скачать книгу бесплатно
Ее рука все равно легла ему на сердце, встав между ними барьером. Она рукой выслушивала его сердце: тянущий, сосущий холод смертельной воронки.
– Фердинанд, тебе надо отдохнуть, я сама все, что нужно Рудольфу, сделаю. Ты будешь говорить мне, я буду делать. Не вставай, сиди, я вижу, что тебе плохо.
– Вы не то говорите, фрау Агнес.
Он взял ее за плечи, преодолевая сопротивление ее руки, склонился к ее волосам, осторожным, но сильным движением прижал ее к себе, отстраняя ее руку, отделявшую его грудь от ее груди. Оттолкнуть его было немыслимо, Агнес и грудью чувствовала тянущий холод его больного сердца.
– Не надо, Фердинанд, тебе плохо, я понимаю, ты не в себе, но нельзя.
– Да, горячим любовником меня не назовешь, но я давно хотел вас обнять.
Он послушно опустил руки, отошел к столу.
– Простите мою дерзость, фрау Агнес, это и не дерзость, если подумать. Вы, на самом деле, почему-то всегда много значили для меня. Я никогда бы не смог вас оскорбить, я давно люблю вас, уважаю и очень люблю. Вы великая женщина, с вами некого сравнить.
– А как же Анна-Мария? – Агнес улыбнулась.
Он вопросительно, с новой надеждой оглянулся на ее улыбку, принимая ее игру.
– Аланд говорит, что она моя сестра, я люблю и ее, мы с ней друзья. Не будь ваш муж так многодетен, я был бы с ней счастлив. Вам удалось родиться не его дочерью, немногим так повезло на свете.
Он говорил серьезно, с интонациями Аланда, но игра давалась ему все труднее, он пересиливал себя.
– Прошу прощения, фрау Агнес. Идите, отдыхайте, я управлюсь.
– Вам ничего не нужно, доктор Абель?
– Я бы не отказался от вас, – он сохранял на лице прежнюю серьезность, почти строгость. – И, может, еще от глотка красного вина, кофе, а то после кровопускания голова кружится и тошнит, как на третьем месяце беременности.
– Хорошо, кофе, вина, что еще?
– Я же сказал – вас, но сеньор Аландо может на вас рассердиться.
– Он может разве что на тебя рассердиться, Фердинанд, и сильно.
– Ну, это-то пустяки, что ему на меня сердиться? За то, что я украл Вебера и всего раз обнял его жену? Вас было за что сегодня обнять, даже если бы я не испытывал к вам никаких чувств, я не вижу, из-за чего ему сердиться. Но если вы намерены принести вино, то принесите уж хлеба и сыра, я толком не ел, наверное, уже два дня, все не до этого. Принесёте? Или мне лучше ни на что не рассчитывать?
Она пошла к дверям.
– От жажды и голода я вам умереть не дам. Из препаратов, медикаментов что-то нужно?
– Я запишу. Главное, Аланду нас не выдайте, надеюсь, он не выплеснет за это на вас свой гнев.
– Он никогда не делает этого, Фердинанд.
– Плюс в его пользу. А я вот… оказывается, могу, мне стыдно, фрау Агнес.
– Фердинанд, кто так избил Рудольфа?
– Всего один удар. Прошу прощения – два. Первый – предупреждающий – был в лицо. Я забыл обработать. А второй – это все остальные проблемы, коронный удар Аланда.
– Фердинанд, этого не мог сделать Аланд.
– Я не сказал, что он. Сказал, что это его удар, им владеют, кроме Аланда, трое. Я, Кох и Гейнц. Кто из нас троих это сделал?
– Гейнц?!
– Да, наш светлый мальчик со скрипкой. А теперь представьте, что тоже самое мне предстоит сделать с Гейнцем.
– Ты не сделаешь этого, Фердинанд.
– Не уверен, единственное, что господину адепту самому придется его шить. Вряд ли он справится, разве что вы ему объясните. Но у них с Гейнцем группы крови не совпадают, так что шансы ничтожны. Я рассердился на них, фрау Агнес. Веберу еще собирать и собирать тумаки – но это?.. Это ошибка Аланда. Сначала он прозевал Вебера в медитации, потом допустил, чтобы Гейнц это натворил, он не справляется со своей работой.
– Фердинанд, Гейнц не должен был так поступить, там было что-то еще, что для Гейнца оказалось не по силам.
– Аланду оказалось не по силам управлять Корпусом. Я не в восторге от самой идеи его создания, но не буду гадить на ветку, на которой сам много лет сижу. Вы знаете, за что они его убили? Пару дней назад этот мальчик встретил свою любовь, сразу сообразил, что к чему, Аланд, конечно, его, как открытую книгу, читает, но Вебер и раскаянья изображать не стал. Он не хотел уходить из Корпуса – это его дом, но при оставленном выборе – она или Корпус – выбрал ее. После того, как он заработал пробоину в сердце, у него развилась мерцательная аритмия, фибрилляция, за два дня несколько приступов, причем сам он не мог выйти из них, его приходилось выводить. На него все прогневались, а святой Гейнцек, прежний завсегдатай борделей, обезумел от гнева: как это Вебер посмел променять Корпус (то есть их) на какую-то… А для него не какую-то. Я до конца дней готов его носить на руках за то, что он выбрал любовь, я все сделаю для их любви. Он их не испугался, не испугался их хваленой смерти, он знает, что это просто глаза лесного чудовища, внезапно возникшие из темноты, жаль, что не настоящие. Как он семь лет назад веселился в этом подвале, когда смерть стояла с ним рядом, вы помните эту историю? Я не отдам его. Это самая тонкая душа в Корпусе. Он вроде бы невзрачен, ничем не блещет, но я знаю, что главный в Корпусе он. Я был в Школе, где когда-то учился сеньор Аландо. Я полагал, он умнее, мудрее, но чем дальше, тем больше я разочаровываюсь в нем. Так как, фрау Агнес? Не поздно одуматься и вернуться к мужу, и я не буду рассчитывать на вашу помощь.
Глаза его улыбались тихо и приветливо.
– Не думайте, что я посмею вас осуждать за это, я знаю, что Аландо помешан на Вас – его легко понять. Мне, конечно, своей убогой лысиной никогда не затмить его роскошной шевелюры. Решайтесь, я должен понять, на кого и на что мне рассчитывать, или мне ни на кого не рассчитывать, как это всегда и было.
Абель закончил процедуры над телом Вебера.
– У тебя достаточно обезболивающего, Фердинанд? Если он очнется…
– Я не дам ему пока очнуться, ему нельзя напрягаться – надо, чтобы ткани схватились. Погуляет пока по своим небесам, я присмотрю за ним. У Вебера в кармане где-то валялись сигареты Карла. Хотите закурить? Дрянь, конечно, но сейчас любые пойдут. Не знаю, как вы, а я адреналина сегодня годовую норму выработал. Я знаю, что иногда вы любите покурить в одиночестве. Аланд об этом не знает? Следовательно, вы тоже умеете от него закрываться.
– Аланд знает, он не говорит об этом, в такие моменты он бывает необыкновенно нежен со мной.
– Не говорите мне про его нежность, знали бы вы, как он меня бесит. И всё-таки вы закрываетесь от него, интересно, против чего вы бунтуете?
– Мне очень его не хватает, но мне не хочется этим его беспокоить.
Они с Абелем закурили, чуть улыбнулись друг другу. Абель продолжал пытать ее глазами, стараясь прочесть ответ на свой главный вопрос, останется ли она с ним, но она смотрела на Вебера. Не останется.
Тело Вебера еще не ушло полностью в свою автономию. Абель чувствовал в себе в его сердечные сокращения, и памятью тела чувствовал грудь Агнес, вплотную прижатую к своей груди.
Все равно он знает, что она его любит, ее преданность Аланду не позволит ей в этом признаться. Почему ему так остро хочется ее обнять, долго смотреть ей в глаза, почему так хорошо, когда она рядом – и будет так страшно, если она уйдет?
Вебер зашевелился, чуть застонал, Абель быстро склонился над ним, отшвырнув сигарету на каменный пол.
– Отвлекся я от тебя… Спать, Вебер, спать, не шевелись.
Вебер тронул губами смоченную салфетку и снова обмяк. Абель повернулся к Агнес.
– Фрау Агнес, я вас очень прошу, ко мне сострадания проявлять не нужно, но хотя бы два дня не говорите ему, что знаете, где мы, чтобы швы прочно схватились, и я убедился, что нет инфицирования внутренних швов.
– Я не считаю, что вы правы, пишите список, я посмотрю за мальчиком. Пишите, доктор Абель.
Абель потянул стул к столу. «Доктор Абель?»
Для любовного рандеву он, конечно, не в лучшей форме, особенно, если поспорить за женщину надо с Аландом. Что на него нашло? И списка бы никакого не надо, попросить ее посидеть четверть часа, принести свои бумаги – кое-что еще можно записать в эти дни затвора. Машина у госпиталя – плохо, надо бы отогнать ее куда-нибудь, Аланд машину может найти, он догадается, где Абель, при помощи самой обыкновенной логики. Плохо и то, что самому Абелю плохо, Вебер без него не выкарабкается. Очень хочется, чтобы он еще покуролесил, походил влюбленный и счастливый и сделал нос этим аскетам.
Абель опустил лоб на руку.
– Фрау Агнес, я думаю, что есть путь короче, если вы с четверть часа побудете с ним, я сам себя всем обеспечу. На проходной все будут знать, что я уехал, назад я вернусь иначе, и вы не будете подставляться из-за меня.
Он говорил прерывисто, спина его была сильно напряжена. Когда ее руки легли ему на плечи, он выдохнул чуть свободнее, продолжая улыбаться своему блаженству.
– Фердинанд, ты ведь знаешь, что ты болен. Аланд знает об этом?
– Нет.
– Тебе плохо, может, тебе самому принять обезболивающее?
– Не смешите меня, фрау Агнес, пока вы рядом со мной, я здоров, но если вы уйдете.
Он встал перед ней, снял ее парик, отбросил ее очки, взял ее лицо и засыпал его поцелуями. Она изумленно смотрела ему в глаза, пытаясь от него уклониться, но руки его налились знакомой аландовой силой, он прижал Агнес к груди, отвергая ее сопротивление.
– Агнес, ты же любишь меня, и я люблю тебя. К чему всё это?
– Ты знаешь, чем ты болен, Фердинанд?
– Чем я болен, не так важно, вы мне очень нужны, очень дороги. Я всю жизнь любовался на вас, ради вашего взгляда я лез из кожи, я хотел нравиться вам. Пока вы были молоды, вы были не так интересны, но сейчас я вернулся и вижу, что годы только прибавляют вам красоты и глубины, я хочу быть с вами последние свои дни, меня непреодолимо тянет к вам.
– Фердинанд, ты меня не понял.
– Да? Пока вы не сказали, я еще подержу вас в своих объятиях, я сам не знал, как я истосковался по вам. Пока вы прислоняетесь ко мне, у меня все на месте, мне даже не так больно, как было минуту назад. Агнес, – он повернул ее лицо к себе, – ну скажи, что ты любишь меня.
– Конечно, я люблю тебя, Фердинанд, я не могу тебя не любить. Только это не то, что ты думаешь.
– Я не хочу думать, и не хочу выпускать тебя из рук.
Она вывернулась и отошла к Веберу, чуть мотнувшему головой.
– Посмотри, Фердинанд, он приходит в себя.
– Вместе мы вытащим и укроем его, все изменится, Агнес.
Он встал рядом с ней так, чтобы плечом касаться вплотную её плеча, и все равно сбоку смотрел ей в лицо. У Вебера все было в порядке, насколько это возможно. Дыхание, пульс, давление в сосудах – на границе нормы. Это глубокий, гипнотический сон, мозг Вебера жаль, его надо беречь. Самый быстрый мозг в Корпусе: мысль Вебера вечно спешит, торопится и обгоняет саму себя. Перенервничал ребенок и, хоть его рви на части, спит. Морфий вводил, но немного, обезболивание преимущественно через поле, ткани схватываются, но силы Абеля утекли.
Если Агнес уйдет, чтобы вернуться, то Абель сразу в медитацию и до ее возвращения восстанавливается, поворот событий может быть самый неожиданный, Аланд серьезный противник. Не стоит сбрасывать со счетов и Коха. Хорошо, если он примет сторону Абеля, а если нет? Есть вещи, в которых Абель против Коха – младенец, да и Аландо, похоже, не догадывается о некоторых способностях своего любимца. Тоже любимца. У Аланда все любимцы – и все по-своему. Аланду сейчас не позавидуешь, но ему полезно пыль с глаз и мозгов отряхнуть, а может, и с сердца. Аланд не вечен, ему сегодня стало по-настоящему плохо у машины. Потому что и Абель любимец, и Вебер, и Гейнц, но сейчас Абель настроен решительно.
Аланд так трепетно влюблен в свою жену, уж кто-кто, а Абель это знает. Агнес стоит такого чувства, и Абель не виноват, что тоже любит ее, даже если он не смел прежде свое поклонение перед этой женщиной признать любовью. Если это взаимно, он будет счастлив, даже если это продлится день, неделю, даже за миг любви он готов отдать все.
Пусть Аланд походит рогоносцем, он всегда был так уверен, что этого с ним не может случиться, со всеми остальными – да. Его бы и сейчас уже в живых не было, видел бы он, как Абель целовал его жену, правда, и Абеля бы уже не было.
Абель смотрел на ее лицо.
– Доктор Абель, я не пойму, чего в ваших чувствах больше? Симпатии ко мне или желания досадить вашему отцу? – в глазах её промелькнуло что-то незнакомое, дерзкое. Про это Абель не подумал, что ей его мысли известны, от нее он не закрыт, и не может, не хочет, не будет ни за что.
Вместо ответа он снова обнял ее и пытался поцеловать в губы, но она не далась.
– Вы отвлеклись, доктор Абель. Где ваш список?
Как он ни задыхайся над ней, как ни хотелось бы к ней прислониться, пришлось отойти.
– Если вы привезете бутылку вина, я утоплю вас в своей благодарности, фрау Агнес, -голос его в тон ее голосу сделался дерзок. – Это место всем хорошо, нет только королевской постели.
– Насчет матраса для себя, раз вы тут собираетесь провести не один день, побеспокойтесь. В соседнем помещении хранятся старые тюфяки, обустраивайтесь, доктор Абель, но мне не предлагайте такой мерзости. Или вам придется умереть здесь от жажды и голода, вы ведь не оставите своего пациента.
– Я не люблю ханжества, Агнес, я люблю тебя, ты меня. Мы не дети, останься со мной. У нас с тобой может уже никогда не быть этой возможности.
– Её просто не может быть, Фердинанд. Что на тебя нашло? Я совсем вас, оказывается, совсем не знала, доктор Абель. Вы всегда поражали воображение своим целомудрием, кристальной честностью и чистотой.
– Хорошо, я заберу тебя с собой. У меня есть свой дом, не такой шикарный, как квартира Аландо, но нам будет хорошо. Вебера я тоже заберу туда. Если Аланд сунется, я его убью.
– Ты его сын, и мне ты как сын, и как сына я тебя люблю, Фердинанд, это не то, что ты подумал.
– Снова родственные чувства! Ни на один мой поцелуй ты не ответила, принуждать тебя я, конечно, не буду.
Он снова подошел к ней совсем близко.
– Агнес, к чему нам ломать комедию между собой, когда мы столько лет читаем друг друга по глазам? К чему тешить своей порядочностью твоего старого дурака? Я был в его Школе, принадлежностью к которой он так кичится. Он шарлатан. Я благодарен ему за ворота, которые он мне открыл в этот мир, за все, чему он научил меня, за знакомство с тобой. Но ведь он уничтожил своей любовью всех женщин, которые отдавались ему, потому что наверняка его любили. Он сам всегда уводил жен от мужей, ему не на что обижаться. Если бы я хотел только ему досадить, я бы сделал это иначе, но мы с тобой молодые, сильные, давно симпатизирующие друг другу люди, я люблю тебя. Я не слепой, я ловлю на операциях твой взгляд, оттого, как ты иногда смотришь на меня, я становлюсь всесильным. Что-то же ты вкладываешь в твой взгляд, если он так действует на меня. Я путаюсь в твоих взглядах и твоих словах, почему-то сейчас ты не веришь мне, я это чувствую.
– Слишком много лет я видела, как вы любите вашего отца. И знаю, что когда ваш гнев остынет, вы будете сожалеть даже о том, что уже себе позволили. Я не хочу, чтобы вы лишились человека, которого любите и который так любит вас. Фердинанд, я тебе помогу, и мы останемся друзьями, как это всегда и было.
Он отвернулся.
– Насчет моей любви к отцу вы ошибаетесь. Есть вещи, которые я в нем не принимаю и не приму никогда. Меня раздражает его любовь к вам, мне не нравится проснувшаяся в вас добродетель. Между нами пять минут назад пробегала искра любви, а сейчас одна фальшь, я не люблю фальши. Во мне течет не его кровь, я больше чувствую в себе черт его отца – Бенедикто, тот действительно был великим учителем.
– Ты знаешь про его учителя? Аланд уверен, что ты в Тибете учился медицине.
– Не так он всеведущ, еще одно подтверждение. Ему не надо знать, где я был. Я не собираюсь больше терпеть глупость этого выстарившегося комедианта, из-за него гибнут сильные, светлые души. Вебер в тяжелейшем состоянии, но разве Гейнцу лучше? Агнес.
– Как странно видеть тебя злым.
– Да, доброты во мне все меньше, но гнева моего они не видели. Агнес, останься со мной, я всё равно буду ждать тебя, ты вернешься? Почему ты с ним, Агнес? Что в нем такого? Даже этот твой вечный маскарад – это его неуверенность в себе, в тебе, во всем. Неужели ты этого не чувствуешь?
– Это я настояла. Я не люблю скользких мужских взглядов, Фердинанд. Мне от них плохо. И сейчас мне плохо. Потому что ты понял все превратно, ты выпустил из себя зверя.
– И я не смогу тебя больше обнять?
– Убери руки, я сама тебя обниму. Ты озлобленный, больной ребенок, Фердинанд, а никакой не любовник, пойми это. Насчет медитации была хорошая мысль, ты истощил свои силы, Фердинанд, что ты делаешь над собой? Это началось еще на Востоке? Тебе не смогли помочь?
– Этому нельзя помочь, на свете не все возможно поправить, фрау Агнес. И то, что вы сейчас хотите позвонить сеньору Аландо, тоже непоправимо. Вам довольно открыться ему – и он будет здесь, вы колеблетесь. Агнес… Что ты делаешь?
– Фердинанд, давай ты поедешь к себе на квартиру, а я, в самом деле, вызову Аландо. Он поможет Веберу лучше, чем ты, и ты не убьешь себя. Вы не будете с Аландо раскачивать общий канат, по которому вместе идете уже столько лет.
