Потерянные надежды

Затем я снова посмотрела на письмо. Почерк.

Почерк Беатрис был безупречным, словно у опытного каллиграфа. Эти графичные буквы я бы узнала из тысячи. Если бы она писала их под давлением, я не могла поверить, что Беатрис смогла бы так ровно и спокойно вывести каждую строчку.

Меня тут же охватила ярость. Гнев был таким сильным, что я почувствовала, как он сдавливает мне грудь. Как она могла?

Я вскочила и выбежала из комнаты, не обращая внимания на бабушку и маму, которые кричали мне вслед. Забегаю в свою спальню, и остаюсь, наконец, одна.

Когда останавливаюсь возле зеркала в ванной, то едва сдерживаю рыдания. На меня смотрела девушка, которую я почти не узнавала.

Щека была опухшей, красный отпечаток от отцовской руки расползался ярким пятном. Нижняя губа рассечена, и из нее все еще сочилась кровь. Я провела по ней пальцами, и зашипела от боли.

– Черт… – выдохнула я.

Ярость сменилась отчаянием, а затем новой волной истерики. Я схватилась за края раковины, тяжело дыша, пока слезы лились из моих глаз. В голове вдруг всплыли воспоминания.

Я снова оказалась маленькой девочкой, которая пытается убежать от отцовской ярости. Я слышу крики, удары, мамин плач. Я прячусь в шкафу, зарываюсь в подушки, надеясь, что все это закончится.

Она знала, что он сорвется. Знала, что гнев упадет на меня. Но все равно ушла. Как и всегда.

Она, черт возьми, была любимицей. Ее боготворили, восхищались. Даже в нашем мире, где уважение нужно было вырвать с кровью и потом, ее просто обожали.

Самое главное ведь тут – она их тоже обожала. Беатрис могла часами сидеть на семейных встречах, слушая, как мужчины обсуждают свои дела, ее глаза блестели от гордости, будто она была частью чего-то великого.

А сейчас оказалось, что ей это не нравилось?

Из мыслей меня вырывает глухой шум, который раздается за окнами – тяжелый рокот автомобильных двигателей.

Я подбегаю к одному, сердце колотилось так сильно, что отдавалось в висках. Сквозь пелену слез я вижу несколько машин, припарковавшихся у нашего дома. Несколько мужчин вышли наружу, среди них я почти сразу узнаю Альдо. Он шел медленно, но уверенно.

Внутри меня разлился страх.

Моя семья. Я знала, что этот побег означает для всех нас. Особенно, если это невеста Капо. Это не просто позор, это приговор.

Побег для сбежавшего карается смертью: долгой и мучительной, а семью его ожидает бесконечное унижение.

Беатрис не просто будут искать, ее будут преследовать до тех пор, пока не найдут.

Я хотела спрятаться, но ноги словно приросли к полу. Лишь только когда я услышала шум на первом этаже, я рванула туда со всех ног, боясь за жизнь родных.

На лестнице я снова замерла. Мой взгляд упал на Альдо, стоящего в центре комнаты. Несмотря на то, что сегодня одежда была на нем значительно чище и опрятнее, чем вчера, выглядел он, кажется, всегда одинаково: сдержанным, уверенным и собранным.

Наши глаза встретились на мгновение, но мне хватило, чтобы увидеть в его глазах сожаление – тяжелое, почти осязаемое.

Страх наполняет меня новой волной, когда его глаза сужаются, и на смену мимолетному чувству приходит ярость. И только после этого понимаю, что он заметил следы на моем лице.

Я почувствовала, как краснею. Всеми фибрами души мне хотелось, чтобы однажды онответил за то, что делал со мной. Но не сейчас, не при таких обстоятельствах.

– Адалин, сядь, – слышу грубый голос отца, который замечает меня.

Я вздрагиваю от неожиданности, но слушаюсь, пересекая оставшиеся ступеньки, опускаясь на стул ближе к стене, стараясь быть как можно менее заметной, но у меня не получается. Альдо все это время стоял неподвижно, не отрывая свой взгляд от меня.

– Что это? – наконец спросил он у отца, кивнув в мою сторону. Его голос прозвучал слишком низко и резко, чтобы я снова вздрогнула.

Папа на долю секунды хмурится, а потом издает нервный смешок:

– Адалин неуклюжая. Вечно куда-то падает или об что-то ударяется.

Грудь сжалась от этих слов, но я не могу ему возразить. Никогда не могла.

Альдо молчит, смотрит с недоверием то на него, то на меня. В комнате помимо нас находился дедушка, бабушка и несколько человек, с которыми он пришел.

Отец, заметив его взгляд, снова пытается взять контроль над ситуацией:

– Есть гораздо более серьезная проблема, – произносит, стараясь звучать как можно спокойнее.

Я, хоть и ненавидела его добрую половину своей жизни, но знала как свои пять пальцев: он нервничает. Слишком размеренные движения и тон, будто он боится выдать свои чувства. Видимо, это замечаю не только я, потому что когда он снова пытается что-то сказать, Альдо перебивает:

– Никакие проблемы не имеют значения, если это, блять, сделал ты. Или кто-то в этом доме.

Я опускаю взгляд, но его голос все равно давит на меня. «Чем он лучше отца?» – мысль вспыхивает внезапно, и я чувствую, что боюсь снова посмотреть на него, потому что вспоминаю сегодняшнюю ночь.

На лице отца мелькает едва заметная тень раздражения, но он быстро берет себя в руки. Бросает на меня уверенный взгляд, а потом смотрит безразлично на Альдо.

– Готов дать руку на отсечение, я говорю тебе правду.

Я замираю и в страхе смотрю на дедушку. Его глаза наполнились яростью, а обычно спокойное лицо исказилось от шока. Он едва ли не сжался в этот момент.

Бабушка, сдерживаясь, заметно побледнела. Она посмотрела на него, и её глаза, полные тревоги, больше не были спокойными.

Клятвы в нашем мире не даются просто так. Особенно, если они касаются таких важных вещей, как честь семьи и её правдивость. Я же ничуть не удивилась.

И если для них сегодняшний день – единственный раз, когда он открылся для них с новой стороны, то для меня это было слишком привычным.

Никто из них ничего не сказал. Только потому что по правилам нашей семьи никто не имеет права вмешиваться в отношения внутри неё.

Это была священная неприкосновенность – даже если это касалось близких родственников, тем более главы семьи. Кровь и честь были выше всего.

Отец выдерживает паузу, проверяя реакцию Альдо, а потом встает с кресла, подходит к нему, и протягивает письмо. Скомканный лист бумаги, который оставила нам Беатрис:

– Не знаешь, что это значит?

Альдо берет его в руки, и начинает читать. В процессе ни одна мускула на его лице не двигается, он остается спокойным.

Когда дочитывает, бросает скучающий взгляд на отца.

– Нет уж, это ты мне объясни, что это значит.

В его голосе звучала такая надменность, от которой мне стало тревожно.

– Сбежала. Последний раз её видели в аэропорту Джона Кеннеди. С каким-то ублюдком, личность которого установить пока не могут. Там их след пропадает. Ни один гребанный рейс не был зарегистрирован на имя Беатрис Бенито.

Альдо подносит письмо к лицу, читает несколько строк и, почти равнодушно, бросает:

– Оставь. Дальше мои люди с этим разберутся.

Папа подрывается, глаза его темнеют от ярости, но Альдо, не поддавшись на его движение, не дает ничего сказать ему:

– Не забывайся, Бенито. Ты на моей территории, а правила тут устанавливаю я.

От этой фразы отец сжимается, но продолжает держать себя в руках и сохранить контроль. Альдо продолжает, не торопясь, как будто наслаждается этой ситуацией:

– Ты знаешь ведь, что с ней случится, если её найдут, Вико? Готов к этому?

В этот момент я почувствовала, как в груди сжалось от боли. Она была, черт возьми, его невестой. Девушкой, которую он желал.

Как так происходит, что чувства притупляются и на смену им приходит жестокость?

Я жду, что папа встанет на сторону своей любимицы, скажет что-то в ее защиту, но он просто выпрямляется, и равнодушно, с легким презрением, бросает:

– Делай то, что должен. Она мне больше не дочь.

Слова будто ударили по мне тяжелым молотом. Это было не просто предательство, и не простая отрешенность. Это был конец. В его словах больше не было ни капли сожаления, ни малейшего намека на беспокойство.

Я все еще ждала от Альдо хоть какой-нибудь реакции, потому что она заслуживала этого. Так ведь всегда было? Беатрис – его избранница, мать будущих детей.

Мне казалось, у них есть нечто большее, чем то, что они позволяли всем видеть.

Но Альдо лишь ухмыляется ответу папы, его взгляд становится более надменным, а голос слишком холодным, чтобы оставлять каплю сомнений: ему все равно.

– Вызывай отца, – произнес он с лёгкостью, – Пусть немедленно приезжает.

Глава 13

Альдо

Я вышел из дома Террези, чувствуя, как напряжение в висках стучит словно молот. Люди Бенито провожали меня трусливым взглядом, хоть и понимали, что опасности для них я не представляю. Пока что.

Они просто знали, что им лучше вообще не шевелиться в этот момент. Вина за то, что допустили этот побег, на них.

Будь я их боссом, хотя фактическим им и являюсь, каждому бы прострелил по глазу – внимательнее будут к деталям в будущем.

– Начинайте поиски, – говорю я своим людям, когда подхожу к нашим машинам, – Проверьте все рейсы JFK, Ла Гуардию, Ньюарк. Пусть поднимут записи камер в каждом терминале.

Я сделал паузу, обвел взглядом их лица, и добавил:

– Свяжитесь с нашими в Италии. Если кто-то из них попытается пересечь Атлантику, я хочу знать об этом первым. Проверяйте границы, водителей, пограничников и официантов. И еще, – я замолчал, чувствуя, как нарастает гнев, – Я хочу видеть ее живой. Не трогайте ее, если найдете. Это понятно?

Они коротко кивнули, не задавая лишних вопросов, каждый из них приступил к делу.

Сука, сколько же проблем это все принесет!

Вся эта история – отличная возможность усомниться во мне, как в Капо, для каждого мелкого крысеныша из синдиката.

Я сел в свою машину, водитель плавно тронулся с места, взяв курс в сторону Даунтауна. Мой офис находился на Уолл-стрит.

С виду – идеально легальная компания, инвестиционный холдинг, который успешно оперировал на рынке. Бумаги чисты, счета прозрачны, а в учредителях значились несколько доверенных лиц. Я любил это место, по крайней мере, потому, что оно приносило мне сотни миллионов в год.

Плечо болело, напоминая о вчерашней ночи. Черт возьми, я облажался по крупному, но у меня даже не было времени думать об этом. Голова была занята другим.

Чертовым побегом, с последствиями от которого придется долго разбираться. Это проблема для всех, не только для меня. Для семьи, бизнеса и имени, которое я строил, мать его, не для того, чтобы его разрушила девчонка.

К утру мне все таки пришлось заехать к нашему доку – залатали так, что я смог нормально двигаться, но хвататься за руль самому было не лучшей идеей.

Я прикрыл глаза, надеясь хотя бы на секунду отключиться от хаоса в голове, но поток мыслей не утихал.

Удерживать себя в руках становилось все сложнее. Это была не просто злость – это была смесь ярости, обиды и того дерьма, которое я сам не мог объяснить. Слишком много всего сразу навалилось, и ответственность за это все лежала на мне.

Когда внедорожник остановился у моего офиса, я вышел, не дожидаясь, пока водитель успеет открыть дверь. Со мной такое не катит.

Тео уже ждал меня в моем кабинете, рядом с ним стоял Майк Хоран – сенатор, с которым мы изредка сотрудничали. Старик выглядел вообще неуместно в среде мафиози, но был чертовски полезен.

Когда я вошел, они оба замолчали, и их взгляд метнулся ко мне. Я чувствовал напряжение, но не обращал внимания, мне, блять, не до этого.

Прошагав мимо них, я сел в свое кресло и положил руки на подлокотники.

– Беатрис сбежала, – спокойно произнес я, глядя прямо перед собой.

Тео замер. Его взгляд метнулся ко мне, потом к сенатору, словно он ожидал от меня взрыва – новость-то слишком ошеломляющая.

Майк Хоран медленно поднял бровь, наклоняя голову чуть вбок. Затем, с натянутой улыбкой, он заговорил:

– Если мне не изменяет память, это ваша невеста, верно?

Я повернул голову и бросил на него взгляд, полный презрения.

– Как насчет того, чтобы держать свой любопытный язык за зубами, Хоран? – начал я, низко, но отчетливо, – Или ты теперь эксперт по семейным делам, помимо того, что торчишь на задворках Манхэттена, умоляя нас о крышевании?

Хоран напрягся, но попытался выглядеть уверенным.

– Просто уточнил. Такие дела обычно влияют на весь синдикат, – выдавил он.

– Уточняй в другом месте. Если тебе так хочется собирать сплетни, иди и ковыряйся в грязи на своей территории. Моя семья – не твое, мать его, дело, – процедил я сквозь зубы.

– Извини, Альдо, – быстро произнес Хоран, стараясь не встречаться с моим взглядом.

– Извинения не принимаются, – отрезал я, – Теперь катись к черту, пока я в хорошем настроении.

Тео, которого явно напряг накал ситуации, кашлянул, чтобы разрядить обстановку, и чуть подался вперед.

– Майк, твои документы готовы, можешь идти, – сказал он ровно, но с осторожностью.

Когда дверь за Хораном закрылась, в комнате воцарилась напряженная тишина. Я потер виски пальцами, пытаясь унять поток злости внутри, но безуспешно.

– Вот какого черта он вообще пришел? – бросил я Тео, не поднимая глаза.

Тео спокойно поправил манжету на рубашке, прежде чем ответить:

– Ему нужны наши гарантии по его проекту.

– Какому проекту? – резко бросил я, сужая глаза.

– Законопроект об увеличении финансирования правоохранительных органов. Хочет, чтобы синдикат убедил нескольких сенаторов проголосовать «за».

Я фыркнул, подавшись вперед. Корыстный придурок.

– Хочет, чтобы мы помогли его грязным «реформам»?

– Всё не так просто, Альдо. – Тео поднял руку, словно пытаясь успокоить меня. – Хоран знает, что без нас он не сможет продавить закон. А взамен предлагает свою защиту: обещание не трогать синдикат и не поднимать вопросы, которые могут нас скомпрометировать.

Я рассмеялся, но смех был безрадостным.

– И ты поверил ему? Политики лгут, Тео. Особенно такие ублюдки, как он.

– Мы не верим, мы контролируем, – спокойно ответил Тео, встретив мой взгляд. – Все его действия отслеживаются. Мы держим его на коротком поводке.

Я встал и медленно подошел к окну, глядя на серое небо над Нью-Йорком.

– А что, если он дернется? Если вдруг решит, что мы для него больше не выгодны?

– На такие случаи у нас всегда готов один план. – Тео подался вперед, его голос стал ниже. – Но я уверен, что он не рискнет. Майк слишком боится того, что мы можем сделать с его карьерой.

– Пусть боится, – тихо произнес я, всё еще глядя в окно. – Если он хотя бы подумает предать нас, я похороню его так глубоко, что никто не найдет.

Тео просто кивнул, и еще несколько секунд молчал.

– Как они узнали? – спросил он, не сдержав любопытства.

Я стиснул зубы и бросил на него взгляд, который должен был остановить поток этих тупых вопросов.

– Она оставила письмо в своей комнате.

Тео не унимался, его взгляд был слишком любопытным и настойчивым. Блять, Майк Хоран – это еще цветочки.

– Вариант с похищением, я предполагаю, даже не рассматривался?

– Несколько ее подруг с колледжа подтвердили ее связь с парнем, с которым она была замечена в аэропорту, – я говорил ровно, но внутри все закипало, – Беатрис написала письмо сама. Почерк идеальный – уверен, она выводила и переписывала его несколько раз. Это больше похоже на правду.

– Ты отправил на поиски кого-то? – он нахмурился.

– Конечно, Тео! Это, блять, моя невеста! – я крикнул.

– Невеста? Не называй ее так больше, Альдо. Это, мать его, слишком сильно может повлиять на твое положение и уважение среди Боссов. Ты – Капо. А она – предатель.

Я усмехнулся своим мыслям. Забавно, как быстро все поменялось.

– Кому вообще есть до этого дело?

– О, – он нервно засмеялся, – Они обожают ковыряться в чужом грязном белье. Особенно, если это белье принадлежит тебе, Альдо.

Я скрипнул зубами, прекрасно понимая, о чем он говорит. В мире мафии такие вещи не просто обсуждают – их запоминают, как личное оскорбление главы семьи.

Бегство Беатрис поставит под сомнение не только мой авторитет, но и мою силу как лидера. Любое проявление слабости для них – как запах крови для акул. Они будут кружить рядом, ждать удобного момента, чтобы сомнения превратились в действие.

– Невеста главы сбегает, – продолжил я, сжимая подлокотник кресла, – И это сигнал для всех: моя власть недостаточно сильна, если я не могу контролировать даже ближайшее окружение.

Тео молча слушал, не перебивая. Он понимал, что слова сейчас ничего не изменят.

– Мафия – это не просто деньги и власть, это структура, построенная на чести и верности. Бегство Беатрис… это поставит под сомнение мою способность поддерживать порядок внутри своей семьи. А если есть сомнения здесь, мать его, значит, появятся сомнения и во всем остальном.

Тишина в комнате стала тяжелее воздуха.

– И поверь мне, Тео, никто не упустит возможности этим воспользоваться, – процедил я сквозь зубы.

Тео поднял взгляд, изучая мое лицо.

– Данте звонил?

Я медленно покачал головой.

– Пока нет.

Тео фыркнул, коротко рассмеявшись.

– И ты надеешься, что он будет искать решение?

Я отвел взгляд, облокотился на спинку кресла, чувствуя, как нарастает раздражение.

– Надеюсь? – повторил я, усмехнувшись, но без капли тепла. – Я в этом уверен. Данте – тот еще ублюдок, Тео, но он не позволит, чтобы нашу фамилию очернил такой, казалось бы, незначительный поступок.

– Ты считаешь, что он увидит в этом угрозу для всей семьи?

– Он всегда видит угрозу, – ответил я, помрачнев. – В этом он преуспел. Его паранойя сделала его тем, кем он является. А знаешь, что случается с теми, кто угрожает Данте Амато?

Тео промолчал, но я знал, что он понимает.

– Он стирает их с лица земли, – закончил я. – Будь то враги, предатели или даже… свои.

Тео кивнул, больше ничего не говоря, но я видел, что в его глазах мелькнуло понимание. Данте не просто разберется с этим.

Он сделает так, чтобы о проблеме забыли все, будто ее никогда и не было.

***

Спустя пару часов, телефон наконец зазвонил. На экране высветилось имя – Данте. Я потянулся к трубке и ответил.

– Да.

– Какого хрена происходит, Альдо!? – он был взбешен, – Твоя невеста сбежала! Ты понимаешь, что это для нас всех значит?

– Понимаю, – усмехнулся я. Странно, но от злости, которую я испытывал утром, не осталось и следа.

– Не понимаешь, – он почти кричал, – Если бы понимал, ты бы не позволил случится этому дерьму. Эта девка… Она подставила нас всех. Насмешка над всей семьей. Гребанная шлюха!

– Осторожней, Данте, – холодно произнес я, чувствуя как сжимаются кулаки, – Следи за словами.

– Следить за словами? Ты издеваешься? Еще смеешь ее защищать? Это твоя ошибка, Альдо! Ты хоть представляешь, что теперь будут говорить? Что ты за одной девчонкой уследить не смог, а что говорить про целый город?

– Ты забываешься, отец, – я усмехнулся, глядя в пустую стену, – Или уже забыл, чей это был выбор? Напомню, твой. Эту «гребанную шлюху», как ты выразился, выбрал ты. Пожинай плоды своего решения.

Несколько секунд тишины, а потом я услышал как он почти рычит:

– Если я найду ее, я заставлю ее пожалеть, что она вообще появилась на свет! Я, блять, скормлю ее парням с Палермо, чтобы она забыла, как прыгать по чужим…

–Хватит! – рявкнул я, сдерживаясь, чтобы не разнести трубку, – Оставь это для меня. Это приказ. Я сам решу, что делать со своей невестой.

– Не смей называть её своей невестой, сынок. Она – предательница. Она бросила нашу семью.

– Ты лучше подумай, как теперь выкручиваться из этого дерьма, Данте, – я произнес тихо, но достаточно твердо. – Ты, а не я, связал меня с этой девчонкой. Теперь разгребай последствия.

– Ты перегибаешь, Альдо… Не сильно ты противился, когда я отдавал тебе лучшую киску наряда.

Моя челюсть сжалась так сильно, что я почувствовал как зубы скрипят. Гнев вскипел мгновенно, как пламя, подожженное бензином.

– Она – дочь твоего консильери, Данте! Так что лучше заткнись, пока ты не сказал еще что-то, за что мне придется вышибить из тебя остатки гордости.

На том конце провода воцарилась напряженная тишина, но я не собирался давать ему передышку.

– Ты втянул меня в это, даже не спросив, чего хочу я, – продолжил я медленно, – А теперь, когда все катится к черту, ты винишь меня?

– Она сбежала, Альдо! Она выставила тебя дураком перед всей семьей!– крик Данте прорезал воздух. – Ты хоть понимаешь, что это значит?

– Я понимаю одно, – я прервал его резко. – Это ты не подумал, когда сунул мне её. Ты ошибся. Прими это, как мужчина.

– Если я найду её, я…– начал он, но я перебил.

– Ты даже пальцем её не тронешь, – глухо сказал я, – Это не просто девчонка. Вы сами решили отправить ее в Нью-Йорк, так что я буду решать, что с ней делать.

Его молчание говорило больше, чем любые слова.

– Я жду тебя здесь. Приезжай, обсудим это лицом к лицу. Нужно решать проблему.

Не дождавшись ответа, я отключил звонок и с силой бросил телефон на стол. Старый ублюдок, ненависть к которому была к которому была глубже, чем простая злость.

Несмотря на то, что его появление в Нью-Йорке было слишком рискованным и, возможно, глупым, он – единственный кто грамотно решит этот вопрос.

Я даю направление, но Данте – тот, кто проложит дорогу. Я бросаю кость, а он заставляет стаю рвать друг друга за нее.

Глава 14

Адалин

Весь дом стоял на дыбах, и такой суеты я не видела никогда. Люди мельтешили перед моими глазами, носились туда-сюда, нервно обсуждали что-то на повышенных тонах.

И я бы поняла, если бы все это было из-за побега моей сестры или какие-то жалкие попытки сделать что-то, чтобы ее найти, но нет. Все готовились к приезду Данте Амато, который вот-вот должен был приехать с аэропорта.

Отец готов был грызть стены от страха. Данте Амато – это не просто капо, но и воплощение грубой силы и непреклонной власти.

Я уверена, что побег он воспримет как личное оскорбление, нанесенное его фамилии, и пробел в воспитании дочери консильери не останется безнаказанным.

Охваченный страхом, папа вызвал медсестру. Она обработала раны на моем лице и привела меня в более или менее приличный вид.

Я даже не уверена, что он это сделал ради Амато, потому что для Данте насилие – это не проблема, а решение.

У него всегда были свои представления о порядке. Считал, что власть нужно демонстрировать жестко, а уважение – выколачивать. Особенно с женщинами.

Теперь он летит сюда, чтобы выбросить нашу семью. Или сломать до основания.

Телефон в руке вибрирует от входящего сообщения, вырывая меня из мрачных мыслей, пока я сижу на кресле в гостиной. Элиза.

«Боже, я только узнала обо всем, это ужасно. Как ты?»

Я судорожно печатаю ответ, словно телефон – единственная связь с моей прежней жизнью.

«Данте скоро приедет. Ждем, пока на нас обрушится буря. Это принесет много проблем, когда люди узнают»

Отправляю сообщение и замираю, в ожидании ответа. Это ожидание кажется вечностью, словно от него зависит, перестанет ли этот день, и все последующие, быть кошмаром.

Сообщение Элизы приходит почти сразу, и мое тело начинает дрожать, когда я его читаю:

«Альдо запретил говорить другим. Сказал, если выйдет за пределы наших семей, то лично будет разбираться с теми, кто разболтал»

Мои пальцы машинально зажимают телефон сильнее, чем нужно. Почему…?

Да, мы все готовы вырвать корень этой проблемы, чтобы не допустить слухов, но чем дольше мы все это будем скрывать, тем ужаснее будут последствия.