Лучезарный след. Том первый

Весна: Приличные люди в столице имеются?

Добрыня: Представь себе. Хотя общая картина неутешительная. Определённый процент уверен, что мы буквально вчера из пещер выбрались. Что нам полагается дубинами в зубах ковыряться и мычать. На днях пришла девушка, интервью для научного журнала брать. Когда она вопрос задавала, сразу принималась его объяснять. Ей в голову не приходило, что мы с первого раза понимаем. Сивогривов – он же любит постебаться – взялся рассуждать про политическую ситуацию на Предельном Востоке, про биржевые торги, а затем перешёл к искусству, а конкретно к позднему абстракционизму. Девица на него смотрела, как на копчёную рыбину, внезапно начавшую философствовать. А после того как я на следующий вопрос ответил: «Нельзя жить по принципу après nous le déluge[1]», оказалась совсем дезориентированной. Она не поняла, на каком языке я разговариваю, и, судя по глазам, не знала, что эта фраза означает. И эти люди считают, что за нами по интеллекту только растения!

Почему всегда находятся те, кто, не обладая учёностью, берётся учить других? Кто, не обладая душевными качествами, рассуждает о душе? Почему глупцы стремятся переделать умников, руководствуясь принципом большинства?

Весна: Вся человеческая история стоит на этом фундаменте.

Добрыня: Абсурдный фундамент.

Я уже привык цитировать известных людей к месту и не к месту. Что-то доказываю.

Весна: А вы достаточно веточек в нору притащили?)))

Добрыня: Конечно. Надо поддерживать имидж.)))

Весна: Я тебе, кстати, и раньше твердила, что не может отличаться обилием мозга общество, которое годами смотрит по ДВ «Хоромы-2».

И как думаешь, стоит попенять старейшинам, что они выбрали лучших для отправки в столицу? Сильных, красивых, талантливых, образованных. В Прилучье ведь и мычащих посредственностей полно.

Добрыня: Смущаюсь…

Собиралась ответить, мол, я не зарегистрирована в социальных сетях – только я там зарегистрирована. Давным-давно не заглядывала, но дела это не меняет. Социальные сети – обманная трясина несуществующих отношений. Что-то кому-то писать, ждать ответа, выкладывать светопортреты… дикость.

Однако Дубинин оказался прав. Он прошерстил Кружево и отыскал на «Задружим» Ягоду Кузнецову-Хабарову, восьмидесятого года рождения, проживающую в Заокеанье. Кузнецовых в Кружеве – пруд пруди. Самая распространённая фамилия. Хабаровых тоже немало. А вот обладательница этих двух фамилий в тандеме да ещё с именем Ягода нашлась одна.

Милорад написал в Заокеанье подробное письмо. Он уважает обстоятельность. Деловито ко всему подходит. И мы принялись ждать ответа.

В Академии на меня продолжали смотреть с затаённым подозрением в глазах. Показывали пальцем, иногда пытались заговорить, но я проходила мимо. Напускала на себя независимый вид. На деле чувствовала, что это ложная независимость. Кого ею можно обмануть? Не себя точно.

Зорица не отставала. Она из кожи вон лезла, привлекая моё внимание к тем, чьё внимание очень даже привлекала я. Посмотри, шептала она, как они все на тебя пялятся. Давай откроем людям истину. Всего-то и надо объяснить, что произошло в действительности. И остальные прекратят домысливать. Нет домыслов – нет сплетен.

Я перестала отвечать. Какой смысл тратить слова на человека, который не желает их слышать?

Тогда Зорица предложила заплатить за эксклюзив. Далась ей эта правда!!! Сперва предложила гривну, затем – две. Эх, жалко, у неё нет конкурентов. Я могла бы выставить истину на торги. Деньги – штука необходимая. И никогда мне ещё не предоставлялась возможность получить их столь лёгким способом…

(Кстати, о деньгах. Надо бы заглянуть к Владимиру. Он мне должен остался.)

…но я продолжала отнекиваться. А в какой-то момент задумалась: собственно, почему? Может, и впрямь стоит открыть людям глаза? Обелить себя. И тут же одёрнула: нет. Во-первых, мне Зорица просто не нравится. Раньше она относилась ко мне, как к предмету, понапрасну занимавшему место в комнате Лучезары. Во-вторых, я ей не верю. Ей никто не верит. Так как те, кто поверил, впоследствии об этом пожалели. В общежитии грязные истории быстро становятся достоянием общественности.

Ну, и в-третьих…

…да просто не хочу.

– Четыре гривны, – выдавила Зорица, подойдя вечером четверга к дверям моей комнаты. – Добряна, прошу тебя, открой, и мы всё обсудим.

Как же ей не терпится ко мне попасть!

Деньги уже совсем неплохие. Неужто её вшивая газетёнка позволяет так просто раскидываться средствами? Не думаю, что глава помогает Зорице деньгами. Наверное, он предоставил ей помещение и печатное оборудование, а в остальном пусть вертится сама. Хотя… могу ошибаться.

Я продолжила действовать по принципу: моя твоя не понимает.

К полудню пятницы ответ от Ягоды ещё не пришёл. Меня поставил в известность Милорад, когда мы столкнулись с ним в главном корпусе. Паника, глубоко скрытая в душе, начала высвобождаться. Она и до этого высовывала голову по сотне раз на дню. Может, Ягода не хочет обращать на нас внимания? Может, это не та Ягода? Может, глупо ждать ответ через соцсети? Люди в них годами не заглядывают. Может, стоит поискать другой путь?..

– Угомонись, – призвал Дубинин, – третий день всего.

А окружающие продолжали на меня поглядывать. Иногда находиться в центре освещённого круга приятно. Уж точно не чувствуешь себя серой мышью. Но тут наблюдается несомненная передозировка внимания. Я даже начала желать, чтобы ко мне уже подошли. Задали вопросы, поделились тем, что себе намозговали. Сделали что-нибудь!

Ну и…

Надёжа остро реагирует на такие вещи. Она бы сказала: «Сама нарвалась». Дескать, осторожнее нужно с желаниями и всё в том же духе.

Я в тот вечер у неё задержалась. Зашла после лекций на блинчики. Сопроводила погулять с ребёнком. Взяла учебник по теории стихосложения. Контрольную нужно до новогодних праздников написать. Когда вспомнила, что время имеет особенность течь, солнце уже прощалось со зрителями. Я и не заметила, что небо темнеет. Зима в средней полосе княжества характеризуется постоянной затянутостью неба. Никакой возможности следить за светилом.

Я заторопилась отсчитывать ступеньки (с лифтами, по обыкновению, ситуация аховая, Малина экономит энергию). На девятом или десятом меня остановил бритый наголо, склонный даже не к полноте, а к переполноте детинушка, от коего откровенно несло изрядным количеством поглощённой водочки.

– О, Добряна, – возрадовался он, – а я как раз тебя хотел…

Вот тебе и привет! Ты ничего не перепутал, как тебя там?

А мы ведь с ним знакомились. Однажды в карты вместе играли. Детинушка с Ратмиром приятельствует. Я ещё как-то их обоих застала, когда они дрянь непонятную курили.

– …хотел спросить, – продолжил здоровяк, преграждая мне путь.

Как не вовремя! Через несколько минут я ему отвечу на все вопросы. Причём без помощи слов. И порву при ответе свои последние приличные джинсы.

– Отвали, пожалуйста, – вторым словом я попыталась смягчить невежливость первого.

– Стой! – толстяк перехватил меня в момент прошмыгивания у него под рукой и припёр к стенке. – Я же только поговорю, ты не думай…

Да я и не думаю, идиот! В смысле думаю, но не о том.

– Тут слушок такой ползёт пригожий, что это ты ведьму подговорила Гуляева приложить. Что ты всем так мстишь. А чего он тебе сделал-то?

– Пусти, а, – я дёрнулась, но любознательный остолоп подпёр меня брюхом – не вырваться.

– Нет. Нет. Нет. Ты постой. Или я зря… – на его не самом понятливом лице начала слабо отображаться работа мысли. – Вдруг ты и меня тоже? С тобой опасно связываться, Добряна!

Выдал бы себе эту сентенцию до того, как меня остановить.

Я бросила взгляд через пухлое плечо в клетчатой рубашке на противоположную стену. Цифра «десять» бордовой краской на синем фоне. Десятый этаж. Если я позову на помощь Дубинина, он услышит? Ой, нет! Он сегодня на работе.

– А ты, что, собирался?

– Чего собирался?

Ну, тупой!

– Со мной связаться.

Донёсся звук шагов. Кто-то поднимался по лестнице. Мне только свидетелей не хватало. Нынешним вечером родится новый слух.

– Нет. Не собирался.

– Ну и пусти, тугодумина. Идти мне надо.

– Так ты скажи, а чё Гуляев-то?

Провалился бы ты вместе со своим Гуляевым! Неглубоко. Хотя бы на девятый.

– Отвяжись от меня!

На лестнице показался Пересвет. Прелесть, какая картинка! Я – подопытная лягушка в лапах плохо соображающего школьника.

– Ты… – начал детинушка.

– Руки убери, – зло прорычала я сквозь зубы и собралась добавить непечатность. Собственно, руками толстяк меня почти и не трогал, но обойти себя не давал.

– Чё ты ругаешься? – тон изменился, будто школьника обидело презрение лягушки. – Я же по-людски поговорить хочу. Из чувства мужской солидарности. Жалко мне Гуляева. Вдруг бы ты его совсем извела?

– Да не нужен мне твой Гуляев, изводить ещё его. Иди куда шёл. Дорогу освободи, – и снова добавила несколько жалобно, – пожалуйста.

Тут Пересвет оказался рядом, положил руку на то самое плечо в клетку и сказал остолопу:

– Пойдём-ка, потолкуем, – после чего повёл его на этаж (а тот послушно пошёл). Я заглянула в широкие двустворчатые двери и заметила, что парни свернули к лифтам. С удовольствием бы осталась послушать, о чём Пересвет станет толковать с пьяным раздолбаем, но кожу уже начало покалывать, предвещая скорое прорастание шерсти. Я припустила наверх. Еле успела вбежать в комнату и снять джинсы.

Весь вечер прорыдала. Лежала без света в кровати и ныла. Грозилась, смотря на прямоугольный проём окна: «Ну, попадись мне, Лучезара!»

Что я в таком случае сделаю?

Да ничего.

Но поразмышлять в стиле «я тебя достану» было приятно.

Ягода, ответь. Прояви человечность.

Лежу тут. А жизнь мимо проходит. Я из тех людей, у кого к жизни постоянно какие-то претензии.

Стоит изменить себя?

Допускаю.

Около полуночи зазвонил сотовый. Осенью я просила Пересвета установить мне занятную мелодию на его вкус. Он закачал песню из заокеанского фильма про инопланетных героев. Фильм прокатился по миру с хорошими сборами прошедшим летом. Герои зрителю понравились. В данный момент они оторвали меня от созерцания полной луны в небе.

– Приве-е-е-е-ет! – Радмилка, судя по голосу, хорошо проводила время. – А я отмечаю полмесяца своей работы. Лучезару вспоминаю, тебя. И вот что спросить собиралась. Подумала тут: с законоведческой точки зрения, если назвать тебя овцой, то это же не будет считаться оскорблением, а лишь констатацией факта?

Ну нет! Я как раз немного успокоилась. Настолько, что даже подрёмывать начала. А она мне – на больную мозоль!

– Барышникова, ты совсем? Издеваешься?

– Понятно. Будет. Прости. Я, кстати, звоню по поводу. Повод – билеты на новогоднюю вечеринку. Ещё есть возможность их купить? Не знаешь?

Дубинин упоминал билеты вчера… Ах да! Он сказал, что желающих много, билетов – мало. Абы как не достать, в связи с чем Делец собрался забрести в приёмную Бояновича, поулыбаться писарице. Подробности эпопеи мне неизвестны.

– Нет, – буркнула в ответ. – Меня вечеринка волнует мало.

– Не отчаивайся. Впереди целая седмица. Может и расколдуешься, – не веря в собственные слова, изрекла Радмилка.

Да уж, есть на что надеяться.

Я мечтала попасть на академскую новогоднюю вечеринку с того момента, когда о ней услышала. На первом курсе билетов не удалось раздобыть. Потом два года глава отклонял все попытки вернуть праздник в стены учебного корпуса. И вот опять никак не выйдет. Даже если Ратмир заулыбает писарицу до полубезумного блеска в глазах и она достанет ему столько билетов, что хватит на всех.

– Да, и не овцой, а козой, – зачем-то внесла поправку я.

– Ага. Точно. Полукозица. Тебе и маскарадный костюм не нужен.

– Радмила!

– Прости ещё раз. Слушай, у нас такой мальчик на работе. Я без ума!

– А как начальник? Он ведь к тебе неравнодушен.

– Зато я равнодушна. Что делать? Я же не наглею. Кстати, сегодня Гуляев на «Задружим» светопортреты выложил. Как он на Островах Белого зуба отдыхает. Рожа изнеженная. Смотрю сейчас на него. Прямо душу бы из засранца вытрясла!

– Барышникова! – иногда у меня появляются интонации проповедника. – Завидовать – нехорошо.

– Нет, Вьюжина, – устремилась в спор Радмилка. – Завидовать необходимо. Зависть подталкивает человека к достижению цели. Я тоже хочу на Острова в океане Покоя.

Полуночная беседа закончилась тем, что Радмилку кто-то позвал. Я услышала в трубке молодой мужской голос и женский смех. Оно и понятно. Разумно предположить, что Барышникова не одна отмечает полмесяца своей работы.

Тоска!

Тоже хочется отметить. Что придёт в голову. Любую дату. Хоть день прибытия первого поезда на аэродром.

Я ещё посидела на столе. У нас в комнате сотовые сигнал лучше возле окна ловят. Потому я привыкла разговаривать, сидя на углу письменного стола, который мы с Радмилкой в своё время стащили из другой комнаты, пока та пустовала. Посмотрела за стекло. Полная луна всё так же плыла между облаков. Нет, я знаю, что происходит наоборот. Но кажется-то, что плывёт именно луна.

Вдруг над соседней высоткой пролетела птица. Да какая птица! Прям птичище! Я таких в Великограде ни разу не видела. Нигде не видела. Только в книгах об ископаемых животных. Гипертрофированный голубь. Отожравшийся мутант.

Разглядеть в темноте я, конечно, ничего не смогла. Да и воробей-переросток быстро исчез. Потому заявила себе, что сказывается утомление, слёзы, дурацкий Радмилкин звонок. Затем отправилась спать.

Глава XI

Утром следующего дня я варила на кухне отвар из трав, что купила в знахарской лавке. Зашла Златка с чайником, поставила его на плиту и спросила, чем я таким, сильно пахнущим, занимаюсь.

– Обезболивающее варю, – сообщила я.

– Помогает?

– Не то чтоб особенно, но при превращениях чувства чуть притупляются. После выписки не готовила. От лени. Хуже стало проходить.

– Бедная, – проявила искреннее сочувствие Златка. – И что? Только отвар тебе в лечебнице посоветовали? Ничего больше? Должны быть способы.

– Кто из нас лекарское дело изучает? – вопрос не нуждался в ответе, потому я сразу продолжила: – Почитала в Кружеве, что люди говорят. У некоторых, представляешь, через седмицу заклятия сами снимаются. Мечта. А у других до конца жизни держатся. Подумать страшно. Иным может помочь любой колдун. С другими случаями сотня Чародеев бьётся – и никакого результата. Надеюсь, это всё-таки не моя история. Гуляев же плещется себе в океане. Многое зависит не столько от силы человека, наложившего заклятие, сколько от собственной сопротивляемости. Описаны способы повысить свой магический иммунитет.

– Не верь. Это обычный иммунитет можно повысить, а магический – заложен изначально. Ну и после излечения от заклятий некоторое время держится, – покачала головой Златка. – Знаешь, половина населения планеты никогда в жизни не сталкивается с колдовскими хворями.

Мы помолчали. Потом Златка вздохнула и произнесла:

– Меня Делец на новогоднюю вечеринку зовёт. Билеты купил. Голову ломаю, соглашаться или нет. Пойду – опять завертится. Не пойду, вдруг пожалею?

Лихо! Как это Ратмир собирается выкручиваться, если придёт на вечеринку со Златкой, а там его уже с нетерпением будет ожидать писарица? А она будет ожидать. Она не упускает возможности столкнуться с Дельцом лишний раз. Встречи не избежать. Впрочем, он знает, что делает. Наверное.

Ох, подозреваю, наплёл кобеляка обеим с три короба. С коробами у него всегда ладно получается. Плести умеет.

Ратмир и Златка встречались около года. И чувства свои расплёскивали во все стороны. Будто из котла, где доверху налито и трясёт. Со стороны отношения походили на радужную любовь в семь сотен оттенков. Первое время они упивались счастьем, практически не расставались. Целовались везде. Куда ни сунься, в любом месте эту парочку застанешь.

Позднее начали ссориться, но мирились настолько бурно, что ссоры явно доставляли им не меньше удовольствия, чем дни идилличные. Однако недовольство копилось, как ржавчина. Он настаивал, чтобы она бросила курить. Она ужасно ревновала, ловя его блудливый взгляд, скользящий по всем девушкам без исключения.

Палочку перегибали и он и она. Да, Златка много курит. Да, Делец смотрит по сторонам, но на измене-то она его ни разу не ловила. И она и он из ерунды выращивали трагедию в античном духе. Впрочем, чего это я берусь судить? Отвыкла от Радмилкиных сигарет? Давно никому не закатывала скандала?

Думаю, что вышеупомянутые причины несущественны. Скорее всего, присутствовало что-то ещё. Может, Ратмир и Златка охладели друг к другу. По той причине и расстались. Правда, он ещё некоторое время гонял от неё поклонников. А она чаще, чем надо, попадалась у него на пути. Иногда они поругивались. Но, что называется, сохранили дружеские отношения. Или их видимость.

Делец потом ещё месяц приставал к Златке с задушевными беседами. Исключительно в нетрезвом состоянии. Ей надоело, взяла и испытала на нём приёмчик. Златка – нежное создание, цветок фиалки. Маленькая и с виду хрупкая. С детства посещала определённые секции, постоять за себя умеет. Должно быть, Ратмир не очень и сопротивлялся. Вероятно, просто не ожидал. В общем, с той поры никто шага навстречу другому делать не торопился.

Мне думается, и он и она жалеют о том, что не получилось. Вот Делец уже предпринял попытку возвращения к радужным дням.

– Сходи, – тянет же меня периодически с советами к подругам лезть. Моё ли дело? – Лучше уж пожалеть.

Это потому, что мне вечеринка не светит. Действую с идеей: пусть кому-то повезёт.

Я сняла покипевшее варево с огня и предложила Златке сходить в лавку. Она отказалась. А мне нужно. Продуктовый мешок, висящий за окном, почти пуст. Внутри всего лишь маленький кусочек сыра.

Между общежитием и остановкой гуляли сектанты. Раздавали листовки. Призывали прохожих прислушаться к их словам. Предлагали, дабы спастись от конца света, уйти с сектой на север, в глухой посёлок, название которого я не разобрала. Нет, я сама с юным проповедником говорить не стала, но слышала, как он расписывает план спасения полной тётке.

Назад я тащила из лавки молоко, творог, хлеб, рис и соль. В этот момент молодой, но велеречивый сектант уже промывал мозги двум девицам. Те выглядели так, что ни одному нормальному парню в их присутствии не захотелось бы рассуждать о смерти. Рядом с такими жить хочется и ещё кой-чего. Этот рассуждал. Девицы посмеивались.

Поднявшись по лестнице общежития на несколько пролётов, я столкнулась с молодым человеком. Не повернула к нему головы, пошла дальше, но вдруг услышала, как он шумно втягивает ноздрями воздух, и остановилась. Обернулась. Смотрит.

Несколько мгновений прошли в тишине. Я не двигалась, глядя в зелёные глаза чужака. Парень тоже не отводил от меня взгляда.

– Ты ведь не оборотень? – вымолвил он наконец.

Промелькнула мысль: с чего бы это? Тут же вспомнила: зеленоглазый – один из Забытых. Я видела это лицо. Да и ещё ни одному Численному не приходило в голову принимать меня за оборотня.

– Нет. А что?

– Запах, – пояснил он.

Замечательно! От меня ещё и воняет. А я спрашивала у Вадима Ростиславовича. Он уверял, что…

– Сильно, да? – тьфу ты! Не могла что-нибудь умное спросить? Это от того, что ноги задрожали и даже начали подкашиваться.

На красиво очерченных губах Забытого обрисовалась улыбка.

– Заклятие, – догадался он. – Я слышал. Нет, ты не подумай, вряд ли кто-то из местных чувствует. Слишком тонко. Еле уловимо.

Второй раз за последние сутки меня просят не думать. Можно не послушаюсь? Мне сам процесс нравится.

– Утешил, – отозвалась я. – Только неопределённость формулировки не устраивает. «Вряд ли» означает, что кто-то всё-таки может чувствовать? Или нет?

Он засмеялся. Я тоже улыбнулась. Тут же отметила, что в первый раз от души, по-настоящему улыбаюсь с того момента, как меня пристукнула ведьма.

– Здесь никто ничего не почувствует, – Забытый покачал головой, но облегчения я не испытала, ибо он сразу добавил: – Кроме нас с Храбром.

Приятеля своего имеет в виду, поняла я. Того, здорового. Встречала я это имечко в писульках Зорицы. Храбр. Сивогривов, кажется. Многое объясняющая фамилия.

– А ты, получается, вот так легко заклятия определяешь? По запаху?

Мне моментально стала ненавистна идея главы с поселением в наше общежитие представителей иных сословий. Напрочь.

– Да, – Забытый продолжал улыбаться. Приятный такой парнишка. В Радмилкином вкусе. – Я определяю.

– Час от часу не легче! Стараюсь. Скрываю ото всех. Не вступаю в торги ради спасения своего честного имени. А тут, оказывается, рядом ходят два детектора, которые знают про меня всю подноготную. Причём, без применения подноготной пытки как таковой.

Похоже, Забытому моя тирада пришлась по вкусу. Он снова посмеялся. Затем пообещал:

– Я никому не скажу.

– Когда людей, обещавших никому не говорить, становится много, пропадает сам смысл тайны.

Мы вместе глянули вниз, услышав, что по лестнице кто-то поднимается.

Милорад с Пересветом. Судя по сумкам – тоже из лавки. Они подошли к нам, поздоровались, и Дубинин, не спрашивая, почему мы вообще тут стоим, счёл нужным познакомить меня и Забытого:

– Добряна. Добрыня. Твой тёзка, сестричка.

Пересвет, как мне показалось, глянул косо. Ещё и пару раз обернулся, когда они с Милорадом уходили. Я затылком чуяла.

– Он о чём? – поинтересовался Добрыня.

– О тёзках, – объяснила я очевидное. – Случалось, я дразнила его и мою соседку Радмилку, мол, они – тёзки. Чистая правда. Ничего обидного. Но Милорада очень злило. Они с Радмилкой вообще недолюбливают друг друга. Конкретной причины не имеется. Голимая предвзятость. Милораду не нравятся такие, как Радмилка. Радмилке не нравятся такие, как Милорад. Все. Подчистую.

Мой желудок телеграфировал всеми доступными ему способами: завязывай лясы точить, я пуст, как карман проигравшего! Пора исправить положение вещей.

С нижней площадки донёсся смех. Мне пришло в голову, что чрезмерно громко обсуждаю свою Проблему. Да, тайное всё более становится явным. Орать тем не менее не следует.

Я попрощалась, хотя вопросы к Добрыне имелись. Но не здесь же их задавать. Да и дома дожидается едва начатая контрольная.

Вечером того дня пришло письмо от Ягоды. Милорад позвонил и известил, что она предлагает повидаться через Кружевное «Живое слово». Так как ей нужно лицезреть меня. И обязательно в изменённом состоянии.

Надо же. Количество желающих посмотреть на полукозицу растёт день ото дня.

– Ей удобно завтра вечером. Что ответить?

– Что могла бы и сегодня, – ляпнула я. – Соглашайся. Кто её знает? Вдруг Ягода как Лучезара. Тогда лучше не сердить. На всё соглашайся. Завтра жду тебя с вычислителем у меня. И с завязанными глазами.

– Да больно нужно на тебя глаза пялить. Сам не хочу.

Понимаю.

Пришёл Дубинин, как и обещал. Назавтра к половине девятого вечера. Сел перед вычислителем.

Я ждала, когда Ягода появится на экране, и время от времени принималась расхаживать по комнате. Истёртый многими ногами паласик (достался от… от… от… не сомневаюсь, он сменил множество хозяев в общежитии) звуков не гасил совсем. Копыта стучали. Звук ужасно нервировал.

Я боялась, что Милорад повернётся.

В лечебнице козлоногость выглядела почти естественной, здесь же… Да что ж я не перестаю опасаться, что, халат ничего не закрывает? Закрывает же!

Скорей бы всё закончилось.

– Успокойся, – призвал Дубинин и ругнулся, когда пасьянс на костяшках не сошёлся в третий раз.

– Я и не беспокоюсь.

– Да? Я так и подумал.

– Скажи своей Ягоде, что опаздывать не комильфо.

Часы показывали двадцать минут десятого. Она сама назначила на девять.

– Ты и скажешь. Если она, конечно, соизволит обживословиться сегодня.

Я фыркнула и снова начала мерять шагами комнату у Дубинина за спиной.

– Поговаривают, что в Академию собирается нанести визит звезданутый кровопийца. Надёжа слышала. Как думаешь, это правда?

– Я не думаю, – Милорад плюнул на костяшки и пошёл по минному полю. – Я точно знаю. Он стал известным в мире Численных, но утверждает, что своих не забывает. Каламбурчик: Забытый Забытых не забывает. Собирается познакомиться с Добрыней и Храбром. Ну и, естественно, не обойдётся без дальневидения, газетчиков, вспышек, камер. Чисто хвалебная акция, по-моему.

– А я не поверила.

Когда Надёжа прибежала с выпученными глазами и выпалила: «К нам Всеслав Видный приезжает!» – я решила, что всё смешалось в нашем доме от нервной и физической усталости. Мне мерещатся птицы птеродактильных размеров. Ей кажется, что кровосос вот-вот в гости нагрянет.