Перо из крыла Ангела. Тайны творчества

– Зачем мне эти рецензии, -пожал плечами кот, когда именно на этой странице Портала все и оказалось.

Перед глазами его стали мелькать писульки:

– Дура, идиотка, только глупость свою и показывает, уйди с глаз, я тебя не оставлю, я тебя уничтожу, я тебя ненавижу.

– Вот тебе и на – писатель Шариков живее всех живых. Это что за явление упыря народу? – стал спрашивать сам у себя кот, почесывая когтем за правым ухом. Это был тот редкий случай, когда Баюн глазам своим не верил.

А объевшийся поганками тролль – кот уже знал от знакомого программиста, как они называют такого парня, – строчил со скоростью света, то одной то другой девице «любовные послания», но чаще одной, ее звали Любовь.

– Конечно, гоблин (кот ему придумал другое имя, он всегда хотел быть не ординальным, даже в сети отличаться от всех – у всех тролли, у него будет гоблин), – куда тебе горемыке без Любви, как же ты должен страдать в одиночестве, если остановиться не можешь….

№№№№№№

Одинокий, несчастный, забитый парень сидел в однокомнатной квартире, больше похожей на камеру, чем на жилье, и успев поругаться со всем соседями развлекался в сети. Но на этот раз все пошло не так, как обычно.

А дальше с гоблином стали происходить чудеса, он по-прежнему бил по клавишам, пытаясь написать очередную свою страшно содержательную чушь в адрес и Веры, и Надежды, и Любви, но мало того, что его бил пока небольшой разряд тока, так что перед глазами появлялись искры, так от таких титанических усилий получалась полная чушь:

– Я самый несчастный и убогий в мире. – появилась строка, он глазам своими не поверил, но она была так отчетливо напечатана, словно выбита на скале.

– Спасите меня от самого себя.

– Оторвите мне голову, жить нет больше никаких сил.

– У меня не было ни одной женщины и потому я вас всех ненавижу.

В ужасе тролль пытался стереть все, что выходила из – под его опухших пальцев, но удары током (откуда взялся ток) становились все сильнее. Он уже подозревал, что и пальцы может отшибить от такой работы, они, кажется, даже синеть начали. Но ничего не убиралось на странице. В компе, а то и во всей системе происходило черт знает что. И никто не мог объяснить, как с этим бороться. Надо было просто отойти от компа, а лучше вырубить его и перевести дыхание. Но тролль – гоблин был страшно упрям, он готов был помереть, но сдаваться не собирался ни под каким видом.

– Это мы еще поглядим, – хрипел он, озверело, – Шутить вздумали, да вы не знаете, с кем связались…

Первая рецензия исчезла, но вместо нее появились еще две:

– Милые мои, хорошие, отдамся в любые надежные руки, возьмите меня, хоть кто-то пропадаю молодой и красивый…

– Я хочу секса так, как никто в мире и на все готов.

Тролль страшно побледнел, он понял, что кто-то хочет свести его с ума.

– Дьявол, отстань от меня, – бросил он в пустоту, стараясь стереть хотя бы последнюю запись.

– Размечтался, – услышал он над самым ухом противный голос кота Баюна, – Дьявол только тобой не занимался, у него других дел нет…

– Кто это? – крикнул тролль, – зная, что в квартире находится один, даже мыши и тараканы разбежались, моль и та перебралась к соседям. Его давно и комары не кусали.

– Дед Пихто, ты думал, что отвечать не придется, а ведь Надежда тебя предупреждала, что ни один не ушел от возмездия

– Любовь…

– Что Любовь?

– Эту Кикимору, которую я ненавижу всей душой и никогда не оставлю, зовут Любовь…

– Богиня Афродита что ли?

– Какая богиня, ты мухоморов наелся, она настоящая Кикимора, меня трясет от каждого ее слова, я буду ее преследовать живым и мертвым

– Трясущийся ты наш, я же говорю, что гоблин, только мечтать о любви тебе уже поздно, кому же ты такой нужен…

Кот оглядел его со всех сторон и тяжело протяжно вздохнул:

– Случай безнадежный, но где наша не пропадала, попытка не пытка – он начал шпарить сплошными штампами или крылатыми выражениями, кому как нравится.

– Так это ты за меня писал этот бред, – в последней извилине Гоблина включилось позднее зажигание.

– Бред писал ты, на нем и попался, а я просто написал то, что ты хотел и никогда бы не сказал вслух, даже в виртуале…

– Брехня, это все брехня, клевета, измышления, ты поищи себе лучше хорошего адвоката, я на тебя в суд подам.

– Ничего не изменилось в этом мире, но в суд на меня еще никто не подавал, круто, гоблин, круто. Теперь я тебя точно спасу, чтобы посмотреть, как ты будешь со мной судиться, но в дурдоме навещать не стану, не надейся, – предупредил Незнакомец

Тут произошло страшное – почти классическая сцена – сначала кот воплотился, правда был он не черным на этот раз, а рыжим, да практически огненным, а потом, когда Тролль увидел кота, откуда-то он выхватил пистолет и начал палить по коту.

Надо сказать, что одна из его резиновых пуль попали в кота, от кота отлетела искра, она упала на обои, и обои загорелись, просто вспыхнули ясным пламенем. А за ними и плитки на потолке, чад был такой, что тролль сразу же потерял сознание, и как те несчастные в «Кривой лошади», он бы уже не смог выбраться из квартиры. Хотя жил на первом этаже, но и это бы его не спасло.

Кот вцепился в безжизненное тело и поволок его к окну, благо оно было распахнутое.

Там уже собрались люди, они заметили странную картину (спасать странного соседа, успевшего поругаться со всеми, ненавидевшего собак и всех животных) никто не торопился, некоторые даже не скрывали радости.

Но Баюн не собирался доставлять им такую радость.

И к своему разочарованию они видели, как вылетело само собой сухонькое тело то ли живого, то ли мертвого парня, и шлепнулось в песочницу, куда только накануне привезли свежий песок для детишек. По этому поводу он и закатил последний страшный скандал, а вот ведь как вышло, упавший в песок не получил никаких травм, мягко приземлился.

Люди расступились, завизжали собаки и дети. Несколько минут длилась эта немая сцена. Потом тролль очнулся, стал страшно кричать, вращать головой в разные стороны, а потом уставился на свою горящую квартиру. Правда, там уже орудовали пожарные, и все было в воде и пене.

К спасенному сначала подошел только рыжий кот, остановился и посмотрел на него пристально. Тролль завопил еще сильнее, орал пока не охрип.

– Ничего, не скоро ты в сети появишься, а если будешь и дальше безобразничать – пеняй на себя, больше спасать не стану. Это я просто твоим соседям решил пока праздник испортить, но в следующий раз не пожалею. Прощай, встретимся в суде, пошел пока себе адвоката искать, надеюсь, Павел Астахов согласится меня защищать, он любит детей и котов.

С этими словами, которые впрочем слышал только Тролль, кот Баюн и удалился.

К песочнице подошел мальчуган лет двух с модной стрижкой в малюсеньких джинсах и футболке, на которой было написано: «Я тебя люблю».

Тролль взглянул на этого великолепного ребенка и разрыдался, когда тот протянул ему желтый шарик, и там тоже было написано: «Я тебя люблю»…

Посвящается всем пострадавшим от виртуальных хамов с маниакальными наклонностями, которых успокоить может только вырубленное электричество.

Так пожелаем им, чтобы никогда в доме у троллей не было света, и не загорался экран монитора, никому от этого хуже не станет, кроме этих убогих бедняг, но так им и надо

Кот Баюн лапу приложил

Поднимаясь спозаранку,Выпив пива, съев котлету,Закусив ее поганкой,Тролль выходит, в ИнтернетеИщет он из списка лицаТех, кто избран для расправы.Надо же повеселиться,Желчь излить, ведь он лукавыйДемагог, каких немалоБыло и в 20 веке,Только что-то замолчали,Все пеклись о человеке…Он один такой остался,Пуст и дом, и мир убогий,Вот на сайт теперь пробралсяИ пока не сделал ноги,Столько он еще нагадитНа страницах наших снова?Столько просидит в засадеРазъярен, порой взволнован,Что не хватит мухоморовНа обед, чтоб бред поправить,Тролль на мир глядит с укором,Он его еще исправит…Брехунов на чисту водуВыведет с лихой усмешкой.Злому року он в угодуНе молчит, уже не мешкает.Видно слишком одинокий,Ни кота и ни собаки,Потому такой «глубокий»,Потому ему лишь дракиИ милы на этом свете,Санитар лихой и бравый,Он за творчество ответит,Не за деньги, не за славу,Просто так, в пылу охотыОн ведет свое сраженье,Прет на сайт, как на работу,Люди для него – мишени.Он собой еще гордится,Закусив поганкой пиво,Ну такой он уродился,Только усмехнется криво.И опять спешит бороться,Бедный, жалкий и убогий,Угольками воздается,На том свете, только б ногиУнести от их расправы,И чего глядели косо.Он лишь прав, и все не правы,Но сорвался и с откосаПолетел уже куда-то,Скатертью ему дорога.Эта ведьма виновата,Колдует она немного.И от тролля спозаранку,Остается лес дремучий,И последняя поганка,Уцелела… Всех замучил.Потому плясали чертиГде-то перед тем оврагомДо упаду, этой смерти,Были духи очень рады…А потом они грустили,Им без тролля стало скучно,И поганок нарастили,Ждут, зовут все в лес дремучий…Явится, начнется сноваДикая его охота…Только матерное слово —Только черная работа…Бедный тролль, другие страстиИ эротика -пустое…Только Слово в дикой власти,Но ругать его не стоит…

(Собака бывает кусачей, только от жизни собачьей)

Глава 11 Я – писатель, спасайся, кто может

Исповедь писательницы

И вот тогда я поняла, что русская литература без меня и дня не проживет.

И ведь надо такому случиться, что в бескрайней столице нашелся такой проницательный редактор, который думал так же как я, принял рукопись в производство. Сообщил мне об этом, даже позвонил прямо сразу.

Я – гений, меня издадут, да где, в столице, надо туда срочно перебираться из моей окраины. Там ведь таких еще не бывало. Счастье неописуемое, я вторглась в столицу и не с заднего, а с переднего хода. А еще говорят, что все бабы дуры, пусть сами так попробуют.

Теперь в самом громадном магазине будет презентация, от автографов рука отвалится, и все они, столичные писаки пойдут ко мне как в мавзолей. Совета спрашивать начнут, как и что надо делать.

Пока это был сон, но сон с четверга на пятницу, я точно запомнила.

Правда, там какой-то белый кот орал:

– Любовь явилась, спасайтесь, кто может.

Но кот – это так, накладка, а в остальном сон был хороший, пророческий. Книжка называется так скромно «Я гений». А как еще она могла называться при таком везении-то.

Говорят, репортаж с презентации будет вести сам Андрей Малахов.

Он пока на Евровидении занят, но как только освободится, так мной и займется. Репутация у него не очень, но другой мега звезды все одно нет.

Придется согласиться. Ничего, это только начало, дайте срок.

Однако, как все удачно складывается.

№№№№№№№№№

В магазине, куда выложили мои новоиспеченные шедевры, было шумно. Я с радостью уселась за тот самый столик, плечи расправила и вперед. Почему-то покупатели проходили мимо. Но ничего, это только начало, книга – то гениальная, заметят. А потом началось. Подходили какие-то странные типы с кошачьими физиономиями и крали книгу прямо на глазах у автора и всех остальных. Один из них склонился и шепнул на ухо:

– Это последний писатель, чьи книги еще воруют в библиотеках и книжных магазинах.

Где-то я уже эту рекламу слышала. Только вспоминать было некогда где. Но хотела броситься за похитителем, только он уже скрылся в толпе. Что было делать беззащитной гениальной женщине.

Милиционеров звать не стала, они у них какие-то нервные в последнее время, стрелять начинают, по тем, кто их на помощь зовет. Сама последние новости слыхала, ушам своим не поверила.

Второй с кошачьей мордой склонился к моему уху и сообщил, что слава мертвого писателя круче, чем живого.

– Смотри, живых пруд пруди, все сторожа и учителя писателями заделались, а если пристрелили на презентации – это уже мировая слава. Какой бы бред не написала – не забудут. Тебе лучше согласиться, а то и спрашивать не будем.

Шутки у моих будущих читателей какие-то странные. При этом он стащил еще парочку книг. Не заметила даже, как это случилось, проклятый котяра. Вот так бедных женщин и обворовывают. И сотовый телефон пропал тут же, я осталась и без связи, проклятье. И ведь никто этого даже не заметил, коты гады, если так дальше пойдет… Но лучше не думать о том, как пойдет дальше.

Милиционер все-таки подошел сам, показал мне какую-то даму на ориентировке и потребовал предъявить документы.

Я возмутилась, что-то про москалей проклятых ляпнула, чем окончательно выдала себя. Язык мой, враг мой, что тут нового скажешь.

– Еще одна писательница, забирай – гаркнул он по рации, – пусть повышает уровень твоих зеков, здесь таких море, а там меньше. А писателей везде должно быть поровну.

Правда, тут за меня заступился старый мой друг Геннадий. Мужчина мощный такой, солидный, хорошо, что он охранником в том самом магазине подрабатывал. Он оттеснил милиционера в сторону, рискуя, между прочим, попасть под статью «сопротивления органам власти» и объяснил, что я и правда писательница, а аферистка – это моя сестра родная, об этом мой первый роман и написан.

Еще одна книжка, опять же бесплатно, оказалась в кармане у милиционера.

– Все бабы дуры, – говорил мне Геннадий, – ты как-нибудь гибче давай, а то оба вылетим из магазина. А работу такую интеллектуальную не так просто найти.

Пока мы с ним беседовали, какие-то юные дарования налетели к столу со всех сторон и все смели до последнего экземпляра. Глазом моргнуть не успела. А потом пустота, подошел только продавец, похвалил за то, что я все так быстро продала, и вежливо попросил отнести в кассу выручку.

– А мы ни одной книжке так никому и задаром не отдали, – говорил этот наглец, – придется вам самой своими гениальными творениями торговать.

Деньги в кассу я отдала свои кровные, все до копейки, у Геннадия пришлось занять на билет до дома родного. Дал он мне почему-то с радостью, наверное, очередной кот ему что-то такое шепнул. Но в тот момент, когда мы уже прощались, и я заверяла его, что верну долг, перед нами остановился какой-то странный гражданин в совершенно темных очках.

Кто он такой, а черт его знает. Он посмотрел на Геннадия и снял очки.

Мой друг рухнул, и толпа отхлынула от бездыханного тела. А я, я бросилась бежать из покоренной столицы без оглядки, едва крестилась на ходу, понимая, что иностранный профессор спешит по следам.

Только далеко ли убежишь ли в такой толпе твоих поклонников?

Остановили. Ко мне вышел Андрей Малахов со всеми своими помощниками, бодро так поднялся убитый недавно Геннадий. Они мне сказали, что это был только розыгрыш. Передача у них так называется.

– А книги? – вырвалось у меня.

Он протянул мне книгу, только на глазах все поменялось на обложке, там было уже написано «Все телки – дуры» и стояли фамилия и имя какого-то мужика. Говорят, самый знаменитый у них писатель.

Как мы оказались в проклятой этой студии, не помню. Мне долго хлопали в зрительном зале, говорят у меня актерские способности, сыграла я лучше всех. – хоякетчХотела разрыдаться, да вспомнила, что Москва слезам не верит.

Ну ничего, это первый блин комом, немного передохну, окрепну, я их всех разыграю так, что мало не покажется….

Глава 12 Девять небес для писателя Баюн и Вергилий

Луна скрылась за мраморными тучами. В лесу было темно и страшно.

И вдруг ко мне подошел прекрасный, высокий, стройный юноша.

– Вергилий, – просто произнес он

– Кто?

– Просто Вергилий. Сегодня исполняются заветные желания.

– Но я не хочу шагать по кругам ада и видеть чужие муки. Все-таки близится Купальская ночь. Хочется радоваться и любить.

– А тебе этого и не дано, склад души не тот, и все-таки я приглашаю на свидание, – улыбнулся великолепный спутник.

– Это будет ночь страсти? – ядовито спросил кот Баюн, вынырнувший из Ракитова куста и присоединившийся к нам…

– Еще какой творческой страсти… Но не то, о чем ты подумал усатый -полосатый… Снова неудачно пошутил.

– Тогда я присоединяюсь.

Спорить с Баюном не стал даже Вергилий.

И мы отправились с Вергилием и котом Баюном туда, на небеса, где обитают среди прочих творцов и писатели – ремесленники, творцы, гении.

– Вверх по лестнице ведущей вниз или все-таки вверх? – просила я.

Это мне только предстояло узнать и понять.

– Забудь слово графоман, его придумали безголовые, злые на весь мир писаки, которые не могут простить того, что товарищ оказался хоть чуть-чуть талантливее и плодовитее. Они готовы оправдать свою бесплодность и свои муки, вешая на того, кто может больше, это клеймо. Иногда это помогает выбить из строя доверчивого простачка, и вот тогда они прут вперед…

Но мы уже приблизились к первому небу, и невольно остановились.

– Что это? Кто здесь? – вырвалось у меня.

– Мертвые писатели, – заявил Вергилий

– Те, о которых я тебе рассказывал, – напомнил кот, – за что бы они ни брались, они ничего не могут оживить, все остается каменным и мертвым в их руках. И как бы они не правили свои творения, те становятся только хуже, еще мертвее, хотя дальше некуда. Бедняги, они напрягались, они старались, их издавали, иногда большими тиражами – ничего не помогло, мертвое невозможно оживить, да и не нужно.

Я взглянула на Вергилия, чтобы он как-то опроверг заявления кота, но он только махнул рукой. Значит, так это и есть.

Тишина и уныние царили в этом кругу, и я попросила спутников двигаться дальше.

– Не хочешь с ними поговорить? – стал допытываться кот.

– Нет, мне хочется выше и чего-нибудь живого….

– Да уж, все грозы, все ураганы, все ливни достают до этого круга, природа словно бы оживить их хочет, но ничего не получается, мертвое остается мертвым, жалкое это зрелище. И правда, пошли дальше, а то и сами помрем тут и навсегда останемся.

Вергилий странно заволновался, когда мы шагнули на второе небо. Я не смогла бы угадать, если бы и захотела, кто же обитал там.

– Мертвые поэты, – обреченно произнес кот.

– А почему они отдельно?

– Сами отделились. Надеялись, что они смогут больше, крылья расправили, взлетели немного выше, создали свое общество мертвых, но все-таки Вдохновенных и окрыленных. Только получилось еще хуже, представляешь, когда Поэты, да непризнанные, да мертвые, собираются вместе – тихий ужас.

Они бродили где-то, спорили кто и у кого и что украл.

Милая девушка с каштановыми волосами дико ругалась с черной дамой, и уверяла, что это ее стихотворение, она ничего не собиралась отдавать, а та другая то ярилась, то дико хохотала, обвиняя весь мир в том, что они разорвали на куски все ее творения, которые еще миг и ожили бы, но теперь они только лоскутки, из которых не смастерить ничего стоящего.

Девица упала в обморок, вокруг нее собрались другие поэты – она была по крайней мере хороша. Черная Дама побрела куда-то прочь.

– Медуза Горгона, а говорят, Персей ее убил.

Заторопился и Вергилий, ему больше не хотелось оставаться среди мертвых поэтов. Ужасающее это было зрелище, и насколько прекрасны и крылаты живые поэты, настолько ужасны и несносны мертвые.

Но мы отправились дальше, желая узнать, кто же и что же там, на третьем небе и выше. На третьем небе было живее и прекраснее – здесь расположились писатели, которые были скорее живы, чем мертвы. Оживились и небеса, и мы тоже окрылились на третьем небе. Жизнь, она творит чудеса всегда и везде. Они приветливо пошли к нам навстречу.

– А вот здесь уже живой дух, – заявил кот.

– Здесь ремесленники, для которых литература – это прилагательное, они пишут свои воспоминания и исповеди. Они как могут, отражают этот мир, и наверное, их книги нужны всем нам, только особой роли они не играют, особой ценности не представляют, хотя читают их больше, чем все остальные, люди страшно любят исповеди и воспоминания, там ведь себя можно сравнить с другими и убедиться, что было лучше, – распалялся кот, ему очень хотелось поговорить, вырвавшись из мертвой зоны.

Странные дамы, отрешенные палачи и жертвы, чиновники и актеры стояли со всех сторон, и оставалось только припомнить кто они такие, и в чем их заслуги перед этим миром, что может быть в их воспоминаниях.

– Дальше будет лучше, – заявил Баюн и потащил своих спутников на четвертое небо.

Здесь было оживленно – играла музыка, какие-то люди спорили друг с другом.

– Иногда ремесленники становятся Мастерами, – говорил Вергилий, оглядываясь по сторонам, тогда литература и творчество делается для них уже не прилагательным, а существительным… Она живая, она растет и цветет, она существует вместе со своими творцами.

– Это плохо или хорошо, – невольно вырвалось у меня.

– Это данность, вся приличная литература рождена этими творцами, даже некоторые бульварные романы, если они живы, а не мертвы, тоже остаются тут и не стоит снисходительно и пренебрежительно к ним относится. Интересен любой жанр кроме скучного и мертвого.

– Они как раз в самом центре – не высоко и не низко – золотая середина, – изрек кот Баюн, – ниже уныло – выше тревожно и страшно, а здесь в самый раз будет. Для всех хороших литераторов четвертое небо – подарок судьбы.

И мы пробыли там дольше, чем обычно, встречаясь то с Александром Дюма, то с Джейн Остен – они были спокойны и счастливы, как люди получившие от творчества и реальности все, что им хотелось и даже немного больше.

– К ним не могут подняться творцы из трех нижних небес, к ним попадают сразу, когда отправляются на этот свет, – говорил Вергилий, когда мы, наконец, покинули это обширное и такое бескрайнее небо, дышащее покоем, уютом и вдохновением.

Вдохновение обитало именно на четвертом небе, вероятно, оно окончательно ожило и продлило на несколько веков жизнь тем, кто тут в это время обитал.

На пятом небо было довольно пасмурно и тихо, здесь селились те писатели, кто умел не только существовать в литературе. Они могли отражать действительность, преломляя сквозь призму своего таланта, они могли проникать в прошлое, и писать о нем так, словно сами все время жили в разных временах.

– Счастливцы, – говорил Вергилий, – они путешествуют в машине времени, но только в прошлое, а потом достоверно это прошлое рисуют, уверенные, что будущее таится в прошедшем – это особенный дар, им отмечены избранные – это уже не летописцы, а торцы – таланты… Они неудобны для тех, кого мы встречали прежде, потому что могут больше и видят дальше. А зависть – она во все времена была самым главным оружием авторов, особенно твоего милого четвертого круга, ведь они знают, что еще один шаг, еще немного поработать, и у них будут такие же яркие творения, но такого никогда не получается, им просто этого не дано.

Я с опаской посмотрела в сторону того неба, которое было уже под нами, оказывается и там все не так славно, как могло нам показаться. Но мы поднимались вверх, а не вниз, и перед нами было уже шестое небо.

– Кто же может обитать здесь? – невольно вырвалось у меня.

– Этим надо Откровение – они записывают то, что слышат извне, они могут достичь таких высот и глубин, которые нет на пяти небесах, они не могут из обычных не творить собственных, особенных миров. Самые интересные книги, самые яркие шедевры написаны ими. Они видят и слышат то, что дает нам всем высший разум, а потому они первые из творцов, кого спокойно можно причислить к небожителям.

– Но чем же они отличаются от других? Как их найти?

– Они знают и творят мифы, прекрасно знают вечные, и творят свои собственные сказания – Гете, Шекспир, Данте – вот три их главных патриарха, ну и те, кто пошел и смог пойти по их стопам.

От звучавших из уст Вергилия имен захватывало дух, и трудно было даже представить, кто находится дальше, страшно было пониматься выше.

И все-таки мы пошли, кот Баюн в последнее время не подавал голоса, мне даже показалось, что он онемел, и его тревоги невольно передались и мне тоже. Становилось тревожно.

На седьмом небе нас встретили ТВОРЦЫ – те, кто сотворили свои миры и подарили их нам: Сервантес, безымянный автор «Тысячи и одной ночи», профессор из-за которого еще недавно мы все сходили с ума, и конечно загадочный Пруст, творения которого я так еще и не дочитала к тому времени, но понимала, какая это величина – теперь они появились перед нами. Но спрашивать о чем-то, говорить с ними было немного страшно, и мы двинулись дальше на предпоследнее восьмое небо…

Я уже не представляла, кто там может быть, кот если и представлял, то по-прежнему таил молчание.

– Бессмертные, здесь у нас бессмертные, – говорил Вергилий.

– Но чем они отличаются от обитавших на шестом и седьмом небе.

– По сути своей ничем. Но они обречены все время возвращаться на короткий срок в этот мир, в отличие от всех остальных… Они проживают все свои жизни именно писателями, и в разные эпохи, накопив опыт, создают уникальные шедевры, оставляют их миру и уходят снова – их рукописи горят вечным пламенем и никогда не погаснут. Бессмертные книги порождают и бессмертных творцов.