Сирена: Легенда о Морской Королеве Vol.1

– Ее Величество вдовствующая королева Сейлан просила принести вам еды, – доносится до Эйлин женский и приятный голос, на который поворачивается и видит девушку чуть старше себя, в простой коричневой одежде, хотя замечает, что оно состоит из нескольких платьев, с большими янтарными глазами и черными волосами. – Мое имя Гвен, и я буду вам приносить еду.

Девушка делает книксен и ставит поднос с посудой на камни, придерживая чтобы ничего не упало. Эйлин не притрагивается, не хочет. У нее все еще есть сомнения по поводу Сейлан. И она не понимает, что не так. Гвен кусает губы, бросает редкие взгляды, но потом все же шепчет на древнем языке:

– Прошу вас, поешьте. Я из клана Ферокс и служу королеве.

И это действует на сирену, Эйлин отбрасывает сомнения, доверяясь и Гвен, и Сейлан. Если у королевы есть свои люди в замке, значит, многие подводные жители на ее стороне и не имеют противоречий на этот счет. А Гвен выглядит доброй русалкой. Они редко разговаривают, но обмениваются фразами, которые скрашивают все следующие дни пребывания в роли пленницы. Сирена, наконец, относительно нормально питается, хотя это не та еда, к которой она привыкла. Но все же лучше, чем ничего или сырые замерзшие рыбины. Эйлин проводит три дня до обряда кумар-энайд практически в расслабленном состоянии, несмотря на страх и грусть. А все внутренности скручиваются в тугой узел, стоит ей подумать, что придется убить себя. Она старается не представлять это, но мысли рисуют ужасные картинки, и ничего поделать с этим не может. Сирена старается не показывать нервозность, но иногда Гвен ее раскрывает. Русалка пытается ее успокоить, подбодрить, но получается слабо. Видно по потерянным глазам Эйлин, в которых затаился страх, паника. Сирена просто существует все эти три дня, но живет во время визитов Гвен. Без нее, без ее безмолвной поддержки все не то, все ужасно и тленно.

В последнюю ночь перед совершеннолетием Эйлин не может унять сильную пульсацию в груди. Кажется, что сердцебиение слышно даже гвардейцам, но те спокойно стоят на своих постах и не смотрят на нее. Она спит беспокойно, несколько раз просыпается, а потом с большим трудом засыпает. Даже утро выдается прохладным, а солнце светит сквозь низкие тяжелые облака, хоть небо и ясное. Эйлин нервничает, сидит на камнях и с опаской поглядывает на стены замка, который возвышается большим серым пятном на фоне неба. Она не видит королевы, которая в последние три дня стояла на переходе между башнями. Даже гвардейцев, охраняющих ее, стало меньше. Она очень сильно боится, что рыдать хочется.

Леонардо приходит ближе к вечеру. Молча с несколькими гвардейцами снимает оковы и надевают наручники. Сирена и не пытается вырваться, потому что король крепко ее держит, прижимает к груди. Не реагирует на прикосновения, полностью погружена в себя. Ее поднимают и несут к замку, а потом сажают в ту же клетку на колесах, в которой и привезли в это место. Эйлин сидит тихо, молчит, сжимается, обнимая голубой хвост, у которого чешуя местами сходит. Она видит, что Леонардо скачет на каком-то животном около нее и следит за ней, и ей плохо от этого. Мемные глаза и суровый вид короля только усугубляют все. Ей не хочется даже следить за дорогой, за всем происходящим и за королем. Эйлин касается лбом хвоста и закрывает глаза, погружаясь в легкую дрему.

Морской воздух ударяет по рецепторам, и сирена моментально открывает глаза. Она вертит головой и видит море: такое чистое, свободное и прекрасное. С трудом сдерживает слезы, когда видит всю ее семью и даже короля Лингума с женой. Ее клетку открывает Леонардо, шепча, чтобы Эйлин не пыталась бежать, и берет на руки, относя на валун, где ее и поймали. Лично этим занимается, чтобы проследить за ней. Эйлин усмехнулась бы от иронии, садясь на злополучный темный камень, но чувство юмора отпадает сразу, когда видит слезы на глазах матери, сестер. Даже братья утирают уголки глаз, а отец стойко держится, хотя видно, как он плотно сжимает челюсть.

– Простите, – единственное, что говорит, смотря на семью, которую, возможно, сейчас лишится. Но и они потеряют ее, дочь, сестру, старшую сирену короля Гласиалис, наследную некоронованную королеву.

Им не разрешают разговаривать, подходить. Королевская семья стоит поодаль, переглядывается с Эйлин, но сирена пытается их запомнить, вспомнить все счастливые и грустные моменты, просто чтобы помнить о них в потустороннем мире. Она целых три дня подготавливала себя к этой мысли, но даже после слов Сейлан ей хочется завершить все так. Хоть и клялась в обратном. Боится, что все равно ничего не получится, и станет только хуже. Эйлин готова к смерти, она готова уйти, только хочет с собой забрать и чертова Леонардо, и Соглашение. Сирена сделает все возможное, чтобы потопить короля, утащить с собой в бездну. И все – ценой собственной жизни. Но это идеальный вариант, который только может быть.

Солнечный диск практически заходит за горизонт моря, Леонардо стоит около сирены, поглядывает на нее. Он напряжен, Эйлин чувствует, но она расслаблена полностью. В ней только сожаление и желание уничтожить все. Только они и держат ее сейчас. Она видела клинок у него в сапоге, прикидывает шансы выхватить его, но пока ничего не делает. Солнце практически садится, остается маленькая полоска, свет падает на голубой хвост, и Эйлин глубоко вздыхает. Последние лучи касаются ее тела, и сирена чувствует жгучую боль, которая пронизывает тело, хвост. Кажется, будто даже в голове эта боль. Она сжимает зубы, шипит, закрывает глаза, но все равно иногда их открывает, наблюдая, как хвост начинает пениться.

Морская пена обволакивает его, не оставляет ни одного свободного, чистого места. Боль уходит, но концентрируется на плавнике. Она мелкими иголками пронизывает каждую чешуйку, Эйлин чувствует руки Леонардо на своих плечах. Не замечает, что ее трясет от боли и почти кричит. Но ей не до этого. Она пытается побороть боль, но не может. Не знает, сколько это продолжается, внимательно смотрит на пену, как та рассеивается, вместе с резью. Сирена перестает дышать, когда видит имя. Поверить не может. Перестает чувствовать чужие руки. Крик боли и отчаяния распространяется вокруг, он достигает каждого, проходит сквозь каждого, заставляя ощутить страдание сирены.

Там написано:

«Леонардо Кастильо».

Le Conte № 5

– Нет, нет, – повторяет Эйлин, смотря на выгравированное имя морской пеной на своем хвосте. Ей сложно поверить, что ее кумар-энайд оказался Леонардо: деспот, тиран, с которым ей придется жить, если не найдет способ избежать участи.

Сирене страшно поднять голову и посмотреть на семью, но кажется, что они уже знают. Все знают об этом. Продолжает смотреть на ненавистное имя, пытается прийти в себя, но выходит слабо. С трудом, но поднимает взор сначала на родителей, в глазах которых скорбь и сожаления отражаются, а у братьев и сестер непонимание со страхом. Эйлин пытается найти в них поддержку, совет, но ничего нет. И она понимает еще одну истину: теперь ей придется самостоятельно бороться за свою жизнь, за себя, и никто не придет спасать ее. Хоть надежда и есть. Сирена глубоко вздыхает и поворачивается к Леонардо, который стоит по щиколотку в воде и продолжает сверлить чешуйчатый хвост пораженным взглядом. Ему в этот самый момент будто все равно, что происходит вокруг, Леонардо поражен даже сильнее, чем она, и Эйлин решается.

Напрягается и отталкивается от камня хвостом и падает в воду, стараясь как можно быстрее погрузиться в нее, чтобы уплыть, но оковы на руках мешают. Она слышит крики гвардейцев, как они что-то эмоционально говорят королю, но ей все равно. До родителей еще далеко, а сзади слишком шумно. Она не может позволить себе обернуться и посмотреть. Эйлин учащенно дышит, движется только благодаря хвосту, цепляется связанными руками за дно, но это не помогает, ведь дно без камней и практически без водорослей. Крики усиливаются впереди, сестры слегка приближаются и тянут к ней руки, но сирена чувствует, как ее резко разворачивают и вдавливают за горло в дно, из-за чего вода застилает глаза, но ей видно всё. Над ней высится разъярённый Леонардо, его глаза выпучены, а на шее набухла вена. И Эйлин становится страшно – видит, что король может сорваться в любой момент, он не контролирует себя. Уже хочет начать готовиться в смерти, но тот говорит:

– Куда собралась, маленькая русалочка? – насмешка так и слышится в голосе. Он приподнимает сирену над водой за горло, а другой рукой хватает ее за локоть и тащит к валунам, убирая руку с горла.

Леонардо взбешен. Сильно. Он не позволит, чтобы сирена сбежала от него, когда та оказалась его родственной душой. Король не позволит себе лишиться такого прекрасного выигрыша, который даст ему влияние и новые возможности. Леонардо поднимает Эйлин из воды и закидывает на камень, не заботясь, что с ней будет. Однако не сразу замечает, как морской король оказывается около него и направляет трезубец на монарха, находясь на одном с ним уровне в человеческом обличии.

– Вы не посмеете так обращаться с моей дочерью! – зло говорит Ронан, видя поганую усмешку на лице человеческого короля.

– Еще как посмею. Теперь она моя. Вы на это согласились, – спокойно отвечает Леонардо.

Эйлин кое-как приподнимается, ведь сильно приложилась головой и трогает место удара, чувствуя что-то влажное. Кровь. Она смотрит на пальцы, измазанные красной жидкостью. У нее болит голова, но понимает, что ей нельзя останавливаться. Эйлин надо бороться за свою свободу. Кидает взгляд на обувь Леонардо, прикидывает шансы выхватить кинжал. Сирена осторожно и медленно передвигается, чуть ли не пару дюймов ее отделяет от короля. Она резко вскидывает руку и вынимает клинок, ударяя сразу же Леонардо в живот. Тот шипит, смотрит ненавистным взглядом то на Эйлин, то на Ронана Кин.

– Ах ты тварь! – вынимает кинжал и приставляет его к горлу сирене.

– Не делай этого! – выкрикивает морской король.

– Еще как сделаю, – шипит, надавливая на кожу, но не оставляя раны. Иначе придется заплатить за это по законам подводных жителей.

– Давай, сделай это, – припевает Эйлин, улыбаясь, и сама надавливает на окровавленный клинок, по рукоятке которого стекает красная жидкость. Сирене бы удивиться, что кровь у них одного цвета, но сейчас не до этого. Она сделает все, лишь бы Леонардо взял на себя ее смерть и поплатился за это перед их судом. – Давай! Убей меня! Ты же хочешь это!

Она его провоцирует, гипнотизирует глазами и певучим голосом. Видит, что действует. Взгляд короля говорит об этом: он становится слегка затуманенным, но с тем же количеством ненависти. Однако рука дрожит, будто сомневается, не решается.

– Ненавижу тебя! – шипит король, убирая кинжал обратно в сапог. – Завершай свой ритуал. Что вы там еще делаете? А вас я прошу пройти со мной в замок, – обращается уже к отцу Эйлин, зажимая рукой место удара. – вместе с женой. Дети пусть возвращаются в море или остаются здесь. Даю слово, их не тронут.

Сирена пораженно смотрит на удаляющегося короля, смотрит на отца, который только качает головой в знак протеста. Она понимает – ей нельзя завершать обряд, иначе связь будет очень сильная, ведь сирена же. Ни в коем случае не надо петь, чтобы подтвердить кумар-энайд. Не хочет знать мысли и чувствовать эмоции этой твари. Связь-то будет яркой, не то что у русалок. Вот еще одно их отличие. А Эйлин собирается выжить, убить короля и вернуться в море. Ей не до эмоций и связей с кем-либо, в частности, с кумар-энайд. Поэтому она просто представляет человеческие ноги, и морская пена на мгновение покрывает тело Эйлин. И вот вместо хвоста появляются стройные ноги, покрытые ярко-голубой материей, появившейся и на верхней части тела. Понимает, что морской топ остался на месте. Ронан пытается выдавить ободряющую улыбку, а Линетта подходит к ней в похожем платье, только будто уже слегка изношенном. Мама протягивает руку и помогает Эйлин встать, а после придерживает, помогая дочери идти.

Эйлин растеряна, Леонардо мог ее убить, как и всех остальных. Леонардо мог просто оставить ее в заложниках, но он решил жениться на ней. Леонардо никого раньше из родных русалок не приглашал в замок, а сейчас пригласил. Сирене это не нравится, ей кажется, что это только начало, ведь не может король так просто простить о ранении. Слишком просто, потому что. Сирене тяжело идти, она спотыкается каждый раз, но крепко держит Линетту за руку опираясь. Сейчас Эйлин даже кажется, что с матерью ее связывает гораздо больше, чем думала прежде. И поэтому чувствует укор совести за свое поведение, когда ссорилась с Линеттой, не делала что-то, как та велела, и нарушала постоянно правила.

– Прости, – тихо говорит Эйлин, смотря на маму, которая ненамного выше нее. – Мне не надо было плыть в совещательный зал.

– Ничего, все в порядке, – та ободряюще улыбается, но в глазах только грусть и сожаления. – Рано или поздно нам пришлось бы рассказать.

– Почему вы скрыли это?

– Ты была напугана, винила себя в случившемся, хотела умереть. Практически сделала это, но Ронан тебя остановил. Уже очень давно не было королевы, а их всех связывает то, что у них жизненные испытания не из легких. Мы боялись за тебя. Я попросила Морскую ведьму стереть тебе память, она была против, но все же согласилась. Она предупреждала, что незнание обернется плохо для тебя, но мне это было неважно. Я пыталась уберечь тебя ото всех и всего. Твой отец не разделял мои взгляды и относился к тебе мягче, чем я, позволял делать то, что я бы запретила, закрывал глаза на нарушения правил.

– А что произошло? – решается спросить Эйлин, дрожа то ли от прохладного воздуха, то ли от того, что хотела покончить с жизнью. Она боится узнать правду, но понимает, что ей это просто необходимо знать: в чем ее сила, как проявляется и как поможет в борьбе с Леонардо.

– Я не могу сказать, не здесь, – только успевает прошептать Линетта, как на нее кричит гвардеец:

– Молчать!

И больше они не разговаривают, хотя Эйлин порывается расспросить мать о случившемся, но не решается, ведь их окружили гвардейцы. Ронан идет чуть впереди, но все они находятся в кольце из живых людей, готовые в любой момент пустить меч в действие. Эйлин знает это, поэтому даже не провоцирует их. Они входят в город, ворота которого специально ради них не закрыли (обычно в период Средневековья, поздних Средних веков (когда и происходят события в книге) ворота в города закрывались на ночь, примерно, поздним вечером в 8-10 часов. Никто не мог выйти или войти, и шел контроль, чтобы никого на улицах города не было) – поздно уже. Даже народ не разгоняют городские стражники, раз сам Леонардо распорядился об открытых воротах. Король Кастильо величественно идет впереди, зажимая рану, вместе с гвардейцами. Эйлин кидает на него ненавистные взгляды, но решает осмотреться, ведь, сидя в клетке, не получалось рассмотреть человеческий город.

Она видит толпу: женщин, мужчин, детей, часть которых одета в простую одежду, похожую на ту, что носит Гвен, только более грязную и потрепанную. У них что-то надето на голове, Эйлин не знает название и предназначение предмета. А лица горожан она бы не назвала идеалом чистоты. Сирена смотрит на другую часть людей, которые одеты чуть лучше, в более яркую и чистую одежду, а на их головах похожие вещи, а некоторые дамы носят диадемы, о существовании которых Эйлин знает. Вторая группа людей держится более уверенно, чем первая, да и соблюдает только им известные манеры.

Следующее, что замечает сирена, так это вонь, которая исходит из небольших улочек, и даже каменистая дорога не скрывает факт нахождения чего-то омерзительного. Дома, которые создают узор города, построены в разных стилях, из разных материалов. Эйлин хоть и не знает много о людях, но отличить дерево от камня может, поэтому и видит эти различия, которые выбиваются из общей массы. Хотя эти дома достаточно хорошо выглядят, но сирена сомневается, что в них живет группа людей с более чистой одеждой.

Они идут долго, сумерки уже давно наступили, и многие горожане разошлись по своим домам, но слабый свет в окнах (знатные горожане использовали свечи, менее знатные подожженные камыши) продолжает проникать на улицу, говоря, что еще кто-то бодрствует. Они проходят центр города, как понимает сирена по большому круглому пространству, вокруг которого расположены дома и одно отдельное здание с башей и колоколом. Эйлин устала, держится на ногах уже чуть более уверенно, но все равно спотыкается из-за ноющей боли в новых конечностях. Линетта уговаривает ее не сдаваться, Ронан идет рядом и держит дочь за руку. Сирена измождена, но продолжает идти только потому, что необходимо выжить и переиграть Леонардо. Проходит еще немного времени, и они выходят из города через другие ворота, более массивные и величественные. Эйлин их не разглядывает толком, продолжая идти и сверлить взглядом короля.

До замка доходят уже в полных сумерках, стража открывает ворота, а Леонардо приказывает разъединить семью, отправляя их в разные покои с разными гвардейцами. Эйлин пытается обернуться и посмотреть на родителей, но те уходят в другом направлении, и ей приходится подчиниться. Сирену ведут по каменным коридорам, вдоль которых местами висят яркие куски ткани – их она, к сожалению, не может хоть как-то описать. Камень холодит обнаженную кожу ног, распространяя холод по всему телу. И Эйлин понимает, что ее устойчивость ко всему холодному отсутствует в человеческом обличии. Она сжимает губы, тяжело вздыхает и идет по коридорам, освещенных факелами.

Через несколько пролетов гвардейцы останавливаются и открывают деревянную дверь в покои, которые чуть больше комнаты Эйлин в собственном доме во льдах. В покоях горит огонь, заставляя потрескивать дерево, расположена простая кровать (как бы ее описала знатная дама), стоящая на возвышении и прилегающая изголовьем к стене, столик с зеркалом, небольшой пуфик и открытое окно с развевающейся занавеской. Сирена проходит внутрь, осматривает помещение и не сразу замечает, что внутри находится еще люди, помимо нее. Это Гвен с королевой Сейлан. Служанка грустно улыбается, а королева напряженно сжимает губы и хмурится.

– Тебе лучше находиться здесь, чем не в море. Так у нас будет время, – единственное, что говорит Сейлан и выходит из комнаты, несмотря на сирену.

Эйлин провожает ее удивленным взглядом, пытается даже что-то сказать, но слова застревают в горле, и она закрывает открывшийся рот. Смотрит на Гвен, но та только качает головой и говорит:

– У Ее Величества выдался сложный день, она весь день на взводе и даже спорила с Ее Высочеством Селестиной Сокаль. Я ваша временная служанка, леди Эйлин Кин, – делает книксен девушка.

– Почему…

– Мне было велено соблюдать весь положенный этикет, – отвечает Гвен, надеясь, что сирена поймет. Знает, что до Леонардо дошел слух об их близости, и только поэтому ей надо показать, что общение ничего не значило, были просто разговоры двух девушек, а не чье-то пособничество. Эйлин прищуривает глаза, прокручивает в голове сказанные слова русалки, молчит дольше, чем следовало. Но все же кивает, понимая, что сейчас лучше играть по чужим правилам. Сирена надеется на Сейлан, иначе сама вряд ли разберется.

– Хорошо, пусть будет так, – соглашается.

– Мне нужно подготовить вас ко сну, – Гвен указывает рукой на пуфик и пододвигает железный таз и большой кувшин, откуда идет легкий пар.

Гвен омывает ноги Эйлин в тазу с горячей водой, от которой сирена морщится. Русалка осторожно протирает каждую ступню бежевой губкой, затрагивая голени, а потом выливает воду в окно, оставляя Эйлин в замешательстве. Служанка просит сирену раздеться, отчего Эйлин ежится от холода и неудобства. Гвен протирает чужое лицо и тело чистой горячей водой, помогает одеть ночное платье из хлопка, расправляет кровать.

– Прошу, ложитесь, – проговаривает Гвен, приподнимая уголки, намекая сирене, что на сегодня все закончилось.

Эйлин кивает и взбирается на кровать, укрываясь тяжелым одеялом, пока служанка переворачивает угли кочергой. Понимает – у Гвен еще много забот в замке, что может лечь спать глубокой ночью. Сирена откидывается, замечая над кроватью массивную и ткань.

– Это называется балдахин, Ваша Милость, – подходит к Эйлин Гвен и поправляет одеяло. – В королевских покоях они величественнее и красивее. Надеюсь, что ваши балдахины говорят о менее низком статусе в замке.

– Что это значит, Гвен? – пытается встать сирена, но чужие руки ложатся на плечи Эйлин и мягко давят обратно, на подушки.

– Ее Величество королева Сейлан вам все объяснит, – снисходительно улыбается Гвен. – Вам что-нибудь принести?

– Нет, спасибо.

– Тогда, спокойной ночи, леди Эйлин, – приседает служанка, подходя к окну, порываясь его закрыть.

– Не закрывай! – резко выпаливает сирена.

– Не стоит, вы замерзнете. Ночи здесь холодные, – говорит обычными фразами, но Эйлин слышит предостережение для ее нового воплощения. Сирена неуверенно кивает, позволяя Гвен закрыть створки окна и задуть свечи, а потом покинуть покои.

Она осталась одна. Еще не совсем, но в данный момент с ней нет никого рядом. Эйлин не знает, что чувствовать. Непонятный ком внизу живота сжимается, щекоча нервы. Сирена пытается успокоиться, переворачивается на бок, смотря в едва заметный льющийся свет из окна, и прикрывает глаза. Напряжение и усталость кричат в ее сознании, но она пытается их заглушить, ведь иначе уснет, а этого ей не хочется. Боится, что что-то пропустит. Хотя вряд ли. Все равно ничего не изменится за эту ночь и за те несколько часов, которые она проведет в мире снов. Эйлин отворачивается от окна на другой бок, не открывая глаз, и засыпает.

***

Леонардо сидит на софе перед догорающим камином, вытянув ноги вперед и попивая вино из серебряного бокала с отлитым узором. Только свечи и еле горящие угли освещают комнату, но королю неважно, он приводит нервы в порядок после насыщенного дня и думает о завтрашнем. Он прокручивает в голове ритуал Эйлин из раза в раз, и все равно не верит, что он ее кумар-энайд. Невероятно. Он уже готовился, что ее придется тащить в замок силой, а с морским королем договариваться. Но получилось гораздо проще, не считая, что сирена чуть не уплыла в море и пырнула его кинжалом. Лекарь, по прибытии в замок, осмотрел и замотал рану. Благо, она оказалась не такой глубокой. Хотя этим кинжалом можно нанести более серьезный вред. Леонардо списывает это на неумение сирены обращаться с оружием, но ему это даже на руку – она не сможет нанести смертельные раны.

Король помнит весь спектр эмоций, который захлестывал его на протяжении всего ритуала: ожидание, страх, переживание, потрясение. Внешне Леонардо и сохранял спокойствие, но в душе чуть ли не молнии метал, как хотел начала ритуала. И хоть монарх видел его не раз, ему на несколько мгновений стало страшно, что Эйлин сейчас умрет. Никто из русалок так прежде не кричал и не морщился от боли. Он хочет, чтобы сирена так кричала только от его рук. Только поэтому и схватил ее за плечи, видел, что она извивается на валуне и может в любой момент упасть в воду, и ритуал сорвется. Морская пена растворится в воде. А потом смятение и ошеломление ударили в голову и грудь, отчего Леонардо чуть не захлебнулся ими. Он увидел свое имя на хвосте сирены, которая поражает. Не может отрицать этого. Все русалки, которые были до нее и на которых смерть направил собственными руками, не сопротивлялись, молили о свободе, плакали. Но Эйлин боролась, хоть и слезы не раз были. Она выступала против него, и у Леонардо самый чистый интерес: как скоро он сможет ее сломать. Одна жизнь ради спасения тысячи – чего стоит? Ухмыляется с этой идеи, допивая вино одним глотком, и наливает вновь.

Тишину с жалким потрескиванием углей и капающего воска нарушает громкий стук в массивную дверь. Стражник входит и говорит: «К вам Его Сиятельство граф Эдмонд де Шарбон». Леонардо разрешает другу войти, не отворачиваясь от камина. Его успокаивает огонь. Ему даже все равно, что уже почти лето, и он продолжает приказывать отапливать покои. В замке даже в теплое время года прохладно. А Леонардо не любит холод. Скучает даже по Королевству Ауруму, где вырос, но это уже неважно, раз являеься королем Королевства Ноли.

– Меня не было несколько дней при дворе, а у тебя уже свадьба намечается с кумар-энайд из моря, – проходит в помещение Эдмонд, наливая себе вино и присаживаясь рядом с королем. – И я узнаю все последним. Леонардо, ничего не хочешь рассказать?

– Я рад, что ты вернулся в замок, – сухо говорит король, продолжая смотреть в камин. – И до свадьбы еще далеко. Мне нужно завтра составить брачный договор и осведомить архиепископа, чтобы его ратифицировали в день венчания.

– И когда оно?

– Не знаю. Не хочу тянуть, но и не могу позволить, чтобы дикарка стала королевой. Между свадьбой моего деда с Сейлан прошел год. Но я не могу ждать столько времени.