Сущность

Точно так же, без волнения и какого-либо беспокойства вошла внутрь церкви, не задержавшись на пороге ни на секунду. Без всякого страха прохаживалась вдоль стен, пристально рассматривая своими чёрными глазами лики святых на иконах. Лере опять стало не по себе. Ей почему-то казалось, что одержимые ведут себя иначе. Она видела пару голливудских фильмов на эту тему. Там люди, одержимые демонами, визжали и корчились при виде крестов и икон. Она вновь почувствовала гнетущие сомнения и страх. «Если не поможет обряд, что будет с Алисой, в кого она превратится? В Анжелу? Снова и снова будет убивать? Но ведь она всего лишь маленькая девочка…»

Монахи бесшумно скользили по небольшому помещению церкви, расставляли свечи в многочисленные подсвечники, стоящие вдоль стен и в центре зала, негромко переговариваясь между собой. Наконец всё было готово. Отец Амвросий подошёл к Лере, пристально взглянул в глаза:

– С вами всё в порядке? – Лера молча кивнула.

– Вы неважно выглядите, – покачал головой Амвросий. – Скажите дочери, что она может лежать или сидеть здесь, – он показал рукой на небольшую низкую скамейку, стоявшую в центре зала. – Вы можете присутствовать, только если пообещаете ни во что не вмешиваться. Если начнёт бесноваться, братья будут удерживать её, но они не причинят ей вреда, не бойтесь. Здесь недавно начали делать ремонт и все скамейки убрали, как видите, – он махнул рукой вправо, где на полу виднелись тёмные прямоугольные вмятины. – Поэтому вам придётся стоять. Думаю, что обряд будет долгим. Если устанете, можете выйти, возле входа есть лавочка.

Лера прерывисто вздохнула, подошла к Алисе, застывшей напротив иконы Богоматери с младенцем. Дочь вглядывалась в их лица своим тёмным бездонным взглядом. Губи кривились в злой ухмылке. «Она совсем не боится, смотрит как-то… надменно даже».

– Алиса, сядь, или ложись на лавочку. Вот сюда. Так нужно, – тихо попросила она.

Чёрные глаза уставились на Леру, грубый гортанный голос насмешливо ответил:

– Ты такая глупая, мамочка. Думаешь, меня пугают ваши кресты и молитвы? Ваши размалёванные доски? – из груди дочери вырвался хриплый скрипучий смех, похожий на противный хохот из Лериного кошмара, в ту ночь, когда убили Диму. Неваляшка, прижатая к груди Алисы, забренчала в такт тонким звоном, удивительно напоминавшим металлический звук «ловушки злых духов».

– Алиса, прошу тебя… Перестань, – задыхаясь, умоляюще прошептала Лера.

– Ну хорошо, хорошо, мамочка. Я же послушная девочка, – пропела дочь фальцетом и снова хихикнула.

Подошла к скамейке и легла на неё, крепко прижимая к груди неваляшку и содрогаясь от смеха. Но вскоре успокоилась и замерла, закрыв глаза, словно заснула. Лера, немного помедлив, отошла в сторону. Встала там, где разрешил ей священник – за небольшой колонной. Отец Амвросий поднялся по ступеням на возвышение в алтаре, остановился за узкой трибуной, опустил глаза в раскрытый молитвенник. Фёдор и два помощника замерли рядом с лежащей на скамейке одержимой девочкой. Отчитка началась в девятнадцать часов тридцать две минуты по местному времени. До следующего новолуния оставалось четыре часа тридцать шесть минут…

Глава 12 Нож из прошлого

Валентин Михайлович хмуро смотрел на лежащий перед ним на столе лист бумаги с результатами экспертизы. У него не было оснований не доверять старому опытному эксперту, но он всё же сомневался… Слишком уж невероятным было его заключение – орудием убийства Дмитрия Черненко, вероятнее всего, являлся такой же нож, которым убиты дети тринадцать лет назад и покончила с собой Анжела Райхерт. Либо это точная копия – лезвие с характерными зазубринами…

– Чертовщина какая-то, – изумлённо прошипел следователь себе под нос.

Столько лет прошло, все вещдоки давно должны быть уничтожены. А вдруг нет? Возможно, нож попал в чьи-то посторонние руки. Либо кто-то сделал слепки с лезвия? Сейчас и не узнать, бардак такой в следствии, и был и есть, – Валентин Михайлович сморщился от этой мысли, как от зубной боли. – Хорошо, значит всё же подражатель… Как-то сумел заполучить нож. Но почему столько лет ждал? И почему в этот раз жертвы не дети, а взрослые люди? Почему убийца выбрал именно мужа Леры? Крепкий спортивный мужчина, по словам эксперта, даже не сопротивлялся, просто дал себя убить. Почему? Одни вопросы, на которые нет ответов… Перед глазами следователя всплыло бледное заплаканное лицо Леры. Он невольно вздохнул, с сожалением покачал головой. Да уж, не везёт девчонке в жизни. Родители погибли, теперь мужа убили. Валентин Михайлович не видел племянницу бывшей жены много лет, но сразу узнал. Лера осталась в его памяти испуганным подростком, с большими карими глазами трогательного оленёнка. В ней и сейчас сохранилась та же хрупкость и беззащитность. Они с сестрой были очень похожи, но Катя казалась более жёсткой и энергичной. Может, потому что старше… Валентин Михайлович щелкнул кнопкой электрочайника, насыпал в кружку кофе, подошёл к окну и снова задумался.

Сегодняшняя жертва – пожилая женщина, воспитательница в детском саду. Что могло связывать их с Дмитрием? Или все жертвы случайны, убийца не выбирает заранее? Что означают детские следы рядом с жертвой? Результата второй экспертизы ещё не было, но следователь был уверен, что они совпадут с первой. Он с силой потёр ладонью лоб и застыл, нахмурив брови, пытаясь осознать неясную мысль, бродившую в голове. Наконец понял, что его беспокоит. Алиса, дочь Леры, тоже ходит в детсад… Возможно, она знает воспитательницу. Валентин Михайлович набрал номер Леры, но она не отвечала. Каждый раз слушая длинные гудки, он начинал злиться и беспокоиться одновременно. Наконец Лера взяла трубку. Его подозрения подтвердились – убитая женщина работала воспитателем у Алисы в группе. Связь неожиданно прервалась, он больше не мог дозвониться.

Валентин Михайлович задумчиво разгладил пальцем морщинки на переносице, снова набрал номер Леры.

– Номер абонента выключен… – следователь раздражённо надавил на красную клавишу, оборвав надоедливый автоответчик.

– И бла-бла-бла, – проворчал он, бросил телефон на стол, забарабанил пальцами по подоконнику. Почему-то это действие всегда успокаивало его, помогало размышлять. «Куда же ты пропала, Лера-Валерия…. Почему отключила телефон?» Он встряхнул головой, нервно сжав губы. Валентин Михайлович испытывал к Лере отеческие чувства, как к дочери. Его собственный единственный сын уже давно вырос, стал вальяжным взрослым мужчиной, совершенно не похожим на отца. Жил в другом городе, тёплых отношений с ним сохранить не получилось. Может быть, потому что развелись с женой, когда он был ещё ребёнком, или оттого, что Валентин Михайлович всегда был на работе и не мог много времени уделять семье. Кто знает. Сложилось так. Следователь печально вздохнул. Вот и с Любой не срослось. Но они хотя бы расстались не врагами, как с первой женой. Даже встречались немного после того, как разъехались, пока отношения постепенно не угасли. Всё-таки семья, любовь – словно костёр, нужно постоянно поддерживать огонь, иначе перестанет гореть. Что-то я в философию ударился, – ехидно усмехнулся Валентин Михайлович. – Не о том думаешь, старый ты пень, – выругал он себя. – Работать надо, копать, искать ниточки, что связывают жертв. Что же за таинственный убийца возник словно из небытия? Вот о чём нужно беспокоиться. А ещё о том, почему не отвечает Лера.

– Валентин Михайлович, шеф вызывает, – заглянул в кабинет молодой оперативник Сергей.

– Да, иду, – отозвался следователь, выходя и запирая дверь.

Следователь на время забыл про Леру, занятый рабочими делами. Уже темнело, когда он вернулся в кабинет. Включил чайник, насыпал кофе в кружку, сел за стол, устало обхватив руками голову. «Лера. Нужно позвонить, узнать, как она», – он пробежал пальцами по кнопкам телефона, в уверенности, что она отзовётся. Номер был по-прежнему недоступен и Валентин Михайлович забеспокоился уже всерьёз. Позвонил оперативнику, дежурившему возле дома. Он сообщил, что одна из женщин пришла домой, а вторая с девочкой так и не возвращалась. Следователь решил сам съездить расспросить Катю. Немного подумав, достал из сейфа пистолет, сунул в портфель и торопливо вышел. В пустом кабинете громко щёлкнула кнопка вскипевшего чайника, кружка с горкой коричневого порошка так и осталась стоять на столе.

Катя открыла дверь сразу, как только он нажал на квадратную клавишу звонка, словно стояла возле порога. Она явно ждала кого-то другого и отпрянула, увидев следователя. Большие глаза испуганно расширились, губы задрожали.

– Валентин Михайлович, – быстро представился он, доставая корочки, пока она не успела захлопнуть перед ним дверь.

Катя пристально смотрела ему в лицо, вспоминая. Строго сдвинула брови, изучая фотографию в удостоверении. Снова взглянула ему прямо в глаза. Её лицо дрогнуло, она наконец узнала бывшего мужа тётки. Посторонилась, давая войти.

– Что же вы, Катерина, открываете дверь, не спрашивая? Это очень рискованно в наше неспокойное время. Тем более сейчас, когда муж вашей сестры убит? – укоризненно спросил он.

– Я думала, это Лера. Хорошо, что вы пришли, как раз вовремя. Они с Алисой куда-то пропали, у неё выключен телефон. Я как на иголках. Да что там, просто с ума схожу от беспокойства. Сами знаете, что творится. А вы обещали ей поставить охрану к нашей квартире, и ничего не сделали – недовольно ответила Катя.

– Ваша сестра уехала куда-то днём на машине с дочерью и двумя мужчинами, один из которых был в монашеской одежде. И вчера вечером двое монахов приходили к вам домой. Как вы думаете, откуда это мне известно? Возле дома день и ночь дежурят оперативники. Если вы их не заметили, значит наши люди работают профессионально, – так же сурово, ей в тон, ответил Валентин Михайлович. – А вы? Вы её сестра. Почему не знаете, куда они поехали?

Катя молча сверлила следователя напряжённым взглядом, потом хлопнула себя по лбу и с облегчением воскликнула:

– Монахи! Вот же я клуша! Конечно! Они поехали в монастырь! Я весь день ужасно себя чувствую, голова кружится, ноги ватные. Магнитные бури, что ли сегодня? Еле дотянула до вечера на работе и совсем забыла про монастырь. Правда, я думала, что Лера дождётся меня и мы поедем вместе. И почему она отключила телефон? Очень странно…

– А зачем они туда поехали? Что им понадобилось в монастыре? – поинтересовался Валентин Михайлович. – У меня сложилось впечатление, что ваша сестра не особо религиозна.

– Ну-у-у… Тут поверишь и в бога, и в чёрта, когда с ребёнком такое…– вздохнула Катя.

– Вы говорите загадками, Катерина. Какое «такое»? Что случилось?

– Что случилось? – повторила Катя. – Да много чего, только вы всё равно не поверите.

– Ну почему, может быть, и поверю. Вы расскажите, а выводы я сделаю сам…

Катя устало посмотрела на следователя и кивнула.

– Хорошо. Вот – полюбуйтесь. Это я нашла в комнате Алисы сегодня, придя с работы, – Катя распахнула дверь комнаты, и поманила рукой. – Заходите.

Валерий Михайлович вошёл, осторожно переступая через валяющиеся повсюду вещи – фломастеры, карандаши, бумаги, детские журналы, какие-то тряпки, в беспорядке разбросанные по всей комнате, словно по ней пронёсся ураган. Его взгляд упал на диван. Он нахмурился и подошёл поближе, вглядываясь. Внутри что-то туго сжалось, словно пружина, в горле пересохло. Диван был завален изуродованными игрушками. На кукольных лицах зияли пустые отверстия на месте глаз. У плюшевых зверей были выдраны глаза-пуговицы, из дыр клоками торчал синтепон. Маленькие розовые губки кукол и прошитые нитками рты плюшевых игрушек были густо замазаны чем-то чёрным. Следователь наклонился, взял в руки первую попавшуюся игрушку – то ли собаку, то ли кота розового цвета. Потёр пальцем чёрные полосы, перечёркивающие красные нитки рта, и понюхал палец. «Похоже, маркер…»

– Вы хотите сказать, что это сделала девочка? – обернувшись, недоверчиво спросил он у Кати, застывшей на пороге.

– Думаю, да. И это ещё не всё. Посмотрите там, на столе. Её рисунки. Вот где страх то… – сквозь зубы проговорила Катя.

Валентин Михайлович шагнул к столу, сгрёб в одну кучу рассыпанные по поверхности листы бумаги.

– Что за чёрт… – изумлённо прошептал он, перебирая рисунки.

– Ну и что вы на это скажете? – требовательно спросила Катя. – Как можно это объяснить с вашей точки зрения?

– Пока не знаю…– задумчиво протянул Валентин Михайлович.

– Вы не знаете… А между прочим, Лера разговаривала с Фёдором, братом этой безумной Анжелы. Показала вот эти рисунки, – Катя ткнула пальцем в листки. – Он сказал, что точно такие же картинки были в какой-то там книге, от которой его сестра сошла с ума. И убивала она точно также. Ну, вы это сами отлично знаете, не так ли? Вот, смотрите, – Катя выдернула листок с рисунком из рук следователя. – Здесь кто-то, похожий на смерть в плаще с капюшоном, когтями выдирает глаза ребёнку. Теперь другой, – она снова раздражённо выдернула листок у стоящего неподвижно следователя. – Здесь втыкает в грудь нож. Ответьте мне, откуда в голове шестилетнего ребёнка такие страшные картины? И, главное, полностью копирующие страшные убийства? – голос Кати сорвался на крик, глаза наполнились слезами.

– Успокойтесь, Катя, не кричите. Мы со всем разберёмся, – как можно спокойней и уверенней ответил следователь, задумчиво перебирая рисунки. На самом деле он был сильно озадачен, но не хотел показывать этого Кате.

– Да, разберётесь, – недоверчиво протянула Катя. – Что-то не разобрались до сих пор, кто убил Диму. А с Алисой вообще мистика какая-то. Она так изменилась. Лера думает, что в Алису вселился бес, – шёпотом добавила она.

– Что? – поразился следователь. – Какой ещё бес?

– Не знаю какой, наверное, душа этой проклятой Анжелы завладела чистой невинной душой нашей девочки, – Катя всхлипнула. – Фёдор приезжал сюда с монахом, который занимается экзорцизмом. Отец Амвросий его имя. Так вот, он подтвердил, что Алиса одержима, нужно срочно провести обряд. «Пока не поздно», – он сказал, и мы поверили. Решили провести этот обряд, вдруг поможет, и Алисушка станет прежней… Ей даже стало лучше, вчера, после того как монахи ушли. Лера даже засомневалась, нужно ли везти дочь в монастырь. А сегодня, похоже, Алисе снова стало хуже и Лера всё же решила ехать…

– Катя, ну вы же современный человек. Какие бесы, в самом деле? Какие монастыри и отчитки? Что за глупости! Это всё бабкины сказки для малограмотных людей, понимаете? Здесь какая-то другая причина. Возможно, кто-то влияет на девочку… – Валентин Михайлович запнулся от внезапно возникшей догадки. – Как же я сразу не понял! Детский сад! Вот где связь…

– Что вы поняли? Причём здесь детский сад? – Катя смотрела на него, скептически прищурившись.

– Сегодня была убила Маргарита Ивановна Лебедева. Она работала воспитателем в группе Алисы.

Катя охнула, прикусив губу:

– Маргарита Ивановна, пожилая такая? Да, я её знаю. Боже, какой кошмар. Так вы думаете, что это может быть как-то связано с детским садом?

– Возможно… – следователь задумчиво помолчал и спросил. – Так в какой монастырь они поехали?

– В соседний город – Старославль, в Свято-Вознесенский монастырь. Отец Амвросий – тот монах, что изгоняет бесов, оттуда.

– Хорошо. Катя, послушайте меня внимательно. Оставайтесь дома, никуда не ходите, никому не открывайте, прошу вас. Думаю, убийца где-то рядом. Я сейчас поеду в Старославль, за вашей сестрой и племянницей, привезу их домой, и мы во всём разберёмся. Вы поняли?

Катя молча кивнула, и следователь направился к выходу.

– Никому не открывайте дверь, Катя! – крикнул он напоследок застывшей в дверном проёме женщине, быстро сбегая вниз по лестнице.

Он чувствовал себя как охотничья собака, наконец напавшая на след. От недавней усталости не осталось и следа. В голове крутилось множество догадок и версий. «Нужно «пробить» биографии всех работников детсада, проверить, кто мог влиять на девочку. И откуда взялся Фёдор? Возможно, он тоже причастен? Может быть тогда, тринадцать лет назад, мы что-то просмотрели? Но Катя сказала, что он монах. Значит, всё же ушёл в монастырь… Нужно проверить, и его, и этого Амвросия. Подозрительно это всё…». Валентин Михайлович сел в машину, и склонился над навигатором, набирая на дисплее, – «Конечная цель поездки – город Старославль, Свято-Вознесенский монастырь».

Глава 13 На тёмной стороне луны

Обряд продолжался уже несколько часов. Отец Амвросий нараспев читал молитву, Фёдор и два других монаха, имён которых Лера не знала, вторили ему, подпевая. Звук, эхом отражаясь от стен и потолка, становился объёмным, рассыпаясь на множество голосов. Мерцание свечей и протяжные звуки молитвы навевали на Леру сон. Ноги налились чугунной тяжестью, затекли шея и спина. Очень хотелось присесть, но выйти за дверь она не решалась и только переминалась с ноги на ногу. Монахи стояли прямо, совсем не шевелясь, Лера позавидовала их выдержке. Алиса лежала на скамейке всё в той же позе, закрыв глаза и скрестив руки на груди. Казалось, что она спит. Огоньки свечей отражались в красном глянцевом туловище неваляшки. Лере мерещилось, когда она смотрела на дочь, что вместо игрушки на груди Алисы пылает костёр, и она каждый раз вздрагивала и отводила глаза.

Неожиданно в стройное пение монахов вклинился ещё один грубый гортанный голос. Он звучал из центра зала. Лера снова вздрогнула и бросила взгляд на дочь. Алиса открыла глаза, в неровном свете свечей они казались глубокими чёрными провалами на бледном лице. Она развела руки в стороны, приподняв вверх пальцы, Алиса пела, точнее – выла, широко разинув рот, на странном незнакомом языке. Её завывания заглушали голоса монахов. Отец Амвросий всё так же напевно читал, не останавливаясь, помощники вторили ему.

Алиса не умолкала, продолжая утробно завывать. Её голос то достигал высоких нот, пилой режущих слух, то доходил до невероятно низких тягучих басов. От этого пения Лере стало нехорошо. Она зажимала уши руками, но это не помогало. Пронзительные звуки волной проходили сквозь всё тело, ей даже показалось сначала, что пол и стены дрожат. Но потом поняла, что это она сама трясётся крупной дрожью. К горлу подкатила тошнота, хотелось убежать, чтобы перестать слышать этот нечеловеческий вой. Но она стояла, борясь с дурнотой, в странном полуобморочном состоянии. В какой-то момент отвратительный квакающий голос опустился до самой низкой, невыносимой ноты. Лере стало трудно дышать, уши залепило горячим воском, голову сжал раскалённый обруч. Ноги подогнулись, и она понеслась куда-то в душную темноту со страшной скоростью.

Отец Амвросий, спокойствием и выдержкой которого восхищалась Лера, на самом деле выглядел так только снаружи. Душу вновь раздирали острые коготки мучительных сомнений. Ровно с того момента, как монах увидел девочку сегодня у входа в монастырь. Игрушка в её руках… Она была другой – совсем не той, что он видел накануне. Вместо плюшевой кошки девочка прижимала к себе старую облезлую неваляшку. Но самым удивительным было то, что и в этой игрушке темнел зловещий сгусток сущности. Значит, она могла перемещаться? Но как это возможно? Девочка управляет сущностью? Или… наоборот? А может, они разные, и вовсе не связаны между собой? От этих мыслей Амвросию отчего-то стало холодно, а маленькие коготки заскребли внутри с удвоенной силой.

Но монах постарался не выдать своей неуверенности. Молча повёл девочку и её мать к церкви, где проводил отчитки. Он немного отвлёкся, готовясь к обряду, и сомнения притихли на время. Но вновь вернулись, когда Амвросий начал читать молитвы. Стоило ему бросить взгляд на девочку, неподвижно лежавшую в центре зала – больно давило в груди, ноги становились ватными. Вместо неподвижного маленького тела ему виделось то, что было недоступно взорам остальным.

Своим «внутренним» зрением он видел сущность – вернее, две, и задыхался от смрада, волнами разливающегося от них. Одна, та, – что скрывалась в неваляшке, скрывала грудь и живот девочки. Она, словно клещ, впилась в неё, цепко обхватив волосатыми лапами. Вторая затемняла верхнюю часть головы. Обе сущности находились в постоянном движении, пульсируя и переливаясь, словно грозовая туча. Монах старался не смотреть туда, но всё равно чувствовал густой запах разложения и трудом подавлял тошноту.

Обряд продолжался уже несколько часов, когда изо рта девочки вырвался низкий гортанный звук. Отец Амвросий вздрогнул от неожиданности, но ни на секунду не прервал слова молитвы. Он много раз видел, как одержимые корчились, шипели, плевались, кричали не своими голосами, и привык к этому. Бывало и так, что несколько монахов с трудом удерживали бесновавшегося ребёнка. Однако Амвросий знал, что не должен останавливать обряд, и всегда продолжал отчитку до конца. Девочка в центре церковного зала не умолкала. Её голос был отвратителен и груб, и совсем не походил на детский. «Это похоже на какие-то ритуальные языческие песнопения» – подумал с отвращением отец Амвросий. Ему пришло в голову, что девочка, или то, что в ней, тоже проводит какой-то свой, неведомый жуткий обряд, не обращая внимания на его молитвы. Вернее, они ей совсем не мешают. Амвросий с усилием отогнал от себя пугающие мысли, от которых его голос задрожал, и полностью сосредоточился на отчитке, не отводя глаз от страниц раскрытого молитвенника.

За окнами давно стемнело, но он снова и снова настойчиво повторял слова молитвы изгнания, невзирая на усталость, грузом давившую на плечи. Капельки пота выступили на разгорячённом лице, а руки онемели от холода, что волнами расходился от маленького детского тельца в центре зала. Но Амвросий твёрдо решил терпеть, сколько сможет. Сквозь опущенные ресницы он вдруг уловил какое-то движение. Подняв глаза, с изумлением и тихой радостью увидел, что чернота, охватывающая грудь и голову девочки побледнела и начала уменьшаться. Сущность или сущности – что бы это ни было, оно оставляло свою маленькую жертву. Серый дым струился из неё вверх, как пар из носика чайника, но не рассеивался в воздухе, а собирался в плотное облако над девочкой. Оно увеличивалось с каждой секундой, а тёмный сгусток стремительно таял. «Обряд всё же подействовал, – с облегчением подумал Амвросий. – Значит, я всё сделал правильно. Осталось совсем немного». В груди потеплело, глаза увлажнились. Он повысил голос, почти выкрикивая дальше слова молитвы, уверенный в том, что всё скоро закончится.

Монах не заметил того, что его помощники бросают изумлённые и испуганные взгляды на девочку и не понял, что они тоже видят растущее серое облако. Он по-прежнему думал, что один видит его своим «внутренним» взором.

Разгорячённого лба Амвросия вдруг коснулся поток холодного воздуха, словно кто-то прошёл совсем близко. Монах удивлённо поднял глаза. Мурашки побежали по спине от увиденного, сердце забилось гулким колоколом. Серое облако не рассеялось, не улетело, как он надеялся, а превратилось в нечто странное. Он видел такое впервые. Над девочкой нависала фигура женщины в длинном бесформенном балахоне, сотканная из плотного тумана, её волосы извивались, как клубы дыма в ветреную погоду. На сером призрачном лице зиял кроваво-красный рот, похожий на открытую рану, наспех заштопанную неумелым хирургом. Чёрные ямы бездонных глаз смотрели прямо на застывшего в изумлении священника. Отец Амвросий пытался дальше продолжить молитву, но внезапно понял, что забыл слова, которые прежде знал наизусть. Он не мог отвести взгляда от холодных углей глаз, чтобы посмотреть в лежавший перед ним молитвенник и не мог выдавить ни звука из пересохшего горла. Призрачная женщина подплыла к нему вплотную. Гортанный голос ударил по ушам как набат:

– Ты думал убить меня своими дурацкими молитвами? Сейчас ты заплатишь за это…

Амвросий отшатнулся, хватая ртом воздух, шаря рукой по аналою. Нащупал большой крест рядом с молитвенником, сжал его в ладони и выставил перед собой, в надежде испугать призрак. Монах беспомощно шевелил губами, по-прежнему не в силах произнести ни звука. Скользнул взглядом по церковному залу, освещённому дрожащими капельками огоньков. Словно издалека, из какой-то туманной глубины, увидел застывшие, перекошенные страхом лица Фёдора и молодых послушников. «Они тоже видят это чудовище, – с изумлением понял он – Значит, призрак реален, если он существует не только в моём «внутреннем» зрении… Значит… что это может значить?»

– Твой бог не поможет тебе, глупец. – прогудел всё тот же голос с ненавистью.

«Что это? Что это значит?» – как нарыв, пульсировала одна мысль в голове Амвросия. В это время чудовищная женщина взмахнула широким рукавами балахона, вскинув длинные ладони вверх. На пальцах что-то холодно блеснуло. «У нее металлические когти», – понял Амвросий. Он всё ещё не мог до конца поверить в реальность того, что это происходит с ним наяву. Словно в дурном сне отстранённо наблюдал за тем, как острые пальцы-ножи описывают круг, приближаясь к его лицу. Лишь в последнюю секунду попытался локтями защитить глаза. Но было уже поздно. Монах задохнулся от невыносимой боли. Голос наконец вернулся к нему, он пронзительно закричал. В следующую секунду Амвросий почувствовал, что его ноги отрываются от пола.