Кости и клыки

Sumrak

Кости и клыки

Пролог

Кости и клыки. Пролог

Глава 1: Знак огня

Племя жило в кольце пещер вдоль Дона, где вода выточила в скалах лицо Реки-Матери. Зимние гроты хранили запасы вяленой рыбы, летние лагеря утопали в шепоте камышей. А на западе, за холмами, начиналась Степь Смерти – земля неандертальцев.

Племя делилось на четыре руки, как река на протоки:

– Бобры строили запруды, их пальцы знали язык ивовых прутьев.

– Щуки метали гарпуны, их копья жаждали крови туров.

– Лебеди читали звёзды, их календари спасали от голода.

– Волки говорили с духами, их проклятие было щитом для других.

Грох, вождь Щуки, унаследовал власть от отца, победившего в „Битве Трёх Рек“. Тогда Щуки спасли племя от голода, загнав стадо туров в ловушку. С тех пор их клан решает, кому достанется лучшая доля добычи.

Каждую весну кланы обменивались дарами: Бобры – плетёными ловушками, Щуки – копчёным мясом, Лебеди – костяными календарями. Волки молча брали свою долю – череп с выжженными спиралями.

Закон „Трёх волн“ запрещал забирать больше трети реки. Закон „Крови камня“ превращал убийцу в Волка. Нарушителей привязывали к сваям, чтобы река судила их.

Сон шамана

Пещера пахла дымом тлеющего можжевельника и жиром растопленных жил. Ург, шаман племени, лежал на шкуре бизона, его тело покрывали узоры из красной охры – спирали, говорящие с духами. Во сне он увидел:

– Тени с копьями из оленьего рога, чьи лица были скрыты под масками из черепов волков.

– Чёрный дым, пожирающий ивы, как тысяча голодных ртов.

– Следопыта, роющего могилу для ребёнка с тремя спиралями на лбу.

Шаман проснулся, вцепившись в амулет из зуба песца. Его пальцы дрожали, когда он поднёс тлеющую ветвь к стене пещеры – на камне проступили три спирали, нарисованные охрой. Знак огня.

Лара-Белое Крыло подошла к шаману, протянув костяную пластину с меткой раннего отлёта лебедей.

– Они улетели… как тогда.

Ург не ответил, но на стене пещеры рядом со спиралями появилась новая зарубка.

Трещина в камне

У Камня Голосов, где племя оставляло подношения из рыбьих костей и раковин, Ург нашёл раскол. В щели лежал пепел, смешанный с толчёной охрой. Шаман размазал красную пыль по камню – спирали слились в символ из его сна.

– Духи земли жаждут крови, – прошипел он, размазывая охру по камню. – Не утолим – река иссохнет! – прошептал он, поправляя ожерелье из зубов рыси. Дети клана Лебедя, игравшие у воды, не заметили, как пепел зашевелился, словно им управляла невидимая рука. Ург знал – это работа Клана Волка. Только они умели говорить с духами земли, даже если те гневались.

Племя собралось у реки. Лебеди в белых плащах из пуха шептали молитвы, их пальцы чертили в воздухе узоры созвездий. Щуки стояли отдельно, лица раскрашены синей глиной в чешую, копья воткнуты в землю – словно частокол из костей. Бобры в плащах с вышитыми волнами молча плели сети, а Волки наблюдали из-за скал, их татуировки в виде клыков мерцали в темноте.

Совет у костра

Грох, вождь, восседал на троне из переплетённых оленьих рогов. Его плащ из шкур был стянут поясом из сухожилий, а в косах бороды болтались подвески из волчьих клыков. Ург бросил в огонь горсть охры – пламя вспыхнуло кроваво-красным.

– Духи гневаются! – крикнул он.

Грох, вождь Щуки, фыркнул:

– Твои духи боятся щучьих копий!

– Духи жаждут, как пересохшее русло. Не напоишь – выпьют нас. – твердо сказал Шаман.

Старейшины зашептались. Женщина с лицом, покрытым синими точками из сока вайды, кивнула Ургу.

– Духи говорят через Лару-Белое Крыло, – провозгласил Ург, указывая на слепую старуху в белом плаще. – Она видела, как чёрный дым пожирает звёзды!

Лара молча кивнула, её пальцы дрожали над чашей с водой. На поверхности проступили три спирали.

– Твои слова – пустой ветер. Духи шепчут, а я слышу только вой волков – сказал последнее слово Грох.

– Духи сухи, как кости в степи. Не напоим – высосут соки из земли. – настаивал Ург.

– Твои духи – шептуны в пустых ушах. Я слышу только крики ворон. – начал злиться Грох.

Когда Грох высмеял пророчество Урга, вождь незаметно сжал амулет с зубом волка – реликвию отца. Его пальцы дрогнули. Ночью ему приснился сон: река превратилась в змею, сжимающую племя в кольцах.

Торн, парень с плечами, узкими как у куницы, украдкой коснулся руки Кары – дочери лучшего мастера по гарпунам. Её браслет из раковин молча звенел в ответ.

Ночью река внезапно обмелела, оставив на песке мёртвую рыбу с выколотыми глазами.

Глава 2: Табу

 Кровь и глина

Река Дон, окутанная утренним туманом, блестела, как чешуя гигантской щуки. Кара, дочь мастера гарпунов из Клана Бобра, сидела на берегу, смешивая глину с толчёными раковинами беззубки. На её запястье красовался браслет из резцов бобра – знак рода, строящего запруды и ловушки из ивовых прутьев.

Кара наблюдала, как Дарра, старейшина Бобров, замешивает краску. «Бери, – та протянула ей раковину с кроваво-красной смесью. – Духи любят, когда их рисуют тёплым».

Женщины Лебедя собирали вайду на рассвете, срезая листья костяными серпами. Листья складывали в ямы, засыпали золой и мочой, оставляя бродить на луну. Потом толкли в ступах, смешивая с рыбьей желчью. «Синий – цвет ночи, – говорила Ильва, рисуя узоры на лице Кары. – Он прячет нас от глаз духов.»

Торн, сирота из Клана Щуки, подошёл бесшумно, словно тень выдры. В руке он сжимал гарпун с наконечником из ребра тура – такого же острого, как его взгляд.

– Для твоих сомов, – протянул он оружие, и их пальцы встретились на гладкой кости.

Старуха из Клана Лебедя швырнула комок глины в воду. Её пальцы, покрытые узорами из синей глины, дрожали от ярости.

– Бобры и Щуки не делятся добычей со времён Великого Раздела! – прошипела она, указывая на шрам у локтя – метку старинной битвы за затон.

Торн молча приподнял край рубахи из бобровой шкуры, обнажив шрам на боку – след от дротика, брошенного когда-то охотником из Клана Бобра. Такой же, как у Следопыта.

Со времён Великого Раздела, когда река обмелела, а кланы делили тощие уловы, Бобры и Щуки перестали дружить.

На рассвете дети нашли на берегу перевёрнутые спирали, вырезанные на камнях.

Танец теней

Ночью у костра, разожжённого от углей священного очага, шаман Ург надел маску из берёсты, раскрашенную охрой и сажей. На стене пещеры за его спиной танцевали тени: силуэты мамонтов и бизонов, нарисованные кроваво-красной глиной.

– Клан Бобра строит плотины, Клан Щуки плетёт сети! – голос Урга гремел под сводами, как весенний ледоход. – Но Река-Мать не терпит жадных! Кто смешает кровь – станет добычей Клана Волка!

«Клан Волка – бродячие охотники, изгнанные за нарушение законов. Они становятся палачами для предателей».

Лара-Белое Крыло, наклонившись, тихо рассказала Каре: «Когда-то Река-Мать разгневалась и послала чуму. Волки вызвались стать её жертвой: ушли в степь, съели заражённое мясо, а духи за это дали им видеть сквозь время. Теперь они платят вечным изгнанием.»

Грох, вождь, восседавший на троне из переплетённых оленьих рогов, швырнул в огонь ветвь, обмотанную сухожилиями. Дым пах жжёной костью.

– Пусть Щуки помнят, как их предки тонули в собственных сетях! – провозгласил он, и воины с лицами, раскрашенными под рыбью чешую, загрохотали копьями о щиты.

Кара, спрятавшись за спиной матери-мастерицы, заметила, как Торн провёл пальцем по влажному полу пещеры. На глине проступили две спирали – тайный знак, который шаман видел во сне.

Запретный подарок

Перед рассветом Кара нашла у своей постели, устланной шкурой песца, костяную иглу – ту самую, что потеряла у реки. Рядом лежал кусок мела с рисунком: две рыбы, плывущие против течения, их хвосты переплетены, как корни ивы.

Но радость длилась мгновение. На пороге пещеры стоял Грак, стражник с лицом, раскрашенным полосами, как у барсука. В его руке блеснул нож из ребра мамонта.

– Следующее – твои рёбра, – прошипел он, бросив к ногам Кары отрубленный хвост налима – знак позора для рыбака. Ты не можешь принимать подарки от клана Щуки.

Несколько лет назад:

Грак стоял над могилой сестры, чьё тело было обёрнуто в сеть с узлами клана Щуки. Она полюбила юношу из Бобров, и старейшины приговорили их к «Крови камня». Её возлюбленный стал Волком, а она бросилась в реку. С тех пор Грак носил на поясе обрывок той сети – как клятву мстить смешению кровей.

«Крылья предупреждают»

Лара-Белое Крыло стояла у Камня Голосов, её пальцы скользили по зарубкам на костяной пластине – календарю миграций. Сигма, мальчик-Лебедь, поднес к её руке пучок пуха, выпавшего из гнезда.

– Кликуны улетели раньше, – голос Лары звучал как шелест высохших листьев. – Они бегут от огня, что идёт с севера.

Грох усмехнулся, поправляя клыки в бороде:

– Птицы глупее людей. Испугались ливня?

– Нет, – Сигма указал на галок, круживших над рекой. – Они мечутся, как пчёлы перед грозой. Духи не дают им сесть.

Кара подняла глаза: стая действительно билась в воздухе, не находя места. Ей вспомнился сон – тени с копьями из обожжённой кости.

Ритуал примирения:

После спора Бобров и Щуки Лебеди сплели у костра круг из ивовых ветвей. Лара вложила в руки Грома и Гроха связку из рыбьих костей и тростника:

– Река кормит и щуку, и бобра. Разорвёте её течение – останетесь с пустыми руками.

Старейшины затянули «Песнь Сплетённых Крыльев», а Сигма развязал узлы на верёвке, связывающей кланы. На песке осталась спираль – знак перемирия.

Глава 3: Тишина перед бурей

Ночью тень пробралась в пещеру Бобров. Утром Гром обнаружил пропажу священного ножа. На земле лежал коготь медведя с выцарапанной спиралью.

– Это Волки… Они мстят, – прошептала Лара-Белое Крыло.

Следопыт стоял над обрывом, сжимая окровавленный нож Бобров. В его памяти всплыли слова возлюбленной:

– Мы сбежим. Сплетём новую сеть…

Он бросил нож в реку. Перевёрнутые спирали на камнях засветились кровавым светом.

Песня стрекоз

У болота, где племя ловило сомов вершами из ивовых прутьев, Кара протянула Торну коготь медведя:

– Для нового гарпуна.

Торн в ответ протянул Каре пращу из сплетённых сухожилий и кожи сайгака и положил в руку ей гладкий камень.

– Крути вот так, – его пальцы обхватили её запястье. – И отпускай, когда ветер стихнет.

Камень улетел в кусты.

– Снова, – усмехнулся Торн. – Или ты хочешь, чтобы неандертальцы смеялись?

К десятому разу камень попал в ствол ольхи.

– Теперь в глаз, – сказал он. – Духи любят метких.

Стрекозы, кружившие над водой, вдруг замолчали. По воде пробежала рябь, будто кто-то невидимый бросил камень.

Кровь в роднике

Дети, собиравшие клюкву, прибежали с криками: родник, где женщины стирали шкуры, был красным, как свежее мясо. Ург зачерпнул воду горстью – на дне лежал череп ребёнка с пробитой височной костью. На лбу – три спирали, нарисованные охрой, смешанной с кровью.

Шаман Ург разглядел на черепе не просто спирали, а перевёрнутые символы.

– Они копируют наши знаки, но рисуют их против течения, – прошептал он. – Это проклятие. Кто-то попытался украсть силу Реки-Матери, и духи исказили их душу.

Грох приказал закидать родник камнями. Но той же ночью Торн вырыл череп и спрятал в мешок из лосиного пузыря. Знак огня теперь был с ними.

Календарь миграций

Лара-Белое Крыло собрала старейшин у Камня Голосов. На шкуре бизона она разложила костяные пластины с зарубками, напоминающими крылья птиц.

– Лебеди-кликуны улетели на неделю раньше, – её пальцы скользнули по символам. – Так было лишь перед Великим Разделом. Духи птиц шепчут: беда идёт с запада.

Грох, сидя на камне, усмехнулся:

– Твои птицы испугались ветра. Или это ты дрожишь от страха?

Но Кара заметила, как его рука сжала амулет с волчьим клыком. На песке у ног Лары ветер нарисовал перевёрнутую спираль.

Глава 4. Круги на воде

Рассвет над Доном был похож на раскалённый кремень, брошенный в воду. Река, изрезанная запрудами и ловушками, дышала туманом, а на её берегах просыпалось племя, чья жизнь зависела от воли волн и зверей.

Лара сидела у родника, её пальцы скользили по воде, словно читая невидимые письмена. Кара принесла ей камень с тремя спиралями.

– Первая спираль – прошлое, – заговорила старуха. – Когда река была единой, а кланы – одним народом. Вторая – настоящее: трещины, которые мы сами создали. Третья…

Она внезапно схватила руку Кары:

– Третья ещё не замкнулась. Она зависит от вас. Но замыкание принесёт не мир, а очищение огнём.

Вода в роднике забурлила, и на миг показалось лицо с горящими глазами – дух Реки-Матери.

Ритуал «Связанные руки»

Подростки из враждующих кланов должны были сплести сеть вместе, их запястья связывали сухожилиями. Ург прокричал:

– Порвёте нити – ваши души утонут!

Торн шевельнул пальцем, ослабив узел. Сеть выдержала.

Когда Кара и Торн сплели сеть, вода в Доне поднялась, затопив лагерь Щуков. Грох, стоя по пояс в воде, впервые задумался:

– Может, старик прав…

У болота, где стрекозы звенели, как стеклянные колокольчики, Торн протянул Каре коготь пещерного льва, обёрнутый в полоску кожи.

– Возьми. Он пережил десятки зим… Пусть защитит тебя лучше, чем я.

Кара разжала ладонь, где лежала ракушка с выцарапанной спиралью:

– А это – чтобы река всегда вела тебя домой.

Их пальцы соприкоснулись, и где-то в камышах крикнула выпь, будто смеялась над наивностью юных сердец.

Круги

Кара стояла у запруды, наблюдая, как брошенный камень расходится кругами.

– Река помнит каждый удар, – сказала Лара-Белое Крыло, внезапно появившись за её спиной. – Скоро круги дойдут до берега.

Старуха ушла, оставив Кару гадать: говорила ли она о трещине в Камне Голосов, о странных следах или о сети, сплетённой четырьмя руками?

Флэшбек Следопыта

Следопыт стоял на краю обрыва, его пальцы сжимали обрывок сети – ту самую, что когда-то сплела Она, девушка из клана Бобров. В памяти всплыл её смех, когда он учил её метать гарпун:

– Ты бросаешь, как Щука! – смеялась она.

Теперь её кости лежали на дне Дона, а его тело покрывали шрамы от волчьих укусов. Он бросил в реку камень с тремя перевёрнутыми спиралями.

– Вы отняли у меня всё… Теперь я отниму у вас покой.

Ветер принёс вой гиен – будто степь отвечала ему.

Тем временем Лара-Белое Крыло, склонившись над священным родником, рассказывала Каре:

– Когда чума выкосила половину племени, Волки вызвались съесть заражённое мясо. Они знали, что умрут… но духи даровали им силу видеть сквозь время. Теперь их глаза горят в темноте, а следы пахнут пеплом.

Вода в роднике показала тень Следопыта – его лицо было покрыто шрамами, как кора старого дерева.

Язык земли

Засуха сковала Дон. Родники высохли, а женщины плакали у пустых корзин. Следопыт пришёл на рассвете, неся посох из лосиного рога. Он воткнул его в песок у высохшего русла и начал водить по кругу, напевая гортанную песню. Земля загудела, как пустой желудок зверя.

– Здесь, – он ударил посохом. – Копайте.

Во́ды хлынули чёрными струями, пахнущими серой. Гром зачерпнул горсть и выплюнул:

– Это не вода – отрава!

Следопыт уже уходил, бросив через плечо:

– Река платит за вашу глухоту.

Жизнь в пещере

Глава 5: «Кости и клятвы»

Камень Голосов, испещрённый спиралями и отпечатками ладоней предков, возвышался над Доном, как немой страж. Ветер шевелил перья в волосах старейшин, а дым священного костра, где тлели можжевельник и полынь, обволакивал собравшихся пеленой тайны. Подростки стояли плечом к плечу, но между кланами зияла невидимая пропасть – словно сама Река-Мать разделила их тенью.

Гром, мастер запруд клана Бобра, выступил вперёд. Его плащ из бобровой шкуры отливал медью в свете костра.

– Кара, дочь ивовых прутьев, – голос отца прозвучал как удар гарпуна. – Сегодня ты станешь Хранительницей Запруд. Твои руки будут плести судьбу клана.

Он протянул дочери нож с рукоятью из резного зуба бобра:

– Ты – Хранительница Запруд. Твоя воля – служить клану.

Лезвие, отполированное до зеркального блеска, отразило лицо Кары – бледное, с тенью сомнения в глазах цвета речной воды. Нож был холодным, как зимний лёд. Кара сжала лезвие, чувствуя, как холод металла проникает в кости.

– Это не дар, а цепи, – подумала она, сжимая рукоять.

Рядом Торн, сирота из клана Щуки, стоял, опустив взгляд. Его испытание огласил Грох, вождь, чья борода была сплетена в косички с волчьими клыками:

– Торн-без-корней! Чтобы стать воином, ты убьёшь сома гарпуном. Без помощи клана. Без сетей. Лишь твоя рука и дух Щуки.

Торн кивнул, не поднимая глаз. На его шее дрогнула жилка – единственный признак волнения.

Грох приблизился к Грому, его плащ из волчьих шкур задел Кару. Запах дыма и крови.

– Пусть твоя дочь научит моих воинов строить ловушки, – прорычал вождь Щуки, – а мои охотники защитят ваши запруды от шакалов.

Тишина повисла, как туман над водой. Даже пламя костра замерло.

– Согласен, – ответил Гром, избегая взгляда дочери.

Кара вскипела:

– Мы не делимся секретами с Щуками! – её голос звенел, как разбитый лёд. – Запруды – кровь Бобров!

Гром схватил её за запястье так, что браслет из резцов впился в кожу:

– Ты – Хранительница. Твоя воля – служить клану.

Когда старейшины начали петь «Песнь Ив», Лара-Белое Крыло подошла к Каре. Слепая шаманка клана Лебедя положила руку на её плечо – лёгкое прикосновение, словно крыло птицы.

– Твоя судьба – быть мостом, дитя, – прошептала она, – но помни: мосты рушатся, если по ним идут против течения.

Её пальцы дрогнули, будто ощущая незримую трещину. Вода в священной чаше у Камня Голосов вдруг забурлила, и на поверхности проступили три спирали – две переплетённые, третья разорванная.

Кара сидела у костра, перебирая коготь пещерного льва на шее. Торн бросил в огонь сухую ветвь, и искры взметнулись к звёздам.

– Помнишь, как мы встретились? – спросил он, не глядя на неё.

Она улыбнулась: тогда он, тощий пацан из Щуки, пытался украсть у неё рыбу из сети. Она замахнулась веслом, а он, вместо того чтобы бежать, рассмеялся: «Ты дерешься, как барсук – шумно, но без толку».

– Ты тогда сказал, что барсуки умнее людей, – она ткнула его в бок. – И что они никогда не попадают в собственные ловушки.

Торн взял её руку, его шершавые пальцы закрыли шрам-спираль:

– Я ошибался.

Ночью вождь тайком принёс к Камню Голосов жертву – свежее мясо тура.

– Духи… если вы есть – дайте знак.

Ветер донёс вой волка. Грох вздрогнул, как ребёнок.

А вдалеке, за холмами, где начиналась Степь Смерти, завыл ветер. Будто смеялись духи, знавшие то, что скрывали люди. Следопыт стоял вдалеке, его волчья шкура сливалась с ночью.

Посредничество Лебедя

Бобры и Щуки стояли друг против друга, разделив тушу тура как баррикадой. Грак уже выхватил нож, когда Сигма, мальчик-Лебедь с пером за ухом, шагнул между ними.

– Закон Трёх Волн делит добычу так:

Он воткнул в землю ветвь ивы, разбив пространство на три части:

– Бобрам – головы (костный мозг для клея), Щукам – мясо, Лебедям – шкуры для предсказаний.

Гром, вождь Бобров, хмыкнул, но кивнул. Грох бросил на землю окровавленный гарпун:

– Пусть будет по-вашему… пока.

Сигма подобрал ветвь – на ней остались три зарубки, как на календаре.

Ночью кто-то перерезал горло священному оленю Лебедей. На снегу остались следы – не человечьи, не звериные.

Язык земли

Родник у стоянки Бобров иссяк. Гром, потрескавшиеся губы облизывая, бросил к ногам Следопыта мешок с обсидианом:

– Найди воду. Или твои Волки будут пить песок.

Следопыт приложил ладонь к земле у Скалы Стенаний. Его пальцы водили по трещинам, будто читая невидимые письмена.

– Здесь, – он ударил ножом в песок.

Копья Волков углубились в землю, и через час забурлила мутная жижа. Грох фыркнул:

– Собачья удача.

– Не удача, – проворчал Ург, трогая влажный камень. – Земля говорит с теми, кто помнит её голод.

Совет Волков

Ночью Следопыт собрал сородичей у подножия скалы. Харт, старик с лицом в шрамах, бросил в костёр ребро тура:

– Они снова используют нас как лопаты. А когда вода вернётся – прогонят.

– Нет, – Следопыт провёл ножом по ладони, капнув кровью на угли. – Мы напомним им Великую Засуху. И они попросятся в нашу стаю.

Сны Кары:

Кара проснулась в холодном поту. Во сне она видела тени, пляшущие вокруг костра из раскалённых спиралей. Их копья, словно выкованные из звёздного света, пронзали воздух, оставляя за собой дымные шрамы. Шёпот, похожий на скрип льда под ногами, повторял:

– «Ма-ха-ра…»

Запах гари висел в воздухе, хотя угли в очаге давно потухли. На её запястье пульсировал шрам-спираль, как будто кто-то выжег его изнутри.

Лара-Белое Крыло сидела у родника, её пальцы чертили на песке фигуры с копьями, лица которых скрывал дым.

– Они идут… но не через степь. Через нас, – прошептала она, стирая рисунок. Её пустые глазницы, жертва давнего ритуала, где она отдала зрение за прозрение, смотрели сквозь Кару.

Глава 6: «Костяные цепи»

Плетение «Сети Вечности» началось на рассвете, когда первые лучи солнца позолотили воды Дона. Кара стояла перед священным камнем, её пальцы скользили по ивовым прутьям, сплетая узлы, которые должны были символизировать единство кланов. Но вместо традиционных ромбов – знака четырёх рук племени – она вывела волну, изгибающуюся, как змея. Неподалеку, на берегу, прислонившись к своему просмоленному челну, за ней с непроницаемым выражением лица наблюдал Омут, лодочник клана Лебедя. Его пальцы нервно теребили свисток из лебединой кости, висевший на шее.

– Ты плетёшь раздор! – прогремел Гром, его тень накрыла сеть, словно туча. Лицо отца, обычно спокойное, искажала ярость. – Волны губят берега! Ты забыла учение предков?

Рядом Грак, воин Щуки, скрестил руки на груди. Синие полосы на его лице, имитирующие чешую, дрожали от смеха:

– Бобры боятся даже своих узлов. Может, им пора научиться плести сети из страха?

Кара сжала прут так, что тот треснул. Её зелёная рубаха, расшитая узорами ив, сливалась с камышами, будто она сама была частью реки.

– Волны – это жизнь, – прошептала она, глядя на Грома. – Река не терпит углов.

Ильва, старейшина Лебедя, указала на треснувшую запруду:

– Если перекрыть реку – уйдёт рыба, а с ней и удача. Помни Великий Раздел!

Гром зарычал, но отступил, и Бобры ослабили плотину.

Торн подошёл, когда старейшины ушли спорить к костру. Его лицо, раскрашенное в синюю чешую, казалось чужим, но глаза – всё те же, острые, как гарпун.

– Возьми, – он сунул ей в ладонь высушенную щучью чешую. На ней был выцарапан знак: спираль, перечёркнутая когтем. – Это из родника…

– Грак следил, пригнувшись, как барсук у норы.