
Полная версия:
Потерянные надежды
Длинные темные волосы, густые и блестящие, спадали по плечам, зеленые глаза, яркие и глубоко выразительные, всегда привлекали внимание людей.
Мне не раз говорили, что я красива до невозможности, вот только на Альдо мое обаяние не действовало. Его взгляд всегда проходил мимо, будто он не замечал ни моих глаз, ни улыбки. В целом, он ничего не замечал.
Nonnaзасмеялась, и вырвала меня из мыслей. В ее смехе не было злого умысла, только привычная игривость и легкая провокация, которая всегда делала наши разговоры живыми и теплыми.
– Твоя сестра выглядит как оборванка! Сколько раз я говорила одеваться женственнее, но она зациклена на своем. Данте глупец, если не разглядел девушку, которая на самом деле подходит его сыну.
Иногда это вызывало улыбку. Бабуля так рьяно вставала на мою сторону и была мне опорой там, где не могли быть другие. Одной из немногих, которые меня поддерживали.
Одной из немногих, для которых я была не просто куском мяса, а личностью.
– Nonna, я не могу влиять на вкус Беатрис, – сказала я, пытаясь перевести разговор на другую тему, – Она сама знает, что делает. Ты же знаешь, что ее не переубедить.
– Знает? – переспросила она с лёгким недовольством в голосе, – Если бы она знала, что делает, её стиль бы не стал похож на старомодный ковер!
Я прыснула от смеха.
Нет, не от того, что смеялась над сестрой, и потому что ее стандарты красоты не совпадали с моими, я никогда ее не осуждала за это. Просто nonnaбыла слишком смешной иногда.
– Подумаешь, – ответила я, – Её выбор – это всего лишь её выбор, она ведь всё равно остаётся моей сестрой.
– Да, ты права, – согласилась бабушка, прищурив глаза. – Но ты всё равно надень что-то особенное. Это твой вечер, а Альдо – тот, кто не имеет права остаться равнодушным к твоему сиянию.
Мне не хотелось продолжать эту тему, потому что в груди предательски сжимало. Я забывала о боли в руке, но она снова и снова давала о себе знать, в особо стрессовые моменты моей жизни.
В дань уважения к себе, точнее к тому что от него осталось, я не могла не сказать в первую очередь для себя:
– Данте не выбирал своему сыну невесту, – отчеканила я, прежде чем закрыть за собой дверь в ванную, – Это сделал Альдо.
Я прислонилась к раковине, вглядываясь в своё отражение, которое сейчас казалось мне уродливым.
Слышу, как Бабуля выходит с комнаты бурча что-то вроде: «Дурочка ты, Адалин. Слепая дурочка.», но меня это уже не интересует.
Я ужасная сестра, если позволяю себе думать об этом. Я часто обещала себе, что не стану этого делать, потому что он заставил меня пережить это, но я не могу.
***
Спускаясь на первый этаж в столовую, я молила все возможные силы, чтобы слова Тео или бабули оказались розыгрышем, первоапрельской шуткой или желанием просто задеть меня.
Увы, этого не произошло, и сразу же, как только переступила порог огромной столовой, я встретила взгляд черных, как уголь, глаз. Глубоких, темных и изучающих, будто видели насквозь.
На мгновение я замерла, почувствовав, как в животе что-то сжалось, мне стало неуютно.
– Здравствуйте, – стараясь отвлечься, произнесла я всем сидящим за огромным дубовым столом.
Помимо Тео, рассматривающего меня с интересом, Альдо и моей сестры, за столом сидел дедушка Амато и несколько друзей моих nonni.
Сестра, услышав мой голос, радостно подорвалась со своего места для крепких объятий.
– Наконец-то я могу вдыхать этот любимый аромат гортензий и ванили, – тихо говорила она, сжимая меня в крепких объятиях.
Я промолчала, потому что сказать было нечего. Пока что.
По очереди мне пришлось обняться практически с каждым сидящим за столом в знак приветствия. Эта традиция меня сильно бесила – она занимала слишком много времени.
Особенно, когда на столе тебя ждет только что поданная и горячо любимая индейка.
Когда я обошла по кругу весь стол, и очередь дошла до жениха моей сестры, я просто кивнула ему и села на стул рядом, злясь на бабулю.
Если она поставила перед собой цель – то она не будет брезговать даже чувствами своей внучки…
Иначе чем я могла объяснить то, что вокруг огромного стола, за которым обычно стоит куча стульев, сегодня их в разы меньше, и «совершенно случайным образом»осталось только одно, рядом с Альдо?
Забавно, но Беатрис сидела строго по правилам английских аристократов – напротив возлюбленного. То есть их разделял огромный стол, за которым еду сложно нормально разглядеть, не то чтобы людей вокруг.
Спасибо, бабуля. Очень кстати ты.
В комнате продолжилась оживленная беседа, где каждый, чтобы быть услышанным, пытался перекричать другого. Я даже отвыкла от такой суеты, и у меня немного разболелась голова.
– Не поздороваешься нормально? – услышала я голос, отдававший хрипотцой.
Я задержала дыхание, пытаясь переварить сказанное, но получилось слабо. Голова отказывалась нормально мыслить.
Это был Альдо, который, как мне казалось, был единственным человеком в комнате, способным говорить спокойно и тихо, несмотря на весь шум вокруг.
Я судорожно оглядывалась по сторонам, прежде чем поняла, что этого никто не услышал.
Нельзя. Нельзя. Нельзя.
– Я сказала всем «здравствуйте», – почти пропищала испуганно я, все еще боясь стать предметом внимания сидящих зрителей.
Он высокомерно хмыкнул, и наклонился чуть ближе, чтобы услышала только я.
– Это не считается. Я имел в виду личное приветствие.
Я попыталась сделать вид, что меня это не волнует, но внутри меня бушевал ураган разных эмоций, победу над которыми одерживал страх.
Нельзя. Нельзя. Нельзя.
Забавно, что причиной этого страха был не он.
Рука заболела с неистовой силой и я вздрогнула. Альдо заметил это, и вопросительно посмотрел на меня.
– Все в порядке? – на секунду мне показалось, что он забеспокоился, но это было фальшью. Альдо не испытывал таких эмоций. Никогда.
– Да! – выпалила я.
Он усмехнулся, и отпил виски со своего бокала. После этого сжал ладони в кулак, и Богом клянусь, они побелели так, словно совсем скоро кожа на них разорвется.
– Почему ты боишься?
– Я не боюсь, – в горле пересохло, поэтому я, наплевав на все свои принципы, отхлебнула немного просекко – воды ведь рядом не нашлось.
Мне срочно нужно лекарство!
Он наклонился ближе, и я уловила его едва ощутимый аромат – смесь дорогого парфюма, и дикой, магнетической энергии, которую невозможно было игнорировать. Не у него.
– Но ты нервничаешь. Всегда, когда я появляюсь на горизонте, – заметил он, и его голос стал ещё мягче. – Я не хочу тебя пугать.
Хищник. Он хищник.
Я сжала губы, чтобы не выдать себя. Зачем он это делает? Зачем делает вид, что все хорошо?
– Я не боюсь, – как можно более уверенно повторила я, в этот раз больше для себя.
Я всегда робела перед ним как маленькая девочка.
С каждым разом пыталась быть сильнее, хотя понимала, что это почти невозможно.
Даже после того как он стал жестоким и безжалостным, и никогда, черт возьми, не был любезен, я видела перед собой мальчика с шарфом красно-золотого цвета.
Даже после того, как он однажды сломал меня.
– И не должна, – прошептал он на выдохе, прежде чем вопрос дедушки, который я так и не смогла разобрать, его отвлек.
Глава 3
5 лет назад.
Nonna сказала, что я уже выгляжу как настоящая девушка. Мне пятнадцать, и я переживала что моя грудь еще недостаточно выросла, в то время как Беатрис носила заслуженную двойку.
Я бы не переживала об этом, если бы не видела как все парни пускают на них слюни, в то время как меня называют просто «малышка Адалин».
Они даже не рассматривали меня как девушку – это, блин, чертова проблема.
– Боже, Адалин. Что на тебе? – брезгливо спросила мама, только что зашедшая в мою комнату, разглядывая платье, которое я сегодня надела.
Да что с ним не так? Почему им всегда есть к чему придраться?
Ладно, я соглашусь. На мне оно выглядело немного откровенно, но это в первое время, потому что раньше я такого не носила – это просто непривычно.
– Красиво? – спросила я, в глубине души надеясь на положительный ответ.
– Конечно же нет! – мгновенно прикрикнула она, больше для того, чтобы показать мне свое возмущение, – Я ведь подобрала для тебя нормальное, мы потратили кучу денег на него.
Я вздохнула, разочарованная её реакцией. Внутри закипали чувства – от злости до обиды.
Почему я не могу просто выглядеть так, как мне хочется? Но должна носить платья, которые выглядят как идеальный гардероб королевы Елизаветы, потому что кто-то решил, что так лучше.
– Прости мам, но мы не идем на прием в Букингемский дворец, это всего лишь день рождения Беатрис, – с легким вызовом произнесла я, устало поправляя ткань платья, будто в очередной раз оправдываюсь не только перед матерью, но и перед миром, которому я принадлежу.
Всем плевать, что на тебе, пока цена одежды, которую ты носишь, кричала громче твоих слов. Мне плевать, потому что это не привычный мир.
Это мир, где вместо одобрения звучат холодные взгляды, а на весах власти оказываются жизни и эмоции. Они не достойны того, чтобы я о них переживала.
– На котором будет много молодых парней! – уточнила она, – Папа будет недоволен, ты ведь слишком мала для этого.
Я вскинула подбородок и посмотрела прямо ей в глаза. Ну же, мам, ты ведь всегда на моей стороне.
– Мне уже пятнадцать, мам. Не будьте такими занудами, я просто хочу быть такой, как все.
– Клянусь тебе всем, что у меня есть – больше всего на свете я хочу, чтобы у тебя был этот мир. Мир, где ты могла бы смеяться, глупо влюбляться и думать, что все впереди. Но реальность такова, – она замолчала, ее голос дрогнул.
– Этот мир никогда не станет для тебя таким. Ты не сможешь быть, как все.
Я смотрела на нее, чувствуя, как грудь сдавливает боль, но я не хотела показывать слабость, чтобы мама не расстраивалась.
– Это несправедливо, – тихо прошептала я, опустив взгляд.
– Справедливости не существует, кнопка. Не в нашем мире, – ее голос звучал жестко, но взгляд был мягким, почти умоляющим, словно она надеялась, что я смогу ее понять.
Мама резко отвернулась и направилась к двери, но остановилась, положив руку на ручку.
– Я говорю это не потому, что хочу, детка. А потому что должна обезопасить своих девочек.
С этими словами она вышла, оставив после себя только запах духов.
***
Для проведения мероприятия Беатрис выбрала какой-то крутой отель на Пятой авеню рядом с Центральным парком.
Вечеринка проходила в Нью-Йорке, потому что с поступлением сестры в университет вся ее жизнь автоматически переехала сюда.
Даже Альдо с недавних пор Капо. В Нью-Йорке. «Приятные» совпадения.
Иногда мне казалось, что это из-за нее практически все, с кем я проводила детство и свободное время переехали, оставив меня одну в пустой Таормине.
Она забрала даже их.
– Ух ты, какая красивая, – восхищается Элиза, видя меня спускающуюся по лестнице.
– Правда красиво? – уточняю неуверенно я.
– Конечно.
Я немного расслабляюсь, потому что Элиза была той, кто всегда говорил правду в лицо, даже если она была слишком горькой.
Иногда, конечно, это слишком ранило, но сегодня я была довольна ее словам. Иначе и быть не может.
– В последний раз, когда я тебя видела, ты была совсем ребенком. Сейчас ты «округлилась» в нужных местах, и если бы я не знала тебя, то дала бы тебе все двадцать.
Она не заметила насколько сильно оказали на меня влияние ее слова, но я широко улыбнулась, пытаясь скрыть нарастающую волну радости, из-за которой могла расцеловать всех присутствующих в этом зале.
Над макияжем я и вправду работала вдвое больше, чем обычно.
– Спасибо, ты тоже замечательно выглядишь, – скромно произнесла я.
На самом деле этот фарс был ни к чему, если бы не Альдо, который по идее уже должен был быть здесь.
Я не видела его практически год, и думаю что в этот раз точно готова предстать перед ним и признаться. Надеюсь, мне ответят взаимностью. Ну, или он просто будет иметь ввиду меня.
– Ты не видела Альдо, nonna? – наивно интересуюсь у нее, когда ловлю Розалию около стола с закусками. Что-что, а еда тут была умопомрачительной.
Бабуля чуть-ли не давится бутербродом с семгой и не убивает меня за неожиданное появление, но все равно двигает плечами и сливает местоположение, которое мне так необходимо сейчас.
– La mia bellissima nipote[1],кажется он сейчас с твоим отцом. Видела, что они курили вдвоем на большом балконе.
– Спасибо, спасибо, – практически пищу я, обнимая ее со всех сил.
Я бросаю взгляд на разнообразные закуски, но моя голова уже занята мыслью об Альдо. Почему-то в этот момент мне стало важно, чтобы он заметил меня, чтобы он хотя бы раз обратил внимание на то, как я выгляжу и как я себя чувствую.
Возможно, это была просто игра ума, но в этом большом зале, полном людей, я чувствовала себя не в своей тарелке, пока не нашла его. Его взгляд мог бы дать мне то, что я искала – ощущение, что я на своём месте.
Убедившись, что моя бабушка занята своей едой и не заметит моего отсутствия, я осторожно пробираюсь сквозь толпу гостей, надеясь, что никто не заметит моего волнительного состояния.
Моя уверенность покидает меня с каждым шагом, и я чувствую, как под ногтями замирает дрожь. Я не должна терять самообладание.
Сердце бьется быстрее от ожидания, и я уже почти доходила до двери на балкон, когда остановилась, чтобы привести себя в порядок.
Я глубоко вздыхаю, стараясь успокоить нервы. Как только я открываю дверь и выхожу на свежий воздух, меня окутывает прохлада вечернего Нью-Йорка, звуки вечеринки остаются позади.
Вижу, как мой отец докуривает сигарету и тушит ее о большую колонну, стоящую поодаль от него.
Папа хлопает Альдо по плечу и оставляя его одного, направляется к выходу. Он выглядит немного напряженным.
Сам Альдо выглядит практически также, но я стараюсь не придавать этому особого значения.
Прячусь за дверью, и дожидаюсь, пока папа отойдет на приличное расстояние. А лучше – вообще исчезнет из моего вида.
Стараюсь тихо подкрадываться к нему – не для того, чтобы испугать. А для того, чтобы собраться с мыслями.
Меня останавливает его грубый, слегка хриплый, голос.
– Что ты тут делаешь, Адалин? – не поворачиваясь говорит он.
Я вздрагиваю, не ожидая его реакции, и на несколько секунд теряю дар речи. Голова путается, а сердце начинает биться быстрее.
– Я просто… искала тебя, – наконец, нахожу слова, но они звучат бессмысленно, даже для меня.
Альдо медленно поворачивается ко мне. Его взгляд сначала кажется равнодушным, но в нём проскакивает нечто большее – легкое недоумение, как будто он действительно не ожидал, что я подойду так близко.
Его глаза изучают меня, и я чувствую, как мои ноги слегка подкашиваются от этого взгляда.
– И что ты хотела? – спрашивает он, голос без выражений, с намеком на усталость.
Действительно, чего я хотела? Что мне нужно было сказать?
В голове всё путается, а когда он смотрит на меня этим привычным взглядом, я забываю обо всем, даже о том, зачем пришла сюда.
Дерзость, бесстрашие и иногда холод – вот все его эмоции. Он был непроницаем, как камень, и я не могла понять, что скрывается за этой маской.
Было ли вообще все это на самом деле маской?
– Я… – начала я, заикаясь, – В общем, я хотела поговорить, то есть, сказать тебе кое-что…
Его взгляд оставался холодным, будто он заранее знал, что я скажу, и не хотел тратить на это лишние усилия.
Он посмотрел на меня в последний раз, прежде чем достать еще одну сигарету из пачки, мрачным движением прикуривая её от уже почти потухшей.
– Скажи, что ты хотела, – произнес он, продолжая затягиваться, не обращая на меня особого внимания.
Я медленно осмысливала свои мысли, пытаясь найти нужные слова, но их не было. Вместо этого в голове кружились фразы, которые никогда не доходили до рта, потому что их заглушала стена страха и смущения.
Я не знала, как правильно начать, как сказать то, что горело в груди.
– Твой отец, – начала я наконец, и тут он резко дернулся, его взгляд стал настороженным, почти испуганным.
– Он что-то тебе сделал? – спросил он, его голос звучал обеспокоенно.
Глаза Альдо метались по мне, будто он искал ответ на этот вопрос в моем лице. Его привычное равнодушие исчезло, и на мгновение я почувствовала, как холод уступает место тревоге.
Меня пронзила глупая мысль – захотелось соврать, придумать проблему, чтобы он еще дольше смотрел на меня так, будто я что-то значу. Чтобы больше никогда не отводил от меня своего взгляда.
– Он сказал, что совсем скоро начнутся поиски невесты для тебя, – аккуратно сказала я.
Альдо выдохнул, и его тело напряглось. Он сжал кулаки, и вены на его ладонях выступили, как вздувшиеся жилы на теле животного, готового к атаке.
Я не могла отвести взгляд от его рук, как завороженная, не в силах оторвать глаз от него.
– Реще! – рявкнул он, и его голос стал резким, как нож.
От резкого тона я вздрогнула, и уже более аккуратно продолжила:
– Я хотела бы, чтобы ты сам ему назвал ее имя… Точнее, чтобы это была я.
С минуту он смотрел на меня с полным непониманием, словно не мог разобраться в том, что я только что сказала.
Его глаза оставались холодными, а сигарета в его руке продолжала тлеть, забытая, почти догоревшая. Он даже не сделал ещё одной затяжки.
– Что ты имеешь в виду? – наконец, произнёс он, и в его голосе прозвучала неуверенность, будто он искал смысл в моих словах.
Боже, почему он так себя ведет? Так, словно ничего не понимает, и я говорю на другом языке.
– Ты ничего не понимаешь? – вырвалось из меня, прежде чем я успела остановиться.
– Возвращайся в зал, – отчеканил грубо он, делая новую затяжку.
Альдо отвернулся от меня, его взгляд устремился в сторону огней ночного Нью-Йорка. Вид конечно был потрясающим, но не настолько, чтобы он мог игнорировать меня.
– Я люблю тебя, – прошептала на выдохе так, чтобы он услышал.
От равнодушия, которое он проявлял, почти накатывались слезы, но я держалась из последних сил, в надежде что он повернется и успокоит меня. Скажет, что сделает это или ответит взаимностью.
Разве я не заслуживаю этого?
Вместо этого я получила пощечину. Не физическую, но ту, что ранила меня гораздо сильнее.
– Что ты из себя представляешь, дура? Разоделась как маленькая шлюха и думаешь, что я как конченый ублюдок пойду просить руки пятнадцатилетней девочки? Не смеши меня, Адалин, – намека на веселье в его лице не было.
– Ты как грязная дешевка. Приди в себя и помни о том, как тебя воспитывали. Я никогда не буду просить твоей руки, – процедил он, направляясь к выходу.
Даже не оборачиваясь.
Я клянусь вам, человек не может слышать как работают органы в его теле, но звук разбивающегося стекла в своем сердце я слышала отчетливо.
Дважды я услышала этот звук, когда на этом же вечере стоя бок о бок с моей старшей сестрой, они объявили о своей скорой помолвке.
Я перестала слышать этот звук тем же вечером, когда сполна расплатилась за свои чувства и признание, лежав на холодном полу подвала летнего домика в луже собственной крови.
***
Из воспоминаний меня вырывает Беатрис, которая не отрываясь от своего макбука сообщает, что Элиза приглашает нас купаться в крытом бассейне их с Дези нового дома.
– Она пишет, что соскучилась за тобой, и было бы круто совместно провести время нам троим, как в старые, добрые времена.
Беатрис явно не интересовало это предложение, учитывая как оживленно она печатала текст на клавиатуре.
Я же задумалась, опасаясь что встречусь там с Альдо, который с большим процентом вероятности мог проводить время у своего друга.
Дези, Тео, Лео и Альдо были лучшими друзьями, практически братьями. Когда последнему было необходимо уезжать на новую должность, и стать Капо, они не раздумывая бросили все, и поехали вместе с ним.
Каждый из них за короткий срок занял хорошее положение, и это не было благодаря власти друга – они действительно заслуживали.
Такие «головорезы» в Коза Ностра были редкостью, даже учитывая то, что в сильных солдатах и без них не было нужды.
– Я, правда, не хочу идти. Завтра у меня важное заседание по уголовному праву, мне бы хотелось к нему лучше подготовиться, – признается наконец, сестра.
Идеальная Беатрис. Всегда.
– Тогда скажи Элизе, что я приеду, – отбрасывая сомнения, сказала я.
Хоть кто-то из нас должен проживать более или менее свободную жизнь и наслаждаться ее прелестями. И если моя сестра предпочитала зарабатывать баллы перед отцом, я буду той, кому все равно.
Беатрис нежно улыбнулась мне, и стала печатать ответное сообщение для Элизы в телефоне.
Я побежала собирать небольшую сумку в маленькое «путешествие» под названием «люблю Нью-Джерси».
Глава 4
С недавних пор Элиза и Дези стали семьей.
Он купил для них огромный дом в Нью-Джерси, потому что когда-то давно, когда идея о их союзе казалась невозможной, и эти двое боролись за свои чувства, Дези пообещал, что однажды он купит дом, в котором они будут растить в нем своих будущих детей.
Я не знаю человека в фамилье, кто не знал бы эту историю, подобную лучшим трагедиям Шекспира, только со счастливым концом.
На данный момент, кажется, они используют его просто для того, чтобы веселиться и наслаждаться своей молодостью.
По дороге в Джерси мне пришло сообщение от бабули:
«Если Дези будет со своими друзьями, не забудь заигрывать с Альдо. Пора бы вернуть то, что принадлежит тебе»
Я прыснула от смеха, тем самым заставив Марко, управляющего машиной, смотреть на меня как на умалишенную. Это заставило меня прийти в себя.
Не стоило показывать ему своих эмоций. Особенно когда он и мой отец в сговоре, чтобы держать меня на коротком поводке. Марко ведь его любимая шестерка.
Кстати говоря о семье. Мои родители должны приехать сегодня, и это заставляет меня злиться на Беатрис вместе с ее свадьбой.
Противостоять Марко намного легче, когда он один.
Охранник останавливается на подъездной дорожке, ловким движением выдергивает ключ из зажигания и открывает мою дверь, не заботясь о том, комфортно ли мне в этот момент.
– Не задерживайтесь, синьора, – бросает он, почти указывая, – Ваши родители прилетают в течение нескольких часов. Вы бы не хотели, чтобы синьор Бенито сердился из-за опоздания к ужину.
Меня трясет. Каждый раз, когда кто-то упоминает его имя, это как шрам, который до сих пор болит. Как моя рука.
Я ненавижу его. Ненавижу до боли в груди, до сухости в горле, до того, что не могу подобрать слов, которые передали бы, насколько он мне отвратителен.
– Постараюсь, – выплевываю я, едва сдерживая презрение.
В это одно слово я вкладываю столько превосходства, сколько только могу собрать. Пусть Марко поймет, кто здесь главный. Пусть ощутит это каждой клеткой своего тела.
***
На территории Дези можно было не переживать о безопасности, так как фактически моя защита – одна из его обязанностей, поэтому мой охранник остается снаружи.
Сам особняк семьи Ферерри находился в каком-то элитном и безумно дорогом поселке из классических историй про заветную мечту.
Все вокруг выглядело шикарно, но внутренний фанат дома моих дедушки и бабушки не оценил и кирпичика здешних помпезных построек.
– Боже, как же я, оказывается, по тебе скучала, – закричала Элиза, захватывая меня в свои крепкие, почти ребра ломающие объятия.