Энтропия

***

Утро выдалось непривычно холодным. Нела шла мимо высотных зданий, верхние этажи которых утопали в белесом утреннем тумане городского неба, пропитанного запахами бензина, морозного осеннего утра и желто-голубыми огнями невыключенных ночных фонарей. Она прошла вдоль широкой аллеи центрального парка. Совершенно некстати в голову пришли воспоминания, как в детстве она ходила сюда с родителями. Или это была тетя Роузи? В голове все перемешалось, и Нела поморщилась от этих вязких и мутных воспоминаний. Кто бы мог подумать… Прошло всего два года, а можно подумать, что десять лет. Все изменилось. Нела прошла вдоль набережной, от воды ее отделяла черная ажурная ограда. Над рекой стелился все тот же утренний туман. Казалось, у нее в голове был такой же туман.

Там, за рекой, если пройти по аллее парка и свернуть направо, начинались престижные жилые районы. Раньше, еще до переезда в новый дом и до того, как Корнелий стал главой корпорации, их семья жила в том районе. Некоторое время назад.

На широкой эспланаде, вымощенной большими гладкими белыми плитами, стоял бюст Николаса Эйнвуда. Белое, ничего не выражающее лицо выглядело пугающе бессмысленным – огрех скульптора или насмешка провидения? Нела вспомнила, что раньше на этом месте стояла медная статуя Икара. Его крылья еще были целы, и лицо горело вдохновением. В какой момент это произошло? В какой момент его крылья стали слишком слабы для той высоты, на которую он поднялся? И когда стало слишком поздно, чтобы вернуться – он опоздал, или же… не хотел возвращаться?

Нела поморщилась своим мыслям. Ей не хотелось идти в Лабораторию сегодня. Впрочем, как и всегда. Но если раньше у нее была цель, то теперь Нела чувствовала отвратительную беспомощность – Максимиллиан теперь точно примет все меры, чтобы она больше ничего не натворила. А документы… вероятно, их уже почти восстановили.

***

Куриный суп сегодня имел необычный вкус. Джастин медленно помешал его ложкой и украдкой покосился на стеклянную дверь. Интересно, заметили ли что-то его соседи? С недавних пор робот, развозивший завтрак, доставлял ему тарелку в последнюю очередь и останавливался за дверью, словно фиксируя происходящее в отсеке. Собственно, там и фиксировать было нечего, так как Джастин при всем желании не мог заняться ничем подозрительным – это сложно, когда в крошечном отсеке у тебя есть только узкая жесткая кровать, небольшой стол для еды и уборная, которая даже не имеет двери и прекрасно просматривается из коридора. Однако, врачи, по-видимому, чем-то заинтересовались, раз стали наблюдать за ним пристальнее. Джастин не знал, что могло их обеспокоить. Но он старался как можно меньше привлекать к себе внимание. Теперь он не позволял себе таких неосторожных поступков, как в тот раз, когда его засек офицер… У Джастина до сих пор пробегали мурашки по коже, когда он вспоминал этого человека. Прикасаясь перед сном к своему тонкому металлическому ошейнику, Джастин порой задумывался, действительно ли его могут убить за малейшее неповиновение? Как возможно вообще так внезапно оборвать человеческую жизнь? Этот вопрос казалс нелепым, учитывая его положение.

Хотя, какая разница… Все равно, в итоге – конец один. Их всех это ждет. То, о чем Джастин предпочитал не думать. Потому что, когда эти мысли все же просачивались в голову (а это было неизбежно), Джастин начинал хотеть, чтобы его убили разрядом тока из ошейника. Лучше так, чем то, что им здесь уготовано. Об этом никто не говорил вслух, и эта тема никогда не поднималась даже вскользь – ни на осмотрах, ни во время тестов. Врачи с легкой дежурной улыбкой могли спросить, как дела. Иногда не глядя на него, чисто для поддержания минимального градуса теплоты в речи. Иногда – пристально глядя в глаза. Джастин знал, что они просто оценивают состояние зрачков, скорость реакции. Вкупе с транквилизаторами эта тактика действовала на большинство.

Джастин словно наблюдал за всем этим со стороны, будто бы его это вовсе не касалось. Будто бы у него был план, и ему было не о чем беспокоиться. Конечно, Джастин осознавал, что никакого плана у него нет и быть не может. Эти редкие мысли все еще отдавались в груди замиранием сердца. Но вместе с этим ранее он ощущал какое-то странное спокойствие, разбавленное не менее странной эйфорией. Транквилизаторы последнего поколения действовали очень мягко.

Теперь все было как-то иначе. Все переменилось с недавних пор. И он знал, кто был тому причиной. Джастин постоянно думал о том, что она наверняка снова придет, придет к нему. Корнелия. От этих мыслей у него сердце начинало биться чаще. Она пообещала его спасти. Он помнил эту отчаянную решимость в ее взгляде. Ту твердость, которой у него самого никогда не было, ту чистую и сильную энергию, которая словно исходила от нее. Корнелия. Она носит имя своего отца, но она – его противоположность. Он часто шепотом повторял ее имя, и от этого на душе словно становилось светлее.

Пусть она и не спасет его. Джастин старался не думать об этом – слишком смелые надежды. Все равно, это было прекрасно само по себе. В конце концов, смысл даже не в том, способна ли она его спасти.

Днем, когда их ровным строем вели на плановый осмотр, Джастин заметил, что в колонне не хватает нескольких человек. Он вспомнил про парня, который агитировал его проваливать все тесты, чтобы врачи сочли его неподходящим. Видимо, так и случилось. Джастину хотелось знать, что произошло с тем парнем. Он подумал о том, что можно попробовать ненавязчиво задать вопрос врачам. Хотя, он же вроде как должен находиться под транквилизаторами. Другие ничего не заметили, значит, и он не должен был. Можно спросить у Корнелии, когда она придет. Быть может, ей удастся узнать.

Нет. Он не хотел задавать ей такие вопросы. Уж лучше он спросит у нее, какой ее любимый цвет или чем она любит заниматься в свободное от вылазок в Лабораторию время. Есть же столько вопросов, которые он хотел бы ей задать… Джастин внезапно подумал, что ему не так уж хочется знать, что произошло с тем парнем.

***

Последние визиты Нелы в Лабораторию нельзя было назвать продуктивными, но кое-что они принесли: Нела узнала распорядок дня Испытуемых, а также научилась безошибочно определять наличие камер слежения в коридорах. Не то, чтобы их пытались спрятать, но все же новейшие камеры наблюдения были настолько маленькими, что заметить их было не так-то просто. Нела еще не знала, чем ей это должно помочь: у нее не было даже примерного плана действий, и это убивало. Чем больше она узнавала о Лаборатории, тем больше приходила в отчаяние от того, что ее возможностей категорически не хватало на осуществление любого плана. И тем не менее, Нела была уверена на двести процентов, что она что-нибудь придумает. Во что бы то ни стало, придумает, потому что иначе просто не может быть. Нужно только немного времени… Но время текло сквозь пальцы, а идеальный план так и не приходил в голову. Даже не смотря на ту крошечную отсрочку, которую она получила благодаря уничтожению документов.

В Лаборатории было тихо и пусто, угнетающе тихо. Миссис Робертсон снова дала Неле задание, связанное с разбором документов. Казалось, эта нудная работа была создана для того, чтобы погрузить в транс и отвлечь от любых мыслей, которые могли прийти в голову.

Теперь миссис Робертсон не оставляла ее одну. После происшествия с вирусом больше никто не говорил с Нелой об этом открыто – она все еще задавалась вопросом, рассказал ли Максимиллиан об этом ее отцу или хотя бы миссис Робертсон? Если бы рассказал, то они наверняка не стали бы молчать. Но тогда почему миссис Робертсон теперь не отходит от нее ни на шаг, когда Нела приходит в Лабораторию?

Внезапно Нела подумала о том, что ей следовало провернуть свою затею с уничтожением файлов сегодня – в выходной, когда почти никого из персонала нет. И Максимиллиана нет. Но какая же глупость – почему ей пришло в голову сделать это именно тогда, когда был такой риск попасться?

Она с досадой отвернулась от монитора. Все это было неправильно. Но что сделано, то сделано. Нела встала из-за стола, разминая затекшие конечности. Неудивительно, что все сотрудники тут как зомби. Нела подошла к окну и выглянула наружу.

Миссис Робертсон оторвалась от монитора соседнего компьютера и повернулась к ней:

– Устала?

Нела выдавила из себя улыбку:

– Да, пожалуй. Я бы хотела перекусить, если можно.

Миссис Робертсон сняла очки и устало прикрыла глаза. Затем снова задумчиво посмотрела на монитор и встала:

– Хорошо, мне тоже пора пообедать. Хотя по времени это уже скорее ужин, – она улыбнулась.

Под ее внимательным взглядом Нела вышла из кабинета. Миссис Робертсон проверила блокировку компьютера перед выходом, хотя в кабинете никого не было, закрыла дверь и также ее проверила, прежде чем направиться к лифту, не сводя глаз с Нелы.

Тишина коридора нарушалась только звуками их шагов, и Неле стало неловко от этой тишины. В полумраке коридора, где по вечерам горела только половина ламп, эти звуки шагов казались почти зловещими.

– Вы каждый день работаете допоздна? – спросила Нела, – До скольки вы тут задерживаетесь?

Миссис Робертсон посмотрела на нее, будто оценивая, зачем она задает этот вопрос.

– По-разному, иногда часов до десяти, иногда и до двенадцати. А еще у меня в кабинете есть диван на случай, если слишком устану, чтобы идти домой, – она улыбнулась немного сонно.

– Вы прямо как мой отец, – хмыкнула Нела, – Неужели у медицинских аналитиков сейчас так много работы? Имею в виду, разве ваши крутые компьютеры с этим не справляются? Зачем тогда они нужны?

Миссис Робертсон пожала плечами:

– Когда-нибудь большую часть нашей работы тоже будут делать компьютеры. Но сейчас до этого пока далеко.

Нела посмотрела ей в лицо и осторожно спросила:

– А вы не боитесь, что однажды и вас заменит компьютер? Разве это не грустно? Вы же любите свою работу?

Они вошли в лифт и миссис Робертсон встала рядом с Нелой, задумчиво глядя на мелькающие этажи за стеклом шахты лифта.

– Знаешь, как говорят – ученик должен превзойти своего учителя. Так и творение должно превзойти своего создателя. Это не грустно, это только покажет, на что мы способны. Это работа на результат.

– Но ведь тогда вы тоже, как бы сказать… окажетесь не нужны? Нет?

Нела внимательно посмотрела на миссис Робертсон, боясь, что ее слова прозвучали слишком резко. Ей не хотелось обижать миссис Робертсон, но та лишь покачала головой:

– Нам всегда хватит работы. Когда наша аналитика будет большей частью выполняться силами фреймворков Big Data, мы будем заниматься усовершенствованием и новыми проектами. Мы автоматизируем работу, чтобы заниматься более сложной работой, затем автоматизируем и ее, и так до бесконечности. Мы работаем на результат, но этот результат никогда не может быть конечным, поэтому в глобальном смысле это бесконечный процесс.

Нела не нашлась, что ответить, думая над словами миссис Робертсон, пока они шли к кафе. Она продолжала думать над ее словами, когда совершенно некстати ей пришла в голову мысль, что на этом же этаже находится кабинет Максимиллиана. Она постаралась выбросить из головы неприятные воспоминания, еще раз напомнив себе, что сегодня Максимиллиана здесь нет и пока можно о нем забыть.

В кафе было пусто – последний сотрудник выходил из стеклянных дверей как раз когда Нела и миссис Робертсон вошли. Просторный светлый зал с небольшими белыми столиками, Большая панель у стены для заказа блюд работала в автоматическом режиме. Голубоватые мигающие сектора обозначали доступные пункты меню. Огромное панорамное окно во всю стену, из которого открывался вид на вечерний город. Нела быстро отвела взгляд. Когда она была здесь в последний раз, тут все было иначе. Миссис Робертсон заказала суп с грибами и сыром, и улыбнулась:

– Выбирай, – кстати, тут есть отличные равиоли – знаю, что ты их любишь.

Нела замерла возле меню. Ей почему-то теперь совсем не хотелось есть. Она напомнила себе, что это она попросила миссис Робертсон пойти на перекус, и взяла себе зеленый чай с греческим салатом. Миссис Робертсон уже сидела за столиком у окна, но заметив тяжелый взгляд Нелы, тут же предложила:

– Если хочешь, пересядем?

Нела покачала головой:

– Нет, все в порядке. Правда.

Помедлив, она села напротив, глядя в тарелку и не поднимая головы. Миссис Робертсон снова посмотрела на нее обеспокоенно:

– Все хорошо?

Нела кивнула, тряхнув волосами, пытаясь сделать так, чтобы они завесили ей сторону окна, но волосы были слишком короткими, чтобы завесить боковое зрение, которое словно еще навязчивее фокусировалось на гигантской высоте, словно пропасти, за стеклом.

Помидоры и оливки в тарелке казались пластмассовыми. Нела сглотнула и отвернулась, снова переведя взгляд на голубоватое мерцание панели меню. Это не успокаивало, но будто вводило в транс.

– Да, просто… Здесь все так изменилось. Раньше было лучше, – она попыталась выдавить смешок.

Миссис Робертсон деликатно сделала вид, что ничего не заметила.

– Возможно. Год назад тут ремонтировали три этажа после… Того, что случилось в сентябре. Тогда и все тут поменяли.

Нела качнула головой:

– Новые Луддиты1? Понятно. Бомба оказалась слабовата, не рассчитали…

Она хотела сдержать свои слова, но сердце колотилось все сильнее, а взгляд так и стремился к стеклу, до которого можно было дотронуться рукой – оно выглядело таким тонким, будто его и не было вовсе, только безграничная высота, с которой можно падать несколько минут. Или меньше? Нела отодвинула свой стул – всего на несколько сантиметров, но все же подальше от окна. Скрежет металлических ножек стула по гладкому полу в тишине, казалось, раздался на весь этаж. Миссис Робертсон коснулась ее руки:

– Нела, надеюсь, даже ты понимаешь – то, что они сделали, только дискредитировало их движение. Если отстаивать права рабочего класса с помощью терроризма, то это уже вопрос не политики, а национальной безопасности.

– Как будто Луддитов до этого слушали, – Нела подняла голову на миссис Робертсон, – Любого можно довести до отчаяния.

– Нела, а это уже вопрос адекватности, – миссис Робертсон заглянула ей в глаза, – В любой ситуации надо сохранять здравый смысл. Хотя бы потому, что безумцев никто не станет воспринимать всерьез.

Нела почувствовала, как кровь прилила к вискам, боковое зрение снова предательски стремилось к пропасти за окном. Перед глазами возник образ матери – вот она стоит с бокалом вина каждый вечер, всем телом прислонившись к такому же окну двадцать четвертого этажа над необъятным, мерцающим в ночи городом. Вот она глотает таблетки, от которых ей должно было стать легче, но почему-то не становилось, и снова стоит у окна уже с бутылкой вина. "Мы с тобой никогда не будем свободны, моя девочка, – говорила мать, – Будь счастлива тому, что имеешь, потому что ничего другого у тебя не будет". Нела не сразу смогла понять ее слова, а когда поняла – уже стояла перед закрытым гробом.

"Твоя мама была не здорова, – говорил ей Корнелий после похорон, слишком сосредоточенно глядя, как в бокале виски пузырятся и тают кубики льда, – Не думай о ее словах. Никто не заменит нам ее, но меня утешает то, что я всегда буду видеть ее в тебе. Как и себя. Я хочу видеть в тебе лучшее от нас обоих"

Нела зажмурилась и усилием воли отвернулась от окна.

– Да. Я понимаю, – она сглотнула, – Извините. Просто… я не могу здесь сидеть. Простите.

– Конечно, – миссис Робертсон понимающе кивнула, – Пересядем за другой столик?

– Я уже поела, спасибо, – Нела сделала глубокий вдох, стараясь унять дрожь в голосе, – Я пойду… в туалет.

Миссис Робертсон кивнула. Когда Нела уже шла к двери, та окликнула ее:

– Послушай… Твоя боязнь высоты еще не прошла?

– Почти прошла, – слабо улыбнулась Нела, – Правда. Все уже в порядке.

Нела осторожно вышла и бесцельно пошла вперед – меньше всего ей хотелось встретиться с кем-то из дежурных сотрудников и объяснять, кто она такая. Ей хотелось одиночества, и уж точно не общества миссис Робертсон, от которой ей все же не удалось скрыть свою слабость.

Тишина завораживала. Запертые двери еле заметно мигали индикаторами защиты, лампы высоко под потолком светили приглушенным холодным светом.

Нела сама не поняла, как оказалась возле кабинета Максимиллиана. Остановившись, она с сомнением покосилась на дверь. Затем, не удержавшись и подойдя ближе, она, сама не зная зачем, прислонилась ухом к двери – за дверью была тишина. Не удивительно – у Максимиллиана выходной. Как хорошо.

Нела осторожно провела рукой по двери, и перед глазами сразу возник Максимиллиан – как он, не сводя с нее глаз, сообщает ей, что раскрыл ее план. Как она отчаянно пытается открыть дверь, а Максимиллиан выжидающе и внимательно смотрит на нее, и в уголках его губ змеится еле-заметная улыбка.

Нела отдернула руку и нахмурилась, в груди снова разливался жар, а в голове внезапно возникло спонтанное желание, которое затмевало все остальные – если бы он только был на ее стороне, если бы Максимиллиан поддерживал ее – с его умом и хладнокровной рассудительностью… Насколько все было бы иначе! Но это совершенно невозможно – смешно даже представить такое. "Не он, а такой человек, как он", – возмущенно поправила себя Нела. Какая глупая мысль!

Она развернулась и пошла обратно – пора возвращаться. Миссис Робертсон, сама того не желая, подала ей идею. Не самую лучшую, но других у нее пока не было.

***

Холодная дверь из лакированного серого бука была заперта. Тонкая полоска света под дверью прерывалась шагами, в которые напряжённо всматривалась девочка, то прижимаясь к двери, чтобы услышать голоса, то испуганно отстраняясь.

– Уйди, пожалуйста…, – тихий женский голос звучал неуверенно.

– Не беспокойся, я лягу в своём кабинете, – помедлив, глухо ответил мужской голос.

– Ты слышишь меня? Я не могу находиться с тобой в этом доме.

Тени остановились, и полоска под дверью замерла. Девочка прильнула к двери.

– Если ты не забыла, это мой дом. Но… я никогда не попрошу тебя уйти.

В тишине девочка отчетливо различала тяжелое дыхание обоих.

– Почему? Кем бы ты ни стал, я все ещё свободный человек – или мне даже это уже не гарантируется?

– Лили… Разве я в чем-то тебя когда-нибудь ограничивал? Разве я не делал все для тебя и дочери?

– Мне уже ничего от тебя не нужно, я ничего не прошу. И моей дочери ничего не нужно от такого человека, как ты.

– Что ж… Что нужно моей дочери, я решу сам. Но когда-то ты стала женой такого человека, как я.

– Просто позволь мне уйти!

Тени снова замерли и повисла тишина.

– Если так хочешь уйти – уходи. Но Корнелия останется со мной. И имей в виду, если ты уйдешь, то больше никогда не увидишь свою дочь – я смогу это обеспечить, уж поверь.

Тени отстранились друг от друга.

– Ты не можешь! Ей нужна мать…

– А мне нужна моя семья. Ты же знаешь, что я больше не смогу иметь детей. Поэтому я надеюсь, что ты передумаешь. Лили… Не будь такой… максималисткой. Для нас ничего не изменилось. Ради чего ты готова разрушить семью?

Тень сделала шаг вперед, и внова вторая тень метнулась назад.

– Не трогай меня!

– Лили… Разве я когда-то причинял тебе вред? Как ты можешь думать, что я способен поднять на тебя руку?

– Я… уже не знаю, с кем я живу. Не узнаю тебя, Корнелий. Я не за такого человека выходила.

– Хорошо… Хорошо, – голос на мгновение замолк и в нем появились угрожающие нотки, – А ты вспомни, как я взял тебя замуж. Из какой нищеты я тебя вытащил? Ты хочешь вернуться туда? Так возвращайся. Но утащить туда дочь я тебе не позволю.

– Корнелий… Я отлично все помню, откуда я, и кто я. И то, что я легко могла бы оказаться на месте тех несчастных, если бы мне в свое время повезло чуть меньше. Чем я отличаюсь от них?

– Лили… Не начинай, пожалуйста. Ты моя жена, и этим все сказано.

– Просто дай нам уйти! Ты назвал ее в честь себя, но она не твоя собственность. Ты не можешь разлучить меня с дочерью.

– Я и не хочу этого. Поэтому все еще прошу тебя остаться.

Снова повисла тишина, затем женский голос раздался тихо, в нем звучал холод и предельная отстраненность:

– Ты же понимаешь, что если бы не Нела, моей ноги бы здесь не было?

– Я все сказал, Лили. Приди в себя и подумай. И если тебе нужна дочь – ты останешься.

Мужской голос четко произнес последние слова, затем раздались тихие шаги и одна из теней растворилась в коридоре.

Четырнадцатилетняя Нела на цыпочках отошла от двери и в темноте комнаты вернулась в свою кровать, непонимание и тысяча вопросов наполняли ее голову, пока сон не сморил ее. Мама вела себя странно и почему-то не отвечала на ее вопросы, а папа… папа всегда любил ее – и будет любить их обеих, всегда. И от этого Нела немного даже злилась на мать.

***

Нела проснулась в четвертом часу ночи, поежившись то ли от дрожи, то ли от жары. Несколько минут она буравила невидящим взглядом черноту потолка и сжимала одеяло, отгоняя непрошенный сон, затем взяла в руки телефон и открыла зашифрованный мессенджер – с Энтони она обещала больше не связываться, но с Кевином связаться проще, и сейчас он наконец ответил:

"Ладно, раз настаиваешь – вот ссылка, которую ты просила. Но еще раз подумай, стоит ли выходить с ними на связь? Мы уже обсуждали. Это плохой вариант"

Нела с облегчением вздохнула и быстро напечатала:

"Спасибо. Я уже не уверена, что у нас есть другие варианты"

***

– Мистер Патерсон, позвольте спросить. Вы стояли на заре исследований Корпорации, и вы открыли метод нейроинтегрированного Смарт-сигнала. Что вы думаете о разработке имплантированного смартфона, который анонсировала Корпорация?

Герберт Патерсон склонил голову, прикрыв рот тонкими пальцами.

– Не могу сказать, что я рад столь поспешной реализации этой технологии. Я разрабатывал эту систему прежде всего для имплантов и искусственных органов. И ее ещё следует доработать. На мой взгляд, лучше проявить осторожность с подобными технологиями.

– После вашего ухода из Корпорации появилось множество слухов…

– Люди не терпят неосведомленности. Я могу их понять.

– В частности, насчёт ареста ваших счетов…

– Поверьте, у меня нет проблем с законом, что бы там ни говорили.

– Тем не менее, у вашего сына, Джозефа, возникли проблемы с выездом из страны, насколько нам известно? Вам известна причина?

– Мой сын планировал продолжать учебу в одном из английских колледжей, здесь нет ничего странного. Мы сейчас решаем вопрос насчёт визы. Судя по всему, кто-то из моих ассистентов ошибся с документами.

Беспомощная улыбка искажает его лицо.

– Конечно. Уверен, что все разрешится. И все же, вы готовы при необходимости подтвердить, что вы не одобряете использование вашей технологии?

– Меня слегка коробят ваши вопросы, – извиняющимся тоном усмехается Гербер Патерсон, – Надеюсь, это не дойдёт до официальных дебатов с Корнелием Холлардом. Мы все ещё друзья, и этот вопрос неоднократно обсуждали. У него своё мнение.

– Так почему вас коробит вопрос, если вы уже определили свою позицию?

– Знаете, теперь я уже не имею отношения к Корпорации, а мои исследования…, – Герберт пожевал губами, подбирая подходящие слова, – Я уверен, что мистер Холлард найдёт им самое достойное применение. В остальном для меня этот вопрос закрыт.

Из интервью на шоу «Бизнес и факты»

Глава 6

Вечерние центральные проспекты залиты солнцем, на первый взгляд даже более ярким, чем должно быть в это время суток – это обманчивое впечатление, потому что в зеркальных стенах солнце отражается, создавая бесконечные коридоры света, которые скользят потоком по широким улицам. Но свет с улиц проникает не везде – между оживленными кварталами теснятся узкие проулки, ведущие к спальным районам и окраинам.

В одном из таких переулков, в запыленной кирпичной стене будто из прошлого века, есть металлическая дверь с подтеками ржавчины, которая должна быть заперта. Но ее никогда не запирают – светловолосая девушка знает это. Осторожно крутя рычаги инвалидной коляски, она съезжает со светлого перекрестка в полумрак арки, в дали которой виднеется свет параллельной улицы. Гладкая плитка вскоре заканчивается, и вот она уже едет по старому выщербленному асфальту. Здесь девушка чувствует себя немного комфортнее – тут меньше людей, а она не любит встречать взгляды прохожих. Колеса вибрируют на неровной поверхности асфальта, но девушка начинает крутить рычаги быстрее, потому что ее не должны увидеть.

Остановившись перед дверью, она быстро оглядывается – переулок пуст. Неспешно идущие по проспекту люди обычно не обращают внимание на темный коридор арки. Девушка прикладывает ухо к двери и затем тихонько тянет на себя железную ручку. За дверью длинный узкий коридор со множеством ответвлений, но сейчас здесь никого не просматривается, хотя где-то в глубине звучат голоса. Девушка делает вдох и с трудом въезжает на небольшой порог. Коляска буксует, и девушка снова взволнованно оглядывается по сторонам. Но вот ей удается преодолеть препятствие, и она оказывается в коридоре, освещенном редкими желтыми лампочками, висящими вдоль кирпичной стены на черном тусклом проводе. Колеса мягко едут по гладкому бетонному полу. Девушка быстро достает мятую холщовую сумку и подъезжает к большому контейнеру у стены – здесь лежат использованные солнечные батареи, предназначенные для утилизации. Она аккуратно открывает контейнер и, опять оглядываясь, начинает перекладывать батареи в сумку – медленно, не создавая шума. Она выбирает те, что поменьше, потому что их больше можно взять.