Энтропия

Набив сумку, она с трудом вешает ее на ручку коляски, прикрывает контейнер, и крутит рычаги коляски по направлению к выходу. Не доезжая метр до двери, она останавливается – ей кажется, что в переулке она слышит шаги. Но за дверью тишина, и девушка, еще раз оглянувшись, снова движется к двери. Она толкает дверь и привычно тратит несколько секунд на то, чтобы преодолеть порог – с этим каждый раз возникает проблема, и она уже привыкла, хотя промедление все равно опасно. Но вот она минует порог и с облегчением вздыхает, закрывая дверь.

Девушка уже готовится повернуть к освещенной улице, как чувствует, что колеса не двигаются – кто-то держит ручку ее коляски. Девушка останавливается и медленно оглядывается, молниеносно прокручивая в голове десяток оправданий, которые она заранее подготовила на подобный случай. Они мало чем могут помочь, но это лучше, чем стыдливое молчание – можно надеяться, что подействует обаяние ее милого личика, или в крайнем случае можно хотя бы надавить на жалость, хоть она и ненавидит это. Но лучше жалость, чем полиция.

Однако, увидев человека за спиной, девушка замирает с открытым ртом. Преподаватель молча смотрит на нее.

– Мисс Клэр Томас. Студентке престижного университета не стоит заниматься такими вещами.

Девушка приходит в себя и, все еще удивленно, поднимает глаза:

– Доктор Эрих… Что вы тут делаете?

Она едва помнит, когда последний раз видела преподавателя – кажется, уже пару месяцев он не ведет пары, как говорят. Собственно, он никогда и не был преподавателем у Клэр. Но она вспоминает, что несколько недель назад он появлялся в университете, организовывал встречу с аспирантами насчет работы в Лаборатории Интегрированных Систем Автоматизации. И, кажется, так никого и не выбрал – студенты уходили с собрания разочарованными, как она узнавала у них. А потом он присутствовал на другом собрании – когда студенты всех курсов представляли свои исследования. Клэр выступала со своего места, зачитывая и демонстрируя свою работу. «Замечательно, – сказал тогда доктор Эрих, впервые подав голос на собрании, – Это очень глубокий подход. Встаньте, чтобы мы все вам поаплодировали». Клэр молчала в замешательстве, радость от похвалы сразу потухла. Затем один из преподавателей что-то прошептал на ухо доктору Эриху, и тот смущенно кивнул: «Прошу прощения. Как я уже сказал – ваша работа определенно выделяется и имеет огромный потенциал. Вас ждет отличное будущее, мисс. Давайте поаплодируем Клэр Томас!»

Сейчас доктор Эрих стоит перед ней и вовсе не выглядит удивленным – Клэр делает вывод, что он встретил ее вовсе не случайно.

– Мисс Томас, я хотел с вами поговорить.

Клэр мотает головой:

– Сэр, простите, я все объясню… Мне очень нужно оплатить следующий год – эти батареи все равно отправлены на утилизацию, и я…

Доктор понимающе кивает:

– Клэр, вам не нужно оправдываться. Ваши действия более чем заслуживают уважения.

Девушка замолкает и непонимающе смотрит на доктора.

– Мисс, я понимаю вашу ситуацию, и как вам нелегко. Семья с трудом оплачивает вашу учебу. Но с вашими способностями вам определенно уготовано прекрасное будущее, и мне не хочется, чтобы вы его тратили на подобные вещи. Я могу вам предложить гораздо больше.

Клэр в растерянности смотрит на доктора:

– Вы про… работу в Лаборатории? Но вы же ищете выпускников, а мне учиться еще несколько лет…

Доктор кивает, и на его лице медленно появляется улыбка:

– Не только, мисс Томас. Я ищу талантливых людей, готовых преданно работать с нами. А мы взамен готовы предложить вам результаты наших передовых разработок. В частности… Я ознакомился с вашей медицинской картой. Ранее врачи говорили вам, что это не лечится, так?

Он переводит взгляд на ее худые ноги в инвалидной коляске. Клэр отводит глаза и неохотно говорит:

– Если вы читали мою медкарту, сэр, то вы знаете, что это родовая патология. Она действительно не лечится.

Доктор Эрих кивает и делает шаг вперед:

– Так было ранее, но ведь для этого медицина и нужна. Наши последние исследования могут обещать отличные результаты в лечении вашей патологии. А мы предлагаем вам должность медицинской сестры в Лаборатории для начала, с последующим ростом. Стоимость лечения покроют семьдесят процентов вашей зарплаты в течение следующих пятнадцати лет.

У Клэр перехватывает дыхание:

– Сэр, это невозможно… Вы… Вы можете обещать… Что… я смогу ходить?

Доктор Эрих снова понимающе кивает:

– Да, Клэр. Контракт будет действовать только в случае положительного результата.

***

Свет становится все ярче. Веки начинают дрожать. Пытаясь пошевелить головой, Клэр чувствует ухом холодную кожу кушетки и ей наконец удается открыть глаза. Постепенно взгляд фокусируется на ближайших предметах, и она видит капельницу. Спустя несколько секунд она переводит взгляд на яркий свет лампы под потолком и стеклянную дверь, которая то и дело расплывается. Клэр пытается моргнуть, щурясь от яркой лампы и одновременно стараясь понять, как она оказалась здесь. Последнее, что ей удается вспомнить, это солнечные батареи, предназначенные для утилизации. И доктор Эрих… Клэр пытается пошевелить рукой, а затем поднять голову. Это тяжело, но она с трудом приподнимается – это удается только спустя несколько минут. Голова кажется такой тяжелой… Клэр вспоминает, что доктор Эрих говорил что-то про ее ноги. Она переводит взгляд на них, и изо всех сил пытается подтянуть дрожащую руку и откинуть пеленку, которой она накрыта. Наконец это удается, и Клэр сдергивает ее. Она несколько секунд смотрит на свои ноги и пытается понять, смогут ли они пошевелиться. Это кажется невозможным. Но Клэр приподнимается на локтях, чувствуя непривычное напряжение в мышцах бедер, она тянется рукой и касается своего колена, затем стопы. Один раз, и другой, и третий. И наконец она чувствует щекотание, и видит, как ее стопа дергается – неужели ей не показалось? Клэр мотает головой, яркий свет ламп бьет в глаза, палата начинает кружиться. Клэр делает вдох, наблюдая, как втягивается и расслабляется живот, затем подтягивает к себе таз, садясь прямо. И видит, как шевелятся колени. Снова пытается пошевелить коленом – и это получается. Клэр видит, как стеклянная дверь перед ней расплывается, как в тумане – слезы застилают взгляд. Она пытается пошевелить ногами, помогая руками и спуская их на пол. Холодный пол. Какое странное ощущение… Клэр падает на гладкую плитку и ползет к двери, чувствуя коленями поверхность. Она хватается за ручку двери и открывает ее, затем подтягивается, чувствуя, как напрягаются мышцы голеней – до этого они никогда не напрягались. Клэр пытается поставить на пол стопу, держась за дверь, чувствует дрожь в коленях, и наконец это удается, затем вторую…

– Я могу… Могу…, – тихо бормочет она, глядя на фигуру в конце коридора, которая то и дело расплывается.

Теперь Клэр все же медленно почти удается встать на ноги, держась за стену – ноги дрожат. Это настолько непривычное ощущение, ведь раньше Клэр почти не чувствовала их…

Фигура в конце коридора приближается – это офицер в военной форме. Он смотрит обеспокоенно, оглядываясь по сторонам, затем смотрит на дверь палаты из которой Клэр только что вышла.

Офицер подходит к Клэр и подхватывает ее, когда та пытается устоять на ногах, держась за стену. Ноги еще совсем слабы, и Клэр почти падает, но оказывается в руках офицера. Тот пытается достать рацию, одновременно удерживая девушку.

– Сэр, все в порядке, – раздается голос, и к ним приближается женщина в медицинском халате, – Это экспериментальный проект доктора Эриха, нужно вернуть ее в палату.

Теперь офицер улыбается, и Клэр хочется улыбаться ему в ответ, более того – ей хочется улыбаться всему миру, ей кажется, что это сон.

– Это правда… Я могу ходить? – говорит Клэр, глядя на офицера, когда тот заботливо держит ее за талию. Ее голос еще слаб.

Офицер доброжелательно кивает, глядя ей в глаза, и кивает на дверь палаты:

– Все хорошо, не бойся. Сейчас тебе надо прилечь.

Вместе с женщиной-врачом они возвращают Клэр в палату.

– Да, дорогая,– улыбается женщина, – Ты сможешь ходить. Но сейчас тебе надо восстановиться, ложись.

Клэр снова чувствует головой холодную кушетку, но теперь ее наполняет восторг. Доктор Эрих был прав! Она пытается пошевелить пальцами ног, и ощущает, как одна нога касается другой.

Офицер выходит из палаты, а женщина снова устанавливает капельницу, одновременно говоря по рации:

– Доктор… Она очнулась. Кажется, все в порядке, на этот раз результат положительный.

Клэр все еще кажется, что это сон. Но если нет, то она бесконечно благодарна этому миру, и доктору Эриху, и этой женщине, и тому офицеру – и всей этой лаборатории, за то, что они сделали.

***

В субботу Нела только надеялась, что отца не будет дома вечером. Иначе его явно смутит тот факт, что она оставила телефон у себя в комнате, когда ее самой дома нет. Конечно, можно было бы оставить телефон где-то еще, но теперь у нее поблизости даже не было друзей, которых можно было бы попросить «приютить» ее смартфон на случай отслеживания, а оставлять его в каких-то случайных местах было небезопасно – слишком много важной информации в нем хранилось.

Поэтому с утра Нела как бы невзначай поинтересовалась у отца, будет ли он ужинать дома: «Я собиралась заказать роллы Таношими, а они идут большим сетом – помню, что тебе они тоже нравились». Отец тепло улыбнулся и с сожалением покачал головой, сказав, что вернется поздно: «Но я рад, что ты помнишь. Можем в другой раз заказать японской еды и вместе поужинать. Или даже сходить в японский ресторанчик. Как насчет следующих выходных? Если я не буду занят». Нела кивнула и сказала, что будет рада, хотя изобразить радость было трудно, зная, что именно она собирается сделать.

Вечером она надела темно-серое худи с глубоким капюшоном, под которым можно было спрятать лицо, и черные штаны, на ногах – кроссовки, чтобы можно было быстро скрыться при необходимости. Конечно, если ее заметит полиция, то это вряд ли поможет, но она надеялась, что приняла все возможные меры.

Уже смеркалось, когда она пешком добралась до промышленного района на окраине – пользоваться транспортом было бы опрометчиво. Здесь стояла тишина, если не считать звуков демолятора для сноса зданий через два квартала. Торчащие остовы недостроенных жилых домов, взметнувшиеся в серо-бардовое пыльное небо, казались черными скелетами , к которым словно тянули металлические руки полуразрушенные балки автомобильного моста. Когда-то в этом районе располагалась хлопчатобумажная фабрика, для работников которой и строился этот жилой квартал. Теперь здесь местами устраивали притоны бездомные. Регулярное наблюдение дронов с воздуха и полицейские рейды препятствовали этому, но таких мер хватало ненадолго, поэтому с недавних пор здесь начался демонтаж зданий – правда, пока только на другом конце района.

Нела остановилась у бетонного основания моста, осторожно озираясь по сторонам. Теплый осенний ветерок доносил запах бензина, где-то среди разросшихся кустов в развалинах дома пели птицы. Нела давно не слышала пения птиц – в городе их было и так мало, и даже тех не было слышно в ежедневном шуме машин и постоянно работающих вентиляторов, перерабатывающего и прочего незатихающего оборудования.

Нела посмотрела на часы – механические, не электронные – и прислонилась к ржавому остову моста, снова опасливо оглядываясь по сторонам. Не хотелось бы ей случайно встретить здесь кого-то. Наконец из-за поворота за арматурами фабрики в облаке пыли показался автомобиль старой модели с затемненными стеклами.

Нела не спешила показываться, но автомобиль остановился и спустя пол минуты из него вышел мужчина в костюме-милитари и затемненным шлемом на голове, он остановился на дороге и осмотрелся, затем повернул голову в ее сторону:

– Выходи, медленно.

Сделав глубокий вдох, Нела осторожно вышла из своего укрытия. Она все еще не была уверена, хорошая ли это идея.

– Покажи руки.

Нела подняла ладони, подходя ближе на негнущихся ногах.

Мужчина быстро обыскал ее и спросил на всякий случай:

– Нет телефона? Других отслеживающих устройств?

– Нет, – качнула головой Нела.

Мужчина усадил ее в машину и захлопнул дверцу. В салоне авто Нела увидела темноволосую женщину в такой же форме, ее лицо наполовину было скрыто маской. Нела открыла рот, чтобы задать вопрос, но женщина качнула головой:

– Поговорим, когда приедем.

Она достала черную повязку и потянулась к Неле, чтобы завязать ей глаза.

– Ты же понимаешь, что это необходимо, – услышала Нела ее голос слева, когда ткань плотно накрыла ее веки.

Нела понимала. В горле у нее пересохло. Она уже совершенно не была уверена, что поступает правильно.

Автомобиль ехал долго – хотя, может быть, Неле только так показалось. Дорога была неровной, Нела чувствовала, что они едут по кочкам и выбоинам, из чего она заключила, что это все еще город, но такие же разрушенные окраины – за пределами города трасса ровнее. Мужчина и женщина молчали всю поездку, да и у Нелы как-то внезапно пропало желание задавать вопросы.

Наконец автомобиль остановился и Нела почувствовала, как снимают ее повязку. Мужчина открыл дверь:

– Пошли.

Нела вышла из машины. Судя по всему, они находились на подземной парковке, стоял полумрак, вокруг почти не было машин. Мужчина махнул рукой идти за ним, и направился вперед, женщина шла рядом с Нелой. Впереди мигала желтая лампа над белой железной дверью, мужчина набрал код и камера под потолком повернулась к ним:

– Это Беннет, мы ее привезли, – проговорил он в микрофон рации на рукаве.

Раздался щелчок, дверь открылась и они пошли вперед по узкому коридору. Шаги по бетонному полу звучно отдавались эхом, отражаясь от темно-серых каменных стен. Дойдя до лифта, мужчина снова включил рацию:

– Куда нам?

– Давай на четвертый этаж.

Нела впервые видела такой старый лифт – даже в исторических зданиях лифты давно были модернизированы. Темно-коричневые стенки лифта, казалось, остались еще с позапрошлого века.

Лифт поднимался с шумом. Нела уже почти забыла все слова, которые подготовила. Она уже вообще не была уверена, что понимает, зачем вышла на связь с Новыми Луддитами. Но зачем-то же они согласились на встречу с ней?

Лифт с рывком остановился и двери открылись с громким звуком. Нела почувствовала, как женщина слегка подтолкнула ее в спину:

– Почти пришли.

Нела не успела толком оглядеться на этаже, как мужчина направился к ближайшей двери и махнул ей рукой:

– Заходи.

Небольшая комната, похожая на переговорную, не имела окон, здесь было почти пусто, не считая лаконичного металлического стола с несколькими стульями и кожаного дивана в углу комнаты. Беленные стены с местами облупившейся штукатуркой не несли никакой информации об этом месте, кроме того, что зданию было уже много лет.

Не успела Нела задать вопрос, как в комнату вошел мужчина лет сорока в черной футболке и армейских брюках, он запер дверь и остановился, посмотрев на Нелу заинтересованно, затем указал ей на стул:

– Здравствуй, Корнелия. Что ж, садись.

Сам он не торопясь подошел и сел напротив нее, женщина сняла маску и села рядом с ним. Второй мужчина, который привез ее сюда, тоже снял шлем и, тоже сев рядом, положил шлем на стол.

– Меня зовут Нокс.

Нела кивнула и попыталась улыбнуться, чтобы выглядеть увереннее. Мужчина казался доброжелательным – его черты лица были мягкими, но жесткий взгляд темно-серых глаз диссонировал с его улыбкой. Нела увидела, что его голову и короткие темные волосы с проседью пересекает длинный шрам.

– Давай познакомимся. Ты так хотела встретиться с нами. Расскажи об этом.

Нела сделала глубокий вдох:

– Я… Действительно хотела с вами встреться. Потому что я… хотела бы помогать вам, – она сделала паузу, видя, как Нокс скептически поднял брови, но все же ничего не сказал, – Может быть, вы видели наше недавнее обращение. Теперь мои друзья не рядом со мной. Мы очень многое не успели сделать…

Нела замолчала. Слова путались у нее в голове, а ведь она составила целую речь перед тем, как идти сюда. Она подняла глаза и посмотрела на сидящих перед ней – Нокс все еще смотрел на нее беспристрастным взглядом, по этому взгляду невозможно было оценить его реакцию, будто он точно так же не слишком понимал, зачем она здесь. Наконец женщина, сидящая рядом с ним заговорила:

– Лучше скажи, зачем тебе это. У тебя-то какой мотив?

Нела вскинула голову и проговорила еще раз то, что и так казалось очевидным:

– Я против того, что делает Корпорация. Я хочу, чтобы они прекратили разработки на основе мозговых клеток. Знаю, что вы тоже против, это противоестественно и негуманно. Я… хочу добиться освобождения Испытуемых, которых держат в Лаборатории. И остановить дальнейшие исследования в этом направлении.

Нокс повернулся к женщине:

– Ты слышала, Мира? Это негуманно.

Та поджала губы, пытаясь скрыть улыбку. Нокс перевел взгляд на Нелу. Его руки были сложены на груди. Подождав полминуты он покачал головой:

– Не уверен, что ты вообще понимаешь, чем мы тут занимаемся. И почему мы против Корпорации.

Нела смотрела на него, пытаясь прийти в себя. Разговор шел совершенно не так, как она ожидала. Женщина, Мира, подперла голову рукой, и снова обратилась к Неле:

– Ты же слышала о том, что было пол года назад? Как ты думаешь, чего мы добивались, когда произошел взрыв на поезде, который вез результаты разработок на новый сектор медицинского института?

Нела отвела взгляд, она уже не решалась озвучивать самый очевидный ответ.

– А я тебе подскажу. Думаешь, почему взрыв произошел именно в отсеке с последними результатами разработок? Думаешь, пресс-службы твоего отца врали, когда говорили, что разработки не содержат гремучую ртуть, следы которой нашли на месте взрыва? Так вот, знай – хоть в этом они не врали. Думаешь, взрыв случайно произошел, когда поезд проезжал пассажирскую станцию? Ты правда думаешь, что тот десяток гражданских, которые пострадали от взрыва, просто случайно оказались не в то время и не в том месте?

Нела потрясла головой, всматриваясь в свое обескураженное отражение в блестящей поверхности стола:

– Корпорация опровергла, что результаты разработок взрывоопасны. Многие думали, что взрыв произошел из-за замыкания при торможении поезда на станции…

Мира печально усмехнулась:

– Пресс-служба хорошо постаралась. Они даже не афишировали то, что почти все погибшие находились на грошовом пособии по безработице. В копилку статистики… Благодаря нам этот факт все же попал в прессу, хоть и ненадолго. Но те гражданские погибли при взрыве вовсе не за гуманизм.

Нела постаралась сохранять невозмутимость, хотя в голове стоял шум. Она пыталась переварить полученную информацию, хотя внутренний голос все настойчивее напоминал, что в глубине души она догадывалась о подобном. О том, что Луддиты не ограничиваются мирными методами, и что на войне все средства хороши… Но теперь, сидя рядом с Луддитами лицом к лицу, уже поздно давать заднюю. Нела заставила себя кивнуть, подняв глаза на женщину:

– Я… понимаю, что вы хотите сказать. Вы думаете, что я идеалистка. Но даже моих познаний в экономике достаточно, чтобы понять, что государство назовет любой уровень безработицы приемлемым, если решения принимают те, кому это выгодно. Убедить народ, что разработки опасны, это… тоже один из вариантов. Я не идеалистка. Думаю, что если бы вы могли обойтись без жертв… вы бы без них обошлись.

Мира отвела взгляд. Нокс еще раз оценивающе посмотрел на Нелу, словно пытаясь понять, верит ли она сама в свои слова. Потом он отвернулся и, будто ни к кому не обращаясь, в сторону сказал:

– Когда полтора года назад начался кризис, мы все хотели подстраховаться и найти вторую работу, пока есть первая. Но есть вещи, от которых застраховаться невозможно. По крайней мере, таким как мы, – Нокс перевел взгляд на Нелу, и она увидела в нем печаль и все то же… сожаление. – Вопрос в том, что ты об этом знаешь. А ты не знаешь об этом ничего.

Нела почувствовала, что все ее слова падают в пустоту. Что бы она ни говорила, она останется для них заскучавшей богатенькой девочкой – дочкой главы Корпорации, чем только еще больше раздражает их, и ей никогда не удастся объяснить им, почему для нее это так важно.

– Вы думаете, что я для вас бесполезна, – наконец проговорила она тихо, будто спеша закончить разговор, – Очень жаль, что я не могу доказать обратное. Извините, что… я вас побеспокоила.

Мира тяжело вздохнула и вопросительно посмотрела на Нокса. Его молчание снова было непроницаемо. Наконец он покачал головой:

– Ну что ты… Это не так. Ты еще можешь быть для нас полезна. Хоть и в другом качестве.

***

Джастин Саммерс рассматривал рельеф на светло-желтой стене коридора, ожидая очередного осмотра. Выступающие бугорки имели разную форму – некоторые были похожи на кляксы, некоторые – на куриные наггетсы, а большинство – на кучевые облака. Джастин прижимал к ним ладонь, чувствуя бетонно-бархатистый холод стены. В его отсеке все было катастрофически гладкое, белое, будто стертое ластиком – даже прикоснуться не к чему.

Остальные Испытуемые стояли или сидели на кушетке рядом с ним. Врач впускала их по одному. Не сказать, что осмотр длился долго, но Джастин успел пересчитать бугорки примерно на трети стены, пока предыдущий Испытуемый вышел, и зашел следующий.

– Эй, Бекка… Тебе тоже утром давали куриный суп?

Джастин услышал шепот справа и осторожно повернул голову. Темноволосый парень обратился к девушке с рыжеватыми кудряшками. Та едва взглянула на него:

– И что?

– Да ничего. Странный он какой-то. Не такой, как раньше.

Девушка пожала плечами:

– Да какая разница?

Только Джастин успел удивиться, как хмурый медбрат подошел и остановился прямо напротив парня:

– Если есть вопросы, ты сможешь задать их врачу.

Его голос звучал ровно, но Джастину от этого стало не по себе – абсолютная непроницаемость, с которой медбрат смотрел на них, не отходя, заставила и парня, и девушку опустить глаза. Когда из кабинета вышел очередной Испытуемый, медбрат коснулся плеча того парня и направил в сторону кабинета:

– Ты следующий.

Когда спустя пол часа в кабинете оказался Джастин, после осмотра и привычных вопросов о самочувствии он услышал новый вопрос:

– Как тебе еда?

– Нормально, – ответил Джастин.

Врач удовлетворенно кивнула и как бы мимоходом уточнила:

– Все как обычно?

Джастин на минуту замялся, а потом, встретив внимательный взгляд женщины, внезапно сказал:

– Куриный суп какой-то странный.

Он сам не понял, зачем это ляпнул. Но в этом бесконечном течении дней он уже перестал осознавать, сколько времени прошло. Неделя? Две недели? Месяц? Джастин понимал, что надеяться ему не на что. Но тянущиеся бесконечной пеленой дни в ожидании неизбежного поднимали в душе глубокую, затаенную тоску, которую до этого он старался глушить всеми способами. На предыдущем осмотре, когда их ровной колонной вели по коридору, Джастин видел, как один парень бросился к окну и изо всех сил ударился в него всем телом. Конечно, окно даже не дрогнуло. А остальная колонна Испытуемых осталась стоять, словно они и не заметили ничего, словно этот парень не имел к ним никакого отношения. И Джастин тоже остался стоять, как и все, молча, и даже опустив голову.

Но сейчас он сам не понял, зачем повторил слова тех ребят в коридоре. Что это могло значить? Да ничего. Ровным счетом ничего.

– Вот как? – врач с интересом еще раз заглянула в его медицинскую карту на мониторе и еще раз оценивающе посмотрела на Джастина, – Хорошо, можешь идти.

Второй медбрат, только что проводивший предыдущего Испытуемого, вывел Джастина в коридор.

Когда Джастина привели в кабинет для тестирования, он уже выбросил из головы то, что сказал врачу. Судя по всему, это не имело значения. Джастин не был удивлен – он уже привык, что от него здесь ровным счетом ничего не зависит.

Он прошел на свое место у компьютера, к которому его, как всегда, подвел медбрат. Датчики были закреплены на его висках и браслете, они пульсировали ровным зеленым светом. Джастин окинул взглядом кабинет – другие Испытуемые погрузились в свои задания и казались безучастными ко всему.

Компьютеры располагались на расстоянии друг от друга, чтобы избежать контакта между Испытуемыми во время выполнения заданий. Почти пустой кабинет погружен в тишину, не считая редкого шуршания бумаги – всем Испытуемым выдавались листы с лазерным карандашом для черновиков.

Привычные задания на логику, на уровень IQ, математические задачки и упражнения на смекалку. Раньше Джастин думал, как его ответы могут повлиять на его судьбу и порой старался не слишком умничать, но в то же время держаться на «среднем уровне». Сейчас Джастин расслабился и понял, что это не имеет большого значения – судя по всему, «слишком умным» он и так не являлся, раз его не забрали до сих пор. Он как раз и был тем середнячком, которого заберут в свой срок. Поэтому Джастин делал то, что мог – как ни крути, эти задания были единственным развлечением и единственным способом занять голову чем-то кроме мыслей о предстоящем.