Время – иммунная

Он посмотрел на меня как-то многозначительно, от чего мне стало не по себе.

– А вдруг я из прошлого откажется? – Тихо предположила я.

Он положил мне на плечо руку:

– Анна тоже боялась этого, но, как видишь, ты здесь.

И правда.

– Глава! Вы же сказали, что нельзя отделять меня от Анны, а теперь сами.

– А иначе, видимо до тебя не дойдет. Ладно, мне пора. А ты подготовь себе план, куда ты отправишь себя из прошлого, координаты, время и инструкции, кого можно встречать, а кого нет. Вот бумаги.

Я приняла из его рук бланки и вспомнила, что точно такие же записи всегда были при Анне! Теперь моя очередь подготовить для себя такие. Я примерно помню, что там было написано, так что без труда смогу их восстановить. Да, дел сегодня будет достаточно.

– Завтра ты начинаешь. После этой миссии будет тебе настоящее задание.

Все же кое-какие вопросы у меня еще оставались. Но я не думаю, что было бы правильно задавать их Главе. Возможно, я сама во всем разберусь, если пробуду здесь еще какое-то время. В конце концов штаб тоже находится на этапе изучения пространственно-временного континуума и даже он сейчас обладает не всей информацией.

Он вышел, а я, почему-то улыбнулась.

Интересно, а Анна тоже улыбалась после этого разговора с ним?

Я потрясла головой. Нет! Нет никакой Анны! Есть только я. А если я сейчас улыбаюсь, то и она улыбалась. Анна все это уже пережила, теперь мой черед!

***

И все же, она оказалась права, говоря, что мы больше не встретимся. Во всяком случае, не в такой форме. Тогда я не знала, что это значит, но теперь прекрасно понимаю.

Скучаю ли я по ней? Нет, поскольку нет смысла. Как можно скучать по самой себе?

Я представляю, как очень скоро увижу себя из прошлого. Отчаявшуюся, снедаемую горем и тревогой. Озлобленную на весь мир, безразличную ко всем. Напуганную. И думаю о том, как мне предстоит исправить саму себя. Я снова взгляну на все те же моменты своей жизни, но уже с другой стороны. Да, снова придётся столкнуться с болезненным осознанием того, что брат никогда не вернётся. Да ещё и выслушать от самой себя ужасные слова в свой адрес. Но это ничего, она же не будет знать, что я тоже всё это пережила, поэтому я не буду на неё злиться. Наоборот, я буду улыбаться и поддерживать её! Чтобы она поняла, что штаб – это её дом. Тут её место. И тут она станет самой собой так, как стала и я.

Ах, вот и та самая скамейка! Сейчас я встану за деревом и подожду. Сколько времени? Как раз скоро я из прошлого приду сюда и сяду. Тогда и подойду. А что мне сказать самой себе? С чего начать? Простое "привет"? Или официальное "здравствуй"? А что говорила Анна в тот день? Нет, не думай об Анне! Просто скажи что-то от чистого сердца.

А вот и я! Иду. Приближаюсь. Сажусь на скамью. Что-то вид у меня не очень радостный. А ведь тогда мне казалось, что я обрадовалась тому, что меня приняли на новую работу.

Ладно, пора действовать! Мне уже не терпится снова встретиться.

Я подхожу к скамейке, сажусь. Краем глаза вижу, как рыжеволосая девушка злобно зыркает на меня, отодвигается на край скамейки, видно недовольна, что я села рядом.

Ну. Никуда не деться, колеса уже завертелись, теперь все зависит только от меня. Я вдыхаю поглубже:

– Ну, здравствуй. Агент 48200.

И круглые голубые глаза девушки напротив смеряют меня удивленным взглядом.

Из дневников Вильяма Скота (переведено на русский язык)

Дата: 1 сентября 1824 г.

Эти записи будут посвящены уникальному прибору. Возможно, нигде во всем мире нет ничего похожего. Ко мне в руки попалось необыкновенное устройство. В записях его прежнего владельца оно зовется машиной времени, поэтому я тоже буду называть его так.

Моё имя Вильям Генри Скот и я ученый-генетик, с этого дня я буду исследовать машину времени и попытаюсь привести ее в рабочее состояние.

Все, что мне о ней известно, так это то, что до этого ни одному живому существу не удалось выжить, после взаимодействия с ней.

И моя задача – найти разгадку. Отыскать то самое, что позволит человеку отправиться в прошлое или будущее без помех и делать это безопасно.

Устройство абсолютно исправно, значит дело в человеке. Что-то мешает ему пересекать границу времени. Я должен найти кого-то особенного? Что же, я буду искать!

Дата: 30 сентября 1824 г.

Сегодня я нашел парочку беспризорников, они стали моими первыми испытуемыми, я взял у них кровь на анализ, вроде никаких отклонений не обнаружено, но…

Все испытуемые погибли при испытаниях машины.

Дата: 15 октября 1824 г.

Я нашел еще немного людей, которых не кинутся искать, если они пропадут. Необходимо испытать машину на них.

Дата: 7 июля 1829 г.

Мне кажется, я топчусь на месте. Последние года я только и делаю, что изучаю машину, но она не поддается! Испытуемые продолжают умирать.

Дата: 18 августа 1830 г.

Мучает ли меня совесть? Конечно! Я чувствую себя последней свиньей, но также чувствую и то, что мне суждено найти ответ! Я на пороге величайшего открытия! Я чувствую это!

Дата: 9 сентября 1830 г.

Испытуемые 151 и 152 также умерли при испытаниях машины.

Дата: 24 декабря 1831 г.

Иногда мне кажется, что ответа я все-таки не найду.

Испытуемые 208 и 209 умерли. Хотя анализы были идеальные! Может, оставить эту затею привести машину в действие?

Дата: 11 ноября 1835 г.

Следующие данные никак не будут относиться к машине времени, но я напишу о них здесь. В конце концов это дневник моих исследований, а я исследую не только машину.

Итак, сегодня в лаборатории, где я работаю, мне попался интересный образец крови. У пациента я обнаружил дополнительный участок ДНК. Это беспрецедентный случай, раньше мне такое никогда не встречалось.

Я поинтересовался у коллег, но они тоже не встречали ничего подобного и даже не поверили мне.

Завтра я хочу навестить пациента. Он ребенок, но может мне удастся поговорить с его родителями?

Дата: 12 ноября 1835 г.

Ужасные новости! Оказалось, мальчонка умер сегодня ночью! Я хотел найти его родителей, но оказалось, что бедолага был сиротой.

Что самое интересное – он умер очень странной смертью. Ходил во сне, забрался на подоконник и сорвался вниз. Это был несчастный случай. Я проверил его анализы повторно и ничего, кроме дополнительной цепочки ДНК не обнаружил. Больше ничего странного!

Дата: 5 марта 1836 г.

Я много размышляю по поводу анализов того умершего мальчика. Вот уже несколько месяцев они не выходят у меня из головы! Я пытаюсь найти что-то похожее, исследую абсолютно все образцы, поступающие к нам в лабораторию, даже те, которыми не должен заниматься, но ничего похожего найти не могу.

Это очень странно.

Мои коллеги уже забыли про тот случай и не придали ему значения. Но я помню.

Дата: 26 марта 1836 г.

Мне вдруг пришло в голову, что эта дополнительная цепочка ДНК и есть то самое важное, что я ищу! А что если соединить эту дополнительную цепочку с машиной?

Я просто обязан найти еще одного такого человека!

Дата: 27 марта 1836 г.

Вот что еще пришло в мою голову – если прошлый раз дополнительную цепочку я нашел у ребенка, то, возможно, я должен искать среди детей?

Дата: 20 августа 1836 г.

Я ищу уже несколько месяцев, но пока ничего.

Дата: 2 сентября 1836 г.

Я решил обратиться за помощью к моим коллегам из других стран. В конце концов эгоистично предполагать, что моя выборка, ограничивающаяся лишь моей страной, может быть достаточной. Я должен копать глубже! Быть внимательнее!!

Дата: 5 сентября 1836 г.

Я понял, в чём моя проблема! Я всегда работаю один! Это моя ошибка. Мне необходимо поделиться информацией хоть с кем-то! Но это должны быть проверенные люди. И, конечно же, я не стану рассказывать о машине времени, только о цепочке ДНК. Возможно, такие люди найдутся в других странах?

Дата: 10 сентября 1836 г.

Я решил подключить к своим исследованиям моих коллег. Я буду работать с генетиком из Китая по имени Лань ЦзыСянь, биологом из Соединённых Штатов Германом Мосби и талантливым физиологом из Германии Гюнтером Вассеном. Надеюсь, что вместе мы добьёмся хоть каких-нибудь сдвигов в моём деле.

Эти трое ничего не знают о машине, но поклялись не болтать о цепочке. Я аргументировал тем, что сначала все сведения необходимо проверить. Мне кажется, они меня поняли.

Дата: 7 февраля 1837 г.

Мы с коллегами трудимся уже несколько месяцев, но пока ничего. Мы зашли немного в другую область биологии, поэтому я пока что забросил писать дневник, но точно возобновлю его, когда появится какая-нибудь информация.

Дата: 14 апреля 1837 г.

Есть! Наши старания и поиски увенчались успехом! Я не верю в это, но моё терпение вознаградилось! Мы нашли этого человека! У него такие же анализы, как и у того мальчика, что спрыгнул с крыши!

Дата: 15 апреля 1837 г.

И снова неудача! Нет! Поверить не могу! Этот ребенок тоже умер! Он убил себя. Ужасная ситуация! Снова я не успел!

Я посоветовался с коллегами, и мы пришли к выводу – искать нужно среди детей. Это уменьшит выборку и наши затраты. Мало того, я делаю вывод, что люди с дополнительной цепочкой ДНК, которую мы ищем, умирают рано, а значит действовать нужно максимально быстро! Время не на нашей стороне!

Время…

Действительно ли цепочка и время связаны? Я обязан узнать доподлинно!

18 мая 1836 г.

Это мальчик по имени Том и он, как и прошлый ребёнок, сирота. Удивительно, но он тоже имеет эту дополнительную цепочку ДНК. И ему всего лишь десять лет. Его удалось найти благодаря Герману Мосби и его инновационной лаборатории. Мальчонка нашёлся в деревушки под Берлином.

Я немедленно, выезжаю в Германию! К сожалению, моя спешка заинтересовала моих коллег, поэтому все они поедут за мной. Но ничего! Я был к этому готов. Моя задача взять у парнишки больше образцов крови, а потом, остаться с ним наедине и рассказать про машину времени.

19 мая 1836 г.

Хоть бы успеть! Хоть бы успеть! Эти слова я повторял снова и снова, всю дорогу в Берлин. Нам понадобилось некоторое время, чтобы добраться до места. Мои коллеги, кажется, переняли у меня моё беспокойство. Возможно, ребенок умрёт сегодня, возможно, завтра. Но когда я делюсь с ними этими соображениями, они словно меня не слышат.

Мы уже знаем о мальчике абсолютно всё, осталось лишь взглянут на него, желательно, чтобы он при этом не лежал в гробу. Я уверен, я сразу всё пойму. Я пойму, тот ли этот особенный человек, которого я ищу.

20 мая 1836 г.

Когда мы пришли в детский дом, где проживает наш испытуемый, конечно же, мы не вызвали ничего, кроме подозрения. Додумались! Четверо здоровенных дядек. Конечно же, я предупредил моих коллег, чтобы они не болтали лишнего. Благо, я разговариваю на немецком языке, Гюнтер совершенно не умеет договариваться с женщинами, хотя имеет докторскую степень.

Информация, которую мы получили, оказалась для меня такой же странной, как и наш визит в этот дом.

Оказалось, что Том один из самых плохих воспитанников. Он ругается о всеми – с воспитателями, товарищами, незнакомыми людьми, взрослыми, приезжающими парами, в надежде приютить кого-то. Это ребенок с отвратительным характером и ужасными манерами. Он строит козни всем вокруг, никто не хочет его забирать в семью и вряд ли когда-нибудь захочет. Сверстники ненавидят его за его выходки. Он издевается над младшими и подставляет старших.

В общем, кем бы он ни был, он вряд ли тот, кто сможет осилить прыжки во времени.

Я немного задумался, пока рассуждал насчёт Тома. В это время старшая сотрудница мне объяснила, что Том часто сбегает через дыру в заборе. Остановить его никто не в силах. А дети будут только рады, если он когда-нибудь не вернётся. Но тон у неё при этом был такой, словно и она сама будет рада этому.

Это отвратительно! Нельзя так говорить о детях! Он, конечно, хулиган, но неужели настолько? Мне ещё больше захотелось взглянуть на него!

Чуть позже:

Мы уже вышли из пансиона, когда я озвучил свою мысль вслух. Коллеги согласились:

«Стало быть, мы не для того сюда ехали, чтобы так просто сдаться, развернуться и уехать, даже не поговорив с мальцом» – сказал Гюнтер по-немецки.

Я перевёл на английский, и у нас тут же завязался активный спор:

«Зачем нам этот шалопай, только потратим время и нервы» – не согласился Герман.

«Мы можем и другого найти» – поддержал ЦзыСянь, у него был ужасный акцент, я понимал его с трудом.

«Что скажете, Вильям?» – обратился ко мне Гюнтер.

Конечно же, я хотел посмотреть на парня любой ценой!

«Но ведь он может сопротивляться. Может не захотеть нас слушать.» – предположил Герман.

«Ясное дело, мы вколем ему снотворное» – ответил ЦзыСянь.

«Боже упаси!» – Гюнтер воздел руки к небу – «Он ребенок, а не картофелина! И каким бы он не был ужасным, за него несет ответственность его детский дом. А если правда узнается? Вильям, дружище, вразуми хоть ты их!»

Конечно, меня, как создателя нашей маленькой компании по выявлению дополнительной цепочки ДНК, считали что-то вроде за главного. И от меня ждали окончательного решения. А что я мог сказать? Дождаться ребенка, вколоть ему препарат? Похитить его прямо из пансиона? Забрать? Но куда? А что потом? Возьмём анализы и что? Убить его в машине времени? Всё равно его никто не аукнется. Всё равно все будут рады его исчезновению.

Я был уже готов сказать «нет» такому жестокому плану. Но потом я вспомнил дневник, который лежал в моём портфеле. Он был с заметками о машине времени, и я его везде таскал с собой для надёжности. Потом я вспомнил о двух несчастных детях, что уже умерли, а мы так и не успели на них посмотреть. Я вспомнил, что обещал саму себе, что разберусь во всем. Найду зацепку, чтобы заставить машину работать. Ещё пару дней назад я распинался, что сделаю всё возможное, ведь, скорее всего, дети с дополнительной цепочкой ДНК и есть разгадка, а теперь хочу отступить?

Думая только о том, что Том всё равно умрёт в ближайшее время, ведь дополнительная цепочка, как мы решили, не даёт жить долго, я кивнул головой.

21 мая 1836 г.

Мы прождали Тома всю ночь, а он явился только под утро. Безобразие и небылицы! Я бы никогда не поверил, если бы не видел это собственными глазами! Ребенок сбежал из детского дома, а его даже не хватились. И вот он, преспокойненько бредёт вдоль забора. Где же он был? Где провёл ночь? Что же, это вопросы второстепенные.

Мы с коллегами приготовили шприц с детской дозировкой и спрятались в ближайших кустах. Дежурили по очереди, так как кто-то начинал клевать носом. Мы уже совсем потеряли надежду, решили, что Том не вернётся, а может даже уже где-то умер. Его вполне могла сбить машина, или он мог попасть под поезд. Я отгонял плохие мысли как мог. Гюнтер уже хотел идти искать его по ночным улицам.

В итоге, мы его дождались.

То, что произошло дальше, было самым странным за всю мою жизнь.

Я могу представить, как напугался ребенок, когда увидел, что четверо мужчин в плащах вышагивают ему навстречу. Он было попятился, но мы выставили руки вперед и старались говорить как можно более дружелюбно:

– Не волнуйся, – приговаривал Гюнтер на родном немецком – Мы не причиним вреда.

– Нам только нужно кое-что спросить, – шепелявил ЦзыСянь с таким акцентом, что его трудно было разобрать.

А Герман сказал на английском, так что я полностью уверен, что мальчонка его не понял.

Мы окружили его в кольцо, но это не было самым страшным. Парень начал сопротивляться, брыкаться, но, как ни странно, не кричал. Может, знал, что всё равно никто не услышит, а может, думал, что даже если и услышат, то ему-то уж точно помогать не кинутся. Я коротко кивнул и слава Богу, мне досталась не самая трудная работёнка. Гюнтер и Герман держали парня за подмышки, а мой китайский коллега за ноги. Я же вколол лекарство.

– Пусть вас не мучает совесть, – посоветовал Герман, когда парнишка начал обмякать в наших руках. – Завтра доставим его целёхоньким на место, только возьмём пару анализов.

Мои коллеги кивнули, а вот я был не доволен. Мне же ведь ещё предстояло проверить свою теорию с машиной времени. Однако, сейчас, когда веки мальчика опустились, дыхание стало ровным, а лицо таким безмятежным, мне вдруг стало его жаль.

Какая же участь ему уготована и что с ним было до этого дня? Где его родители, и почему их нет рядом? Бросили ли они его? Или же удавились в канаве, оставив сына на произвол судьбы? И почему же, вместо того, чтобы восстать из пепла и стать законопослушным гражданином, он выбрал тропу бесчестия? Ах, да, я же совсем забыл. Ему не уготовано судьбой повзрослеть, возможно, даже дожить до следующей недели. Если наши догадки верны, и люди с дополнительной цепочкой ДНК умирают быстро, то этому парнишке жить осталось недолго.

Итак, мы похитили мальчика, вкололи ему снотворное, положили в брезент, как в люльку. Совесть наша была не чиста, но намерения не плохи и только поэтому мы оправдывали себя и свои действия. Но даже не этот поступок был самым страшным сегодня.

– Гюнтер, держи его голову выше. Герман, следи за его дыханием. Не думаю, что дозировка не подошла, но всё-таки перестраховка не помешает. ЦзыСянь, ради Бога, не оглядывайся по сторонам так часто, из-за твоих рваных движений мы выглядим ещё более подозрительно.

Мы не прошли и пяти минут, даже за угол не завернули, не отошли от забора, как Герман, дрожащим голосом произнёс:

– Скот, у него что-то с дыханием.

– Что? – Опешил я. Я даже не сразу поверил.

– Дыхание сначала упало, а сейчас учащается. Господи, Боже, что с ним?

ЦзыСянь мгновенно побелел. Мальчика начало еле заметно потряхивать.

– Так, спокойно, – скомандовал я. – На землю его, живо! Расстёгивай ему рубашку. Доставай воду. – Я давал короткие указания, не заботясь об именах, просто указывал пальцем наугад. – Что это? Аллергическая реакция пошла?

Дело становилось всё хуже. К тому моменту, как мы уложили мальчонку на сырой асфальт, его уже трясло в конвульсиях.

– Голову держи, чтобы он не ударился! – Я продолжал отдавать указания. – Что у нас с собой? Какие антигистаминные? Боже правый, не стойте столбом, сделайте что-нибудь.

К сожалению, мы не были медицинскими братьями. Неотложную помощь и медикаменты мы знали, но не более. Звать на помощь? И как же объяснять людям припадок сироты Тома посреди ночи?

Тем временем его трясло всё сильнее. Изо рта пошла белёсая пена, глаза открылись и закатились. Зрелище было жуткое. Но даже это не было самым страшным за сегодняшний вечер.

Герман побежал искать подмогу, да только в этот час на дорогах не было ли души. Кого он найдёт? Какой шанс, что ему на пути повстречается медик? Гюнтер держал мальчика за руки, а ЦзыСянь пытался удержать в руках себя.

Я задней мыслью уже подумал о том, что это и есть та самая смерть, которая уготована ребенку с дополнительной цепочкой ДНК. Что же, тут уж ничего не поделать. Ему на роду написано умереть в ближайшее время. Я уже начинал снимать шляпу, когда кто-то толкнул меня в бок.

Я вздрогнул. Ни Гюнтеру, ни ЦзыСяню не было дела до того, что со мной происходило они пытались помочь Тому.

Оказалось, что меня толкнул тоже ребёнок, должно быть, он увидел нас из окна детского дома и выбежал. Почему же он не спал в такой час, оставалось загадкой. Когда ребёнок заговорил, голос у него был хриплый, Боже правый, он, должно быть, болеет, а всё равно выбежал к нам на улицу:

– Возьмите, это противоядие. – сказал он.

В его крохотной ладошке был зажат шприц. Такой же, как и у меня в портфеле. Тот, которым я чуть не убил Тома. А в этом что? Действительно ли противоядие? Я часто заморгал, пытаясь разглядеть ребенка. Весь укутанный в плащ, на нём шляпа. И всё. Ребенок отдал мне шприц и побежал куда-то. Должно быть, обратно в пансион. Мне некогда было наблюдать за ним. Я повернулся к Тому.

– Ну ка, задерите его рукав!

Понятное дело, у меня не было ни одной причины верить этому маленькому незнакомцу. Но единственное, о чём я думал было то, что он знал об аллергии Тома и, как только увидел, что ему плохо, взял лекарство и побежал к нам. Кто же это? Его друг? У Тома тут всё же есть друзья?

Придётся довериться. Тому было всё хуже. Словно под водой я услышал жуткий акцент ЦзыСяня:

– Смиты, сердце почти остановилось, а пена не прекращается. Он умирает.

– Что ты задумал? Мы закатали его рукав, как ты и велел. – Сказал Гюнтер.

Я, не раздумывая, вколол Тому шприц. Только сейчас заметил смешную этикетку на нём. Она гласила «противоядие». Надо же. Как банально. Противоядие от чего?

В мгновение ока Тома прекратила бить дрожь, он начал успокаиваться, пена изо рта прекратилась. Гюнтер принялся протирать его своим платком, смоченным водой из бутылки, а ЦзыСянь закутывать обратно в одежды. Вернулся Герман и почему-то подумал, что мальчик уже мёртв.

Когда мы немного успокоились он спросил:

– Что это было и как вам удалось его привести в себя?

Гюнтер и ЦзыСянь посмотрели на меня. Мне кажется, я сейчас выглядел очень плохо. Волосы растрепались, а глаза так и не приобрели нормальную форму – были больше, чем обычно. Я поднял шприц со смешной этикеткой:

– Вы же не думали, что я не взял антигистаминное?

Коллеги позволили себе облегчённо улыбнуться. Конечно же, я не собирался рассказывать правду, второго ребенка в суматохе всё равно никто не заметил, кроме меня.

Он появился, словно ниоткуда, и так же странно исчез. У него было лекарство, он как-то узнал о том, что происходит тут, на углу, он каким-то чудом успел. Но кто он, откуда он. Я этого не знал. И, пожалуй, это и было самым страшным за сегодняшний вечер.

22 мая 1836 г.

Малец оказался смышлёным. Несколько минут нам потребовалось, чтобы успокоить его. Конечно же, он был в шоке и совсем не понимал, что с ним происходит. Потом он начал браниться (о, Боги, и откуда только он знал все эти нечестивые словечки). Я хотел бы остаться с ним наедине, чтобы сразу же всё рассказать, но мои коллеги ни на секунду его не оставляли. Все мы переживали за него и вот, когда он очнулся, и мы убедились, что с ним всё в порядке, начали свой рассказ.

В основном изъяснялся Герман, а я сидел на табуретке в углу, положил ногу на ногу и кусал от волнения ногти. Я размышлял. Что же я скажу ему? Как смогу убедить в том, чтобы он взял машину времени? Как отвлеку коллег? И как заставлю Тома молчать? Вопросов было много, ответов не было совсем. Ещё я переживал и за то, что машина может убить мальчика. Но ведь я тешил себя тем, что и дополнительная цепочка погубит его.

Когда Герман, наконец, рассказал о том, какой Том уникальный и попросил взять кровь на анализ, мальчик выпучил на нас глаза и обескуражил своей бесцеремонностью:

– Дяденьки, – сказал он. – За мою кровь вам придётся заплатить! Требую награды, раз я такой уникальный и вам без меня никак!

Гюнтер, который совершенно не умел общаться с детьми, а тем более с такими бессовестными, уже устал от его выходок и, я был готов поспорить, в скорости бы задушил бедолагу, но на его защите всегда стояли Герман и ЦзыСянь. Я же взял совершенно нейтральную позицию, мало говорил и почти не смотрел в их сторону. Оттого, должно быть, я был самой интересной фигурой для Тома, так что он постоянно оборачивался в тот угол, где я сидел и поглядывал на меня с любопытством.

Наконец, спустя по меньшей мере полдня долгих споров и пререканий, Том позволил взять у себя кровь, и мои коллеги, радостные, ушли в лабораторию. Я же так и остался сидеть на стуле. Том не сводил с меня взгляд.

– Тебе, наверное, очень интересно, кто я такой? – Спросил я у него, стараясь делать голос как можно более загадочным. Если не заинтересовать его своей таинственной персоной, то как же ещё с ним разговаривать?

– Мне интересно, – ответил Том, – почему ты, как и те другие шалопаи, не заинтересован в моей крови и не бегаешь вокруг меня?

Ишь чего захотел! От его напористости мне хотелось смеяться, но я сдержался.

– Ты ведь знаешь, что моя кровь уникальна?

– Знаю. – Сказал я. – Но я тут по другому поводу.

– По какому же?

Том полулежал на кушетке, вокруг его локтя была перевязана марля, выглядел он как больной в стационаре, но глаза его горели.

– Я хочу предложить тебе кое-что поинтереснее, чем забор крови. Но ты должен пообещать мне молчать.

– Молчать? Я уже говорил, что за кровь я возьму дорого! А за молчание… – Том шкодливо задумался, поднял глаза к потолку и приложил палец к губам. – За молчание возьму ещё дороже! Ну как? Согласен делиться своим секретом?