Урожай Мабона

Тем временем в пастушьем домике на склоне Марта, Роджер и Тео, примостившись втроем у маленькой печки, запекали на огне хлеб с сыром, нанизанный на палочки. От ее жара одежда успела просохнуть, а походный металлический чайник закипеть.

Марта облизала пальцы и посмотрела на квадратное пространство окошка:

– Все еще льет, и скоро совсем стемнеет, – голос ее прозвучал вовсе не тревожно, она просто подвела итоги.

– Хотите, заночуйте, – предложил Тео, – я вам матрас спущу. А с рассветом пойдете.

– Моя бабушка уже, наверное, нервничает, – Роджер вытер руки о край платка, в который была завернута еда. – А если я ночевать не приду, то нам гарантирована большая спасательная экспедиция, и потом несколько дней из дома не выпустят.

– Серьезно? – Марта вскинула брови, и со смешком переглянулась с братом.

– Ты забываешь, – все еще улыбаясь, пояснил Тео, – что наши соседи – люди городские. И мыслят все еще по-городскому, хоть и живут много лет в деревне. Роджер, скорее всего, прав насчет Кляйнов, но вот только как вы пойдете в таком мраке и под дождем?

Он поднялся и, подойдя к двери, снял с крючка широкий брезентовый плащ.

– Могу одолжить, – он протянул его Роджеру, – но плащ один, и завтра чтобы вернули, – это он уже адресовал сестре.

С маленькой деревянной полочки Тео снял старинный масляный фонарь с изогнутой металлической ручкой.

– Вот это – все мое освещение здесь, так что лампу жду завтра назад тоже. И будьте аккуратнее в перелеске, волков не слышал, но могут быть.

На эти приготовления Марта смотрела не моргнув глазом, как будто в ее жизни хождение с керосинкой по ночному лесу среди диких животных было делом повседневным. Медленно переводя взгляд с одного предмета на другой, Роджер произнес:

– У меня есть нож с собой.

– Это хорошо, конечно, – усмехнулся Тео, – но лучше подберите по пути большую палку, да и огня животные боятся.

В плащ они облачились совместно, Марта взяла лампу, поскольку намеривалась следовать впереди.

– Здесь за вами Пеликан приглядит, а на соседнем поле Ласси, а дальше уж дома́ начнутся, – приободрил Тео.

Разумеется, Роджеру не хотелось, чтобы новые знакомые заметили его смущение. Не то чтобы он на самом деле испытывал страх, скорее все дело было в неожиданности, и ему было бы неприятно, если бы Марта сочла его пугливым городским мальчишкой. На прощанье он пожал руку Тео, поблагодарив за гостеприимство.

– Не беспокойся, братишка, – кинула на прощание Марта, – даже если Роджера завтра посадят под домашний арест, я тебе все занесу.

Уже когда они вышли в полумрак и, словно маленькая палатка на ножках, двинулись по склону, она сказала Роджеру:

– Он читает с этой лампой по вечерам. В доме, конечно, есть еще свечки, но это запас на непредвиденный случай.

Они быстро засеменили, стараясь встроиться в единый ритм шагов.

– Это как бег на трех ногах! – рассмеялась она, когда длинноногий Роджер в очередной раз на нее натолкнулся, радуясь, что под вуалью вечерней темноты можно скрыть смущение. Но его молчание Марта пояснила: – Такие соревнования устраивают на ярмарках. Не пробовал?

– Нет, – ответил Роджер.

– Это весело. В выходные можно съездить. Отец повезет сыр и молоко на продажу. Если тебя, конечно, не запрут, – ей явно нравилось подтрунивать над тем, что кого-то можно вот так запереть дома, но Роджер не понимал причин ее веселости.

– Тебя что, родители не наказывают?

– Ну… наказывали, конечно, когда-то… Подзатыльник можно получить, если прольешь молоко, например. Но запирать дома… Это же глупо. Это получается, за проступок весь день просто дома отдыхаешь? В чем наказание-то?

– Например, не пойти, куда хочешь. На ту же ярмарку.

– Если я очень куда-то захочу: все равно меня не удержишь. Мама это отлично понимает. Зачем придумывать наказания, которые не действуют?

Этим рассуждением она напомнила Роджеру его младшего брата.

– Ну и она же понимает, – продолжала Марта, вытягивая перед собой огонек в стеклянном пузыре, – что если я в такую погоду не пришла, то значит, где-то заночевала.

– А если попала под оползень, скажем, или напали дикие животные? Утром может быть уже поздно.

Марта хмыкнула и слегка обернулась на мальчика.

– Я тут ни разу волка не встречала, ты больше Тео слушай! И потом мои-то в курсе, что здесь есть укрытия для пастухов. Все дело в том, что твои, видимо, до сих пор не знают об этом. Или же ты так думаешь.

Они пересекли коровье пастбище и под внимательным взглядом большого лохматого и мокрого пастушьего пса спустились к перелеску. На прощание тот несколько раз глухо тявкнул, и Марта кинула ему «пока, Пеликан!».

Дождь немного ослаб, и пелену туч прорезали стрелы темно-синего неба, не полностью еще потерявшего дальний отблеск заката. Но под пологом леса царила темнота, комком облепившая слабый фонарь в руках девочки. Марта рывком откинула плащ, сваливая тяжелый брезент целиком на Роджера.

– Дождь ведь… – он высвободил голову.

– Тут почти не капает, а если так будем скакать по корням – навернемся.

Она уверенно двинулась вперед.

Лес был полон шелестов и шорохов, звуков капающей и бегущий воды, каких-то копошений с явной примесью шуршания объемного куска ткани на плечах мальчика, лишь затруднявшего ему продвижение. Роджеру показалось, что лес звучит еще ярче, чем когда они шли через него днем. А может, дело было в том, что теперь он усиленно прислушивался, а не весело болтал со спутницей, как на пути сюда.

Теперь корни были еще и скользкие, и Роджер бултыхался по ним в плаще, словно в палатке. Огонек в руках девочки мелькал впереди, то выхватывая кусок тропы, то наоборот, скрывая. Но главное испытание еще ждало его. Когда они подошли к ручью, Роджер и думать забыл про волков. Марта добралась до камня, на котором они сидели днем, и обернулась, освещая Роджеру путь. Отсветы огня неровными пятнами играли на изгибах ручья, поблескивая на мокрых камнях. Мальчик ступил на первый. Он чувствовал, как неровная поверхность практически выскальзывает из-под подошв. Если бы его во все это втянул Уолли, они бы уже давно пререкались, но теперь Роджер, сам согласившийся на прогулку, дальность и продолжительность которой ему была изначально неизвестна, а спутник малознаком, сжал губы и балансировал всем телом. Уже у самого камня он рухнул на него руками, сорвав кусок мха и запачкав основания ладоней.

– Отлично, – провозгласила Марта, развернулась и двинулась на преодоление второго участка. Это заняло у нее пару мгновений, и не успел Роджер отряхнуть руки, как ему уже призывно светил фонарь.

Поначалу все шло даже лучше, и Роджер напомнил себе, что именно «упражнение рождает мастера»2, и ровно в этот момент нога его поехала по камню, он ощутил ледяное прикосновение ручья у щиколотки и рухнул туда целиком, барахтаясь в плаще, словно запутавшаяся в собственных крыльях летучая мышь.

Он забился, ледяные пальцы ручья вцепились ему в колени, одно он ударил больно о камень. На мгновение Роджеру показалось, что он задыхается в этой сковывающей ловушке из брезента. Странная паника охватила его, хотелось биться, лишь бы только высвободиться из одеяния.

Где-то снаружи раздался легкий смешок, но быстро оборвался, и Роджер почувствовал, что его тянут. С трудом последовав, он наконец ступил ногами на почву, основательно вымочив ноги. Марта аккуратно помогла ему высвободиться из плаща. Теперь она не смеялась вовсе. Но Роджеру сейчас было почти все равно. Сидя на мокрой холодной земле, он тяжело дышал. Марта смотрела встревоженно. Потом опустилась рядом и осторожно погладила его по плечу.

– Все хорошо, – голос ее звучал тихо и чуть ниже обычного тембра, которым она говорила.

Роджер с трудом поднял на нее глаза. Каким психом он, наверное, сейчас ей должен был показаться! Чуть ли не в конвульсиях бился из-за падения в ручей! От этих мыслей у него снова сдавило в груди, и он задышал чаще и порывистей. Роджер знал, что такое с ним может произойти. Мама говорила, что в детстве подобные приступы бывали чаще. Слишком незнакомая обстановка, много неожиданных событий, новые люди… Сильные эмоциональные переживания. Но с возрастом он стал лучше контролировать это. И уже давно подобного не случалось, по крайней мере, в городе.

Самое худшее, если это происходило здесь, на территории бабушки и дедушки. Ведь Роджер знал, старший герр Кляйн винил невестку в слабостях внука, даже если напрямую и не говорил об этом. Как будто это как-то могло быть связано с ней?! Капли влаги скользнули по его лбу, путаясь с дождевыми, скатывающимися с хвоинок.

И вот теперь это случилось перед единственной сверстницей, которой, кажется, было приятно его общество. Если бы только сюда больше не приезжать!

Марта все еще внимательно разглядывала Роджера:

– Ты как? Дыши медленнее. У тебя колет в левой подмышке или под лопаткой?

Роджер молча помотал головой.

– Уверен?

Он кивнул.

Марта выдохнула и расстелила брезент.

– Сядь-ка сюда, – и сама опустилась на темно-зеленую ткань.

Звук ее голоса почему-то успокаивал Роджера, а может быть, тот факт, что заговорила она не о нем:

– Видишь ли, Тео – не старший мой брат… Родители не любят говорить об этом, так что ты при них не упоминай, если что. Их первого сына звали Себастьян. Он был постарше тебя слегка, когда вдруг стал так задыхаться, жаловался на резкую боль слева под рукой. Мама говорила, что у него с детства было что-то с сердцем. Вот… И он умер.

Марта замолчала, стряхивая дождь с лица.

– У тебя точно не это?

– Не это, – тихо сказал Роджер.

– Это хорошо, – улыбнулась ему Марта. – Тогда когда будешь готов, пойдем.

– Пойдем, – Роджер поднялся. – Только плащ этот, я лучше просто в руках понесу…

– Хорошо, – кивнула Марта, – да и дождь почти прекратился. Сейчас вниз быстро до ферм дойдем!

Они шли по склону, и Роджер удивительно легко чувствовал себя, хоть и порой поскальзывался на мокрой траве. Марта несла в руках фонарь, периодически что-то говоря, и не упоминая больше происшествия на ручье. Она была первым человеком, который не смотрел на него как на сумасшедшего в такой момент, что проскальзывало порой во взгляде дедушки, или не делал из этого сцен, чрезмерно опекая, как иногда поступала бабушка. Марта была первым человеком после мамы, кто просто принял эту часть Роджера, и шел с ним дальше.

* * *

Герр Кляйн не часто бывал у ближайших к ним соседей. Обычно с Бруннерами общалась его жена. В конце концов, они просто покупали у них сыр и молоко и держались вежливо в рамках положенного. И вдруг неожиданно их внук решил свести знакомство с дочкой Бруннеров. Герр Кляйн даже не был уверен, что помнит, сколько всего у них там было детей. Супруга наверняка помнила. Она в целом отвечала за их семейный социальный круг, всегда знала, как кого зовут и вела книжечку с днями рождений. И вот он шел на соседскую ферму, где и бывал-то за все это время от силы пару раз. Рихард Кляйн не был человеком, любившим обращаться за помощью, если не мог предложить что-то в ответ. Он сам умел многое сделать по дому из «мужской» работы, а если нет, то имел финансовую возможность нанять людей. С работниками он всегда был предельно вежлив и справедливо оплачивал их труд. И даже если в процессе мог разговориться с людьми (к тому же всегда внимательно следил, точно ли все делается – он не терпел халатности), то после окончания договоренности «работа-оплата» отношения заканчивались, и имена и лица уплывали из его памяти, как незначимая информация. За редким исключением.

Дойдя до фермерского дома, герр Кляйн шага не сбавил, обдумав все по дороге. Дверь ему открыла среднего возраста женщина в домашнем платье и с устало-сонным выражением лица.

– Добрый вечер, фрау Бруннер. Прощу прощения за столь поздний визит.

Герра Кляйна она узнала не сразу, и ему пришлось представиться и объяснить, что заставило его прийти к ним.

– Проходите, пожалуйста, – женщина распахнула дверь шире, выпуская на улицу дыхание домашнего тепла и недавнего ужина. – Да, Марта еще не возвращалась. Она говорила, что вроде бы берет с собой нового знакомого, но я не сразу поняла, что это и есть ваш внук.

В прихожей было тесно от обилия верхней и рабочей одежды, развешанной на крюках, и фрау Бруннер поскорее проводила позднего гостя в полумрак гостиной.

– Сейчас дни длинные еще, зачем зря свет жечь, – пояснила она. – Тем более мои уже все легли. Так Вы присаживайтесь, – она указала на один из высоких стульев, грудившихся вокруг широкого стола.

Но герр Кляйн продолжил говорить стоя:

– Разве Вы не обеспокоены тем, что дети до сих пор не вернулись, учитывая погодные условия?

– Герр Кляйн, как раз учитывая погодные условия, я сомневаюсь, что Марта пойдет домой. Скорее всего, они заночуют в пастушьем домике у Теодора, а может быть, где-то по дороге. А с утра вернутся. Просто варите побольше каши, когда ваш внук заявится домой. Марта здесь выросла, она знает, как безопаснее поступить, и уж точно не побежит под грозой. А у Вашего мальчика, значит, небольшое приключение.

– Вымокнуть и провести ночь в горах? Такое может обернуться воспалением легких, фрау Бруннер. Я не уверен, что подобное равно полезно для разных детей.

Женщина устало посмотрела на него и вежливо произнесла:

– Хорошо. А что Вы предлагаете?

– Я бы скорее предпочел обсудить это с герром Бруннером. Насколько мне известно, у него есть автомобиль.

– Моего супруга сейчас нет дома, с ним и машина. Он повез телят к ветеринару и вернется только завтра, – развела она руками.

Такого поворота герр Кляйн, уже продумавший, как все решит, не ожидал, как и не предполагал обсуждать все это с фрау Бруннер вместо ее супруга. Положение складывалось неудобное. Разумеется, ссориться с соседями не хотелось, но ее спокойное отношение к ситуации, которую он считал серьезной, и как будто даже некая насмешливость над его переживанием раздражала. Он мог бы позволить так говорить его супруге с ним, но не жене фермера. Впрочем, своих чувств он не демонстрировал.

– Хорошо. Если другого транспортного средства у вас нет…

– Могу предложить лошадь и телегу, если Вас это устроит, – ответила хозяйка дома, – но я, честное слово, не советую. Вам дорога не очень знакома, а Марта хорошо знает эти места. Разумнее будет подождать до утра.

Герр Кляйн спорить не стал и, прощаясь, попросил сразу же направить Роджера домой, если он у них появится.

– Разумеется. Доброй ночи, герр Кляйн.

Шагая же под утихающим дождем домой, он решил, что его внуку лучше найти более подходящую компанию.

В их гостиной ярко горел свет, и слышались оживленные голоса. Герр Кляйн оставил зонт и куртку в прихожей и шагнул в комнату. Его супруга хлопотала у плиты, а за столом восседал завернутый в плед Роджер, рядом белокурая девочка его возраста, что-то активно рассказывающая. И двое других его внуков вовсе и не думали спать, а тоже были здесь, с интересом слушая рассказ.

– Рихард, – радостно воскликнула фрау Кляйн, – они пришли! Хотели остаться ночевать в домике на верхних пастбищах, но Роджер уговорил спуститься. Все вымокли, – она еще взлохматила волосы внука полотенцем, но Роджер поскорее увернулся. – Сейчас я их всех накормлю.

– Да, разумеется. Тем более что родители юной мэдхен явно не волнуются.

– Дедушка, это Марта Бруннер, – заговорил Роджер, внимательно глядя на него.

– Вы были у нас, герр Кляйн? – обратилась к вошедшему Марта.

Тот коротко ответил «да» и, сообщив, что будет у себя, добавил, что обо всем поговорит с внуком завтра.

Марта проводила герра Кляйна взглядом и посмотрела на Роджера, который даже не обернулся на эти слова.

– Он недоволен? – лишь губами прошептала она.

Роджер молча кивнул, полагая, что дело не только в его позднем возвращении.

– Вы кушайте, – его бабушка уже накрыла на стол. – Утро вечера мудренее, это уж точно. Выспимся, и завтра все иначе покажется. Он ведь переживал.

– Я же говорил, что они в порядке! – заявил Уолли, первым выхватывая горячий бутерброд с тарелки.

Обрадовавшаяся возвращению брата и его новой знакомой, Мэри-Лу однако не смогла дослушать историю их приключений до конца, и задремала прямо за столом. Впрочем, Марта и не собиралась рассказывать всего, и за это Роджер ей был благодарен. Вскоре она засобиралась домой. Роджер хотел ее проводить, но девочка возразила, что тут совсем рядом, и у нее есть плащ и фонарь.

– Пойдешь завтра со мной к брату? – спросила она тихонько уже на пороге. – Или не отпустят?

– Не знаю пока, – Роджер покачал головой.

– Твой дедушка всегда такой суровый? – Марта глянула на Роджера слегка исподлобья, при этом весело улыбаясь.

– Не всегда, но он… – и тут Роджер замер, понимая, что ему столь многое хотелось бы сказать ей о том, что не обсуждал даже с матерью, сказать этой простой девочке, которую он и знал-то всего два дня. Но это было невозможно. Особенно вот так на крыльце.

– Человек не простой, это я поняла, – кивнула Марта, видя, как тщетно Роджер подбирает слова.

– Да, верно.

– Я буду дома до одиннадцати точно. Дела домашние, а потом в одиннадцать, а может, в полдень понесу брату еду и вещи. Если договоришься со своим семейным надзором – приходи. А если до полудня не придешь, я буду считать, что тебя не отпустили.

– Хорошо.

– Ну и на ярмарку можно потом… если отпустят, – и она, не прощаясь, выскочила на улицу.

Роджер вышел за ней. Дождь прекратился, и тучи постепенно утягивало, высвобождая прорези темных глаз неба с множеством светящихся зрачков. Мальчик замер, переводя взгляд с быстро удаляющейся серой во мраке фигуры на небесный взгляд, как будто на него сейчас смотрело сверху живое существо, а не бескрайний холодный космос на маленькую песчинку жизни во вселенной. Роджер привык помнить об этой человеческой незначительности, но отчего-то сейчас не ощущал себя так. Это был взгляд иного, но понимающего существа.

– Ну что, укротитель гроз, – послышался рядом голос брата. Уолли тоже вышел на крыльцо и прикрыл за собой дверь, – нашел ради кого совершать подвиги, о рыцарь?

Роджер укоризненно посмотрел на него и столкнулся с веселой улыбкой и почему-то немного грустным взглядом.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Да ничего такого… – пожал плечами Уолли и сел на крыльцо, – бабушка сказала, чтобы я над тобой не подтрунивал. А что, есть над чем?

– Правильно, не над чем, – и Роджер уже хотел вернуться в дом, но остановился. – Они сильно волновались?

– Бабушка переживала. Про дедушку сказать сложно. Ты и сам знаешь, что непонятно, что он там на самом деле думает… Я сразу им сказал, что ничего с вами не приключится. Но кто здесь меня слушает? Тебя хоть гулять нормально отпустили! А я для них как будто еще дошкольник какой-то! Всю грозу просидел дома, представляешь?!

Роджер хмыкнул, отошел от двери и опустился на крыльцо рядом с братом.

– А теперь, – вздохнул Уолли, – они вообще нас троих посадят на привязь, как вон соседского козленка! В городе хоть никто не следит.

– Вообще-то я слежу обычно, если ты не забыл, – заметил Роджер.

– Ты не в счет.

– Это почему? – ему припомнились вечные выкрутасы брата.

Но Уолли вдруг подмигнул ему:

– Ты ведь часть команды.

Роджер невольно улыбнулся и вновь поднял взгляд на небо.

– Кстати, Марта и ее братья в курсе твоей осенней проделки, – усмехнулся Роджер, не поворачиваясь на брата.

– Да? – в голосе Уолли послышалась нотка гордости.

– Им понравились тыквы, правда, не их тете Кларе.

– То-то же, – и Уолли хлопнул себя по коленям. – Все, завтра сбегу навестить Шнайдеров! Надоело это затворничество! – и встал. – А Мэри-Лу на тебя оставлю, будете по очереди толковый словарь читать. Вырастет такая же зануда, как ты! – и он показал брату язык.

– И о чем дедушка думал? – Роджер тоже поднялся.

– Дедушка, по-моему, существует в какой-то иной реальности, где все люди рождаются сразу читавшими все энциклопедии, – изрек Уолли, – а бабушка в том мире, где все ее внуки навсегда остаются детьми. И ни один из них не хочет сверить свой мир с реальным.

И на этой неожиданно мудрой мысли он ушел в дом в сопровождении старшего брата. Роджер отнес Мэри-Лу в постель, а Уолли был вынужден остаться и помочь бабушке убирать остатки их полуночного пиршества, мысленно предпочитая в этот момент обладать равными со взрослыми свободами, а не обязанностями. Но, увы, это пока было не в его власти.

Глава 5. Гости

Железнодорожная сеть в этих краях была хорошо развита. Пути прокладывали даже через отдаленные горные районы, пуская небольшое количество вагончиков через цепи прорубленных в скалах туннелей. Поезда тащили за собой куда меньшую вереницу вагонов, чем в той стране, где прошло детство Кэт, возможно, в связи с особенностью ландшафта, а может быть, оттого, что жило здесь в разы меньше людей. Но как бы прекрасно ни была развита система железных дорог, в Дорфштадте почему-то станции не было, несмотря на популярность городка у туристов. Сюда добирались небольшими, но весьма удобными рейсовыми автобусами.

Этим утром Кэт прибыла в ту часть города, где бывала довольно редко, и заняла место на деревянной лавочке в партере ожидающих. Их было немного: всего несколько женщин, встречавших возвращающихся из поездки в другой город мужей, а может быть, и сыновей. Одна была с маленьким дремавшим мальчиком, уложившим голову ей на колени. Чуть позже подошел еще мужчина с цветами, но садиться не стал. Стоял поодаль ближе к зданию вокзала, поглядывая на дорогу, тонувшую в утреннем тумане.

Кэт извлекла из корзины небольшой металлический термос и, открутив крышку, наполнила воздух ароматом горного чабреца и крепкого чая. Темная, обрамленная паром струйка ринулась в чашечку-крышку. «Вот Виктория вряд ли избрала бы утренний рейс…» – подумала она, отпивая. Мужчина за спинами сидящих дам уже второй раз глянул на большую плошку часов на здании вокзала. Но Кэт знала, автобус немного задерживается, но уже близко. Ведьмы могли чувствовать приближение друг друга, особенно когда были связаны практикой общих заклинаний и дружбы.

Вскоре он показался, пухлый яркий батон автобуса на крупных колесах и с широкими окнами. Среди ожидающих произошло движение. Кэт прямо чувствовала, как все их внимание напряглось и потянулось к автобусу. Но молодая ведьма лишь закрутила крышку термоса и продолжала сидеть.

Мастерством водителя автобус замедлялся плавно и остановился ровно на маркированном для него месте. Двери открылись, и первым вышел мужчина в форме, помогая другим пассажирам. Вокзал сразу ожил дымкой голосов и движения.

И вот по лесенке спустилась девушка с рыжими волосами, заплетенными в косу и убранными в обильный пучок. Она была плотнее Кэт и обладала более пышными и женственными формами, но пухленькой ее нельзя было назвать. Очень органичная и пропорциональная в своих формах, она была словно слепленная искусной рукой древнего мастера из единого куска очень качественной глины. В синих брюках и удлиненной блузе с цветочным рисунком, с рюкзачком за плечами, она прошла к багажному отделению ровно в тот момент, когда из него извлекли небольшой синий чемодан на колесиках, вытянула из него ручку и, приветливо улыбаясь, двинулась к подруге. Кэт поднялась ей навстречу и заключила в объятье. Через это долгое прикосновение обе ведьмы почувствовали чуть больше, чем могли бы просто давно не видевшие друг друга подруги, от обеих не ускользнула легкая обеспокоенность, бывшая в глубине каждой из них, но скрытая под волнами радости от встречи.

– Я так рада тебя видеть! – изрекла Кэт, отпуская Элайзу.

– Я тоже, – та еще раз мягко улыбнулась. – Ну что ж, показывай, как ты тут устроилась.

Местная ведьма бросила взгляд на современный чемоданчик подруги. Сама она на станцию пришла пешком, но это заняло у нее чуть меньше часа.

– Думаю, нам стоит пойти сейчас на остановку трамвая. А ты голодна?

– Нет, не слишком.

– У меня есть чай в термосе.

– Может быть, позже. Я бы умылась и ополоснулась с дороги.

– Ну тогда напрямик домой.

Часть пути они пролетели в побряцивающем по рельсам вагончике трамвая. А потом все равно двинулись пешком. Чемоданчик Элайзы жалобно поскрипывал колесиками и поднимал маленькие вихорьки пыли по немощеной дороге, пока они двигались вверх к горе.

– Ничего, я тоже в сельской местности живу, ему не привыкать. Просто не люблю много на спине носить, – пояснила подруга, когда Кэт с опаской покосилась на чемодан.