Ледяной цветок

Мужчины в толпе закивали.

– Не дадим ведьме похитить наших детей! – Старик потряс кулаком.

– Да! – несколько кулаков взлетело в воздух.

– И наше будущее!

– Да!

К мужским кулакам добавились женские – в разноцветных вязаных рукавицах: белых, бежевых, красных.

– Да! – закричала Ирика над ухом Кузнеца, но тут же втянула голову в плечи, поймав гневный взгляд Маруны.

Старик значительно посмотрел на Долана, как бы говоря: «Вот как с ними надо». Долан стиснул зубы и обратился к собранию:

– А теперь идите по домам! Запирайте двери и не пускайте никого!

И спустился с бочки.

– Для первого раза неплохо, – Старик похлопал его по руке.

Шумно переговариваясь, толпа растекалась по улочкам.

– Гыр-Пыбра коварна, – вещал Старик в спины односельчан, – не поддавайтесь её уловкам.

Один из мужчин забрался на сторожевую вышку, и над деревней вспыхнуло пламя предупредительного огня. На небосводе замерцали первые звёзды.

6. Взгляд в спину

«Хватит нам всё запрещать!»

Люди спешили по домам. Под их ногами снег повизгивал, как молодой поросёнок. Но вскоре всё стало стихать. Заскрипели дверные петли и застучали кованые замки. Захлопали на окнах ставни. Женщины с оханьем выбегали забрать с улицы стираное бельё, плоское и твёрдое от мороза. Даже привычное кудахтанье в курятниках умолкало. Овцы реже блеяли в овчарне. Деревня погружалась в безмолвие и дрёму. Только в конюшнях изредка всхрапывали лошади. Да охотничьи псы скулили от скуки и рвались порезвиться.

Маруна вела Кутыптэ и Ирику к дому, держа их за руки и причитая:

– Сколько раз повторять: лес не место для игр!

Кутыптэ еле плёлся, дул щёки и не отвечал. Зато Ирика шла вприпрыжку.

– А что будет, если корзина перевесит? – не унималась она.

– Утащит ведьма, узнаешь! – буркнула Маруна. – Или, того хуже, Хока.

Ирика остановилась и с испугом посмотрела ей в лицо. В больших детских глазах затаился страх. Казалось, Ирика сейчас расплачется. Но она вдруг так звонко расхохоталась, что даже Кутыптэ, которого только что отчитали, не смог совладать с улыбкой.

– Ведьмы – это сказки для маленьких! А я уже большая, у меня даже зубы отпадают!

Она показала Маруне дырявую улыбку.

– Выпадают, – поправил Кутыптэ и прыснул со смеху.

– Смейтесь, смейтесь! – мрачно сказала Маруна, когда они подходили к калитке, и добавила строго: – Из дома чтоб ни на шаг! Ты меня слышал?

Она наклонилась к Кутыптэ.

– За моего брата можно не беспокоиться, – Ирика улыбнулась и зашагала к двери домика. – Он всегда делает, как говорят старшие.

Кутыптэ с обидой посмотрел в спину сестре и вырвал руку из ладони Маруны:

– Хватит нам всё запрещать! Ты нам даже не мама!

Маруна не нашлась с ответом. С обидой во взгляде она смотрела вслед Кутыптэ. Он пошёл к дому, пнул перед порогом снег и захлопнул дверь.

– Нянчишься с ними, а никакой благодарности, – вступила проходившая мимо соседка, хмурая, как плесневелая картофелина. – Своих не хватает?

– Кто ж о них ещё позаботится, – вздохнула Маруна. – А вот ты бы забрала их себе, Кария. Всё ж с ребятишками веселей.

– Куда мне. Куры ж у меня, – махнула рукой Кария и поморщилась, будто под нос ей сунули тухлое яйцо. А затем кивнула на домик Кутыптэ: – Так они к нам и не привыкли.

И ушла. А Маруна постояла у двора, убедилась, что в доме зажёгся огонь, вздохнула и заторопилась к себе.

Над кромкой леса, зазубренной неровно и криво, как старая пила плотника, угасали последние краски заката. Улочки обезлюдели. В расставленных то тут, то там медных чашах запылали предупредительные костры. Осторожными огоньками в зимних сумерках мерцали окошки деревенских домиков. Посыпался редкий снег. Деревушка сгрудилась и подсобралась. Домишки нахохлились, теснее прижавшись друг к другу.

Площадь под сторожевой башней опустела, но у весов оставалась одна фигура. Человек заглянул в корзину с перьями и покачал головой.

– Зачем народ стращаешь понапрасну? – раздался за его спиной голос.

Старик обернулся, долго смотрел на Долана и не отвечал.

– Я отменю глупый обычай, – буркнул Долан и кивнул на весы.

Старик сипло засмеялся.

– Без перьев птица не взлетит. Тут ты прав. А вот человек не выживет без страха, – сказал он и заковылял прочь.

Долан задумчиво смотрел ему вслед.

7. Проклятый подарок

«Она тебя не услышит»

Деревня давно спала. Этот сон не могла потревожить даже метель, что к ночи как с цепи сорвалась. Она рычала, злилась и выла, как раненая волчица. Тучи яростно бросались к надкушенному блину луны, рвали его на куски, но всякий раз выплёвывали, чтобы отдать на растерзание другим тучам, таким же бешеным и голодным.

Ни души не было на улице. Ни единого огня в окнах. Как вдруг дверь одного из домов распахнулась, и на пороге возникла фигура Кутыптэ.

– Ирика!

Его взгляд упал на снег, где едва виднелись следы, почти занесённые колючим ветром.

– Ирика!– горячо крикнул он в самую вьюгу, но вьюга вернула этот крик холодным и беззвучным.

Мальчик выскочил на улицу и по видневшимся следам выбежал за калитку, даже не захватив фонарь. Луна прищурилась в небе, и её света было достаточно, чтобы разглядеть эти следы. А они быстро таяли. Позёмка жадно слизывала их прямо на глазах, ветер грубо толкал Кутыптэ, норовя повалить наземь и засыпать колким снегом.

– Ирика! – кричал Кутыптэ в темноту, и ветер с силой вырывал из его горла звуки, комкал и уносил прочь.

Следы вели на окраину деревни к мостику через ручей – к заснеженному лугу и дальше туда, в лес. В самую его глушь и чащу. Где тревожно стонали деревья, где под тяжестью снега трескались и с хрустом летели к земле сучья. Где ветер путался в косматых елях и терял свою силу, весь свой наглый исполинский напор.

Кутыптэ остановился среди луга на полпути к лесу. Здесь следы обрывались. Пурга совсем их занесла, сравняла со снежным покровом, разгладила шершавой ладонью. Точно и не было тут никого. Точно не проходила здесь маленькая девочка, сестра Кутыптэ, которая хоть и младше на год, но у которой уже отпадают зубы.

– Ирика! – закричал Кутыптэ, и в горло ему вцепился студёный воздух.

Мороз жадно вытягивал горячее дыхание, превращал в облачка пара и рассеивал по ветру.

– Она тебя не услышит, – прозвучал скрипучий голос.

Кутыптэ обернулся – никого. Только рядом торчало из заснеженной земли сухое дерево, и ветви его шатались под натиском ветра. Кутыптэ мог поспорить на что угодно, что никакого дерева на лугу никогда не было.

Изодранные тучи то и дело закрывали луну. По лугу скользили такие же рваные тени, и когда лунный свет пролился на снег, Кутыптэ увидел, что это не дерево никакое, а высокая худая старуха. Её волосы развевались чёрным шлейфом, а мороз делал их похожими на древесные ветви. Руки страшной женщины были тощими, как высохшие сучья, а лицо избороздили морщины – совсем как на коре столетнего дуба. Никогда раньше Кутыптэ не встречал её в деревне.

Мальчик поднял взгляд на старуху, и в этот миг на его лицо набежала тень.

– Откуда ты знаешь? – спросил он, всматриваясь в старческое лицо.

Старуха взирала на него молча. Тень проскользнула, и вновь стало светло от лунного света.

– Ты видела её? – спросил Кутыптэ.

– За неё можешь быть спокоен, – старческий голос был трескуч, как вязанка хвороста.

И снова ветром натянуло тучу, что закрыла луну. Лицо Кутыптэ погасло.

– Где она? Куда пошла? В лес?

Но и на этот вопрос старуха не ответила. Вместо этого спросила:

– Ты хочешь найти сестру?

И наклонилась к мальчику. Во мраке ночи её лицо темнело глубокими впадинами. В них терялись глаза, и потому лицо казалось ещё страшнее. Вдруг в этих глазах зажглись блики – это снежный луг отразился, когда туча пронеслась, и снег вспыхнул пыльцой серебристого шафрана. Кутыптэ закивал и шепнул:

– Хочу.

Старуха моргнула и потянула к нему длинные руки. Мальчик в испуге попятился, но валенки увязли в снегу, и он не смог сделать и шагу. Не успев разглядеть, что у старухи в руках, он почувствовал на себе что-то увесистое. Он глянул вниз и увидел три блестящие пластины, скреплённые нитью, которые теперь висели на его шее.

– Что это? – спросил Кутыптэ, не поднимая глаза на старуху.

Он осторожно провёл пальцами по пластинам. Они были сделаны из какого-то металла и ярко отражали свет луны, а на ощупь были гладким и совсем не холодными от мороза, как следовало ожидать. Даже через рукавицу ощущалось тепло, точно старуха нагрела пластины чахлым телом, пока держала за пазухой.

– Как это поможет найти сестру? – спросил Кутыптэ, всё так же глядя на странное украшение.

Старуха не отвечала. Кутыптэ посмотрел ей в лицо.

– Почему ты молчишь? Зачем ты дала мне это?

Старуха зашевелила губами, но от налетевшего ветра Кутыптэ ничего не услышал.

– А может, – Кутыптэ запнулся, – ты и есть ведьма?

Он потянулся к ожерелью, чтобы рывком сорвать с шеи, но вскрикнул и одёрнул руку. Пластины были накалены добела, хотя и не прожигали тулуп.

– Сними! Сними это с меня! – испугался Кутыптэ.

Он волчком закружился на месте, и голос его сорвался в плач.

– Ты не сможешь это снять, пока предназначение не будет исполнено. Ты сам дал согласие.

Кутыптэ упал на колени и принялся бросать пригоршни снега на ожерелье. Снег гневно шипел, таял на пластинах и тут же испарялся.

– Оно не будет жечь, если ты не будешь пытаться его снять, – доносилось сверху.

Кутыптэ оставил попытки избавиться от подарка. Он горячо и часто дышал, продолжая сидеть в снегу. А затем сорвался с места и, насколько хватало сил, побежал к деревне с криком:

– Ведьма! Ведьма!

Теперь не мороз, а самый лютый зверь, который только прячется в глубине души, – страх – вцепился ему в горло. Лишь один раз Кутыптэ обернулся, когда вбегал в спящую деревушку: сухое дерево всё так же стояло среди луга, и ветер трепал его голые ветки. А по снегу вокруг дерева скользили тени от разъярённых туч. И тучи те никак не могли оторвать от луны ещё хоть кусочек.

8.

Слёзы на морозе

«Наших детей ты не получишь!»

Деревушка спала. В чугунных чашах угасли разведённые костры, но сами чаши остыть не успели, и потому снег не мог укутать их белым покрывалом. Огонь сторожевой башни тоже потух. Кутыптэ подбежал к одному из домов, толкнул калитку и что было сил забарабанил кулаком в дверь.

– Тётя Маруна! Тётя Маруна, открой!

В доме было тихо.

Дыхание Кутыптэ сбивалось, во рту скопилась слюна, и её никак не удавалось проглотить. Мальчик стучал в дверь и звал на помощь. Затем подбежал к окну и заколотил в дребезжащие ставни.

Внутри раздался детский плач, послышалось ворчание, а затем громкий шёпот: «Кого лютый ветер принёс!». Сквозь щёль в ставнях Кутыптэ увидел вспыхнувший огонёк и услышал, как зашаркали по полу ноги. Он бросился к двери. Стукнул замок, дверь приоткрылась, и в тёмном проёме возникло освещённое светом огарка бородатое заспанное лицо.

– Дядя Турон, позови тётю Маруну! Ведьма утащила сестру!

Турон нахмурился.

– Кто там? – послышался женский голос.

Дверь отворилась шире. На пороге, зябко кутаясь в вязаную из козьей шерсти шаль, появилась Маруна с младенцем на руках. Младенец корчился и пищал.

– Уйди с мороза, уйди, – Турон отстранил жену. – Застудишь.

– Кутыптэ? – спросила Маруна и поёжилась, продолжая укачивать ребёнка. – Ты почему не спишь?

– Тётя Маруна! – выпалил Кутыптэ. – Ты была права! Ведьма украла Ирику!

Маруна ахнула и посмотрела на мужа. Он перевёл полный подозрения взгляд с Кутыптэ на неё.

– Что же вы стоите? Ведьма там, на лугу! Она и меня чуть не утащила!

Турон обернулся к мальчику.

– Уходи! Убирайся!

Младенец заголосил. Маруна баюкала его и ничего не отвечала.

– Вы чего? – испугался Кутыптэ, и взгляд его источал столько отчаяния, что становилось не по себе. – Дядя Турон! Тётя Маруна! Прости! Прости! Я обидел тебя…

Взгляд Маруны смягчился. Она отдала младенца мужу и сделала шаг за порог, но Турон схватил её за руку. Маруна с вопросом на него посмотрела.

– Ты когда-нибудь видела у него такую дорогую вещь? – спросил он и кивнул на ожерелье Кутыптэ.

Хоть и стояла ночь, металлические пластины на шее мальчика ловили свет луны и блестели в темноте. Маруна задумалась.

– И правда, – согласилась она. Взгляд её снова стал холодным. – Уходи! Ты не проведёшь нас, Гыр-Пыбра!

Маруна взяла ребёнка на руки, а Турон потянулся за чем-то внутри дома и вскоре наставил на Кутыптэ остро заточенные вилы.

– Вы чего? – голос Кутыптэ дрогнул. – Это же я!

Маруна без ответа ушла в дом с плачущим на руках ребёнком.

– Убирайся! – рявкнул Турон и угрожающе ткнул вилами. – Наших детей ты не получишь!

Кутыптэ обмер.

– Проваливай! Или я разбужу всю деревню, и тебя сбросят в шахту!

Дверь с лязгом захлопнулась. Послышался звук засова.

– Мама-мама, кто там? – донёсся детский голос.

– Это ведьма, да? – прозвучал ещё один.

– Нет, что вы, – ласково отозвалась Маруна. – Просто вьюга. Спите, спите.

Оглушённый Кутыптэ простоял перед дверью так долго, что не заметил, как детский плач утих, и в доме Маруны всё уснуло. Он чувствовал только, что его щёки кто-то щиплет – это ветер сначала замораживал, а потом высушивал его слёзы.

9. В путь!

«Пойдём искать твоих сестёр»

Дверь распахнулась, и на пороге своего домика появился Кутыптэ. Огонёк в печи угас, но сквозняк раздул его заново. Кутыптэ остановился в задумчивости. Что делать? Он схватил висящий на гвозде фонарь, зажёг его тростинкой от печи и снова замер. Затем кинулся в дальний угол, где под дощатой крышкой хранились съестные припасы. Едва он поднял крышку, как вглубь подполья юркнуло что-то маленькое с испуганным писком.

– Кыш! – прогнал он грызуна.

Кутыптэ поставил фонарь на пол. Дрожащий свет выхватывал не самую богатую провизию: пару сваренных вкрутую яиц в коричневой скорлупе, несколько кусков печёной курицы, краюху ржаного хлеба, луковицу и немного вяленой лосятины. Всё то, что приносила заботливая Маруна в обмен на нехитрую работу по дому и во дворе.

Кутыптэ переложил припасы в мешок с верёвочными лямками и сразу же накинул его за спину. Затем схватил фонарь, поднялся и поспешил к двери, на ходу проверяя огниво в кармане. Перед выходом он обернулся на комнату, ставшую неживой так быстро. Огонёк в печи пританцовывал и ярко освещал комнатушку, пока Кутыптэ обводил её глазами – не забыл ли чего. Взгляд его упал на подоконник, где белел белый камушек. Кутыптэ подошёл ближе. Ирика. Её амулет волшебный.

Кутыптэ снял рукавицы, осторожно взял амулет и положил на ладонь.

– Ну и что мне с тобой делать? – спросил он.

– Возьми меня с собой, – прозвучал голосок.

Кутыптэ уставился на ладонь. Амулеты, конечно, не умеют разговаривать, это каждому известно. Но этот ответил. Кутыптэ зажал его в кулак, перевёл взгляд на пол и увидел под собой Мышку. Мышка стояла на задних лапках и шевелила усиками. Кутыптэ затряс головой.

– Ты… разговариваешь? – не поверил он ушам.

– Конечно. Ты разве не слышишь? Мне говорить громче? – Мышка поднялась на цыпочки и приложила лапки к мордочке. – Так лучше?

Кутыптэ потрясённо смотрел на Мышку.

– Но почему… – он запнулся. – Я знаю тебя, ты часто тут шастаешь. Я иногда слышу твой писк. Почему ты раньше молчала?

Мышка пожала плечами.

– Ты как-то ни о чём и не спрашивал… – ответила она задумчиво, но вдруг оживилась. – А сейчас ты собрал все припасы, и ничего не осталось. Возьми меня с собой, здесь мне всё равно есть нечего.

– Почему ты просто не уйдёшь к соседям?

Мышка вздохнула:

– У них кошки или собаки – мигом съедят. Да и потом, ты же хочешь найти сестру.

– Хочу!

– А она всегда была добра ко мне и дарила крошки, даже если ты прогонял.

Кутыптэ потупил взор, затем опустился перед Мышкой на колени, упёрся локтями в пол и склонился к ней близко-близко.

– Ты её видела? – прошептал он, и Мышка ощутила на шёрстке его дыхание.

– Я видела, как она ушла. Но не знаю, куда. На лугах и в лесу живёт много моих сестёр, они наверняка что-нибудь да знают. Я могу спросить. Если ты меня отнесёшь.

Кутыптэ спрятал белый амулет в рукавицу, натянул её на руку и нагнулся к Мышке. Она запрыгнула к нему на другую ладонь, и он ощутил прикосновение холодных лапок. Поднявшись на ноги, он спрятал Мышку пазуху. Потом натянул вторую рукавицу и шагнул к двери.

– Пойдём искать твоих сестёр.

– И твою тоже, – донеслось из-под тулупа.

10. Ночь без сна

«Я не струсил!»

В тишине уснувшего дома мерно сопел младенец. В одной кроватке на двоих спали дети Маруны – озорной шестилетний мальчуган и его старшая сестра. Но Маруне не спалось. Она лежала на спине с открытыми глазами. Не выдержав пытку бессонницей, Маруна повернулась и села на краю кровати. В доме царила такая тишина, что было слышно, как за окном шелестит снег и укрывает округу толстым пуховым платком. В очаге сонно поблёскивали под золой малиновые брюшки угольков.

– Не спится? – шепнул Турон.

Маруна набрала воздуха для ответа, но промолчала. Турон провёл ладонью по её плечу.

– Не тревожься.

Маруна покачала головой:

– Я за ними.

Она поднялась с кровати, но Турон взял её за руку. Маруна обернулась, и даже в темноте Турон знал, каким взглядом на него смотрит жена.

– Ну куда ты сейчас, в такую метель? Они спят уж давно. Только перепугаешь. Да и наши потом до утра не уснут.

Маруна со вздохом опустилась на место.

– Почему мы сразу не забрали их на ночь? – шепнула она и покачала головой.

Сынишка заёрзал во сне, и Маруна вновь поднялась, чтобы поправить на нём покрывало. А когда она вернулась в кровать, где муж укрыл её, обнял и прижал к себе, Кутыптэ шагнул на луг, оставив за спиной мостик через ручей. Вьюга не унималась, а ветер пихался, как деревенский грубиян после трёх кружек хмельной браги.

Посреди луга больше не было ни дерева, ни страшной старухи. И если бы не весомая тяжесть ожерелья на шее Кутыптэ, он был бы уверен, что старуха ему всего лишь почудилась. Привиделась. Приснилась… Но нет, колдовское украшение было здесь, и мальчик видел, как оно бросает весёлые блики на снег, отражая свет фонаря.

Наконец он добрался до кромки леса и стал перед ним, как у высоченной неодолимой стены. Ветер толкал его в спину и подначивал: давай, мол. Что замешкался? Струсил?

– Нет! – крикнул Кутыптэ. – Я не струсил!

– Молодец! – подбодрил голосок из-под тулупа.

– Да! – прокричал в ответ Кутыптэ, разжигая в себе уверенность.

Но испугался своего же крика. А ветер только рассмеялся в ответ и швырнул в него пригоршню снега.

Кутыптэ набрал морозного воздуха, сделал долгий выдох и ступил в лес. Чем дальше пробирался он по неутоптанному снегу в чащу, в самую дремучую её сердцевину, тем тише становилось вокруг, а ветер заметно стихал. Но ещё слышны были его завывания, и стволы деревьев тревожно качались под его натиском, скрипели и тяжко охали. А вверху, в вышине, настороженно шептались ветки. И сыпались оттуда снежные комья.

11.

Шёпот во тьме

«Сердце у тебя знаешь как колотится?»

Кутыптэ помаячил фонарём и прокричал в темноту зимнего леса:

– Ирика!

Горячее дыхание вырывалось изо рта и стекленело в морозном воздухе. Лес молчал. Лишь с мохнатых веток летела снежная пыль.

– Ирика!

Здесь было так тихо и холодно, что, казалось, замёрзла сама тишина, и звуки не спешили уноситься вдаль, а прозрачными льдинками падали прямо в снег и утихали под его покровом как под толстым пуховым платком. Мороз щипал уши, и Кутыптэ сильнее натянул меховую шапку. Затем приложил ладонь ко рту и снова:

– Ау!

– У-у! – проснулось эхо.

Комочек под тулупом Кутыптэ зашевелился и пополз наружу. Из-за пазухи показалась голова Мышки.

– Чуть не задохнулась. А сердце у тебя знаешь как колотится? Просто бух-бух-бух! Чуть не оглохла!

Она вылезла наружу и перебралась мальчику на плечо.

– Тихо, – шепнул он, – не двигайся.

– А что такое? – Мышка деловито осмотрелась.

Теперь и она его заметила. Он сидел на ветви разлапистого дерева и таращил на Кутыптэ янтарные глаза. Филин. Из рассказов охотников мальчик знал, что эти огромные птицы могут утащить даже ягнёнка. И хотя Кутыптэ был больше ягнёнка, он всё же опасливо отступил. В тот же миг глаза птицы вспыхнули янтарём, и громадная тень скользнула с ветки. Она бесшумно понеслась на мальчика. Мышка в испуге пискнула.

Кутыптэ со всех ног бросился бежать, держа фонарь в вытянутой руке. Снега в лесу навалило меньше, чем на лугу, но ноги всё равно застревали в сугробах. Кутыптэ спотыкался, падал и загребал снег в валенки. Но всякий раз поднимался и снова бежал. Прочь! Долой! Скорей!

Но вдруг он резко остановился, и в его груди застрял мёрзлый воздух. Из-за ствола к нему с хрустом выкатилась круглая тень высотой с него самого. Совсем как огромный снежок. Только непроницаемо-чёрный, точно вылепленный из противной грязи. Даже свет луны, осыпавший блеском всю округу, не высвечивал этот непонятный шар. А он меж тем щетинился остриями шипов, и только приглядевшись, мальчик понял, что оттуда во все стороны торчат сучья и ветки, колючие щепки и обломки древесины. С этих обломков в освещённый луной снег стекала чёрная жижа, а позади шара оставался грязный след. Внезапно шар раскатисто чавкнул и ринулся прямо на Кутыптэ.

Мальчик вскрикнул и бросился в обратную сторону. В тот же миг над его головой пронёсся филин, задев крылом шапку. Но Кутыптэ этот хищник был страшен не так сильно, как зловонный шар, что катился за ним по пятам, оставляя скользкую чёрную полосу, точно жирный слизняк. На бегу мальчик слышал, как под напором этого охотника хрустит и пачкается чистый снег и гадостно хлюпает собранный в столь странную форму ком грязи. Дыхание Кутыптэ сбилось, сердце металось в груди напуганной птичкой, но он и не думал останавливаться. Вперёд! Быстрей! Вперёд! Ветки хлестали по лицу, валенки тянули к земле, а валежник выставил острия сучьев, готовый пробить насквозь. Три пластины на золотой нитке, что висели на шее Кутыптэ, чуть слышно позвякивали.

Вдруг он оступился и кубарем полетел по склону оврага. Фонарь выскочил из руки, ударился в торчавший из снега пень, вспыхнул и погас. Стало темно.

Кутыптэ лежал лицом вниз, и щёку его обжигала снежная простынь. Он слушал чьё-то жаркое дыхание да перестук дятла в груди. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Не сразу он понял, что дыхание принадлежит ему же, а вокруг полная тишина. Лес притих и замер от появления маленького и такого беспокойного гостя. Или же лес крепко спал, и как ни старался Кутыптэ его растолкать, растормошить и добудиться, сон тот был глубок и беспробуден.

Кутыптэ перевернулся на спину и посмотрел вверх, где макушки елей несмело щупали сизый сумрак ночи.

– Мышка? – шёпнул он и прислушался. – Что это было?

Ответа не последовало.

– Ты тут?

Где-то завыл волк. Вокруг был только тёмный лес, россыпь звёзд над головой и вой голодного хищника. Волк выл так тоскливо и протяжно, точно струну тянул из Кутыптэ, и вытягивал вместе с ней всю его смелость, всю решимость и тепло.

Кутыптэ поднялся, отряхнул с себя снег и поправил шапку. Затем осторожно выбрался из оврага и побрёл вдоль елей, с опаской оглядываясь. Как знать, откуда может выскочить этот чёрный шар и куда вообще идти дальше. Куда ни глянь – везде одинаковые деревья, подлесок, валежник или бурелом. А над ним свисали еловые лапы, тянулись к нему, желали коснуться, но точно робели и не дотрагивались.

Кутыптэ стянул мешок с припасами, сел под елью и прижался к стволу спиной. Из глаз покатились слёзы. Он вытирал их рукавицей, чувствуя внутри одной из них амулет Ирики. Волшебный амулет, который почему-то не помогал её найти. Мальчик подтянул к себе колени, обнял их и склонил голову. Теперь слёзы не текли по щекам, а прозрачными льдинками падали прямо в снег и прожигали в нем крохотные дырочки. Но весь снег они растопить, конечно, не могли.

– Почему ты плачешь? – раздался шёпот.

Кутыптэ вздёрнул голову и оглянулся.

Никого.

– Почему ты меня ищешь? – шепнул незнакомец. – Ты не видишь меня?

– Кто здесь? – Кутыптэ вжался в дерево и крепко обнял мешок. – Где ты?

– Повсюду, – спокойно отвечал невидимый шёпот.

Кутыптэ не смел шелохнуться. Только взглядом водил по сторонам. Наконец он заметил, что сквозь хвою молодой ёлки на него смотрят два зелёных глаза. Волк? Кутыптэ зажмурился и втянул голову в плечи. Не иначе, волк. И теперь всё.