banner banner banner
На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади
На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади

скачать книгу бесплатно


– …А денег столько мы украли на том прииске, что тебе, клоп, и не снилось! Сынок мой на «порше» в институт ездил, пока ты свое ученое дерьмо писал в однокомнатной квартире с женой и двумя детьми… Говно… Что тебе еще сказать? Таких, как ты, сажать надо или посылать мерзлоту копать…

– Но все же: зачем вы здесь, как считаете?

– …Сколько новый член стоит? Видишь ли, док, у меня с этим проблемы. Купить хочу. А потом сожгу всех. Этого урода с ружьем, и ее с ее ртом поганым… И тебя… Он меня благословил…

Доктор повернулся к коллегам:

– Полагаю, в целом картина ясна и продолжать не имеет смысла. Как вы думаете?

Тут Егор вскочил и начал орать:

– Ты еще и решать будешь, падла?! Ты кем себя возомнил?! Да я тебя закопаю, как ту шлюху, понял? Прямо в траншее… А-ха-ха-ха! Я на нее ствол направил… А-ха-ха-ха! Залил ее всю… Тебе так и не снилось… Сука… А-ха-ха-ха!

Санитары подошли, взяли Егора под руки и увели.

Судебно-медицинская экспертиза подтвердила невменяемость Егора Алевтиновича В. с постановкой ему диагноза «шизофрения», в связи с чем он был направлен на принудительное лечение в специальное отделение Института психиатрии им. С. в г. Х-ске, где находился пожизненно.

Спустя несколько лет в мужском отделении этого института можно было встретить симпатичную, хотя и немолодую уже, пациентку Алевтину Егоровну В., как она сама себя называла, которая совершенно отрицала тот факт, что когда-то была мужчиной, и приходила в ярость от малейшего намека на ее мужское прошлое. Говорили, что у нее даже случился роман с местным авторитетом из третьей палаты Поликарпом Поликарповичем. Впрочем, неясно, было ли это на самом деле или кто-то просто пошутил.

2

– Антон Николаевич, простите за такой странный и, может быть, провокационный вопрос, но вы действительно верите в инопланетян?

– Конечно. Стал бы я заниматься этим всем, если бы не верил?

Антон Николаевич Сроп терпеливо и с удовольствием отвечал на вопросы, задаваемые ведущим программы «Невиданное и вероятное» Сергеем Веселосом на главном федеральном канале. Вид он имел аккуратный, почти красивый: с ухоженными волосами, лощеной бородкой, уверенным, но в то же время располагающим взглядом. На шее у него был ярко-зеленый, в огурцах, платок, который вместе с полосатой рубахой и молочно-белым пиджаком производил весьма смелое впечатление с претензией на франтовство. Голос его, теперь мастерски поставленный, стал уверенным и почти завораживающим, подобно тем голосам, каким обычно обладают всякие хироманты и маги. В целом, видно было, что над собой и своим образом поработал он неплохо.

– А как вы всего этого достигли? Говорят, еще недавно вы были обычным служащим без гроша за душой…

– Именно так. Именно так и было. Я не имел совершенно ничего, кроме мечты. А когда у человека есть мечта – у него есть все.

– Какие философские слова и отношение к жизни!

– Пожалуй, так. Но я ведь уже не молод. Могу себе позволить и философию. А тема эта всегда была мне интересна, и я за всю жизнь, в том числе на прежнем рабочем месте, накопил и систематизировал достаточно материала об инопланетной деятельности, чтобы это можно было теперь демонстрировать, чтобы это было интересно. У меня только факты. Я все записывал, делал выводы, изучал закономерности. Знаете, я пришел к тому, что они были на Земле как минимум семнадцать раз. Семнадцать!

– Подумать только! И что они у нас делают? Зачем прилетают?

– Не могу пока сказать точно, потому что, понимаете, не привык говорить о чем-то, когда это только гипотеза. Говорю я всегда исключительно о подтвержденных фактах, а если уж о предположениях, то только о тех, в которых уверен. Думаю, и вы, и зрители это уже заметили. Однако же небольшое уточнение сделать нужно. Собственно, вполне понятно, для чего они прилетают…

– Для чего же?

– Чтобы захватить нас…

– Да вы что?!

– Да, но не торопитесь с этим, как не тороплюсь я. Благодаря своим многолетним наблюдениям я понял, что им для этого чего-то не хватает. То есть они не могут захватить нас, иначе давно уже захватили бы. Это ясно, я думаю. У меня есть пара предположений, чего именно им не хватает и почему уже семнадцать раз они у нас были. Но мне нужно время, чтобы все проверить и подтвердить или опровергнуть.

– Это очень интересно…

– Да, интересно. И как только у меня будут подтвержденные и обоснованные результаты, я обязательно и с удовольствием их обнародую.

– А ведь страшно. Что если нападут? Готовы ли мы к такому повороту?

– Вот насчет этого я могу сказать более уверенно: нападут они не на нас.

– А на кого?

– На американцев. В этом я убежден и могу это утверждать. Мы им ни к чему, да и нападать на нас смысла нет…

– То есть вы полагаете, что даже при худшем сценарии мы выживем?

– Я в этом уверен.

Сроп теперь жил в большом собственном доме с высоким забором, гектаром земли, садом, бассейном и прочими необходимыми удобствами, жил безбедно, имел свои каналы в социальных сетях, был гостем на телевидении, автором двух книг о внеземных формах жизни – в общем, был человеком уважаемым и значимым. Ходили слухи, что в скором будущем ему планируют вручить государственную награду. Впрочем, возможно, это и не было правдой.

– Радостно слышать такой прогноз, тем более от вас, человека в этой области известного и уважаемого.

– Надо сказать, я всегда был и остаюсь честным в своих мыслях и тем более прогнозах. Так что тут уж без всякого, как бы это сказать, преувеличения: бояться нам нечего! Все будет хорошо!

Гошины штаны

ПРОЛОГ

Погода была хорошая. На борту судна стояли двое; облокотившись на бортик, они смотрели на воду и разговаривали.

Один из них – мужчина лет около тридцати на вид, в красной футболке, спортивных штанах и кедах. По первому взгляду на него становилось ясно, что деньги у него, судя по всему, какие-никакие, но есть, и чувствует он себя в жизни вполне уверенно. Второй имел вид бывалого десантника: в одних шортах, босиком, с солидным животом и большим серебряным крестом на шее. Лицо у него было суровое, вид доминантный, и чувствовал он себя, не иначе, королем на этой небольшой посудине. Да он и был им: судно принадлежало ему. Губы его двигались не спеша, произношение было характерным, как бы с претензией:

– Костя, я вот смотрю и никак не пойму. Как можно приехать на природу и ходить вот так? – Он показал рукой на кеды собеседника. – Понимаешь, природа – это природа. Как можно по ней ходить в кедах?.. Сколько бы они ни стоили.

Его собеседник молчал, стараясь уловить интонации, предсказать возможный ход дальнейшего разговора и выбрать верную тактику – впрочем, ничем не проявляя этой напряженной умственной деятельности и стараясь выглядеть как можно более непринужденно.

Здоровяк помолчал и продолжил:

– Вот так надо. Хотя бы воздух почувствовать. Воду. Ты хоть ногами пройдись по песку… Нет, я все понимаю. Привыкли вы так. Нет, я, конечно, не знаю, кем ты работаешь, сколько зарабатываешь. Но знаю вот что… Таким, как ты, все вот так само достается… Ну ясно, родители там, родственники может. Помогли устроиться. А чего так не жить… И делать ни черта не надо.

Снова возникла пауза. Костя по-прежнему молчал.

– Сейчас молодежь вообще не та пошла. Ни черта не умеет. Да и интересы у вас не те. И отдыхать не умеете.

Костя повернул наконец голову в сторону собеседника и сказал негромко:

– Я забыл: тебя как зовут?

Здоровяк посмотрел на него:

– Гоша. Или дядя Гоша.

– Послушай, Гоша. Все ведь просто. Веду себя я так, как мне удобно. Все, что зарабатываю, мое. Все, чего не зарабатываю, не мое. Примерно так.

– А как ты думаешь, сколько мне лет?

– Не знаю. Пятьдесят. Может, пятьдесят пять.

Гоша покачал головой, изображая умудренность житейским опытом:

– Да, пятьдесят пять. Я шестой десяток разменял. Понимаешь, жизнь – она такая… Но я одно понял…

Он вздохнул, подчеркивая тем самым, во-первых, собственное по отношению к собеседнику высокое положение (с точки зрения возраста и житейского опыта, разумеется) и, во-вторых, всю безнадежность ситуации (вроде как: да разве ты поймешь?) – и произнес фразу, которая, по его мнению, содержала самый сокровенный смысл, самую суть бытия и этим словно приравнивала его собеседника к ничтожеству:

– Я понял, что мужик должен быть мужиком.

Костя не смутился, скорее наоборот – придал своему лицу вид еще более равнодушный и скучающий, и спросил, подавляя зевок:

– А баба?

Тут Гоша слегка растерялся, потому что рассчитывал, вероятно, на другую, более агрессивную реакцию, которую уже готов был встретить, однако старался не подавать виду. В глубине души он все же надеялся, что слово за слово провокация удастся – тогда уже можно будет показать себя во всей красе. С Костей же такой номер не прошел, да и не мог бы пройти, учитывая род его деятельности, образ жизни, круг общения и еще множество вещей, с ним связанных. Человеком он был весьма неглупым и, как говорится, тертым калачом, несмотря на свою молодость и почти юношеский вид. Гошу же этот самый, казалось бы, безобидный Костин вопрос, да еще и с зеванием, задел весьма сильно. Неожиданная, странная, мерзкая и невиданная реакция на провокацию. Но что делать, пришлось отвечать.

– А баба должна быть бабой.

– Вот здесь ты, Гоша, прав.

И опять Гоша растерялся, но виду не подал, хоть и не знал, что на это сказать. Снова повисло молчание. Костя смотрел вдаль и думал о своем.

Во-первых, о делах: о том, что эти конкуренты опять неладное замышляют (и Михалыч об этом прознал и рассказал); что надо кое-что поправить в производстве (ну, это обычная текучка); что послезавтра придется ехать в администрацию и объяснять, почему просрочка пошла; что через неделю нужно лечь в больницу на операцию (старая история, которая до сих пор дает о себе знать, и вроде ничего серьезного, но волнительно), и много о чем еще – о каждом деле по очереди и обо всех разом (впрочем, привычное состояние для человека, управляющего сложными процессами, людьми и собственной жизнью).

А во-вторых, с самого начала разговора, с того момента, как Гоша встретился ему на палубе и зацепился поговорить, что-то встревожило его сразу же, мгновенно: голос, этот Гошин голос, манера говорить… Какое-то дежавю – гадкое, страшное, но завораживающее («неужели такое может быть?»). И тут же началось изучение и оценка Гоши. И если бы не этот импульс, может быть, и не стал бы Костя тратить время на пустой разговор. «Они там мясо жарят, а я тут на борту с Гошей общаюсь… Ну а что? У каждого свои слабости», – шутил про себя Костя. Изучать людей для него всегда было истинным удовольствием, настоящим, как хобби. А тут так вообще случай особенный.

Поэтому и сейчас, поднявшись на минуту на лодку – сходить в уборную – и встретив Гошу, жаждущего поговорить, Костя не ушел сразу, а решил какое-то время все же провести в таком необычном обществе, пожертвовав минут на десять компанией своей семьи и знакомых, шашлыком и пивом.

После некоторого молчания Гоша решил продолжить:

– Мужик должен все уметь, понимаешь? И дрова рубить, и баб трахать. Мы вот с моей женой живем. С шестой женой. И ничего, не жалуется. Так трахаю ее, что визжит на всю округу.

«На всю округу», – повторилось в Костиной голове. Он смотрел на берег, где двое мужчин стояли около мангала и один из них, Михалыч, со знающим видом вертел шампуры. Две молодые женщины сидели на расстеленном на песке пледе, и большая группа, человек в двадцать, веселилась на некотором расстоянии от них. Костя остановил взгляд на своей жене Ане и сказал:

– То есть счастлива.

– Конечно. Я тебе вот что скажу. Все должно быть правильно. Понимаешь?

Гоша вздохнул, словно выражая сомнение, поймет ли Костя смысл его слов, и продолжил:

– Я только одного человека знаю, который уже в двадцать пять лет имел три высших образования.

– Три высших, – повторил Костя.

– Представь себе. Только одного такого знаю… Это мой сын.

«Вот и сын есть. Еще интереснее», – подумал Костя и сказал:

– Умный, наверное.

– Да, – вздохнул Гоша и продолжил: – Он такие дела делал! Фирмой владел. Это еще когда все хорошо было. Денег тогда гребли…

Говорил Гоша то громче, то тише, словно заговорщически, то медленнее, то быстрее, переходя порой на скороговорку, придавая таким образом своей речи загадочность, а себе – вид человека разбирающегося.

– Тогда такие дела делали… Они там с друзьями фирму сколотили… Это потом…

Костя слушал волнообразно меняющий громкость Гошин голос и едва улавливал суть. Сын – умный, три образования, создал с друзьями фирму, много зарабатывал… Голос похож. Точно похож.

Во время очередного загадочного приглушения речи собеседника Костя спросил:

– А чем он занимается?

– Сидит.

– В смысле – сидит?

– Сидит в тюрьме. В колонии.

«Однако, – подумал Костя. – По описанию – не человек, а золото: и образован, и дело имеет, и вдруг… сидит». Всякое, конечно, могло быть, никто не застрахован. Сбил кого на машине, или в пьяном виде что-то вытворил, или самооборона – и вперед, в места не столь отдаленные, если связей нет. Это с любым может случиться. Второй вариант – что-то связанное с махинациями, которые в том или ином масштабе имеют место практически в любом бизнесе: уклонение от уплаты налогов, коммерческий подкуп и подобное, без чего не обходится ни одно более или менее серьезное дело. Однако на свой вопрос «А за что сидит?» Костя услышал совсем другое:

– За разбой.

«Неожиданно. Три высших образования, владелец бизнеса, и – за разбой», – подумал он. Правда, живо представлялось Косте, какого качества эти образования могли быть, что за бизнес он мог иметь и какими методами дела вести. Впрочем, бывает всякое, и сын на отца не всегда похож. Хотя зачастую похож. «Интересно, похож ли этот?» – думал Костя.

На Костин вопрос, как так вышло, Гоша не ответил ничего внятного, только что-то прошипел неразборчиво, но после некоторого раздумья добавил:

– Я тебе вот что скажу. Настоящий мужик должен или в армии отслужить… или отсидеть…

– Я так и думал.

– Вот ты служил в армии?

– Нет.

Гоша посмотрел на Костю с выражением лица, изображающим полную безнадежность, слегка покачал головой для усиления эффекта:

– Ну понятно… Я вот служил…

Костя продолжил мысль:

– …А сын сидит.

Гоша промолчал. Видимо, не захотел больше продолжать тему сына и тюрьмы, по крайней мере вот так, напрямую, и своим, как он полагал, хитрым умом зашел несколько с другой стороны, с философской. Вообще философию (как он ее понимал) Гоша любил и имел привычку отходить от приземленной темы и переключаться на тему более общую, высокую, абстрактную, что, во-первых, показывало его интеллектуальную развитость (как он думал), а во-вторых, позволяло уйти от простых вопросов, на которые надо было так же просто, но по существу отвечать. Попробуй, вот так легко ответь на вопрос, почему сын сидит, и в ответе своем расскажи: за то, что совершил с приятелями разбойное нападение на магазин конкурента, разгромив там все и самого конкурента избив до полусмерти, да еще и оправдай это. Нет, тут надо не так. Надо сперва перейти на шепот и скороговорку – таинство, а затем на высокое – философию.

– Бывает, люди у меня спрашивают, почему я живу вот так, по понятиям…

И снова задумчивый вид, как будто вселенские проблемы давят на темя, и снова объяснение пространное, высокое: