скачать книгу бесплатно
Было принято говорить о тех преследованиях цензуры и власти, которые сопровождали наших вольнолюбивых творцов, но забывали о том, сколько неприятностей они доставляли всем, мирно живущим в России. Списки его комедии находили почти у всех декабристов при обысках, и он не мог не знать о ее влиянии на умы и сердца тех, для кого был так мил « русский бунт бессмысленный и беспощадный».
На груди его орден.
Но, почестями опечален,
В спину ткнув ямщика,
Подбородок он прячет в футляр.
Полно в прятки играть.
Чацкий он или только Молчалин —
Сей воитель в очках,
Прожектер,
Литератор,
Фигляр?
Автор стихотворения очень точно передает ту атмосферу реальности, в которой оказались все наши литераторы в то время. Подобно герою ему приходилось отправляться прочь из Москвы, бросив вызов всем тем, кто узнавал себя в его крамольной пьесе, и он предавал осмеянию людей, среди которых продолжал жить. Вряд ли они собирались терпеть подобное к себе отношения и насмешки. А положение литератора тем более было унизительно для дворянина, и, ступив на тропу войны, он уже не мог с нее сойти. Тем более что все жестко общество относилось к людям, подобным самому А. С. Грибоедову. Появилось известие о том, что сумасшедшим был объявлен П. Чаадаев, и его самого ждала подобная участь. Уже повешены главари бунта, и в мире напряженная атмосфера, когда от их вольности не осталось следа:
Прокляв английский клоб,
Нарядился в халат Чаадаев,
В сумасшедший колпак
И в моленной сидит в бороде.
Дождик выровнял холмики
На островке Голодае,
Спят в земле декабристы,
И их отпевает… Фаддей!
Атмосфера еще более напряженная, чем случилась с героем в его пьесе, хотя многие вещи странно повторяются, и не о чем больше думать и мечтать. И тогда самое разумное из всего, что было для него – это поручение, похожее на ссылку. Он остается на службе у государства, но отправлен на совершенно невыполнимое задание. Тегеран с его бесконечными бунтами будет страшнее Сибири и Кавказа. Но говорили, что он один там мог заменить целую армию. Только в этот раз своевольная Фортуна отвернулась от опального драматурга, он оказался в руках разъяренной толпы.
От мечты о равенстве,
От фраз о свободе натуры,
Узник Главного штаба,
Российским послом состоя,
Он катит к азиатам
Взимать с Тегерана куруры,
Туркменчайским трактатом
Вколачивать ум в персиян.
Мы знаем, чем завершится этот визит и эта его труднейшая миссия, хотя трудно тут в чем-то обвинить молодого государя, литератор был на дипломатической службе, и угодил он как раз в момент восстания, и был зверски убит после бунта. А потом еще долго ждал того момента, уже мертвый, когда тело его вернут на родину, чтобы просто похоронить.
Лишь упрятанный в ящик,
Всю горечь земную изведав,
Он вернется в Тифлис.
И, коня осадивший в грязи,
Некто спросит с коня:
– Что везете, друзья?
– Грибоеда,
Грибоеда везем! —
Пробормочет лениво грузин.
Но мы знаем о том, что тот самый путник, который встретился им на пути, был не кто иной, как наш великий поэт А. С. Пушкин. Он и описал этот уникальный и поразительный случай, столкновения в Кавказских горах с прахом человека, имя которого еще гремело и будоражило умы в обеих столицах. И он знал о той самой дуэли с его лицейским товарищем, на которой и был прострелян палец писателя.
Кто же в ящике этом?
Ужели сей желчный скиталец?
Это тело смердит,
И торчит, указуя во тьму,
На нелепой дуэли
Нелепо простреленный палец
Длани, коей писалась
Комедия
«Горе уму».
Они расстались на этой старой грузинской дороге. У поэта еще оставался какой-то небольшой отрезок времени, для того, чтобы бурно ее закончить и написать свои самые значительные произведения, для драматурга и дипломата это было последний путь к месту жительства его юной жены, и месту, где он навсегда будет погребен среди грузинских князей и царей.
И покуда всклокоченный,
В сальной на вороте ризе,
Поп армянский кадит
Над разбитой его головой,
Большеглазая девочка
Ждет его в дальнем Тебризе,
Тяжко носит дитя
И не знает,
Что стала вдовой.
Такая вот история о жизни и смерти русского драматурга, погибшего в 34 года. Русский царь получил извинение от властей и щедрые дары.
О жизни и судьбе Грибоедова задумался и другой узник сталинского режима, поэт Даниил Андреев. Его стихотворение, обращенное к драматургу, начинается с тех самых трагических событий в Тегеране:
Бряцающий напев железных строф Корана
Он слышал над собой сквозь топот тысяч ног…
Толпа влачила труп по рынкам Тегерана,
И щебень мостовых лицо язвил и жег.
Трещало полотно, сукно рвалось и мокло,
Влачилось клочьями, тащилось бахромой…
Давно уж по глазам очков разбитых стекла
Скользнули, полоснув сознанье вечной тьмой.
Поэта поражает и волнует в большей мере противостояние двух миров, отношение между востоком и западом, бунт в мусульманском мире, в котором по воле судьбы оказался русский человек, европеец. Он словно предвидел все события нашего сегодняшнего дня.
Поистине страшно это воззвание к аллаху, которым они всегда прикрывали любую свою агрессию:
Хвалы, глумленье, вой. – Алла! Алла! Алла!
Он, брошенный, лежал во рву у цитадели,
Он слушал тихий свист вороньего крыла.
И мы видим, как и во все времена брошенного нашим правительством на произвол судьбы русского человека. Он всегда и везде был одинок, но в этом жутком мире одиночество его кажется абсолютным.
О, если б этот звук, воззвав к последним силам,
Равнину снежную напомнил бы ему,
Усадьбу, старый дом, беседу с другом милым,
И парка белого мохнатую кайму.
Но не милые сердцу картины должен был напомнить ему крик ворона, а совсем другие события, происходившие в столице. Оба поэта не могут не вспомнить о скандалах, которые были связанны с именем писателя.
Но если шелест крыл, щемящей каплей яда
Сознанье отравив, напомнил о другом:
Крик воронья на льду, гранит Петрова града,
В морозном воздухе – салютов праздный гром, —
И снова воспоминания о другом бунте, участником которого если не прямо, то косвенно он все-таки был, и понятно, что во многих своих бедах, и в том, что оказался там, поэт был виноват сам.
Быть может, в этот час он понял – слишком поздно, —
Что семя гибели он сам в себе растил,
Что сам он принял рок империи морозной:
Настиг его он здесь, но там – поработил.
Каждый сам определяет свою судьбу, он ушел от наказания в собственном мире, но во многом был виноват, и потому расплата не могла его не застигнуть. Он выбрал свободу и вольность, и не мог не увидеть, как дорого за нее приходится платить.
Его, избранника надежды и свободы,
Чей пламень рос и креп над всероссийским сном,
Его, зажженное самой Душой Народа,
Как горькая свеча на клиросе земном.
Но смерть – расплата за все, что случилось в этом мире, за вольности и за бурю, которая была посеяна им же совсем недавно.
Смерть утолила все. За раной гаснет рана,
Чуть грезятся еще снега родных равнин…
Закат воспламенил мечети Тегерана.
И в вышине запел о боге муэдзин.
Поэт в первой половине ХХ века, собственной жизнью и свободой расплачивавшийся за идеи тех, кто разбудили Герцена и всю остальную смуту, наверное, имел право упрекнуть того, кто был причастен к первым искрам бунта, уничтожившего весь этот мир. Ему не могло и присниться в кошмарном сне все, что пришлось пережить этим людям, которые оказались жертвами бредовых мечтаний о свободе, равенстве и братстве, беспощадной критики строя и устоев.
