Пантера 1-6. Часть вторая. В плену у пространства-времени

Ранним утром, до восхода пыльного солнца, когда чужаки последние минуты досматривали тревожные сны, неожиданно напал потрясающих размеров чёрный скорпион. Он вынырнул из-за самого большого нагромождения булыжников и, не сбавляя скорости, перепрыгнул очистившийся от мути водоём. Бдящие, опешившие от подобной дерзости, всё же преодолели краткий ступор и во всю немалую силу лёгких заорали. Люди и трансмутанты, ещё не соображая, что произошло, спросонья, повскакивали с зелёной, примятой их телами, травы, бросились врассыпную. Только один пограничник замешкался, не в силах справиться с неодолимой властью Морфея. Он с великим трудом поднялся, вяло протирая костяшками пальцев глаза – да так и замер с разинутым ртом, заспанно щурясь: его накрыла гигантская тень, а следом её владелец, прижав к земле уже мёртвое тело. Правая клешня смяла грудную клетку и лопатки с соответствующей частью позвоночника с хрустом друг в друга.

Скорпион был явно в боевом настрое, о чём говорило опущенное к спинным щиткам крючковатое жало, готовящееся впрыснуть, наверняка, смертоносный яд в любую «дичь». Он быстро-быстро засеменил восемью парами членистых лап, отставив в стороны клешни и раздвинув короткие, разумеется, в сравнении с головогрудью, жвалы. Двуногие прыснули молча во всех направлениях (и куда только подевались вездесущие чёртики?). Чёрный колдун спиной ощутил прикосновение смерти, а посему упал, словно споткнулся об камень, в падении же развернувшись на спину, удержав в руках стилеты. На том месте, где только что мельтешила его шея в капюшоне, с костяным оглушающим стуком клацнула пара клешней. Оказавшись под брюхом арахнида, муэртовский чародей не растерялся и панике не поддался, а, выгнув дугой спину, пружинисто бросил тело вверх – узкие клинки почти на треть длин вошли в мягкое сочленение щитков и, видимо, задели нечто жизненно важное. Скорпион высоко подлетел вместе с застрявшими в нём стилетами, будто кипятком ошпаренный, клацая одновременно клешнями и педипальпами, то бишь челюстями. Колдун искушать фортуну отказался, откатился вправо, вскочил на ноги и бросился в ледяную воду, разогнав пугливых лягушек. Как выяснилось – маг не только камлать да залечивать раны чужие учён.

Серая крыса с прыжка вцепилась зубами и когтями в верхнюю часть хвоста, под ядосодержащим мешочком, отвлекая и утяжеляя опасный орган тела на себя. Чем моментально воспользовались путники: Ундерман взмахом меча отрубил нижнюю часть второй сзади-слева лапы; Одинец, собрав остатки магической силы в правую ладонь, метнул концентрированный ледяной шарик в голову, заморозив до состояния сосулек жвалы; Банцемнис, Гральрих и трансы закончили истязание. Через минуту на земле лежало тело, беспомощно истекающее бледно-розовой кровью, но ещё живое. Десять лап и хвост по раздельности валялись тут же, периодически конвульсивно дёргаясь попеременно.

И земляне, и винэрцы уж настолько привыкли к гуляющей с ними об руку Смерти – как ни прискорбно сиё обстоятельство, – что гибель ещё одного человека никак не повлияла на устроение трапезы у приютивших оных озерца. Единственное, мёртвого пограничника невозмутимо убрали с глаз долой, в гущину жёстких кустов. Чёртики наверняка полакомятся телами воина и скорпиона-переростка, а, значит, есть небольшой шанс на то, что они привлекут к своей стае более крупных хищников, привлечённых неоднородным запахом крови.

Без дела путники не разговаривали друг с другом – берегли силы на более важное – борьбу с бронтидами, продолжающими всё чаще и чаще нападать на миссионеров, словно осознанно желая истребить группу двуногих, дерзко вторгшихся на их исконные территории. Оборотни и помощники наловчились быстро и ловко уничтожать смертоносных тварей и, тем не менее, за последующие четыре дня чужинцы потеряли убитыми всех воинов Муэрто. Однако оных растаптывали и растерзывали не только рогатые бронтиды. День назад на них напала огромная, словно танк, сухопутная и весьма агрессивная хищная черепаха с пастью, похожей на клюв. Её не убили – оставили раненой по ногам, дабы не могла ходить по степи, – а колдуны использовали последние крупицы магических возможностей для раскола панциря, коий по прочности не уступал булатной стали. Костяк маленькой армии остался в прежнем составе (оборотни, Клармаркай, Корис, Одинец и, разумеется, Лиза), а из новичков лишь Гральрих, Птерис и чёрный колдун. После гибели последнего пограничника тёмный маг окончательно замкнулся в себе, всё же помогая отряду в качестве бойца и знахаря.

Пролетело ещё два дня, когда в очередной – тысячный, наверное, – раз отряд атаковало аж семь (!) бронтидов враз около третьего за период злоключений в Запретных землях озерца с некоей белёсо-чёрной мерзкой пакостью в своих водах. Жестокий бой не был обычным, как прежде, поскольку в него вмешалась знакомая черепаха, показавшая себя куда проворнее и сообразительнее предыдущей, добившей последних муэртовских воинов. Сия особь – эдакая черепашка-ниндзя – крупнее первой (всё остальное тоже), грязно-зелёного цвета, массивный панцирь состоит из бронированных колючих пластин неправильной формы. Когда она встала на задние лапы, то чиркнула ближайшего броненосца чёрными серповидными, бритвенной остроты, когтями по боковой части тупой головы, распоров бронь и кожу до кости, и засим всем весом опрокинула на правый бок, вонзив окровавленные серпы в тело между щитков. Бронтид надсадно, в кошмарном ужасе, укнул последний раз и затих навечно: вероятно, когти задели жизненно важные органы (скорее всего сердце). Собратья умершего тут же забыли про двуногих, переключились агрессивно на более опасного врага, за пару секунд убившего их товарища (или товарку – под юбку некому заглядывать и некогда).

– Битва титанов началась! – оставшийся на удивление спокойным резюмировал Волк и неспешно вынимая Катану из-за плеча. Он внимательно осмотрелся по сторонам: – Ага! Наши многочисленные поклонники в лице многочисленных чёртиков благоразумно покинули зрительские места.

– Пора и нам покидать эти самые зрительские места, – как ни дико сиё прозвучало, но инициатором благоразумной трусости явился Банцемнис Корис, тем не менее повторивший жест Дмитрия – взял в правую руку капитанский двуручник с длинным лезвием.

Колдун и люди дёрнулись было, готовые немедленно последовать словам бывшего серого легионера, однако Дима жестоко оборвал побег:

– План Банцемниса хорош, но имеет существенный недостаток: посмотрите внимательно, с какой скоростью передвигается этот монстр и фарширует превосходящих количественно противников, обладающих недюжинной силой. Посему смею предположить, что сбежать от него невозможно. – Дима спокойно и легко стоял на своём месте, азартно ожидая окончания побоища: страха нет, только боевой раж и насыщение крови адреналином.

Гральрих встал рядом, описав топором в воздухе замысловатый узор (волку даже показалось, что оттуда, где промелькнуло нордское лезвие, осыпалась не то пыль, не то мелкие крупицы земли) и решительно рубанул словами:

– Значит, будем драться.

Остальным ничего не оставалось делать, как согласиться с другом и Повелителем (условно – поскольку последние несколько дней норд уже ничем, окромя собственной жизнью, не повелевает) Стихии Земли.

Плотоядная черепаха закончила убиение «младенцев» за ничтожно малое время – каких-то пару минут: всюду кровь, кишки, дерьмо, мозги, куски брони и мяса. Победоносно установив колонноподобные передние лапы на сломанные рёбра ещё живого, жалобно укающего, броненосца, она триумфально и дерзко заурчала на всю знойную степь Запретных земель.

– В бой! – громко прошептала Чёрная Пантера, оттягивая за спину руку с неубиваемой саблей (огромное спасибо за неё дейчским торговцам оружием), краем правого глаза заметив очевидную глупость.

Отметив, что её берут в кольцо двуногие существа, рептилия резко оборвала клич и жизнь бронтида, переломив удлинённым роговым клювом шейные позвонки с противным хрустом. Муэртовский колдун в беге разогнал свои тело и кровь чуть ли не до звуковой скорости и прыгнул под подвижный хвост. Чудовище оказалось всё же быстрее – оно стремительно развернулось и на лету щёлкнуло клювом, разрубив человека чуть выше солнечного сплетения, а руки – ниже подмышек. Части организма, разбрызгивая кровью и выбрасывая остатки внутренностей, с двумя стилетами, так и не понадобившимися почившему, тряпично-беспорядочно осыпались на выгоревшую под палящим солнцем и вытоптанную только что восемью монстрами траву.

– Самоубийца! – свирепо прошипел Один.

Гигантская черепаха, пригнувшись на передних лапах, махнула звучно кошмарным хвостом на сто восемьдесят градусов. Двуногие поголовно успели наклониться, а после монстр взвыл от адской боли, с грохотом затопал всеми четырьмя ногами, утрамбовывая землю немалым весом и тут же взрыхляя её серповидными когтями. Одинец, Гральрих и трансмутанты успели чиркнуть клинками по его смертоносному кончику: наконечник в форме ядовитого шипа, словно у ската-хвостокола, и отходящими от них выпуклыми наружу роговыми пластинами (чем по совокупности напоминали наконечник стрелы или копья) теперь беспомощно болтался лишь на куске грязно-зелёной кожи, орошая воздух и степь смесью ярко-зелёного яда и крови.

Путники незамедлительно воспользовались ситуацией: аки кочевники быстро – по одному и парами – нападали, наносили болезненные удары, отступали, – и всё повторялось сызнова. Не смотря на всю свою скорость, черепаха не успевала реагировать на тычки и уколы. Пока она щёлкала клювом на одних, её атаковывали другие, засим третьи, четвёртые, подрубая сухожилия на ногах, шее и голове, вырубая кожу и мясо. Она бесновалась, истекала кровью, её движения замедлялись, становились вялыми, не столь проворными, как вначале. Наверное, впервые за последние пять с половиной столетий степная черепаха испытала животный ужас, уже жалея, что связалась с оказавшимися ей не по клюву людьми. Пресмыкающееся попыталось трусливо покинуть поле боя, хромая на все четыре ноги, истекая кровью, болтая беспорядочно кончиком хвоста и из стороны в сторону шеей и башкой, шипастый панцирь переваливался в такт повреждённым конечностям. Пантера запретила преследовать подранка-переростка, а никто особо и не стремился добивать ретирующуюся черепаху.

– Уходим быстро, но с оглядкой! – приказом растормошила уставших людей Пантера: и то верно – скоро сюда нагрянут многочисленные падальщики, отчего-то всегда чувствующие чужую смерть.

С момента гибели последнего в группе невозвращенцев пограничника – муэртовского чёрного колдуна – по ощущения миссионеров прошло больше седмицы. Они по-прежнему держались заданного Одином в начале сего пути юго-восточного направления в значительно уже уменьшенном составе. Погибли от местной живности все пограничники, тяжело ранены царица Птерис и ледяной колдун Одинец (их по очереди несли здоровые), немного лучше чувствовал себя земной колдун Гральрих, коий упёрто отказывался от любой помощи и шёл на своих двоих. Рана от скользящего удара нижним рогом бронтида медленно и болезненно загнаивалась и сочилась сукровицей. Но норд и виду не показывал, лишь периодически прочищал правый бок попадающейся в путешествии водой, практически полностью вымывая гной и изредка прижигая калёным металлом метательного ножа, дабы уменьшить шанс заражения и появления червей. Также легко был ранен в правое предплечье Банцемнис Корис – тот же рог (но не тот же броненосец) вспороть кожу и мышцы не смог, однако здорово отбил оные, оставив ноющую боль и крупный синяк. Больше всех не повезло гигантской крысе – её чуть не растоптали разъярённые бронтиды, сломали почти все рёбра на левой стороне и два – на правой, повредили заднюю лапу. Обычно на бессмертных даже подобные повреждения заживают чудесно быстро – не в этот раз: если бы путников не тревожили днём и ночью бронтиды и хищники и не одуряющая жара, Ёханна скакала бы целая и невредимая, – а так кости вернулись в исходное положение и теперь медленно срастались, восстанавливались отбитые внутренние органы.

Очередным вечером – незадолго до полного заката пыльного солнца, – после очередного боя с как обычно агрессивными травоядными броненосцами оборотни устало опустились на грязные колени (впрочем, как и всё тело) перед лежащими под колючими кустами Птерис и Одинцом, с тревогой вглядываясь в их лица. Наташа убрала за уши с глаз спутанные сальные космы, некогда бывшими роскошными каштановыми волосами, тяжко помотала головой .

– Эхе-хей. Зачем же ты напросилась с нами в дорогу без возврата!? – горестно вопросила она незнамо кого.

Царица мелко дрожала – изредка дёргалась какая-нибудь нога или рука – в беспокойном полукоматозном сне. Губы скривились от нечеловеческой боли, пробормотала что-то невразумительное на птеригианском языке. С кожаного бурдюка девушка промыла её закрытые глаза, обветренные губы, разжала зубы кошачьими когтями, по каплям напоила водой. В тоже время помогающая подруге Лиза сделала царице подмывание в интимном месте, дабы не завелись какие паразиты и не случилось воспаление. Закончив сию немного неприятную для неё процедуру, Кайя принялась обрабатывать страшную рану на животе, с левой стороны от пупка. То был ночной укус игольчатыми, по всей видимости, ядовитыми зубами неведомой тварюшки, кою так и не обнаружили. Подлый укус гноился, откровенно вонял и сочился кровавой сукровицей.

Наталья в тиски зажала плечи и руки Птерис, прижала к земле, Лиза своими ногами прижала царские. Элиза чистой мокрой тряпицей стала вычищать рану, вымывать гной и успевших поселиться безглазых белёсых червячков. Птеригианка болезненно задёргалась, не в силах вырваться из стальной хватки, дико, по-животному, заверещала, открыла глаза, но – судя по их выражению – она по-прежнему была в другой реальности, не в Запретных землях. Потом потекли мученические слёзы. Когда Брон промыла, как могла, страшное нагноение, убрала тряпицу и бурдюк (почти пустой) в сторону от себя, вопросительно глянула на Пантеру – та утвердительно кивнула.

Подруги привычно отрешились от сего мира, сосредоточились на внутренней – порядком отощавшей – энергии, сконцентрировались на ней. Жидковатые ручейки потекли неспешно к ладоням, от ладоней – в измученное тело. Не смотря на крохи жизненных сил, всё же дублирование сыграло свою положительную роль. Царица постепенно успокоилась, расслабилась, глаза закрылись, губы сложились в ровную линию, дыхание выровнялось. Две объединённые энергии сработали вначале как хищники: сожрали возбудителей лихорадки, то бишь бактерий, убили оставшихся червячков; затем стали выталкивать из измученного организма «трупики» микробов и трупы паразитов вместе с продуктами их жизнедеятельности, иначе – экскрементами, одновременно обновляя кровь и наполняя клетки тела свежей силой. Гнойное пятно немного, но заметно, сузилось, самого гноя стало значительно меньше.

Девчонки кое-как, помогая друг другу, поднялись на ноги, шатаясь, словно изрядно пьяные, добрались до студёного ключа, вновь упали на колени и жадно приникли к ледяной воде, не забыв пополнить бурдюки. Живительная влага придала сил, освежила и оживила ослабевшие тела. Они мило улыбнулись друг дружке.

Путешественники поневоле дали себе на отдых время аж три часа (!) – или около того. Огромная луна и яркая россыпь звёзд, в коей не наблюдали земляне ни одного знакомого созвездия, не дурственно освещали проклятую степь. Оттого хорошо видели в окрест не только трансмутанты, – но и дети Винэру. С наступлением ночи местная природа заметно ожила разнообразнейшими звуками, словно где в диком лесу: отовсюду слышались шебуршание, шуршание, стрёкот, крики, порыкивание, повизгивание и неизменные, противные душе, то хохот, то плач, означавшие, что вездесущая стая чёртиков бдит за двуногими где-то неподалёку, никак визуально не раскрывая себя, хотя спрятаться в сухой малотравной степи проблематично. Впрочем, путники давно перестали бояться чёрных зверьков: после знаменательной психической атаки людей тварюшки хоть и продолжали следовать за оными, но всегда на безопасном для себя расстоянии, попросту выполняя свою основную природную функцию – они на халяву пожирали трупы убитых чужинцами животных.

Гральрих сидел на ещё не остывшей земле в медитативной позе: ноги скрещены, раскрытые руки покоятся на коленях ладонями в небо, прямая осанка, закрытые глаза, расслабленно-умиротворённое лицо, слабое дыхание, едва ощущаемое сердцебиение, в голове ни одной мысли, зато яркий образ затягивающейся раны. Норд использовал впитанные ему с молоком давно почившей матери и учениями безвести пропавшего отца знания предков, позволяющие многое, в том числе использовать Стихию Земли или заживлять раны без лекарств, наговоров и магии, при помощи правильных мыслей и образов. На планете Земля психологи и эзотерики подобное иногда гордо именуют Силой Подсознания или Даром природы. Как ни странно – сия практика в действительности немного помогала немолодому северянину: воспаление частично снималось, боль приутихала, а некоторая доля гноя выходила наружу – после чего житель Виккелы промывал чистой водой абсцесс и при нужде прижигал. Практика помогала немного по простой причине – неоткуда брать энергетические ресурсы в Запретных землях, в коих родная Стихия наотрез отказалась подчиняться магу. Даже в Ничейных землях она срабатывала.

Серая крыса щёлкнула челюстями, слегка виновато за глянула в открывшиеся глаза земляного колдуна, вздрогнувшего от неожиданности. Его взгляд упал на крупного умерщвлённого серого скорпиона в зубах мутанта, благодарно кивнул: от жала этого членистоногого в течение трёх минут умер в кошмарных мучениях один из муэртовских воинов. Ёх смачно захрустела прочным панцирем скорпиона, засим выплюнула осторожно изогнутое жало и сегмент со смертоносным ядом. У неё ещё недостаточно сил, чтобы эффективно бороться с биологической отравой. Да и свежо воспоминание о том, как чуть не подохла от укуса готрельской змеи. Нет желания повторить первый эксперимент.

Один и Дима чувствовали себя несколько лучше, чем их подруги. Оттого объединённая энергия текла не жидкой струйкой в умирающее тело гиперборейского колдуна, а «звонким» ручейком. Призрачная душа прошла мост жизни больше, чем на девять десятых и уже была готова встретить объятия воинственных валькирий… Но силуэты суровых друзей на берегу жизни остановили от последнего – опрометчивого и безвозвратного – шага. Девы-воительницы сдержанно вдохнули выдохнули мёртвый воздух, развернулись на сто восемьдесят градусов и неспешно, с прямой осанкой, отправились в светлые чертоги Сатурна. Лишь две двоюродные сестры остались на ТОМ берегу, дерзновенно рассматривая неподвижные абрисы друзей, стараясь запомнить сущности юных воинов, не позволивших им забрать очередную душу. Сии рослые валькирии – единственные в своём роде – мало боялись гнева верховного бога.

Одинец резко поднялся на пятую точку с криком ужаса, зрачки расширены до предела, занимая половину белков, – всё же глаза не видят мир живых. Сердце его готово было разбиться о рёбра – более 200 ударов в минуту, кровяное и внутриклеточное давления стремительно поднимались, лицо приобрело землисто-мертвенный оттенок, из носа, ушей, глаз, мужского наконечника проступила густая кровь. Волк, не совладав с тошнотворной слабостью во всём теле, медленно повалился на спину. Харрол сжал волю в кулаки, не дал прерваться ручейку – и гипербореец остался-таки на берегу живых: щёки покрылись лёгким румянцем, бескровные губы обрели цвет, зрачки сузились, давление нормализовалось, сердцебиение сократилось до 65 ударов. Одинец повалился на спину в благостном расслаблении.

Пыльные звёзды освещали им путь. Не смотря на пропасть расстояния (8 световых лет до ближайшей), они, казалось, сопереживали героям, не давали грозным тучам омрачить путь, сбиться дерзким с оного. Птерис и Одинец по-прежнему в бессознательном состоянии передвигались на плечах заметно осунувшихся и похудавших оборотней. Птеригианская царица и гиперборейский властитель Стихии мёрзлой Воды на краю подсознания ощущали свои беспомощность и бесполезность в слепых поисках проклятого «ключа», но не могли даже помыслить об окончании жизненного цикла: уж больно много в них вкладывали собственных сил Звёздные Вестники. Для чего-то же они им нужны!?

Увлажнённая после непродолжительного дождя степь благоухала разнотравьем и цветами, наполняя натруженные лёгкие свежим, немного душноватым, воздухом. Набившее оскомину серое стало ярко-зелёным, за какой-то час землю покрыл ковёр пёстрых быстроцветов, источающих ароматы, с коими не сравнятся никакие «Жоржо Армани», «Нина Ричи», «Шанель» и прочие ароматы, известные на планете из галактики Млечный Путь. Однако сия красота не могла достучаться или как-то порадовать заросшие пыльной коростой души странников, бредущих по степи, словно сомнамбулы. Равнодушие ко всему можно прочесть в их смертельно уставших глазах, они ничего не выражали. Или почти ко всему.

Не смотря ни на что, воля к жизни никуда не исчезла, она упорно продолжала двигать ими, а, значит, и сканировать окружающий мир и анализировать начавшиеся с раннего утра странности. Во-первых, степь стала зеленее и многотравнее – дело не только в прошедшем ночью дожде. Во-вторых, чаще попадались как отдельно растущие деревья, так и купами, в коих часто искрились чистотой крохотные водоёмчики: то есть проблемы с водой сами собой разрешились. В-третьих, путников почти перестали беспокоить бронтиды, хищники и куда-то подевались злобные чёртики. В-четвёртых, постепенно менялся состав флоры и фауны, в небе кружили уже вроде бы иные летуны. В-пятых, худые, измождённые непомерными физическими нагрузками перехода тела часто омывал тёплый, влажный и освежающий ветерок с востока, отчего двуногие немного воспряли духом. Были также в-шестых, в-седьмых и так далее. Всё вышеперечисленное по совокупности не могло не радовать чужинцев и, вместе с тем, настораживало. Броненосцы, гигантские скорпионы и черепахи, стаи чёрных тварюшек стали неотъемлемой частью их бытия, а тут-то самое привычное постепенно кануло в небытиё.

Рано радовались. Во второй половине утра путники узрели издалека кошмарную картину. Они хотели обойти непонятное действо десятой дорогой, но полувялое любопытство Волка и Харрола оказались сильнее страхов перед неизвестностью. Оборотни оставили смертных на месте вместе с ранеными и отправились осторожно в том направлении. Когда перед глазами открылось нечто ужасное, первым побуждением было убежать. Ощутимые почти физически волны страдания и боли источало умирающее существо. Оно издавало слабо воспринимаемый слухом ультразвуковой писк, тем не менее неприятно отдающийся в теле. Гигантского четырнадцатиметрового червя заедали в буквальном смысле слова многочисленные паразиты, выглядевшие ещё более страшно, чем хозяин. Голова червя процентов на восемьдесят состояла из жутких лепестковых челюстей (всего восемь треугольных «лепестков»). Со своей позиции – за ягодными кустами, покрытыми острыми мягкими шипами – трансмутанты видели тварь подробно: вдоль каждого «лепестка», с внутренней стороны, по четыре ряда меленьких зубков, слегка загнутых в глотку, что, очевидно, не даёт потенциальной жертве выскользнуть из… челюсти. Помимо всего прочего, полость сразу перетекала в ту самую глотку, то есть язык напрочь отсутствовал. Червь периодически раскрывал все «лепестки» и издавал уже знакомый раздражающий ультразвуковой писк, засим вновь смыкал. С внешней же стороны они буквально усеяны тысячами алмазных продольных шипиков, тускло поблёскивающих на солнце. Длинное тело бронировано полосами с теми же шипиками, только бегущими по спирали от головы к хвосту.

Страшное создание мучительно и жестоко умирало, заедаемое армией паразитов, каждый из коих превышал размерами среднюю кошку. В агонии червь вытоптал под собой и вокруг себя сочную траву и кусты. За ним виднелась немаленькая насыпь из земли и осколков камня.

– На девяносто шесть процентов уверен, что оно – подземный обитатель, – едва слышно, одними губами, прошептал Дима, не отрываясь от зрелища и не заботясь, услышали его, али нет, – выползло на поверхность, дабы отдать концы.

Один вид паразитов – плоский, со множеством чёрных подвижных сегментов по поверхности тела, как у насекомых – шесть членистых лапок, почти треугольная голова с чёрными же крупными фасетчатыми глазами. Морда оканчивается прозрачной полуподвижной трубкой, воткнутой острым концом меж полосами пластин, под кожу червя. По полости трубки кверху, под давлением, медленно поднималась бледно-розовая, с синеватым отливом, кровь хозяина, , насыщая маленькое чудовище. Второй вид – плоский, отвратительно белёсый, гладкий и слизистый, удлинённый, чем-то на пиявку похож; плоская же голова с округлым ртом-присоской. Волк проследил с прищуром за одной из безглазых «пиявок», ползущей с улиточной скоростью между алмазных шипиков, оставляя на броне не быстро сохнущую влажную дорожку. Она остановилась на границе бронепластин, вытянула упругий рот, из центра которого выскользнула чёрная игла, мгновенно утонувшая под кожей.

Дмитрий поморщился – он бы не пожелал пересечься с этим червём-переростком во чистом поле, а тем паче в его родной стихии, но не каждому врагу пожелаешь подобной смерти.