Тени Обратной Стороны. Часть 2. Танец масок

Кейтлин фыркнула.

Перед путниками распахнула объятья слегка изогнутая вправо белокаменная долина. Исчерченные зелёными полосами гребни вздымались коронами, бастионами, пирамидами, по осыпям внизу карабкались расцвеченные жёлтым пушины, в ровные полотна скал вгрызались червоточины пещер. Навстречу тёк, подолгу задерживаясь в лужах и кое-как переваливая через утопленные в размокшей тверди булыжники, мутно-серый ручеёк. У самых ворот долины металось несколько мух, а дальше было тихо, и даже ветер весьма неохотно забредал на Искривлённые пути. Странники подозрительно скользили взглядами по режущим кромкам камней наверху, вперялись в черноту провалов, страшась и будто надеясь встретиться там с чьими-нибудь кровавыми буркалами. Когда болото и великан пропали за поворотом, впереди появились первые лоскуты тумана: сперва она ползли по верхним террасам, ложились на перевалы, и можно было сколько угодно строить иллюзии о том, что всё обойдётся, но кончилось именно тем, чем и должно было: сотканным из солнечных лучей частоколом и молочным морем впереди. Хоть бы там не Белое Безмолвие… Живот закрутило, воображаемые демоны навострили клыки да когти.

– Приехали, – констатировал Виллем.

– Что приехали-то? – огрызнулся рыцарь, вынул из сумки толстый моток верёвки, потряс им и объявил: – Спешивайтесь и давайте свяжемся.

– Вы серьёзно? – холодно промолвила Кейтлин.

Оказалось, да. Впрочем, даже девчонка в итоге признала, что это не такая уж и плохая идея. Туман обнял Айдана своими холодными и влажными крыльями, стены долины сделались тенями, топавший впереди Виллем тоже похож был на мрачное привидение, а зад его лошади – на безголовое чудовище. Откуда-то издалека доносились неразборчивые голоса, однажды Айдану показалось даже, что он снова, как и в самую первую ночь после Торнау, различает далёкое пение – то монотонное, то взвивающееся резкими стонами. Подняв голову, хронист увидел что-то большое и тёмное, нависшее над ними, отчего-то ему показалось, что это Нор злорадно взирает на тех, кого вознамерился погубить, и очень быстро из шальной фантазии это стало почти неоспоримым фактом, хотелось уже скакать прочь с криками «Нор! Это Нор!» – к счастью, туман начал рассеиваться, впереди забрезжило что-то синее – и вот уже странники выбрались на свободу. Каменистое русло сбегало вниз между изжёлта-серых скал, и тонкие струйки скакали по его дну между камешков. У берегов ручья, как любопытные селяне, собрались кусты с гибкими, шипастыми ветвями, на сухощавых коленцах которых распускались пучки листьев – мелких, сиреневых, словно не осознавших ещё, что листьям положено быть зелёными. Порой эти тоненькие сиреневые ростки просто рассеянно махали путникам, а порой протягивали им плотную шишечку – зародыш будущих цветков. За краем обрыва мелкая рябь бежала по тёмному зеркалу озерца, а дальше, клацая отражёнными зубами, от самого серого берега до объятых голубой дымкой холмов на горизонте тянулся хмурый ельник.

– Вальтер, где мы?

– Да чтоб я знал. Давайте спускаться, что ли.

На счастье, обрыв только издали казался крутым, и странники смогли спуститься к озеру. У подножья на большом, напоминавшем собачью морду камне уселась синица и хитро поглядывала на них, присвистывая и чистя клюв о лапки. Добравшись до озера, путники посмотрели друг на друга, потом на блики, резвившиеся на воде, и потом как-то само собою оказалось, что все отпустили лошадей щипать раннюю траву и расселись на берегу, лениво следя за бегом волн. Смех передавался вместе с последними крохами сыра, и казалось, что всех ждёт сытный ужин и мягкие кровати в замке какого-нибудь щедрого и справедливого властелина. Вода в озере была холодной, но всё же не такой студёной, как в ручьях над Ведером, и странники наконец как следует умылись, а подвижник даже снял сандалии и зашёл по щиколотку в воду. Кейтлин ворчала, что вся чешется, и жалела, что нельзя встать на днёвку – но, увы, Фродвин никого ждать не собирался.

К Айдану, впрочем, быстро вернулась тревога. Может, Вальтер и выживет, месяц плутая по дикоземью, где ужин можно только подстрелить, где за каждым кустом может скрываться волк или алчный разбойник, а вот на свой счёт монашек не питал иллюзий. Чем скорей сомкнутся за спиной надежные городские ворота, тем лучше, думалось ему. Чтобы хоть чем-то отогнать тревогу, он спросил:

– Как думаете, мы в Гевинтере?

– Тут такой удобный перевал… – пробормотал Вальтер. – Будь мы в Гевинтере, на нём наверняка стояла бы сторожевая вышка.

– Это может быть Осевой Хребет? – задумчиво проговорил Виллем.

– Если это он, то, судя по тому, что горы на востоке, мы на западе от него, – рыцарь нахмурился, и Айдан отлично понимал его: по ту сторону Осевого Хребта простиралась Империя, где все они были бы подозрительными чужаками. – А вы когда-нибудь бывали в Империи? – спросил он у Виллема.

– Нет, и не хотел бы. А вы, Кейтлин, – южанин вдруг приподнялся на локте и внимательно посмотрел на девчонку, – вы что-нибудь чувствуете? Ну, в смысле, она?..

Та поморщилась, но соизволила пробурчать, что и в самом деле чувствует что-то, как будто она узнаёт эти места и рада сюда возвратиться.

– Дурной знак, – уронил Виллем.

– Не каркайте! – одёрнул Вальтер.

– Поедем дальше, – поднимаясь, глухо уронил Шаан.

Рыцарь ворчал, что чернокнижника теперь не сыскать, но, как ни удивительно, его следы обнаружились тотчас же, стоило лишь про них подумать: единственные, наверное, отпечатки лошадиных копыт во всём этом диком краю, да ещё разбитая склянка, должно быть, выпавшая из поклажи. Вокруг осколков трава почернела и скукожилась – похоже, внутри была какая-то алхимическая гадость.

Дорога теперь стала ровной, к тому же Искривлённые Пути остались позади – все успокоились немного, а Джервас пристроился поближе к Айдану и стал расспрашивать про видения. Хронист пересказал ему всё, что помнил, и спросил пробуждённого, что он думает о новом Дейермере. Джервас какое-то время ехал молча, а затем вымолвил:

– Я так понимаю, твой вопрос в том, мог ли этот Дейермер каким-то образом продолжить существование?

Айдан кивнул. Он заметил, что Шаан и Виллем, которые и раньше следили за их беседой, теперь как бы невзначай подъехали ещё ближе.

– Тогда тебе следует задуматься о том, где именно он может быть.

– Ну… на Обратной Стороне?

Виллем кашлянул.

– Едва ли это возможно, – возразил Джервас. – Души не могут существовать на Обратной Стороне, там нет силовых потоков, – Айдан растерянно молчал, и пробуждённый задумчиво промолвил: – Поскольку противопоток, пронизывавший и этот мир, и Обратную Сторону исчез, Дейермер может существовать только здесь, и для этого у него должен быть некоторый носитель.

– Вы имеете в виду, – понизив голос, чтобы девчонка не услышала, сказал Айдан, – вроде того, как Кейтлин и Альмасир являются носителями… – он запнулся. Непонятно было, можно ли вообще рассказывать ему о золотом и белом. Конечно, Виллем мог всё рассказать ему – но вдруг нет? Вдруг скрыл хоть эту, чужую тайну?

– В их случае всё немного сложней, – ответил Джервас, – но ты можешь представлять это именно так.

– Тогда, наверное, его носителями могут быть лишь те, кто был в видении, да?.. – растерянно проговорил Айдан. – То есть я, ещё дознаватель, Байшал и… – он не смог заставить себя назвать имя Этельфледы. Она заслужила того, чтобы не стать частью хотя бы этой истории. Хотя вдруг именно этот, содержащий Дейермера фрагмент Фродвин вытащил из её души? – Но как проверить, что его нет во мне? – Айдан похолодел. Он представил, как дым вырывается из его собственных глаз и звонкий нестройный лязг срывается с языка.

– Будь в тебе Дейермер, полуночные бы вас не отпустили так просто, – Джервас ободряюще улыбнулся. – Им же страсть как хочется поболтать с ним.

– Дознаватель, допустим, и сам почувствует, что в нём кто-то поселился, но как быть с Байшалом?

– Кто такой Байшал? – спросил Джервас.

Айдан коротко рассказал ему, как молодой пробуждённый орк пытался выручить своего наставника и проник за ним даже в видение.

– В итоге он сказал, что поедет проповедовать, но я надеюсь, что брат Багульф отговорил его, – закончил хронист.

– Этот бы, пожалуй, напроповедовал, – фыркнул Вальтер, который тоже подъехал, услышав знакомое имя. – Как будто мало нам святого Дейермера.

– Простите, святого? – Джервас внимательно посмотрел на рыцаря. Тот рассказал о странном поверии, которое вспыхнуло в Оберхайде после победы над чашниками, а хронист добавил, что лично слышал от горожан историю о том, как Дейермер якобы зарубил Чёрного Орка лунным серпом, хотя на самом деле он это сделал с Байшалом в видении. Говоря это, Айдан уже чувствовал, как под ним разверзается пропасть, и хитрый блеск в глазах пробуждённого только укрепил его подозрения.

– Получается… – проговорил хронист, – все эти люди стали носителями Дейермера?

Вальтер выругался. Виллем закашлялся и чуть не выронил трубку.

– Я бы не делал поспешных выводов, – промолвил Джервас, – но это весьма любопытное совпадение, не так ли?

– Чтоб их, – выплюнул Вальтер. – Почему мы раньше не догадались? Почему Ормонт ничего не сказал? Может, мне всё-таки вернуться? – он посмотрел на север.

– Вы даже не знаете, где мы, – вздохнула Кейтлин.

– Может быть, Ормонт об этом и хотел предупредить нас, – проговорил Айдан. – Только Фродвин не дал ему. Слушайте, – вдруг осенило его, – может быть, это Дейермер заставил Фродвина убить Ормонта и увести Этельфледу? Хотя нет, – он с досадой оборвал себя. – Тогда ведь полуночники не дали бы ему сбежать.

– Очень интересно… – пробормотал Шаан.

– Теперь мне ещё больше захотелось посмотреть, что сейчас творится в Северной Марке, – горько заметил Вальтер. – Этот Дейермер может оказаться ещё похлеще чашников!

– Не падайте духом! – воскликнул Джервас. – Я, конечно, невысокого мнения о Королевской гильдии магов, но, думаю, они разберутся с этим.

– И брат Багульф не уедет, пока не разделается с этим святым Дейермером, – уверил Айдан.

Вальтер кивнул, но вид у него был кислый. Да, впрочем, и у самого хрониста на душе было неспокойно.

Заночевали на последних отрогах повернувшего на восток хребта. Джервас приметил укромную пещеру, и все набились в неё, высматривая, не мигнёт ли огонёк под чёрным пологом недальнего леса – костёр скорохода-Фродвина. Увы, чаща надёжно укрыла беглеца.

– Давайте вскроем коробку, которую мы захватили в архиве Торнау, – предложил Виллем

Шаан кашлянул и со значением покосился на пробуждённого.

– Так мы никогда не узнаем, что внутри, – покачал головой южанин. – Знаю, раньше вы не хотели открывать, потому что с нами был Бартель. Теперь его нет, а за Джерваса я готов поручиться.

Путники настороженно молчали.

– Я могу отойти, – предложил пробуждённый. Его глаза смеялись.

– Слушайте, я не против, – подал голос Вальтер. – Хорошо бы там оказались деньги или ещё что-нибудь ценное, а то пока наши похождения не делают меня богаче.

– Хорошо, давайте откроем, – вздохнул инквизитор.

Вальтер кивнул и, достав ларец, положил его на землю перед остальными. Все уставились на эту штуковину – коробка не коробка, сплюснутый гладкий цилиндр без единого шва с закруглёнными стыками граней, на безупречной поверхности которого застарелой раной зияла выемка о шести лепестках, три покороче, а три подлиннее. Приглядевшись, Айдан заметил, что возле неё и ещё в паре мест по краям белели тонкие царапины, словно кто-то пытался вскрыть загадочную шкатулку, а с торца и вовсе обнаружилась небольшая вмятина.

– Это вы пытались её открыть? – пророкотал Виллем и выдул изрядное дымное чудовище.

– Такие дела не по моей части, – хмыкнул Вальтер. – А вот наши приятели чашники, кажется, пытались разломать её молотком.

– Шаан, ваш выход, – улыбнулась Кейтлин.

– Это ведь не обычный замо́к, – тот покачал головой. – Я начинаю думать, что, м-м, лучше бы мы попробовали открыть её, пока с нами был Бартель.

– Думаете, это альвестское устройство? – спросил Виллем. Инквизитор кивнул. – Джервас, у тебя есть идеи?

Тот не ответил, но шкатулку рассматривал с большим интересом.

– Так, а что это у нас тут? – промолвил рыцарь. Он подхватил чудо-ларец, поднёс к глазам и воскликнул: – Какая-то надпись. Айдан, ты у нас грамотный, посмотри, – под шестичастной выемкой в самом деле обнаружилась четвёрка символов, которые, впрочем, не очень-то были похожи на буквы – уж больно сложные они, целую фразу, казалось, можно было составить, расправив вот этот, похожий на дерево, на ветвях которого повесилось трое человечков, или другой, где словно великан атаковал башню. Крайняя справа, пожалуй, была проще всего: вертикальная палочка, пересечённая тремя разновеликими горизонтальными: средняя подлиннее, нижняя покороче. Айдан понятия не имел, что это такое.

– Руны? – предположил Виллем. – Проклятье для взломщиков?

– Хе, а если подумать: чашники попытались её взломать – и где они теперь? – заметил Вальтер, но, впрочем, в глазах у него блестели весёлые искорки.

– А что это вообще такое? – поинтересовался Джервас.

Путники смущённо затихли. Наконец инквизитор промолвил:

– Возможно, это, м-м, послание, которое Дейермер отправил из окрестностей Туманного Рва с одним культистом. Оно попало к Рыцарям Чаши, но те, по всей видимости, не смогли его открыть и просто спрятали в архиве.

– Неплохой улов! – присвистнул Джервас.

– Что тогда? – решительно промолвил Вальтер. – Попробуем разломать острым камнем, а если не получится – оставим до ближайшего города.

– Постойте! – воскликнул Айдан, который снова вспомнил о странной пластинке из наследия мастера Бернхарда. – Мне кажется, что я знаю, как её открыть!

– Вот! – рыцарь торжественно воздел палец. – Не зря с нами учёный человек!

Покопавшись в сумке, Айдан извлёк заветный кругляш, который у него сразу же отобрал инквизитор.

– Символы, я бы сказал, похожи, – повертев пластинку и приложив к ларцу, резюмировал Шаан. – И форма та самая.

– Так-так, вы это, поаккуратнее, – подозрительно следя за него манипуляциями, предостерёг Вальтер.

– Раньше нам не показывал, – хмыкнул Виллем. – Запамятовал?

– Как-то к слову не пришлось.

– Удивительно, – промолвил Шаан, – что ключ от шкатулки всё это время был у хронистов Ланцига. Дейермер же не знал никого из них, правда?

Тут Айдан удачно щегольнул с историей про дружбу Бернхарда с Ульрихом фон Ланцигом. Дела это всё ещё не проясняло. Виллем стал ворчать, чтобы кончали разглагольствовать и открывали скорей.

– И то правда, – кивнул Вальтер. – У кого ключ? Давайте сюда, – он подхватил кругляш и примерился к выемке. – Так… Как это делается. Виллем, хотите вы? – тот ничего не ответил, и Вальтер, пожав плечами, вставил пластинку, вдавил её и слегка повернул. Что-то щёлкнуло внутри, ровную поверхность прорезала прямая черта и шкатулка распахнулась. В её чёрном нутре желтел сложенный вчетверо лист бумаги. – Смотрите, письмо!

– Послание самого Дейермера?

Тут уж никто не остался равнодушен – даже подвижник подошёл поглядеть. Сквозь истончившуюся бумагу проглядывали завитушки. У Айдана сразу возникли нехорошие предчувствия: так никакой из хорошо известных ему языков не выглядел.

– Так, Виллем, – командовал, тыча в разные стороны пальцами, Вальтер, – нет, руки уберите, испортите эту штуку! Нам нужен мастер. Гробобой, подойди сюда. Ну, давай скорее! Сможешь взять эту штуку аккуратно расправить?

Тот и сам себя ощутил значительным и умелым, велел всем разойтись, расстелил на земле плащ, долго думал, чем поддеть бесценный документ, чтобы он не развалился по пути, – в итоге просто подхватил пальцами. Дальше он довольно долго возился, пытаясь ножом разделить склеившиеся половинки, а все стояли над ним, не дыша, и очень смущали. Когда хронист от волнения случайно порезал бумажку, Шаан к нему подсел со своим ножиком, и вдвоём они разделали строптивое письмо, явив человечеству с трудом различимый на фоне жёлтых, рыжих и коричневых разводов частокол из оплетённых закорючками вертикалей. Айдеи, язык альвестцев…

– Молодец, Гробобой! – глухо проговорил Вальтер, который, кажется, только сейчас разрешил себе выдохнуть. – Ты ведь это сможешь прочесть?

И вот пришлось, смущённо глядя в их маячащие сверху тёмные благоговейные физиономии, признаться, что язык айдеи нынче редко учат по монастырям: ведь кропают на нём одни безбожники-ааренданнцы.

– То есть вообще никак? – рыцарь запустил пальцы в волосы.

– Ничего страшного, – пришла на помощь Кейтлин. – Ты ведь сможешь скопировать письмо? Найдём кого-нибудь, кто прочитает.

– Да, смогу, конечно! – обрадовался Айдан.

– Шаан, – воскликнул рыцарь, – вы ведь тоже образованный человек! Может, вы знаете айдеи, а?

– М-м, да… – с опаской проговорил инквизитор, и тут же все на него накинулись: дескать, читай и всё тут. Он побледнел, поправил ворот, прокашлялся и, опустившись рядом с злополучной бумажкой, взялся за работу: – Veiʁel Kellonen…

– Ну, что, что тут говорится? – азартно прошептал Вальтер.

– Подождите, – досадливо пробормотал Шаан. – М-м, Veiʁel – это значит «достойный», «уважаемый», а Kellonen… Я не знаю такого слова, но en – это, м-м, на en обычно, м-м, заканчиваются слова, означающие ремесленников. Кузнец, например, портной, сапожник… Хотя нет, кузнец у них на ur… М-м…

– То есть он пишет «дорогой сапожник»? – нахмурился рыцарь.

– Дорогой сапожник, пришли мне ладных сапог и ещё большую шляпу, – улыбнулся Джервас.

– Может, его так зовут? – буркнул Виллем.

– Кого? Д-дейермера? – инквизитор моргнул.

Южанин вздохнул и очень внятно, раздельно проговорил:

– Того, кому он пишет. Дорогой этот… Как его? Колон?

– М-м, – теперь Шаан покраснел и стал водить пальцами по щекам, как будто проверяя, насколько они стали тёплыми от смущения. – Келлонен. Да. Дорогой Келлонен. Или уважаемый Келлонен.

– Дорогой уважаемый Шаан, вы знаете айдеи или нет?

– Я, м-м, учил его когда-то. Довольно давно. Я, м-м, уже забыл многое. Но послушайте, – инквизитор вздохнул и осуждающе посмотрел на бумажку, – тут повсюду пятна, очень сложно разобрать. И он пишет таким цветистым языком, я многих окончаний никогда не видел. К тому же мне редко приходилось видеть тексты, написанные вертикально – так принято у альвестцев, но местные ааренданнцы пишут горизонтально. Я, кажется, понимаю, м-м, вот эту фразу. Сейчас… М-м, тут говорится, что Обратная Сторона, м-м…

– Так что с ней?

– М-м, она… жёлтая, – Шаан нахмурился.

– В каком смысле жёлтая? Мы её видели, она чёрная…

– Может быть, – предположил Джервас, – Дейермер описался? Что, если заменить какую-нибудь одну букву?

– М-м, "arnil"… нет. "Ersil"… тоже не складывается, – инквизитор вздохнул и покачал головой. – Простите. Боюсь, что ничего не выйдет. Давайте отложим чтение до момента, когда мы встретим кого-нибудь, кто, м-м, в самом деле знает айдеи.

– Ну, ладно, пусть тогда дорогой Айдан копирует.

– Я помогу ему, – промолвил Шаан. – Вдвоём мы справимся быстрее.

Они присели у костра с чистыми листами пергамента и стали методично перерисовывать прихотливые кудряшки – Шаан первую половину, Айдан вторую. Занятие было не из приятных: словно ловить змей, извивающихся на заборе преисподней, соседние крючки да петельки путались между собой, приходилось по несколько раз перепроверять, что было выше, да и то хрониста не оставляло чувство, что несколько кривулин он всё-таки пропустил, а какие-то повторил дважды, а ещё его смущало то, что некоторые были, вроде бы, похожи, но различались толщиной линий или, скажем, длиной хвоста – вот как понять, это разные в итоге буквы или одна и та же? Как ни старайся, получалось лишь приблизительное подобие оригинальной картины – и кто-то наблюдательный и вредный наверху порой не упускал возможности это отметить. В довершение всего рыжие и коричневые пятна часть текста сделали совершенно нечитаемой, и тогда приходилось догадываться, что из этих неопрятных помарок принадлежит перу Дейермера, а что начертано разложением. Некоторым утешением было то, что и Шаану приходилось нелегко – губы инквизитора сжались в тесную линию, а на лбу блестели капли пота.

Когда с копированием было покончено, все постановили реплики оставить у их создателей, а оригинал возвратить Вальтеру – но тот и сам понимал, что бумажка рассыплется раньше, чем ему повстречается какой-нибудь ааренданнец.

Разговоры понемногу затихали. Инквизитор нырнул под одеяло и завернулся с головой. Джервас присел рядом с Альмасиром и словно что-то рассказывал ему. Хронист никак не мог заставить себя закрыть глаза, будто страшась того, что увидит, – и сон действительно оказался тягостным: Айдан блуждал по спутанным тропинкам, на которых верх то и дело менялся с низом, сотня шагов могла не продвинуть и на волос, а потом одно движение переворачивало весь мир вокруг.

Остальным тоже пришлось несладко. Виллем вспоминал, что будто тяжёлый камень лежал у него на груди, мешая дышать, а Шаан, проснувшись посреди ночи, не увидел у костра часового, но зато услышал далёкое жужжание и жутко перепугался, хотел разбудить всех, да голос ему изменил – так и не поняли, сон это был или нет – по крайней мере, все твердили, что в свою стражу не отлучались. Айдана тошнило, да к тому же словно молоток долбил по затылку – Вальтер тоже ворчал, что чувствует себя, как с перепоя. Один лишь пробуждённый способен был улыбаться жаркой жёлтой полосе, стерегущей вход в пещеру и щебету синиц – но он вскоре напустил на себя унылый вид, чтобы не злить остальных.

Через час после того, как отправились в дорогу, Джервас заметил вдалеке, на склоне между скалами и лесом, тёмный столбик, не слишком похожий на простую каменюку. Вальтер, услыхав про это, весьма обрадовался и стал твердить, что это, наверное, межевой камень, а значит, путники вторгаются в цивилизованные земли, где для каждого из них найдётся тёплая постель и тарелка горячей похлёбки – радости его не умаляли даже мрачные пророчества Виллема, намекавшего, что где похлёбка, там и меткая стрела, ждущая непрошенного гостя. В итоге они чуть не подрались – едва их растащили. Айдану вдруг очень захотелось высказать южанину всё, что он думает о его бесконечном ворчании, – кое-что и впрямь просочилось между стиснутых зубов, но по большей части оскорбительные слова удалось удержать в себе, и они теперь жгли хрониста изнутри, обрастая новыми, ещё более злыми – Айдан мог лишь дивиться, откуда это в нём. Следы Фродвина как раз вели к столбу – и все прибавили ходу, надеясь узнать наконец, куда занесло злосчастный отряд. Там в самом деле оказался тёмный и гладко обточенный столб из серо-синего зернистого гранита, восьмиугольный в сечении, с восьмискатным же верхом, и высотою, пожалуй, по плечи Айдану. У земли его опоясывал неглубокий желобок, и мелкие каналы пересекали грани, складываясь в подобие символов: тут вот вроде бы «р» написано, там «и», но они так сглажены, так несмело прорезаны, что уверенно судить об этом не получалось. Если это и был межевой камень, то довольно странный.

– Может быть, это древний идол? – предположил Айдан. Почему-то очень захотелось расшибить о него костяшки кулака и обмазать символы кровью.

– Вы в своём уме? – Шаан презрительно фыркнул. – Конечно, нет, это, м-м, магическое устройство, – Он успел достать песочные часы, оставленные в таверне Фродвином, и звёздочки в них не просто мчали, а слились в трёхцветный вихрь. Инквизитор отодвинул прибор подальше от камня, затем отошёл в сторону – ещё, ещё немного, постоял там и поманил остальных. Глаза его блестели от возбуждения. – Скорость очень быстро падает с удалением от объекта, – постучав по стеклу, сдавленным голосом сказал он, – Эта стела, м-м, как будто врата на Обратную Сторону.

Айдан прикусил палец, чтобы не думать о жертвоприношении, но слишком сильно стиснул кожу зубами, она поддалась, и теперь хотелось ещё – не жалкие капли, а намного больше – откусить палец или даже отгрызть руку целиком и припасть к обрубку. Он посмотрел на брата Ингольберта, он попробовал понять, слова какой молитвы бормочут губы старого монаха – не разобрал, разумеется, но хоть немного отвлёкся.

– Врата? – буркнул Вальтер. – Что-то я не вижу проёма.

– Вы ничего не понимаете! – голос инквизитора задрожал от гнева. – Это врата немного в другом смысле, м-м, они не пропустят нас с вами, но сила, м-м, сила свободно течёт через них.

– Видимо, это и есть пилон? – спросил южанин. – Что скажешь, Джервас?

– Однозначно, – кивнул тот. – Давайте отойдём, пока совсем не поплохело.

– Нет! Нет! – воскликнул Шаан. – Я должен… должен, – он бросился к пилону – глаза навыкате, лоб в испарине – он извивался и кричал, когда подвижник с пробуждённым тащили его прочь, и засадил брату Ингольберту кулаком в челюсть.

Странники добрались до ближайших деревьев – чёрный столб ещё был виден оттуда, но всем стало легче. Айдан с ужасом пялился на пятна подсыхающей крови у себя на руке. Инквизитор обмяк, а потом стал горячо извиняться перед остальными.