скачать книгу бесплатно
Подари мне ракушку каури. Рассказы и миниатюры
Мила Суркова
Книга напоминает скульптуру из кристаллических решеток. Выверенная грация ясных сюжетов, яркие грани. Десятки сияющих фигур прихотливо сплелись-совпали и с каждой страницей стягиваются в единый профиль. Профиль судьбы. Именно под ее знаком существуют герои и героини историй. Быль и небыль играют в прятки на этих страницах. Неважно – что было, а что придумано. Или додумано? Грусть прячется в изящных кружевах текста, в прелести описаний и живости летящих диалогов… Чтение, очищающее душу.– Лиля Калаус, писатель, редактор
Мила Суркова
Подари мне ракушку каури. Рассказы и миниатюры
I. Первая любовь
Курабье
Этот путь от дома до запаха счастья я и сейчас могу пройти с закрытыми глазами. Сначала по уютному тротуару, где деревья смыкаются над головой зеленой аркой, до перекрестка: налево – кинотеатр, направо – моя школа, прямо – вход в парк. Иду по широкой центральной аллее, никуда не сворачивая. Слышу, как скатываются капельки дождя по листьям, вдыхаю свежий влажный воздух и запах мокрой земли и грибов, вытягивающих шляпки вверх. Вскоре в камерную мелодию врываются звуки машин – парк закончился, и я на центральной улице. Направляюсь к большому магазину через дорогу.
Это путь в детство.
Когда мне надо найти точку равновесия в холодном вихре эмоций, я прикрываю глаза, и сквозь время слышу родной певучий голос и чувствую тепло, что возникает вокруг меня и охраняет от житейских бурь.
– Вера, дождь.
Эти слова звучат, как пароль. Мы любим дождь.
– Мама, сколько купить?
– Как обычно. Поторопись, Верочка. А то скоро стемнеет.
Да, я люблю выходить именно в то время, когда дождливый город замирает в дымчатом предвечерье. Сумерки смягчают всё вокруг, ложатся на дома, тротуары, траву. Небо приближается к земле, и они, касаясь друг друга, о чем-то тихо разговаривают. Я слушаю… Но мне помешали любопытные капельки, что спрыгнули с ветвей на мои косы и под ноги, а самая шаловливая – на нос.
Таинственная дымка возносит меня в светло-серое небо, и я плыву в вышине, как в море, сквозь просветы туч разглядывая нижний мир. Вот моя Земля, моя страна, темное зеркало родной реки, мой маленький город, мой дом, моя семья. Зачарованная душа обнимает весь мир и любит его. Чистые чувства, чистая красота, чистая радость…
Возвращаясь домой, часто останавливаюсь, открываю пакетик с печеньем и вдыхаю аромат шафрана и тонкой сладости. Прикрываю глаза и наслаждаюсь тем, как кусочек этого цветка с капелькой джема в центре рассыпается во рту.
Когда я впервые услышала это восточное слово, то смаковала его так же, как и печенье. Оно звучало таинственно. «Пришло из арабского языка. Или из турецкого. Так считают. Обозначает что-то особенное, экзотическое», – говорила мама.
Дождь. Сумерки. И предвкушение удовольствия под названием курабье – это наше с мамой любимое печенье. Оно и является третьим составляющим приятного ритуала, что дополняет мое восторженное состояние. Но главное – это мама, мое неисчезающее счастье. Позже я прочитаю фразу: «Праздник, который всегда со мной». Этот праздник, эта воздушная восторженность у меня были, пока мама ходила по земле. Я-то думала, что она будет со мной всегда. Теперь она живет во мне. Я смотрю на мир вместе с ней, вдыхаю запах нашей любимой осени, плачу и смеюсь вместе с мамой. Я продолжаю любить мир… и за нее тоже.
* * *
Не знаю, как одноклассник Максим узнал о моей любви к дождю и печенью, но, возвращаясь из магазина, я стала встречать его в парке, и домой мы шли вместе, наслаждаясь курабье. Иногда я приподнималась на цыпочки и внимательно смотрела в его темно-синие глаза. В них мелькали золотистые лучики, хотя нас окружала серебристо-серая пелена влажного воздуха.
– Макс, почему в твоих глазах солнце? – спрашиваю строго, пытаясь скрыть восторг.
– А в твоих глазах зеленые зайчики, – смеется он.
Я снова встаю на цыпочки, вижу себя в его глазах и ничего не говорю.
Какие особенные краски и запахи в детстве: яркие, теплые, притягательные! Почему потом они становятся другими? И лишь иногда, как солнечный зайчик, появятся, подразнят и вновь исчезнут.
…Мы закончили школу и прощались. Я уезжала, как оказалось, навсегда. Макс сказал:
– Я знаю, почему ты любишь курабье.
– Почему?
– У тебя восточные глаза.
– Смешной ты, Макс.
– Твои косы пахнут курабье.
Я промолчала. Как он может это знать? Макс никогда не касался меня.
– Сначала я чувствую этот аромат, а потом вижу тебя, Вера. И я знаю, почему ты любишь дождь.
– Почему?
– В это время ты пишешь стихи. Ты любишь курабье и дождь, но не любишь меня.
Я что-то говорила в ответ, гладила его руку…
* * *
…Встреча одноклассников у нас установилась в конце августа. Я не приезжала давно. Максим, как оказалось, тоже.
Я вновь иду по любимому пути. Со мной дождь. Я захожу в магазин. Разочарование ждет меня. Он потерял свою важность, пространство и красоту. Теперь здесь отдельные торговые точки. Я направляюсь туда, где раньше на красивом прилавке под защитой прозрачной стеклянной витрины курабье возлежало в изящных бумажных одеяниях, подразнивая изысканным видом и обворожительным ароматом, и вижу полки с игрушками, рядом – магазинчик с обувью, за ним – с посудой…
Наконец нашла маленький отдел в углу, где печенье задыхалось в закрытых пластиковых коробочках, как в плену. Оно выглядело усталым, бледным.
Покупаю. Аромата нет – сода и ванильный сахар.
…Поздно вечером Максим провожает меня в гостиницу. Полная луна подсматривает за нами сквозь высокие деревья, потом скрывается за облаком, давая возможность звездам взглянуть на нас.
Макс угощает меня курабье. Оно источает аромат восточных пряностей. Но форма иная: две половинки склеены джемом.
– Я его привез для тебя из Турции. Оно и мое любимое. И еще я полюбил дождь тогда, в детстве. Каждый раз с первыми его каплями ты приходишь ко мне, садишься рядом и гладишь мои волосы. И тогда мне снятся счастливые сны. Пробуждение приносит разочарование. Каждый раз во сне я встречаю тебя и теряю снова и снова.
Мы подошли к нашей иве. Она спрятала нас от звезд. Темнота дотронулась до лица. Мне нечего ответить Максу. Сказать, что человек не должен быть одинок, и что важно говорить слова любви? Я молчу о том, что и мне некому отдать свою любовь и нежность.
– Макс, мы мечтали стать учеными, ты этого добился. Я читаю твои книги и статьи.
– Да, только ты, Вера, единственная из нашего математического класса оставила точные науки и ушла в журналистику. Помнишь, как мы спорили по поводу теории струн?
– А ты тогда спросил: «Тебе кажется, это звучит романтично – «теория струн»?
– Вера, струны могут объединяться между собой.
– И разъединяться.
– Ты и физику наделяла поэтическим флером. А знаешь, Вера, время подвластно гравитации и может искривляться, как и пространство. Значит, и меняться.
– Это доказано Эйнштейном, Макс?
– Да, верно. Верочка, я бы хотел вернуть время. Если бы путешествие назад было возможно не только математически… Только на час оказаться с тобой в нашем парке. Тогда бы я смог… Мы были бы вместе.
Неожиданно он целует меня:
– Ты пахнешь курабье и дождем…
Я закрываю глаза: хочу сохранить в них отражение Макса. Почему мы тогда, как две струны, не зазвучали вместе в оркестре умной вселенной? И почему не я отражалась в его глазах все эти годы?
* * *
Да, я могу в любое время пройти по городу моего детства – стоит только представить его. Но не могу вернуть дорогих мне людей и то чувство, что только поманило меня, коснулось слегка и осталось тонким звуком. И печаль моя проливается ливнем, а сожаление о быстротечности времени шелестит сухими листьями в парке моего детства.
Время – непрерывно, но не линейно, хотя мы в нашей вселенной и воспринимаем его движение только вперед. Оно, как спираль, раскручивает воспоминания, возвращает меня в прошлое. Забыть о нем невозможно, перемешать события жизни, как кубики, и выбрать нужные для красивой картинки, а остальные отложить в сторону – тоже нельзя. Но бывает редкое состояние, когда время отступает, его забываешь. Это происходит в минуты счастья. Краток этот миг.
Я вижу маму, чувствую отчаяние влюбленного мальчишки, ищу в своих глазах его отражение, ощущаю вкус его запоздалого поцелуя. Прошлое становится настоящим вместе с ароматом курабье. И возвращается чистая радость, чистое счастье, что бывает, оказывается, не только в детстве. И я нежно оберегаю мои счастливые мгновения, не исчезающие в непрерывном времени.
Мой друг Сашка
1
Малыш долго не мог заснуть. Реснички слипались, словно смазанные медом, но он снова и снова открывал глаза. Его тревожила полоска света под закрытой дверью спальни родителей. Обычно в это время там было темно. Но сегодня мама все ходит и ходит по комнате: ее шаги слышны то возле двери, то возле окна. Сашка даже представил, как колышется ее длинная синяя юбка с желтой каемкой по низу.
– Это солнечная дорожка, – вчера говорила мать четырехлетнему сыну. – У нее нет начала и конца. Смотри! – она брала руку ребенка и водила по золотистому краю.
Босые ножки коснулись пола. Мальчик приоткрыл дверь и увидел, что мать надела теплую кофту и собралась уходить.
Она взглянула на него – глаза показались чернее, чем были на самом деле.
– Мама!
– Молчи, – прошептала она, приложив палец к губам, и прошла мимо. Бесконечная желтая дорожка вилась возле ее ног.
Сашка снова лёг, но сон прошел окончательно. Он ждал маму.
Может быть, она пошла посмотреть на звезды? Мама часто рассказывала детям о них. Поздно вечером они любили лежать на широком топчане во дворе и смотреть в темно-синюю ткань неба, проколотую звездами. Мать укрывала его и сестру пледом, прижимала к себе и слегка покачивала. Сашка вдыхал ее запах и думал, что так пахнут звезды.
– Это Большая Медведица, – показывала она, держа их ладошки в своей.
– Мама, где? Где ушки и хвост? Это же похоже на ковш, – удивлялись дети.
– Да, мои золотые. Зачерпнешь им в жаркий день студеной воды из небесной реки, выпьешь, и она поведает свои секреты.
– Правда?! – изумлялся малыш.
Он закрывал глаза, летел к небу, пил волшебную воду, слушал шепот звезд и не чувствовал, как мама уносила его в дом, укладывала в кровать, шептала: «Мой маленький звездочет».
Но почему же сейчас она не захотела взять его с собой?!
Сашке стало страшно. И он громко закричал:
– Мама!!!
На соседней кроватке проснулась пятилетняя Оля, легла к нему и стала успокаивать:
– Сашка, не плачь! Мама скоро придет. Я ее поищу во дворе, а ты пока посмотри, какая красивая паутинка около двери.
Оля вышла из детской. Мальчик разглядывал овальную сеточку, похожую на одуванчик, даже подошел поближе: он любил паучков, ему нравилось наблюдать, как они ткут замысловатый рисунок, пряча невидимые ниточки под брюшком, чтобы никто не распутал их лабиринты.
В комнату с плачем вбежала сестра:
– Мамы нигде нет! Это я виновата… Это из-за меня мама ушла. Я сегодня ее не слушалась…
Сашка обхватил Олю тем же движением, каким отец обнимал маму, если она плакала. Это случалось, когда она читала книгу или слушала, как поют дети.
– Оля, мама придет, – твердо сказал он.
Малыши легли вместе и, наплакавшись, уснули.
Утром соседи подняли тревогу, начали поиски. Безуспешно. Куда могла уйти умная и спокойная женщина без вещей и документов, оставив маленьких детей?
Отец малышей в это время находился в Москве, готовился к презентации своей книги, но, получив страшную весть, вернулся.
В памяти Сашки сохранился образ матери – воздушный, нечеткий, будто просвечивающий сквозь паутину дней его жизни. Долгие годы ему казалось, что она ушла по лунной бесконечной дороге, а их оставила на темных тропинках жизни.
2
Наш самолет вылетел с опозданием. С нетерпением смотрю в иллюминатор, жду, когда появится Волга.
Мое волнение передалось женщине, сидевшей рядом:
– Вы боитесь летать? – участливо спросила она.
– Нет, больше двадцати лет не была здесь. Волнуюсь…
– А я всю жизнь прожила в Волгограде, – заметила женщина. – К родителям?
– Родных у меня здесь уже нет. К друзьям детства и юности, – ответила я, подумав, как банально и скупо звучит вторая фраза.
Нет, не так. Здесь осталось то мое «я», которое уже не вернется. Вот к нему я и еду. Оно здесь, на этой волжской земле, и тянет меня тонкими, но крепкими нитями души ли, сердца ли или всей моей сутью. Оно прочно держит на земле, не дает споткнуться или сорваться с кручи, не закричать истошно, когда боль душевная рвет все внутри. Оно приходит вместе с воспоминанием о ласковых руках бабушки, успокаивает и мягко приговаривает: «Было же тебе хорошо. Было же счастье здесь!» Это золотистое сияние детства греет и воскрешает.
В зале ожидания ко мне подходит высокий улыбающийся мужчина. Сашка?! Какой красивый! Где тот мальчишка с пропыленными вихрами и грустными глазами? И лишь когда он произнес: «Верочка, радость моя…», а его картавое «р» вместе с теплыми губами прикоснулось к моей щеке, я выдохнула:
– Это ты?
Он улыбнулся, словно подсолнушек повернулся к солнцу, как говорила моя бабушка:
– Это мы.
