скачать книгу бесплатно
– Что-то не так? – Воевода коснулся длинным ногтем щеки служанки, вспыхнувшей огнем румянца.
– Я к вашим услугам. – Девушка пристально посмотрела в лицо Свенельду. Большие темные глаза излучали спокойствие и уверенность.
– Как тебя зовут? – Свенельд не выдержал прямого взгляда и начал злиться.
– Будана. – Служанка провела рукой по бедру, поправляя платье, затем бестелесным прикосновением задела тыльную сторону ладони воеводы.
Свенельд вспомнил эту девицу, имеющую репутацию роковой красотки, вскружившей голову множеству мужчин. Правда, ни один из них не мог похвастаться своей победой над ней.
– Да. Я вспомнил тебя. – В памяти Свенельда всплыли слухи о том, что эта девушка неравнодушна к молодому князю.
Будана демонстративно смутилась, опуская глаза.
– Я польщена, что такой известный человек слышал обо мне. Надеюсь, только хорошее.
– А что, могу услышать и плохое? – Воевода поддел пальцем подбородок Буданы, вглядываясь в спокойное лицо. Он тщетно пытался разглядеть хотя бы слабый намек на страх или волнение.
– Смотря кого слушаете. – Будана мягко отстранила руку воеводы, но не опустила головы.
– Я слушаю всех. Сейчас хочу послушать тебя.
Девушка сосредоточенно наморщила лоб и неожиданно спросила:
– Вы, верно, хотите знать, славный воевода, о том, что произошло сегодня ночью?
Свенельд растерялся от прямого вопроса, но в глубине души был рад такому повороту событий. «Эту девушку нужно будет приблизить к себе». Смелость, смешанная с привлекательно-коварным обаянием, выглядела многообещающе.
– Я восхищен твоей проницательностью. – Свенельд попытался сделать, насколько это было возможно, восторженное лицо.
Будана почему-то облизнулась, словно хищная кошка, и вопросительно уставилась ему в глаза.
Воевода молчал, всем видом демонстрируя, что готов слушать.
Во взгляде служанки промелькнула тень сомнения, но исчезла с первым словом:
– Марфа не ночевала во дворце и до сих пор не вернулась.
– Ах она тварь! – воевода притворно возмутился, не скрывая иронии. – Я это знаю! – Звук металла наполнил его голос, оборвав начавшую возникать в разговоре непринужденность. – Меня интересует, с кем она встречалась!
– К сожалению, это мне неведомо, но очень хотелось бы узнать… – Будана вслед за воеводой согнала с лица улыбку.
– Кто может это знать? – Свенельд был готов запытать до смерти любого, чтобы добраться до истины.
– Я думаю, только она сама. – На лице Буданы как в зеркале отразилась свирепость воеводы.
– Ты можешь у нее выведать? – Свенельд понимал сомнительность данного предложения, спрашивая просто так, на всякий случай.
– Мне она ничего не скажет. Не в таких мы хороших отношениях, но… – Будана интригующе улыбнулась воеводе.
– Что «но»? Не томи, ведьма. – Последнее слово Свенельд произнес машинально, не задумываясь, спохватившись, что оскорбил девушку и не получит желаемого.
Будана многозначительно улыбнулась, выдержала паузу и наконец нехотя выдавила из себя:
– Марфа расскажет все княгине, а княгиня поделится со мной.
– С чего бы Марфе это делать? – не понял Свенельд.
– Марфа слишком честная. Нужно просто, чтобы Ольга задала ей правильные вопросы. – Будана озорно подмигнула.
– И ты сможешь это организовать? – машинально спросил Свенельд, начиная поддаваться обаянию собеседницы.
– Не сомневайтесь, красиво рассказанная история породит массу вопросов. – Будана погладила руку воеводы.
Свенельд отвернул лицо, чувствуя, как горят щеки от невольно прилившей крови.
* * *
Феофил с удовольствием смотрел на молочно-белые ноги Апраксии, виднеющиеся из-под высоко поднятой юбки, мешающей девушке мыть пол. Шелковистая борода, приятно отзывающаяся на легкие поглаживания, усиливала чувство вожделения.
Неожиданное появление в дверном проеме Ольмы – хозяина дома и отца Апраксии – заставило вздрогнуть разомлевшего священника.
Феофил, почувствовав себя застигнутым врасплох, поспешил отвести взгляд от соблазнительно виляющего зада девушки и сосредоточился на висящих в углу образах, крестясь и мысленно прося у Бога прощения. Ему не хотелось обижать Ольму – благочестивого христианина, построившего за свои средства небольшую церковь, названную в честь Николая Угодника. Будучи купцом, Ольма питал к этому святому, являющемуся покровителем торговли, особое пристрастие.
– Лошади поданы, батюшка. – Ольма хоть и перехватил взгляд священника, но постарался тактично не заметить греховных чувств, разрумянивших лицо епископа.
Феофилу было неприятно, что его называют не по сану – «ваше преосвященство», а как простого приходского священника – «батюшка». Он подавил в себе желание поправить купца, понимая, что неискушенные в церковной иерархии русы еще долго будут путаться в обращениях, являющихся естественными для жителей Константинополя.
Поспешность, с которой патриарх Полиевкт вспомнил, что Феофилу назначен сан епископа Киевского, была оправдана настойчивостью, демонстрируемой Римом, с невероятной стремительностью расширявшим свою сферу влияния. Должность киевского патриарха, когда-то утвержденная Фотием, тщетно пытавшимся окрестить неуступчивых русов, совсем не обременяла Феофила до тех пор, пока ему разрешалось иметь резиденцию в Константинополе. Решение Полиевкта сблизить духовного отца киевлян с паствой было неожиданным и неприятным.
Феофил махнул рукой Ольме, давая понять, что расслышал его, и разложил перед собой листы письма, недавно полученного из Константинополя. Ровные буквы с затейливыми завитками вызывали благоговейное уважение к писцу, запечатлевшему на бумаге мысли патриарха.
Небольшие окна, светлыми пятнами выделявшиеся на темной бревенчатой стене, давали мало света. Феофилу приходилось напрягать зрение, стремительно портившееся в последние годы. Совсем не обязательные усилия, предпринимаемые для прочтения письма, усугубляли чувство раздражения, необъяснимым образом возникающее каждое утро.
– Позови Федора, будь добр. – Феофилу не хотелось казаться в глазах Ольмы господином.
Чужестранцы на Руси воспринимались либо как уважаемые гости, либо как заклятые враги, но не как господа, и любая попытка вести себя по-господски вызывала отторжение.
– Хорошо, батюшка. – Ольма учтиво поклонился, пытаясь сделать приятно гостю.
Федор, крещеный варяг, находящийся на службе у византийского престола, доставил письмо, лежащее перед архиепископом, и Феофилу казалось естественным, чтобы гонец сам прочитал написанное, избавив его от ненужной траты сил. Кроме того, Федор мог знать нюансы, скрытые за ровными сухими строчками.
Федор выглядел вполне цивилизованно, хотя и происходил из варяжского рода. Продолжительная служба при дворе константинопольского монарха наложила отпечаток благородства на нескладные манеры дикаря. Глубокий поклон и почтительное «ваше преосвященство», сопровождавшие приветствие, произнесенное с порога, не вызывали сомнений в том, что перед тобой подданный великой империи.
– Прочитай, сделай одолжение, – Феофил протянул варягу листок. – А то глаза подводят.
Федор начал читать казенные строки, легко выговаривая слова на удивление поставленным голосом, выдававшим талант незаурядного оратора.
В письме содержался краткий анализ ситуации, возникшей в связи с последними событиями в Италии.
Константинопольские власти, судя по всему, были озабочены происходящим в Риме. Король Саксонии Оттон, коронованный в императоры загнанным в угол постоянными смутами Иоанном XII в обмен на защиту, провозгласил создание империи римлян и франков, следуя примеру Карла Великого.
Полувековое правление пап – предпочитавших духовному совершенствованию мирские удовольствия – подходило к концу.
Бесчинства, творимые Иоанном XII и сводившие авторитет папства к нулю, прекращались властью, полученной Оттоном. Это ясно осознавалось в Константинополе.
Упорство и целеустремленность новоиспеченного императора внушали уважение. Эти качества также вызывали опасения получить серьезного конкурента в борьбе за души христиан и влияние в мире, что являлось, по сути, одним и тем же.
Саксонский король, сделавший из германского епископства мощный инструмент власти и распространения своего влияния, вполне был способен пошатнуть позиции Ромейской империи в Европе.
За сухими строчками, характеризующими политическую ситуацию, прослеживалось беспокойство константинопольских властей, но не это вызвало тревогу у Феофила.
Подпись, стоящая внизу послания и смачно произнесенная Федором, как эхо отдавалась в голове – Иосиф Вринга. Иосиф Вринга… Послание было подписано паракимоменом Иосифом Врингой, а это значило, что ни император Роман, ни тем более его жена Феофания не решали в Константинополе ничего.
– Это все, – произнес Федор после долгой паузы, расценив задумчивость епископа как ожидание продолжения.
– Да, спасибо, – машинально ответил Феофил. – Скажи-ка мне лучше, милейший, как там наш император Роман поживает? Когда я отъезжал, Константинополь полнился слухами, что это он помог своему отцу Порфирородному Константину встретиться со Всевышним.
– Навряд ли… – Федор переминался с ноги на ногу у входа, не решаясь пройти в комнату.
Полумрак, царивший в каморке, громко именуемой Ольмой светлицей, мешал епископу видеть в деталях лицо собеседника, и это лишало слова варяга эмоциональной окраски, порою повествующей больше слов.
– Проходи, присядь, поясни подробнее, – Феофил похлопал по отполированной поверхности лавки.
– Роман скорее проиграл от смерти своего отца. Он всегда был беззаботным и непослушным ребенком, избалованным Константином и безмерно любимым. Отец ему позволял очень много и все прощал. Чего стоила одна только женитьба на дочери трактирщика с репутацией портовой шлюшки.
– Да-да, эта история вызвала бурю негодования среди близких к трону людей. Помнится, тогда больше всех бесился Василий Ноф, будучи паракимоменом.
– За что и поплатился сейчас. Вринга ловко использовал этот факт, без труда убедив Романа, что нужно отстранить Василия, а взамен назначить его.
– Как ни крути, а больше всех от смерти Константина выиграл Вринга. Зная его неуемную тягу к власти и слабость Романа, я думаю, смерть Константина – не последняя в императорском роду. – Феофил высказал довольно крамольное предположение без особой боязни – варяг не входил в число доносчиков.
Федор пожал плечами.
Феофил не обнаружил в его лице ни подтверждения, ни опровержения своей догадки. Варяг был далек от дворцовых интриг.
Простых людей в империи мало заботили меняющиеся правители, поскольку жизнь дворца не особенно сказывалась на протекавших в государстве процессах, регламентированных тысячами правил, выработанных веками совершенствующейся чиновничьей машиной.
– Чем занят император? Как его жена и дети? – Феофил перевел разговор на более близкие варягу бытовые темы.
– Роман, как обычно, безмерно увлечен охотой и кутежами, собрав вокруг себя всю беспутную молодежь Константинополя, утверждая, что ему грозит смертельная опасность, а это – его охрана. Размах развлечений такой, как будто каждое из них – последнее в его жизни. Императрицу Феофанию мало видно. Она посвятила себя сыновьям. Собственно говоря, ее беременность не располагает к активной жизни, которую она вела еще совсем недавно.
– Получается, что власть Иосифа Вринги ограничена только формальным постом паракимомена. Предполагаю, что этот пафлагонский выскочка мечтает его сменить на титул императора.
– Да, в ваших словах есть правда. – Федор несколько замялся, вынужденный давать оценку действиям властей. – Вринга одержим преследованием всех, кто был приближен к Константину. Пожалуй, это его основная государственная деятельность.
– Мне кажется, что патриарх принял неверное решение, отправив меня в Киев. Опасность, существующая в Константинополе, намного выше, чем те неприятности, которые могут возникнуть в связи с пребыванием здесь Адальберта и его монашеской свиты. Хотя я и не поклонник выходцев из Македонской династии, пришедшей к власти путем цареубийства, но не хотелось бы потерять достигнутое Константином. Истинный правитель – всегда собиратель, его труд направлен на созидание и преумножение. Мы все помним, к чему привели бесконечные смены регентов при живом императоре во времена малолетства Константина. Натура Вринги, склонная к интригам и разрушениям, ослабит империю, только-только выбирающуюся из череды потерь. Он способен действовать исключительно в своих интересах.
– На все воля Господа, – подвел итог Федор.
Феофил поморщился, внутренне не находя повода для упрека варяга, посвятившего себя служению Христу и не желающего понимать смысл высокой политики. Легкое чувство зависти шевельнулось в глубине души.
– Я рад за тебя, – произнес Феофил, пристально глядя в глаза Федору и с удовольствием наблюдая растущее в них недоумение.
– Почему? – Федор отвел взгляд.
– Не важно… Организуй мне встречу с Адальбертом.
Пора пообщаться с конкурентом воочию. Может, удастся нащупать ту нить, которая позволит быстро решить проблему или понять, что проблемы не существует.
* * *
Будана постучала в дверь княгини. Толстые доски ответили гулом, уносящимся в покои Ольги. Не дождавшись приглашения, служанка толкнула массивную створку, заходя внутрь.
Ольга в длинной сорочке из тонкого византийского полотна стояла у открытого окна, устремив взгляд на город. Сквозняк, вызванный распахнутой дверью, подхватил полы невесомой ткани, сделав их похожими на крылья. Что-то звериное чувствовалось в худом теле, проступившем сквозь легкую одежду. Словно хищная птица обозревала свою территорию, выискивая очередную жертву.
– А, Будана, ты вовремя, пора собираться. Дела не ждут. – Княгиня бросила беглый взгляд на служанку и вновь посмотрела в окно.
– Как почивать изволили? – Будана несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь унять волнение, оставшееся после беседы со Свенельдом.
– Подойди сюда. – Княгиня поманила служанку к себе. Она положила ей руку на плечо, указывая на вид за окном. – Посмотри, какая красота.
Лучи восходящего солнца золотили свежие срубы домов горожан, обильно возникших за последние годы бурного процветания.
– Да, – согласилась девушка. – Все благодаря вашей мудрости.
Княгиня с легкой укоризной глянула на служанку.
– Не в мудрости дело. А в понимании того, что людям надо. Все очень просто. Снижение налогов и чувство защищенности – вот что влечет в Киев активных людей. Возможность сытно и спокойно жить, трудиться и добиваться успехов. Их деятельность позволяет содержать не только мощную дружину, но и способствовать занятости самых никчемных людишек, снижая преступность и беспредел.
– Я ничего в этом не понимаю, госпожа. Я знаю одно: до вашего правления были сплошные войны и грабежи.
Княгиня отпустила служанку и отошла от окна. Будана не видела ее лица, но в еле уловимых интонациях голоса почувствовала раздражение.
– Жизнь нас учит. Вот и меня смерть мужа, убитого при сборе полюдья, научила не брать сколько хочешь и когда хочешь, а делать все по закону. Правда, князья и воеводы не очень этому рады. Привыкли обирать своих подданных.
– Да уж, – поддакнула Будана. – Этим только дай волю. Они всех в рабство загонят.
– Ну уж ты всех-то под одну гребенку не ровняй, – княгиня строго посмотрела на служанку. – Не все так плохо. Приучились они, хоть и не без труда, подати-уроки брать в установленное время и в установленном размере. Княжеские погосты – хороший пример всем воеводам.
– Конечно, матушка, конечно, – поспешно согласилась Будана.
– Да что ты все соглашаешься! С тобой заботами делиться, как с лавкой. Опять все не так просто. Тиуны, назначенные уроки собирать, бездельничают и подворовывают.
– Так порите их, матушка, порите почаще.
– Ну тебя, бестолковую. Давай уже, чеши волосы. – Ольга села на табурет перед зеркалом. – Видел бы Игорь эту красоту. – Гордость и сожаление прозвучали в ее голосе. Княгиня перекрестилась, повернув голову к висевшим в углу иконам, привезенным из Константинополя.
Будана почтительно склонилась, украдкой глянув на грозное лицо, намалеванное на деревянной доске. Она не была христианкой, но всегда с уважением относилась к непонятной ей страсти Ольги в поклонении заморскому богу.
