Тени Обратной Стороны. Часть 2. Танец масок

Айдан отчего-то вспомнил слова Чёрного Орка: «Мы все рабы Обратной Стороны» – и Виллем уронил, будто услышав его мысли:

− И всё же вы не лучше рабов.

– Вот как? – Бартель насмешливо воззрился на него. – А я бы нас сравнил с монахами. Как вам такое?

В глазах южанина затеплилось тёмное пламя. Он медленно повернул голову.

– Простите, – поспешил встрять хронист. Чтобы предотвратить богословский спор, он спросил: – А может быть так, что культистами хаоса в Гевинтере считают чародеев из Полуночного Порта? Альмасир вот, пожалуй, похож на культиста – весь в чёрном, почти монах.

– Ну, это ты загнул, – фыркнул Вальтер. – Чашники порой ловили культистов, они были обычными людьми, только с придурью.

– Но, может быть, это их слуги? – не сдавался хронист. – Может быть, они как-то помогают колдунам?

– Картошку для них выращивают? – развеселился рыцарь.

Айдан посмотрел на Бартеля – тот пожал плечами.

– Вальтер, расскажите о них, пожалуйста, – попросил Шаан. – Уверен, что герцог интересуется всеми соседями Северной Марки, не только орками.

– Давайте попробую, – хмыкнул тот, перевернул козла, потом уселся, поскрёб, задравши голову, подборок и шею и всё-таки соизволил ответить: – При герцогском дворе о них всякое болтают. Одни говорили, что культисты – народ совершенно не опасный, воевать боятся и всё больше стараются удрать, но другие утверждали, что это кровожадные твари с вот такими клыками, – он обрисовал пальцами нечто в пол локтя длиной. Айдан вздрогнул. Отсветы странно ложились на оскаленную морду козла, и на мгновение показалось, что тот ухмыляется. – Устраивают засады на тропках, кидаются на путников и пожирают живьём.

Виллем хрипло расхохотался.

– Ясно, – досадливо промолвил Шаан.

– Я так думаю, – добавил Вальтер, – если встретим кого-то подозрительного, не спрашиваем, культист это Хаоса или нет, сразу бьём насмерть. Никто вас потом за это в суд не потащит, да и в какой суд, спрашивается: здесь даже не Гевинтер.

– Мне нравится, – фыркнула Кейтлин.

– Давайте только друг друга не поубиваем, – усмехнулся южанин.

– А что за Хаос? – заинтересовалась девчонка.

– Хаос – лишь новое имя для Врага, – вставил южанин. – И культисты не более чем одержимые.

– Понятно, то есть не знаете, – Кейтлин закатила глаза.

– Может, и так, – пожал плечами Вальтер. – Никто не знает толком, чему они тут поклоняются. Шаан, а скажите, с одержимыми приходилось иметь дело?

– Упаси Владыка, – того передёрнуло.

– Культисты – просто заблудшие души, – невесомым голосом проговорил брат Ингольберт. – Жаль, что некому просветить их.

– Ну, – фыркнул Вальтер, – закончим – можете на обратном пути взяться за их воспитание. Уверен, они у вас будут шёлковыми. Слушайте, кажется, готово, – рыцарь отковырял поджаренную корку и ткнул мясо палочкой – оно послушно раздалось, и наградило его несколькими каплями прозрачного сока. Живот Айдана застонал в предвкушении, другие тоже придвинулись к огню – лишь Альмасир не шелохнулся, продолжая бесстрастно взирать на кусты вниз по склону.

***

Айдан долго не мог заснуть. Сначала кто-то долго ворочался и тяжело дышал, потом сразу двое начали храпеть, как будто соревнуясь друг с другом, но их довольно быстро разбудили и призвали к порядку. Начал было проваливаться в дрёму, образы в голове зажили своей собственной жизнью, порою удивляя странными поворотами сюжета – тогда поднялся ветер, и за его протяжными стонами время от времени чудились всхлипы, дальние стенания. Вскоре Айдан уже не мог перестать вслушиваться в ночь, тщась снова разобрать эти пугающие, но неуловимые звуки. Несколько раз ему казалось даже, что он различает чьё-то пение, но ни единого слова не удалось выцепить из обманчивой тишины. Вскоре уже не только мир звуков ополчился против него, но и всё на свете стало не так: под одеяло затекал холод, в затылок тяжко ударялось дыхание брата Ингольберта, камни под боком с каждой минутой становились всё острей и неудобней. Выбравшись на волю, Айдан присел у еле теплящегося костерка. Рядом дымил южанин; он весь закутался в одеяло, но выпростанной наружу рукою сжимал самострел.

– Вы слышали? – прошептал Айдан.

– Чего?

– Мне показалось, что кто-то поёт. Там, – он неопределённо повёл рукою.

– Это ветер, – Виллем выдул тонкую струйку дыма и стал невозмутимо выколачивать трубку. Потом добавил: – Всякое может почудиться.

Спорить было бесполезно. Айдана слегка повело: казалось, опустись на самый жёсткий на свете валун – и сон тотчас же обовьёт своими щупальцами, утянет в спасительную черноту – но когда, поддавшись усталости, хронист закрывал глаза, на пути к забытью словно вырастала стенка.

– А вообще, нехорошие места, – признался всё-таки Виллем. – Недаром тут эти, кхм, культисты ваши. Но курево успокаивает. Думаю, если б я не курил, тоже как ты бы дёргался, – южанин сделал несколько затяжек. В этом самый момент кому-то пришло в голову громко всхрапнуть, почти что хрюкнуть – монашек ахнул, вскочил и едва не угодил ногою в моргающие на краю костра угли.

– Ты нервный какой-то, – констатировал южанин и переложил самострел поближе к себе. – Купи себе трубку.

Над челюстями скал на другом конце долины то ли фиолетовая ведьма смотрела сквозь вуаль, то ли водоросли гладили лицо утопленницы – почти полная Бледная Луна неслась сквозь облачную рвань. Айдан получше запахнулся в плащ, положил подбородок на коленку и стал думать об Этельфледе, почему-то сбившись на коленки Кейтлин, отругав себя за это и возвратившись к плечам Этельфледы, к волнующим изгибам её спины. Каким был этот Сандер Лорх, если ради него она до сих пор была готова утратить и жизнь, и даже душу? Ведь он бросил её больную где-то на ведерском тракте, да и до этого между ними – если верить трактирщице – не было уже особого тепла. У Айдана внутри поднялась волна ненависти к Лорху, хронист в красочных подробностях представил его бесславную и весьма мучительную смерть на Обратной Стороне – стало немного легче, но по-прежнему не было ответа на вопрос о том, как заставить Этельфледу – несомненно предательски соблазнённую, зачарованную злодеем – забыть своего мучителя.

Один из дрыхнущих под сенью грота путешественников зашевелился, зашуршал, поднялся и, обернувшись Шааном, приковылял к костру.

– Всё тихо? – зябко придерживая на шее слишком свободный ворот, прогнусавил он.

– Да, но кто-то так храпит, что Айдан заснуть не может.

Хронист мысленно поблагодарил южанина за то, что он не стал пересказывать повесть про всхлипы и далёкую песню, которая уж слишком смахивала на фантазии трусоватого мальчишки.

– Гадкая погодка.

– Бывало и похуже, – бросил Виллем.

– Ещё, бде кажется, какой-то из багических дозордых Бартеля всё время пищит, – голос у него был совершенно простуженным.

Южанин пожал плечами, вручил инквизитору самострел и ушёл спать. Хронист напрягся и уловил что-то на самой кромке тишины, с облегчением подумав, что именно из этих звуков ветер вылепил и стоны, и завывания.

Шаан оказался очень скверным часовым и почти не смотрел по сторонам, как будто что-то, увиденное во сне, никак не отпускало его. Айдан подумал даже, что тут опять не обошлось без златоглазой хозяйки Кейтлин, и мысленно посочувствовал ему. Когда снизу кто-то прошуршал и тихо чирикнул, Шаан вскочил с выпученными глазами, наставил на темноту арбалет в дрожащих руках и закачался, словно не зная, кидаться ли на неведомую угрозу или спасаться бегством. Когда этот порыв схлынул, инквизитор покосился на Айдана и спросил, не хочет ли тот посидеть с арбалетом – хронист не ответил. Он думал, что Шаан, пожалуй, не был создан для экспедиций в края, где клыкастые культисты околачиваются возле консерваторий – хотелось его поддержать, но ясно было, что сочувствие в такой момент могло и разозлить инквизитора. Не выдержав молчания, спросил наудачу:

– Куда вы отправитесь, когда мы найдём Этельфледу?

Шаан сперва нахмурился – так, словно Айдан отвлёк его от важных размышлений – но через некоторое время всё-таки проговорил:

– Вы хотели сказать: если дайдём её? Фродвин явно знает эти места и их обитателей, к тому же я уверед, что подступы к Тубаддому Рву очень хорошо защищены. Вы ведь не ждёте, что чародеи из Полудочдого Порта по-дружески поделятся своими секретами? – он поджал губы.

– Думаете, Фродвин служит им?

– Я почти уверен, что он из Серых Смотрителей, а с их стороды, бу-бу, логичдо было бы поддерживать хорошие отношения с теми, кто контролирует Тубаддый Ров.

– Но почему они хотят воскресить Сандера Лорха?

Инквизитор, конечно же, не ответил.

– Ему что-то было известно? Что-то, связанное с путешествием Дейермера?

– Вы ведь подибаете, – обернувшись к нему, усталым тоном промолвил Шаан, – что возрождёддый Саддер Лорх будет де более чем воспомидадием Аэринн?

– Есть ли такое место, где она сможет быть в безопасности? – вздохнул Айдан. – Может быть, далеко на юге действительно…

– Её будут искать, – перебил его инквизитор. – И скорее всего, найдут. Я думаю, что нам следует, бу-бу, инсценировать её смерть.

Айдан не знал слова «инсценировать» и очень испугался, тем более что тон Шаана звучат так обыденно, словно он каждый день занимался смертями. Инквизитор, кажется, заметил, какой эффект произвели его слова, и растолковал, о чём была речь – хронисту полегчало немного.

– Я думаю, что отправиться да юг – это хорошая идея, – великодушно добавил Шаан. – Здесь довольдо тесно, а за Сейлиг Ричем легко, бу-бу, затеряться.

Айдан кивнул, но потом он представил, как Этельфледа будет скрываться в диких краях до самой старости – и ему стало жалко её. Может, ей лучше каким-нибудь волшебным способом переменить внешность? Но останутся воспоминания – а если избавиться от них тоже, то не перестанет ли Этельфледа быть собой? Мысли начали путаться, и хронист с облегчением погрузился в ласковое забытье.

***

Айдан шёл по долине с пологими склонами. Вдалеке из земли вырывались, уходя ввысь, слоистые скалы, но их верхушки скрывало белесое марево, точно облако спустилось и улеглось на них. Вокруг стояли почерневшие, обугленные деревья, с которых срывались, тая на ветру, тонкие хлопья пепла – но земля под ними была покрыта сухой, коричневой хвоей. В просветах между стволами можно было разглядеть руины – вот выстроились кольцом покрытые трещинами и сколами колонны разрушенной ротонды, похожие на израненных воителей, решивших умереть спина к спине, вот вытянулось двухэтажное, похожее на ланцигский скрипторий строение, над которым в тщетной мольбе вознесены обломки стропил. У самой дороги распростёрлась лицом вниз поверженная статуя. Впереди облако как будто опускалось ещё ниже, приникая к самой дорожке. Айдану стало интересно, что там, он ускорил шаг, но конец пути даже не думал приближаться. Что-то белое и неясное следовало за хронистом, струясь между деревьев то с одной, то с другой стороны дороги – но когда он поворачивался, чтобы получше рассмотреть настырного призрака, там не было ничего, кроме пепла и хвои.

Наутро сон этот не истаял в памяти, как обычно происходит со снами, а, напротив, приобрёл режущую ясность свежего болезненного воспоминания. Почувствовав слабину, на хрониста набросились ещё и мысли про Этельфледу и голодных культистов – еле-еле разогнал их с помощью предрассветной молитвы. Остальные путники тоже выглядели пришибленными, и после пары кусков солонины выяснилось, что почти каждому из них снилось нечто подобное: так, Вальтер шагал по развалинам разграбленного города, чем-то напоминавшего Молин, а Виллема занесло аж на дно вчерашнего моря, где среди коралловых пиков останки затонувших кораблей грозили туманному небу копьями сломанных мачт. Бартель, пока собирал своих паучков, охотно поведал, что бродил по улицам Ааренданна, тщетно пытаясь найти выход оттуда – «не иначе как ваши расспросы о вечном рабстве меня растревожили», – шутливо погрозив южанину пальцем, закончил он. На вопрос о том, почему его машинерия не защитила всех, волшебник преспокойно ответил, что она настроена против нежелательных гостей, а сновидения были посланы кое-кем изнутри лагеря, – впрочем, это прозвучало так буднично, что девчонка даже не окрысилась. Инквизитор, между тем, припомнил Бартелю ночной писк – тот легко парировал, предложив выбор между писком и знакомством с чьими-нибудь клыками, но потом всё же осмотрел каждую из ловушек, попутно отряхивая с них оставшуюся пыль и вытаскивая застрявшие в сочленениях камешки да сухие травинки.

Девчонку, разумеется, видения не потревожили, а брат Ингольберт отошёл куда-то и всё никак не возвращался – и путникам оставалось гадать, насколько крепок панцирь его веры.

– Да его не возьмёт никакая скверна! – уверил Вальтер.

– Но на Обратной Стороне его молитвы не работали, – напомнил южанин.

– Я дубаю, – поёжившись, промолвил инквизитор, – что Владыка Света де стадет избавлять от всех да свете испытадий даже самого верного служителя, особенно когда тот саб да них напросился.

– Уж он-то с ними справится, в отличие от вас, – огрызнулась Кейтлин, а потом добавила: – Пойду всё-таки проведаю старика.

Кейтлин вернулась вместе с подвижником, который то и дело принимался тереть виски дрожащими руками и вообще был похож на человека, который крепко выпил накануне. Что он увидел во сне, осталось загадкой, но это явно взяло его за живое – и он пытался покаянной молитвой отгонять демонов. Кейтлин пришлось довольно долго щебетать над стариком, чтобы вернуть ему присутствие духа. Напоследок, поблагодарив её за сочувствие, он с грустной улыбкой промолвил:

– Один мой знакомый говорил, что прошлое, как верная кошка: оно может надолго убежать, но всегда возвращается.

– Брат Ингольберт, это всё Обратная Сторона, – твёрдо ответила Кейтлин. – Мы спасём Фледу, сбежим подальше от Туманного Рва – и вам тут же полегчает.

– Тёмные места, тёмные, свет Эрдонарта едва достигает этого края, – кивнул подвижник, и его тёмные, обветренные губы морщились и кривились.

Видя, что даже брат Ингольберт впадает в уныние, инквизитор вновь атаковал попутчиков, моля забыть об Этельфледе и как можно скорее переправиться на другой берег Ведера. Он изощрённо толковал их сны, изрядно запугав хрониста и впечатлив даже Вальтера – а Кейтлин язвила в ответ, выставляя пророчества Шаана плоскими поделками трусливого ума, и Годфруа вторил ей – совсем не так остроумно, зато громче и агрессивней. Айдан, которому тоже не хотелось бросать Этельфледу, робко заметил, что души, хранящие чистоту веры, не понесут урона от козней Врага, тогда как добыть, возможно, бесценные знания о природе Обратной Стороны было бы похвальным свершением – Виллем поднял его на смех за такие речи. Никто не одержал решительной победы – Бартель подвёл итог, сказав, что сворачивать с тропы в любом случае пока некуда, кругом скалы – но всем было ясно, что этот спор продолжится вечером.

***

Увы, день шёл, а Фродвин с Этельфледой не мелькали даже не горизонте, и чем дальше – тем чаще попутчики напоминали об этом Вальтеру. К полудню он, кажется, и сам перестал верить в успех, но не хотел признаваться в этом и продолжал всех гнать вперёд.

Инквизитор на каждом привале доставал волшебные песочные часы, оставленные чернокнижником, и пялился в них, а потом донимал всех, спрашивая, текут ли они быстрее, чем в прошлый раз. И путники отмахивались, но к вечеру стало ясно, что полёт звёздочек ускорился.

– Обратдая Сторода всё ближе, – озабоченно пробубнил инквизитор.

На ночь встали в уютном гроте возле небольшого озерца, спрятавшегося в ущелье с крутыми стенами. Лошади наконец вволю напились и повеселели, да и люди были рады, что не надо таскаться с бурдюками по склонам. Мелкий дождь, который сеял с полудня, соткал защитную завесу перед входом в грот, а наверху, вознесённая на белокаменный пьедестал, их сны готовилась охранять грозная еловая дружина.

Странники побросали вещи и отправились искать удобный подъём к лесистой верхней террасе, где наверняка можно было разжиться сушняком. Инквизитора знобило, он беспрерывно ворчал – и, кажется, на это уходили почти все оставшиеся у бедолаги силы: когда, оступившись на неверной тропке, Шаан растерял весь хворост и едва сам не соскользнул, он просто встал и тупо смотрел вниз, как будто не понимал, что происходит. Вальтер, услыхав о таком, запретил инквизитору покидать лагерь – и, обравшись в зябкий, настороженный комок в глубине грота, тот вскоре задремал. Рыцарь, между тем, углядел очередного горного козла и помчался за ним с арбалетом, но на этот раз Альмасир опередил его, едва ли не из-под стрелы выхватив у него добычу. Как и в прошлый раз, мертвец переломал животному хребет, чтобы не убежало, а потом принёс в жертву на плоском камне – к счастью, довольно-таки далеко от лагеря, а то бы пришлось искать другое укрытие. Кровь снова была предложена неведомыми силам, и те приняли подношение, пожрав его чёрным огнём. Осмотрев тушу, Вальтер вернулся с известием, что её вполне бы можно было употребить в пищу – и это, кажется, было шуткой, но странники чуть не переругались.

Останки козла спихнули в трещину возле импровизированного алтаря. Провожая их взглядом, Айдан вспоминал, как мастер Бернхард, когда ему пришлось отлучиться в Хейвенфельт вместе с братом Мельхиором, сильно повздорил с ним как раз из-за еды: мастер Бернхард вычитал где-то, что в старые времена путникам раньше вообще запрещали поститься, и по дороге уплетал мясо даже в те дни, когда по монастырскому уставу следовало сидеть на хлебе и воде, а брат Мельхиор, конечно же, клеймил его безбожником.

В напряжённом молчании пожевали сыр с солониной. Шаан жутко распереживался из-за плесени на сыре, и Виллем, чтобы наконец утихомирить его, отобрал у инквизитора надкушенный ломоть, заменив своим, вполне годным на вид. Вальтер попросил Бартеля осмотреть больного – а то ещё, не приведи Владыка, придётся к лошади привязывать. Волшебник похлопотал немного, развёл в кипятке щепотку алого, невыносимо пахнущего кислым порошка, добавил три капли зелья, похожего на выжимку из грозовой тучи, пошептал немного над неспокойной поверхностью отвара и заставил инквизитора выпить. Того после снадобья развезло совсем – но Бартель не терпящим возражений тоном сообщил, что так и должно быть.

– Я думал, вы просто колданёте немного – и он вскочит на ноги, – сочувственно взирая на бледное, покрытое испариной лицо Шаана, проговорил Вальтер.

– Так близко к Туманному Рву, – ответил тот, – магия может вести себя непредсказуемо. Молнией, пожалуй, не промажешь, но целительные чары тонкие, с ними лучше быть осторожнее.

– Всё-то у вас, колдунов, какие-то мутные отговорки, – буркнул рыцарь.

Тихие стоны инквизитора не улучшили настроение странников. Разговоры умирали, едва родившись, и даже обсуждение дальнейшего пути все безмолвно согласились отложить до утра.

В ту ночь Айдану снилось, что он стоит у перекрестка двух тропинок на опушке уже знакомого сгоревшего леса. Ему казалось, что он знал когда-то, куда ведёт каждая из дорог, и понимал, в какую сторону направиться сейчас, да отчего-то забыл. Взгляд метнулся в одну сторону, в другую, вернулся к перекрёстку – чуть в стороне от него на плоском камне возлежал, скрестив передние лапы, белый волк – удивительно крупный, пушистый, опрятный, очень красивый, так и хотелось его погладить, а ещё почему-то потыкать пальцем в круглый блестящий нос – зверь словно почувствовал, мелкие злые складки набрякли на спинке носа и под глазами цвета высохшей хвои. Приглядевшись, Айдан заметил, что у него на морде будто чёрной тушью нарисованный орнамент – ряд из треугольников от носа до глаз и вокруг ещё точки и загогулины. Тёмные губы чуть разомкнулись, выпуская желтизну клыков. Айдан вздрогнул и поспешил извиниться за непочтительные мысли, а потом зачем-то поздоровался с волком. Тот слегка склонил набок голову, словно желая получше разглядеть незваного гостя, и сказал – нет, даже и слово не разбередило застывшую тишину, но Айдан поклялся бы, ему сказали: «Ты заблудился. Хочешь, пойдём со мной?» Но куда? – растерянно порхнула мысль, и волк ответил, спокойно и почти ласково: «Дальше».

Очнувшись, Айдан судорожно приподнялся и закашлялся. Кажется, слюна попала не в то горло, и теперь внутри что-то адски саднило при каждом вдохе. Было ещё темно. Отсветы костра корчились на скальной стене. Кто-то храпел. Виллем беспокойно ворочался и стонал во сне. Инквизитор бредил. Айдан различил что-то вроде: «Вы не сказали мне… Но я знаю, теперь я знаю, кто она… Очень опасна, да… Но вам больше не напугать меня. Я догадался, кто такой Дейермер». Слова будто застревали в заложенном носу, и хронист не был уверен, что правильно распознал их, он надеялся услышать ещё хоть что-то, но снова провалился в забытье.

Тем временем уже ни для кого не было секретом, что почти все видели во сне белого волка, хотя намерения у него не всегда были одинаковы. Вальтер плевался и поносил ночного гостя, который настойчиво и не очень утончённо издевался над ним. Виллему тоже изменило его обычное спокойствие: он сердито грыз трубку, метал грозные взгляды и лишь неохотно проронил, что волк очень метко критиковал мотивы его путешествия. Шаан за ночь пережил и кризис, и перелом своей болезни, он так пропотел одеяло, что вынужден был просить чародея помочь с просушкой, – впрочем, теперь он уже не выглядел как человек, готовый в любой момент хлопнуться в обморок. Его сон был тягостным, вроде допроса или даже пытки – большего инквизитор не мог вспомнить. Айдан решил, что попробует осторожно расспросить его насчёт услышанного – но не сейчас, не при всех.

Один лишь Бартель ухмылялся, как ни в чём не бывало:

– Меня, конечно, волчара выставил дураком, – старательно протирая ружьё, объявил он, – но это же всего лишь сон. Чего вы так раскисли? Не понимаю.

– Бартель, вам совсем не страшно? – поинтересовался Виллем.

– Вы что-то рано испугались, – ааренданнец ехидно посмотрел на него. – Что же с вами будет, когда начнутся настоящие приключения?

– Если что-то пойдёт не так, – спросил в ответ южанин, – вы сможете переместиться в Торнау? Нас захватите с собой?

– А вы уже захотели обратно? – Бартель хохотнул и позволил бликам пробежаться вдоль дула – те споткнулись за одним из колец, и чародей, покачав головой, снова взялся за тряпочку.

– Думаю, что не сможете, – устало уронил Виллем. – Если вам изменила целительная магия, портал вы тем более не откроете.

– Слушайте, – встрял Вальтер. – Я ночью вон на той горе видел отсветы, наверняка это Фродвин жёг костёр, – там, куда он указывал, Айдан увидел только убегающую прочь долину и облачный вал, поднимавшийся вдали над еловыми остриями. – Сегодня к вечеру мы сомкнём свои пальцы на горле у этого негодяя! – он и впрямь изобразил, как душит кого-то с торжествующей ухмылкой.

– Вы до сих пор верите, что мы его догоним? – спросил Шаан и тут же громко чихнул. – Простите, – он жался к костру и был ещё похож на замёрзшего котёнка, но выглядел живей, чем вечером.

– Так у него туча скарба с собой!

– И он его не свалил в Ведер? – фыркнул южанин.

– Да такой скаред ни за что не расстанется с товаром! – упрямо заявил рыцарь.

– Вальтер, вы ведь сами уже не верите, что мы их догоним! – воскликнул Шаан. – За два дня мы даже не приблизились к ним. Давайте поворачивать, пока мы ещё можем. Кто так же считает? – он обвёл попутчиков умоляющим взглядом.

– Нет! – по лицу Кейтлин пробежала злая дрожь. – Ещё. Один. День. Пожалуйста, – она посмотрела на Вальтера.

– Кейтлин, – сложив сухие пальцы в молитвенном жесте, сочувственно проговорил брат Ингольберт.

– Вы ведь как никто должны понимать, – повернувшись к нему, ответила она. Подвижник поймал её взгляд и потупился. – То, что Фродвин хочет сделать с Фледой – это хуже, чем смерть. Она потеряет душу.

Брат Ингольберт сглотнул и умолк, уничтоженный.

– Айдан? – голос девчонки повелительно зазвенел.

– Да… – пробормотал хронист. – Мы не можем бросить её. Давайте попробуем.

– Ваше мнение предвзято, – Шаан нахмурился.

– Мы должны её спасти! – не дожидаясь, пока его спросят, воскликнул Годфруа. – Если даже вы все отступите, я один пойду за ней!

– Ещё один день, – молвил Бартель – так, словно всё зависело от его решения. Он поднялся. – А если до вечера не догоним их, то завтра повернём к Ведеру.

Кейтлин прикрыла глаза. Хронисту показалось, что между ресниц блеснула маленькая слезинка. Виллем фыркнул и покачал головой, но спорить не стал и только затянулся глубже обычного. У инквизитора, к счастью, не было сил отговаривать ааренданнца, но вздыхал он, как десять человек сразу.

***

Стены долины скалились обломанными остриями пиков, а одинокие деревья близ вершин казались недобрыми сгорбленными колдунами, поставленными наблюдать за редкими путниками – и Айдан думал порой, не одна ли из них ожила, чтобы стать господином корягой из рассказов магистра чашников. Через северную, ближнюю к Ведеру гряду медленно сочилось облако, и белесые клочья стекали в долину, порой пряча продолжение тропы – и тогда контуры кустов и камней, проглядывая сквозь текучую завесу, обретали призрачную, пугающую жизнь.