза. А у меня вот – собака, дети, кошка и вот еще птиц. Кеша! Скажи нам слово!

И Роджер заплясал вокруг птички, которая страдальчески отворачивалась и норовила целиком залезть к себе под крыло.

Фредди желтыми от зависти глазами следил за процессом обучения словам, а потом, сорвавшись, дунул на рынок. До Роджера вскоре донеслись его дикие крики: «Куплю па-пу-га-я!», «Сколько за собаку?» и «Продай жену, ты, лишенец!».

Через полчаса в окно Роджера постучали. Тот выглянул – и чуть не выпал в осадок. За окном страшно довольный Фредди сидел верхом на огромном уродливом бегемоте.

– Ну как? – невозможно нахально спросил Фредди. – Как тебе мой комнатный зверек?

– Кто это? – удивленно спросил Тейлор.

– Это? А ты не узнал? Это мой попугай.

– Сам ты попугай, это ж бегемот! Говоря по-научному – гиппопотамус вульгарис!

– Какой же ты человек плохой, – заявил Фредди, критически оглядывая бегемота. – Я знаю, что это бегемот. Очень хороший бегемот. Большой какой! А вот зовут его – Попугай Жако.

– Так бы и говорил, – буркнул Роджер, но тут же вновь пристал с биологическими расспросами. – А он волнистый?

– Будет волнистый, – уверенно сказал Фредди, показывая на магазин «Лакокрасочное», принадлежащий, как известно, дяде Боуи – Сэмюэлу Джонсу. – Кстати, у тебя есть чего-нибудь поесть? Живот аж трещит.

– У меня только колбаса… жареная… – начал было Роджер, но тут бегемот с воплем: «Жареная!» кинулся в дом, затоптав Роджера и сбросив Фредди, который, крича: «Ах, паскуда, кому сказал!», устремился за ним. Тут же с кухни раздались посторонние шумы, грохот кастрюль, неразборчивые ругательства и смачное чавканье. Роджеру стало немножко плохо. Из кухни выехал Фредди со связкой сосисок и банкой сгущенки, с чувством пожал ногу валяющемуся в обмороке Роджеру и уехал, пришпорив животное.

– Уф! – сказал Тейлор, очухиваясь. – Это еще хорошо, что они ко мне поехали – с меня взять нечего. А вот если б…

Тут его внимание привлекли дикие и скверные выражения, несущиеся со стороны дома Брайана. Тейлор подобрал юбки и припустил туда.

Из дверей особняка навстречу Роджеру вылетела миссис Мэй.

– Кошмар! – заорала она прямо в лицо Тейлору. – Скорая!!!

– Медам, – подскочил Брайан, шедший, по-видимому, с рынка, поскольку имел в руках авоську хамсы, – держите себя в руках! В чем дело?

– Спасите! – твердила перепуганная Крисси. – Уж-ж-жас!

– Уж? – пискнул Брайан, роняя сетку. – И большой?

– Не мелкий! – вопила жена. – Большой кошмар! Чуводища-стралишища!

– Это вполне цивильный бегемот, – принялся успокаивать истеричку Роджер. – Он культурен и умеет танцевать вальс.

– При чем тут бегемот, бестолочь? – воззрилась на него миссис Мэй. – Хуже! Много хуже!

– Что может быть хуже бегемота на кухне? – удивился Роджер.

– Ужи… – слабо сказал Мэй. – Умираю…

– Нет! – замотала буклями жена. – Это может быть только…

– Фредди! – сказали они все хором.

– Ха-ха-ха, а вот и я! – раздался радостный клик. – Добрый вечер всей честной компании! Очень быстро, Жако!

И мимо них проскакал Фредди верхом на бегемоте, доедая завтрак семейства Мэев…