скачать книгу бесплатно
– Читатель, где ты, ведь я издан на бумаге, мои книги есть во всех книжных магазинах, и только ты один, сетевой неизвестный читатель, оббегаешь меня стороной. Пусть никогда с вами не случится такого. Пусть печатают миллионными тиражами, но и читают и откликаются и здесь тоже… Одно другому не мешает и не должно мешать. Тогда и возникнет та самая гармония, о которой мы все только и мечтаем. Пора сменить акценты, не Сеть или Бумага, а и сеть и бумага, вот и все, кажется так просто…
Р.С.
В дополнение к размышлениям миниатюра.
На личном опыте не проверяла, так как ничего за свой счет не издавала, но вполне может случиться и с Вами, и со мной, если пойдем к цели любыми путями…
Я писатель, спасайтесь, кто может
Посвящается одной белорусской девице, которая рассказывала нам как она покоряла столицу, которая слезам не верит, фамилия у нее какая-то трудно произносимая, не запомнила
И вот тогда я поняла, что русская литература без меня и дня не проживет. И ведь надо такому случиться, что в бескрайней столице нашелся такой проницательный редактор, который думал так же, как я, принял рукопись в производство. Сообщил мне об этом, даже позвонил прямо сразу.
Я – гений, меня издадут, да где, в столице, надо туда срочно перебираться из моей окраины. Там ведь таких еще не бывало. Счастье неописуемое, я вторглась в столицу и не с заднего, а с переднего хода. А еще говорят, что все бабы дуры, пусть сами так попробуют.
Теперь в самом громадном магазине будет презентация, от автографов рука отвалится, и все они, столичные писаки пойдут ко мне как в мавзолей. Совета спрашивать начнут, как и что надо делать. Пока это был сон, но сон с четверга на пятницу, я точно запомнила. Правда, там какой-то белый кот орал:
– Любовь явилась, спасайтесь, кто может, – но кот – это так, накладка, а в остальном сон был хороший, пророческий.
Книжка называется так скромно «Я гений». А как еще она могла называться при таком везении-то. Говорят, репортаж с презентации будет вести сам Андрей Малахов. Он пока на Евровидении занят, но как только освободится, так мной и займется. Репутация у него не очень, но другой мега звезды все одно нет.
Придется согласиться. Ничего, это только начало, дайте срок.
Однако, как все удачно складывается.
№№№№№№№№№
В магазине, куда выложили мои новоиспеченные шедевры, было шумно. Я с радостью уселась за тот самый столик, плечи расправила и вперед. Почему-то покупатели проходили мимо. Но ничего, это только начало, книга – то гениальная, заметят. А потом началось.
Подходили какие-то странные типы с кошачьими физиономиями и крали книгу прямо на глазах у автора и всех остальных. Один из них склонился и шепнул на ухо:
– Это последний писатель, чьи книги еще воруют в библиотеках и книжных магазинах.
Где-то я уже эту рекламу слышала. Только вспоминать было некогда где. Но хотела броситься за похитителем, только он уже скрылся в толпе. Что было делать беззащитной гениальной женщине.
Милиционеров звать не стала, они у них какие-то нервные в последнее время, стрелять начинают, по тем, кто их на помощь зовет. Сама последние новости слыхала, ушам своим не поверила. Второй с кошачьей мордой склонился к моему уху и сообщил, что слава мертвого писателя круче, чем живого.
– Смотри, живых пруд пруди, все сторожа и учителя писателями заделались, а если пристрелили на презентации – это уже мировая слава. Какой бы бред не написала – не забудут.
Шутки у моих будущих читателей какие-то странные. При этом он стащил еще парочку книг. Не заметила даже, как это случилось, проклятый котяра. Вот так бедных женщин и обворовывают. И сотовый телефон пропал тут же, я осталась и без связи, проклятье. И ведь никто этого даже не заметил, коты гады, если так дальше пойдет… Но лучше не думать о том, как пойдет дальше.
Милиционер все-таки подошел сам, показал мне какую-то даму на ориентировке и потребовал предъявить документы. Я возмутилась, что-то про москалей проклятых ляпнула, чем окончательно выдала себя. Язык мой, враг мой, что тут нового скажешь.
– Еще одна писательница, забирай – гаркнул он по рации, – пусть повышает уровень твоих зеков, здесь таких море, а там меньше.
Правда, тут за меня заступился старый мой друг Геннадий. Мужчина мощный такой, солидный, хорошо, что он охранником в том самом магазине подрабатывал.
Он оттеснил милиционера в сторону, рискуя, между прочим, попасть под статью «сопротивления органам власти» и объяснил, что я и правда писательница, а аферистка – это моя сестра родная, об этом мой первый роман и написан.
Еще одна книжка, опять же бесплатно, оказалась в кармане у милиционера.
– Все бабы дуры, – говорил мне Геннадий, – ты как-нибудь гибче давай, а то оба вылетим из магазина. А работу такую интеллектуальную не так просто найти.
Пока мы с ним беседовали, какие-то юные дарования налетели к столу со всех сторон и все смели до последнего экземпляра. Глазом моргнуть не успела.
А потом пустота, подошел только продавец, похвалил за то, что я все так быстро продала и вежливо попросил отнести в кассу выручку.
– А мы ни одной книжки так никому и задаром не отдали, – говорил этот наглец, – придется вам самой своими гениальными творениями торговать.
Деньги в кассу я отдала свои кровные, все до копейки, у Геннадия пришлось занять на билет до дома родного. Дал он мне почему-то с радостью, наверное, очередной кот ему что-то такое шепнул.
Но в тот момент, когда мы уже прощались, и я заверяла его, что верну долг, перед нами остановился какой-то странный гражданин в совершенно темных очках.
Кто он такой, а черт его знает. Он посмотрел на Геннадия и снял очки. Мой друг рухнул, и толпа отхлынула от бездыханного тела
А я, я бросилась бежать из покоренной столицы без оглядки, едва крестилась на ходу, понимая, что иностранный профессор спешит по следам. Только убежишь ли далеко в такой толпе твоих поклонников?
Остановили. Ко мне вышел Андрей Малахов со всеми своими помощниками, бодро так поднялся убитый недавно Геннадий. Они мне сказали, что это был только розыгрыш. Передача у них так называется.
– А книги? – вырвалось у меня.
Он протянул мне книгу, только на глазах все поменялось на обложке, там было уже написано «Все телки – дуры» и стояли фамилия и имя какого-то мужика. Говорят, самый знаменитый у них писатель. Как мы оказались в проклятой этой студии, не помню.
Мне долго хлопали в зрительном зале, говорят у меня актерские способности, сыграла я лучше всех.
Хотела разрыдаться, да вспомнила, что Москва слезам не верит.
Ну ничего, это первый блин комом, немного передохну, окрепну, я их всех разыграю так, что мало не пока.
Сколько читателей нужно автору? Магия цифр
Многие из нас заложники громких слов и больших цифр.
Как мы любим прилагательное – великий, особенно по отношению к себе, с своей стране.
Ни разу не слышала, чтобы француз, англичанин сказал о том, что у них великая страна, что они великий народ. Наверное, им и в голову такое не приходит, а из наших голов трудно выбить подобное, даже если не находим зримого и весомого подтверждения сказанному, все равно мы великие, и пусть кто-то попробует в том усомниться.
Вот и то, что касается авторов сайта, да и просто писателей, подтверждением моему (или вашему) величию является количество читателей, указанных на странице, тиражи изданных книг…
Правда, нам уже страшно не повезло, ведь миллионных тиражей уже нет, как нет, а в эпоху развитого социализма, тот, кто пробился в издательство, сразу становился миллионером, особенно если в «Роман газете» по подписке публиковался. Сразу великий писатель….
Чем-то подобным может оказаться сегодня наш сайт. Бедный и несчастный тот, у кого читателей (очень условных) меньше 1000, и богат и гениален тот, у кого значительно больше, не так ли? Но не самое ли страшное и опасное это из заблуждений для человека пишущего?
Лично я с трудом, но начинаю понимать, зачем человеку, у которого уже есть пара миллиардов, нужен еще один. Сначала совсем этого не понимала, но теперь доходит, что это придает какого-то веса среди себе подобных. Остальные товарищи, которые им совсем не товарищи, этого никак не ощущают и боюсь, что оценить не могут. Потому в наших глазах он упирается напрасно, если трех миллиардов много для жизни, то четвертый просто блажь.
Но не такая ли блажь – это эфемерное количество читателей, которое должно подтверждать дарование или отсутствие оного у автора.
Снова слышится заезженная фраза любителей рейтингов, что он нужен для того, чтобы читателей стало больше. А зачем их больше не слишком понятно, просто больше и все…
А ведь на самом деле, если отбросить желание соревноваться, да не на беговой дорожке, а в творчестве, то сколько нам тогда нужно читателей для полного счастья? И что это даст самому автору пятьдесят их или сто тысяч, кроме больших цифр, что это еще значит для конкретного автора?
Вопрос конечно интересный, от цифр отвлечься очень тяжело, вот и Гумилев утверждал, что для обычной бренной жизни нам нужны цифры, как скот, который, кстати, в древности был заменой денег и служил часто для обмена товаров одних на другие. Тогда все верно, наверное, помня про седую древность, мы так и любим эти цифры, не потому ли они ложны быть большими, внушительными.
Ведь и у самого прилагательного великий несколько значений – это может быть и синоним слова «значимый», и просто «большой», когда ничего он не значит, кроме размера.
Но если не для статистики (наверное, она тоже для чего-то нужна, хотя не очень понятно для чего, но раз есть, пусть живет), так вот если не для статистики, а для души все-таки сколько нам нужно читателей?
Лично мне вполне хватает 7 читателей, даже больше, чем нужно, и с ними тревожно и хлопотно, но очень приятно оставаться, а что про тысячи говорить.
Читатель – это уникальный, штучный товар, а не массовое производство, каким мы чаще всего хотим его представлять.
Не самая ли большая ценность в мире вообще и в мире творчества —найти родственную душу, ту, которая откликнется, поймет, примет и останется рядом, тех, кто будет связан с тобой невидимыми узами на продолжительное время, и уж совсем прекрасно, если на всю оставшуюся жизнь.
В толпе живых и мертвых душ их вообще очень мало. Узнать, опознать такого человека крайне сложно с первого взгляда, а вот посредством текста, где вы совпали или не совпали – значительно проще и легче. И тут уже ничего не значат такие наши стоп-сигналы как возраст, пол, национальность, социальное положение, цвет глаз и длинна ног – все отходит на второй план, остается только общение близких душ в каком-то ином (виртуальном) пространстве.
И мне лично важнее сидеть перед определенным человеком, говорить с ним, а не с трибуны, сцены, стадиона что-то там вещать, как было популярно в пору нашей юности. Вообще странное ощущение находиться в зале того же Политехнического, в толпе, когда поэт или писатель пытается с тобой говорить.
Но стоит оказаться перед экраном телевизора, и уже легче и проще, создается иллюзия, что он говорит только с тобой. А со сцены, наверное, хорошо только тупенькие песенки распевать, по сто раз повторяя одну и ту же строчку, в надежде, что услышат и все-таки запомнят, а говорить о чем-то важном —бред. Нет, пусть Политехнический или стадион снится только в кошмарах.
Так вот те самые семь моих бесценных и любимых читателей —собеседников, часто соавторов.
И первая из них – подруга детства, с которой мы встретились вообще чудесным образом, подозреваю, что не в одной жизни пересекались – это тот главный читатель, который заменит многих.
Мой первый шеф – человек уникальный и по образованию, и по душевным качествам, но волею случая, оказавшийся в иноземье, на другой стороне земного шара, увы. Когда он признался, что читает рассказы, разыскав в поисковике, я была потрясена, потому что когда заводила страницу вместе со своими верными помощниками, где-то в глубине души смутно надеялась на то, что вдруг он вернется и откликнется, что-то прочтет, и мы снова сможем пообщаться.
Так и вышло, наверное, желания сбываются…
Признаться, сначала не хотела и боялась того, что вдруг прочтет кто-то из учителей, потому что их оценки не сравнятся ни с какими другими, особенно суровая, с невероятным чувством юмора, с резкими оценками моя ненаглядная Галина Сергеевна директор директоров, одно время была даже зав РОНО, да еще каким заведующим – жуть. Но так вышло, что она заглянула и до сих пор заглядывает на страницу, по репликам чувствую, что читала, оценила, разгромила или похвалила…
И уже как Шехерезада перед ханом страшно лишиться головы, потому и невольно оглядываешься, в вдруг не снести головы?
Конечно, это любимый мужчина (как и у каждой из нас). Сначала не могла понять, кто это там медленно читает все подряд (неизвестный читатель под номером 49 в списке, благо, сайт выдает такую информацию). Сначала подумалось, что кто-то особенно пристрастный, стала маньяка опасаться. Пока не выяснилось, что причина в другом. Уж не знаю, радоваться или печалиться, что без персонального маньяка осталась, это совсем не он, но что тут делать. Похвально, если человек старается что-то понять, узнать дополнительно. Тревожно, убежит или останется, а все-таки читает. Но опять же, возможно, мы просто лучше поймем друг друга.
И наконец, другой парень, который тоже нашел здесь, на сайте, с которым пришлось плодотворно поработать потом в реальности, но без этого читателя моя жизнь была бы несколько другой, это без дураков. Он очень помог в трудную минуту определиться с течениями и направлениями, просто отбросить лень и плотно поработать на заданную тему.
Мой любимый ученик, конечно, тот самый, кто, собственно, и об интернете, и о сайте заговорил и нашел его. Олегу просто надоело листать третьи экземпляры рукописей, вглядываясь в текст, разыскивать то, что было спрятано. Тогда он страницу и создал, потому что уже часто и надолго уезжал в командировки, а там было время для того, чтобы что-то почитать, оставаться в курсе того, что происходит, да и просто узнать себя в каком-то герое. Получилось со временем. Ну а мне осталось только выходить на связь…
И вот буквально сегодня с удивлением узнала, что в Германии туманной разыскала, связалась талантливая девушка, которая страстно хочет побеседовать о прочитанном и написанном…
Ну разве не чудо, разве не ради этих семерых вовсе не виртуальных читателей и стоит все делать, всегда оглядываясь на этих людей в первую очередь, и медленно, но верно знакомиться с теми уникальными читателями, которые не просто откроют – закроют, с иронией или злорадством отправят на кухню кашу варить и забыть о творчестве (кстати, таких тоже не так уж много) и забудут.
Магия и мания больших цифр, статистика, тоже должна что-то делать, как-то оправдывать свое существование, бледнеет перед магической цифрой семь. Это она имеет самое главное значение…
Ведь на самом деле можно любить все человечество, так и не полюбив одного конкретного человека, погоня за тысячами читателей – это всегда риск упустить кого-то очень важного, дорогого, любимого, единственного.
Королеву и поп-звезду по законам жанра должна играть свита, если речь о творчестве, то все как раз наоборот…
Не потому ли в живописи картина ценится именно своей единственностью, а все остальное – только копии, изданная книга наоборот величиной тиража, и если мы не уйдем от этих цифр к тем уникальным читателям, то ничего хорошего нас не ждет, это уж точно
А потому невероятная нежность и благодарность возникает по отношению к единственным, уникальным, любимым…
Неизвестный читатель. Мой неведомый друг///
Мой неведомый друг, неизвестный читатель во мгле
Пробивается снова ко мне он в немой паутине,
Остается незрим, только тень промелькнула в окне.
И прекрасен и юн, и меня он уже не покинет.
Хорошо видит сердце, мне дивный поэт говорит,
Вдруг взмахнет на прощанье и снова исчезнет в тумане.
Неизвестный читатель над этой страницей парит.
Ничего он не скажет, и слово его не обманет.
Ни лаская поэта кокетливо и не кляня,
Он безгласен внезапно, и все-таки я его слышу.
Неизвестный читатель, он смотрит опять на меня,
То с насмешкой немой, то вдруг с нежностью, выше и выше
Поднимаясь над миром, паря над поникшей листвой,
Он не хочет, чтоб гасли костры на незримой поляне,
Потому и в лесу заповедном он снова со мной.
Молчалив и задумчив, он больше меня не обманет.
В этом мире немых все иначе, я знаю давно,
Тот, кто будет грубить и хвалить, он в тиши отступает,
Только белая птица в контакте со мной все равно.
Он читает порой или вовсе уже не читает.
Но отметка его не откроет во мраке лица.
Я не буду грустить и грубить ему тоже не стану,
Мой неведомый друг или враг, лишь в преддверье конца
Он откроет лицо, и прильну ли к нему иль отпряну?
Это будет потом, а пока ну о чем мне гадать.
Пусть останется он неизвестным героем до срока,
То, что живы еще, то, что могут они открывать
В полумраке страницы, как это светло и высоко.
Пусть огрехи найдут, опечатки и просто штрихи,
Где звучат и для них откровеньем какие-то строки.
Мир жесток и уныл, если вдруг прорываясь в стихи.
Неизвестный читатель со мною, мой красивый высокий
Может другом забытым и мужем ушедшим предстать,
Или только знакомству я буду отчаянно рада.
И в пылу листопада, я сяду во мраке писать,
Чтобы он не покинул – надежда моя и награда.
Я историк, я люблю рассказывать истории
В нашей стране десятки миллионов исторически безграмотных людей и нет ничего удивительного, что можно набрать «в поддержку Колчака миллионы голосов»…
