скачать книгу бесплатно
Утром, до всех передвижений, написал в FB пост под старой фотографией:
– Слева – Зоя, старшая папина сестра. Справа – средняя сестра Лида. Папа, самый младший в семье, сидит на коленях у своей мамы, моей бабушки Екатерины Захаровны. Снимок сделан примерно в 1939 году. Сегодня, 4 июня 2018 года, папе исполнилось 80 лет. Он по-стариковски радовался грядущей дате: должны были дать возрастную прибавку к пенсии. Я тоже строил планы насчет дня рождения, обдумывал, как его провести. Папа не дожил два месяца до своего юбилея.
04.06.2018
Был сегодня у папы на кладбище. Не могу смириться с папиной смертью. Говорил какие-то слова над папиной могилой. Обращался к папе, но он, конечно, меня не услышит, это я для себя разные слова проговаривал. Те слова, которые не успел сказать папе при жизни. Опять плакал. Когда-нибудь это надо прекращать и брать себя в руки. Не знаю, может, к осени полегчает. Ведь с момента папиной смерти прошло всего лишь два с небольшим месяца. Эта внезапность меня просто уничтожила, до сих пор не могу опомниться.
Лукьяновка, 1968 год. В первом ряду – мамина сестра Клавдия Петровых, бабушка Мария Федоровна Петровых, папа. Сзади – мамина сестра Тамара Хазова
Папа болел, конечно. Но это была обычная межсезонная простуда, мы все осенью и весной простужаемся. Я упустил из вида, что папа – уже старик. Он не воспринимался как старик. Еще прошлым летом мы с ним тащили железнодорожную шпалу на дачу. Я всегда был недоволен этой процедурой, шпала очень тяжелая, с пропиткой. Папа набрасывал на шпалу веревку и брал всю тяжесть на себя. Осенью мы покупали несколько мешков картошки, они тяжелые, по 50 кг. Папа помогал мне их перекидывать в подвале. Ну и, самое главное, он не лысел и не седел. То есть – внешний вид даже меня вводил в заблуждение, папа не выглядел развалиной, я забывал, что ему вот-вот стукнет 80 лет. Он всю жизнь пахал, и окружающим было привычно, что он и в старости не берег себя.
Я на руках у мамы, справа папа, внизу стоят мои двоюродные братья Александр и Сергей Хазовы. Лукьяновка, 1968 год
Да, я в курсе, что у папы жутко болели колени, суставы были разрушены, он прикладывал подорожник, мучился от боли, но к врачам не шел, уговаривать его было бесполезно. При диспансеризации обнаружили простатит, что неудивительно в таком возрасте. От лечения и от операции папа категорически отказался, он стеснялся этого недуга, стеснялся врачей. По ночам вставал несколько раз, ходил в туалет. Похоже, это мучило его.
В общем, папа все-таки постепенно разрушался. Я с тревогой ожидал, когда он посыплется, когда он перестанет функционировать. Он станет беспомощным, за ним придется ухаживать, он будет медленно угасать. Ведь у него было крепкое сердце, и я не мог подумать, что простуда так тяжело отразиться на легких и, разумеется, на сердце тоже.
Я с папой и мамой. Лукьяновка, 1968 год
Леша Алексеев, приводя в пример своего отца, умершего на три дня раньше, говорил, что это, пожалуй, хорошо, что отец (его отец) умер стремительно, не мучил окружающих своим недугом. Я не знаю, что было бы, какие бы я испытывал чувства, если бы мой отец был немощен и тихо угасал месяцами, годами, мы бы ухаживали за ним, бесконечно покупали лекарства, выносили продукты жизнедеятельности. Папа избавил нас от этого ужаса, он ушел внезапно, стремительно. Я не успел морально подготовиться к его уходу.
За день до папиной смерти я сказал Ирине, что, скорее всего, папа умрет уже в этом году. То есть – какие-то предчувствия все-таки были. Мама каждый день ругала папу, унижала, оскорбляла на пустом месте. Могла даже ударить. Ну, как может ударить один старый человек другого старого человека. Мне было тяжело это наблюдать, иногда я все же вмешивался, говорил, что они раньше времени загоняют друг друга в могилу. Но чаще всего не вмешивался, взрослые же люди, это их дело. Иногда с каким-то нехорошим чувством, со злорадством ли, с горечью ли, думал, что папа скоро сбежит от мамы, умрет, и прекратится весь этот ад, эти помыкания и унижения. Сейчас мама пишет воспоминания, и я вижу, что это безобразное отношение к папе началось с самого первого дня их семейной жизни. Мама разлучила папу с семьей, настояв на переезде сначала в Лукьяновку, а потом в Тольятти. Папа был одинок и несчастен.
Я с мамой и папой рядом с нашим домом. Лукьяновка, 1968 год
Даже от нас, сыновей, он не дождался участия, поддержки и доброго слова. Олег поэмоциональней меня, он порой что-то резкое выговаривал папе. Я пытался все как-то сгладить, говорил, что папа уже старый человек, нужно учитывать это, относиться с пониманием. И какой в итоге подарок получил папа от своей семьи на свой юбилей – за всю свою тяжелую беспросветную жизнь? Он получил столик и скамейку внутри оградки на кладбище. Все это убивает меня. Просто убивает.
То, что я выше написал о маме – не мне ее осуждать, она прожила свою жизнь. Мы теперь каждый день волнуемся, переживаем за нее, трясемся над ней. Мама стала часто болеть, недуги все разнообразней, я с ужасом и слезами жду, что все это тоже стремительно кончится, как с папой. Но чуть маме становится легче – она мчится на дачу, работает там по много часов. Первое время, когда не стало папы, я старался никуда ее одну не отпускать. Сейчас немного успокоился, но все равно созваниваюсь по нескольку раз в день. Когда-нибудь это тоже закончится, мама перестанет чудить, изводить нас, беспокоить. Придет ее время. Я не знаю, когда это случится. Господи, пусть продлятся ее дни.
11.06.2018
Сегодня исполнилось 30 лет со дня моей демобилизации из армии. Но дембельских фоток сейчас не будет.
Я с мамой и папой. Слева виднеется прихожая в нашу квартиру в двухэтажном доме. Лукьяновка, 1968 год
На фотографии – мой отец, он читает мое самое первое письмо из армии. Значит, это июль 1986 года. Мама рассказала, что папа 17 раз перечитывал это письмо.
Чуть позже, 27 августа 1986 года, он написал мне уже в своем письме: «Кажется, что ты находишься близко, вот-вот зайдешь в квартиру. Помни родительский дом, мы тебя любим, ждем».
15.06.2018
Даже не знаю, как это выскочило из глубин моей памяти, но неожиданно для себя вспомнил, что в 1980-е годы у папы по работе намечалась длительная командировка в Эфиопию – там в то время разворачивалось какое-то крупное строительство.
Я с мамой и папой. Лукьяновка, 1968 год
Я, малолетний дурачок, увлекался тогда филателией и радовался, что папа будет слать нам из Эфиопии письма, а я с этих писем буду отклеивать невиданные экзотические марки.
О степени моей глупости свидетельствовало то, что когда в 1981 году мой двоюродный брат Сашка Хазов подал рапорт в Афганистан, я тоже радовался, что буду получать из далекой страны письма с марками этой страны.
На работу в Эфиопию тогда ехали за повышенным заработком. К тому же была возможность приобретать заграничные товары, которые поставлялись в эту африканскую страну, но не поставлялись в СССР. Некоторые просто привозили из рабочей командировки бытовую технику и продавали ее здесь.
Кажется, мама стала говорить папе, что в Эфиопии жарко и это тяжело скажется на сердце. А может, об этом говорили на медкомиссии, или этим делились коллеги по работе.
Второй слева – папа, далее мама и мамины сестры Мария Петровых и Тамара Хазова. Лукьяновка, конец 1960-х годов
Кончилось тем, что мама запретила папе ехать в эту командировку. Дескать, знаем мы, чем занимаются мужчины вдали от семьи. Якобы, вы там будете пить, у вас там будут доступные женщины и т. д. Моя мечта об эфиопских марках рассыпалась в прах.
Вообще, мама регулировала папину жизнь, он был зависимый человек, сильно ограниченный в поступках. Почему сложилась такая система отношений – я не знаю.
18.07.2018
Сегодня переплывал озеро, возвращался в сторону дачи, и подумал: «Нужно запомнить этот день».
Я был где-то посередине водоема. От калитки к воде спускалась мама. Пока я плыл, она искупалась и поднялась наверх.
Мама жива, и я ее вижу. А папы нет. Хотя еще прошлым летом я вот так же переплывал озеро, и издали видел, как родители спускаются к воде.
Папа с мамой рядом со своей квартирой. Лукьяновка, 1968 год
Папа не умел плавать. Его детство прошло вдалеке от водоемов. В армии служил на берегу океана, но тоже не до плавания было. Дача у нас уже 40 лет, но тоже, находясь вблизи озера, так и не освоил навык плавания. Поэтому просто окунался у берега. Иногда мыл голову с мылом. Когда купались кто-то посторонние, папа не спускался к воде, а принимал душ во дворе дачи.
Хотя дача переделана, там остался дух папы. Всякий раз, когда я от Комсомольского рынка иду на дачу, у меня в голове крутится словосочетание «дорога отца» – папа именно по этим дорожкам и тропкам десятилетиями ходил на дачу.
Я каждый день думаю об отце. Каждый день.
05.08.2018
Папа уходит медленно. Какие-то приметы пребывания его в этом мире все же остались.
На даче нашел сегодня старую папину рубашку. В нагрудном кармане обнаружил пожеванную спичку – он ковырялся ею в зубах.
Шел с дачи домой, мама положила мне в пакет картофель из погреба. Его в прошлом году на даче собирал отец. Папы уже нет, а я все еще пользуюсь плодами его трудов. Сейчас дома поставил вариться картошку, которую папа перебирал своими руками.
Папа с мамой рядом с нашей квартирой. Лукьяновка, 1968 год
А вчера я в кладовке снял с вешалки папину осеннюю кепку. С внутренней стороны можно заметить в разных местах несколько срезанных волосков – они остались после визита папы в парикмахерскую. Возникла мысль собрать вручную или пинцетом эти волоски и положить в специальный пакетик или футляр – как частичку папы.
А еще дома в маминой (раньше бы написал – в родительской) комнате стоит шкаф, в котором хранятся папины вещи – пиджаки, рубашки, брюки. Я каждый день приоткрываю шкаф и прикасаюсь к развешенной на вешалках одежде.
Все это тоже постепенно исчезнет: что-то – естественным образом, а с чем-то придется расстаться. Пройдет какое-то время, и от папы останутся только воспоминания. Но и они будут понемногу расплываться, уходить. Надо как-то мобилизоваться и хотя бы для себя записать все то, что я помню об отце. Лет через десять я скажу самому себе сегодняшнему спасибо за это. Больше ведь никому не понадобится такая информация.
06.08.2018
Даже не знаю, как это выскочило из глубин моей памяти, но неожиданно для себя вспомнил, что в 1980-е годы у папы по работе намечалась длительная командировка в Эфиопию – там в то время разворачивалось какое-то крупное строительство.
Слева направо: папа, мама, Клавдия Петровых, Мария Федоровна Петровых, Мария Петровых. Лукьяновка, 1969 год
Я, малолетний дурачок, увлекался тогда филателией и радовался, что папа будет слать нам из Эфиопии письма, а я с этих писем буду отклеивать невиданные экзотические марки.
О степени моей глупости свидетельствовало то, что когда в 1981 году мой двоюродный брат Сашка Хазов подал рапорт в Афганистан, я тоже радовался, что буду получать из далекой страны письма с марками этой страны.
На работу в Эфиопию тогда ехали за повышенным заработком. К тому же была возможность приобретать заграничные товары, которые поставлялись в эту африканскую страну, но не поставлялись в СССР. Некоторые просто привозили из рабочей командировки бытовую технику и продавали ее здесь.
Кажется, мама стала говорить папе, что в Эфиопии жарко и это тяжело скажется на сердце. А может, об этом говорили на медкомиссии, или этим делились коллеги по работе.
Слева направо: папа, мама, Клавдия Петровых, Мария Петровых, Мария Федоровна Петровых, Тамара Хазова, ее муж Борис Хазов, на переднем плане их дети Александр и Сергей Хазовы. Лукьяновка, 1969 год
Кончилось тем, что мама запретила папе ехать в эту командировку. Дескать, знаем мы, чем занимаются мужчины вдали от семьи. Якобы, вы там будете пить, у вас там будут доступные женщины и т. д. Моя мечта об эфиопских марках рассыпалась в прах.
14.08.2018
Был сегодня в Выселках, навестил могилу отца. Появляюсь там почти каждую неделю. Ну, или раз в десять дней. Приеду, поплачу, и потом на некоторое время отпускает. Но примерно через 7—10 дней вновь тянет к тому месту, где покоится папа, беспокоюсь, рвусь туда. Надо сократить поездки хотя бы до одного раза в месяц, душу это выматывает. 1-го октября исполнится полгода со дня папиной кончины – и попробую сделать паузу.
Сегодня вспомнил, как папа в последние годы часто заходил в мою комнату. Стоит, молчит у меня за спиной. Я сижу за компьютером, беспокоюсь, раздражаюсь оттого, что он сзади маячит. Ничего ему не говорю, но время от времени поворачиваю в его сторону голову. Папа, видя, что я нервничаю, говорит извиняющимся голосом:
– Я сейчас уйду, – и уходит.
Иногда заставал меня на кухне или в комнате и начинал выговаривать:
Папа и Мария Петровых. Лукьяновка, 1968 год
– Что вы будете делать, когда нас с матерью не станет?
Имелось в виду, что мы бестолковые какие-то, ничего без родительской опеки не в состоянии сделать, не в силах себя материально обеспечить.
Я страшно раздражался на это, резко уходил в другую комнату, закрывал за собой дверь. Прежде, чем уйти, зло бросал в сторону отца:
– Не переживай, я раньше умру.
Отец с ужасом и огорчением смотрел мне вслед.
Вот что я сегодня подумал.
Отец был в поле моего зрения всю мою жизнь, всегда был рядом. Конечно, я и не думал о том, что так будет не всегда, когда-нибудь это закончится. А отец об этом думал. Отец знал об этом. Он уже пережил смерть своей матери, смерть сестры Лиды. Я, черствый и невнимательный человек, этого не замечал. А вот Ира, жена моего младшего брата Олега, видела, как переживал папа, как горевал, по нескольку дней не вставал с кровати, думал о чем-то своем.
Так вот, отец уже готовился к смерти, пока я, балбес, был занят своими никчемными проблемами. Еще в конце 1990-х он уже забеспокоился, когда попал в больницу с кистой почек (или что-то в этом роде), хотел оставить завещание. А сейчас, в последние годы, мучился от кучи болячек, понимал, что становится немощным, силы оставляют его – а значит, скоро его покинет и жизнь. И он заходил посмотреть на меня, как в последний раз. Он заходил, и всякий раз молча прощался, впитывал глазами мой облик, последние воспоминания.
Я с мамой и папой. Лукьяновка, 1968 год
Может, я все это придумал, и были другие причины подобных сцен. Но я ни разу не повернулся к отцу, не пошел ему навстречу, не обнял, не поговорил. Сейчас так не хватает этого, чувствую опустошающее одиночество. Мне даже с родными одиноко: брат занят бесконечной работой, мама спряталась на даче, и чтобы увидеть ее раз в день, нужно откладывать дела, работу, идти на эту дачу. В доме нет разговоров о папе. И на кладбище кроме меня никто не ходит. Иногда я говорю домашним, что был у папы в Выселках. А иногда умалчиваю об этом, потому что вижу немой вопрос: зачем?
Мне не с кем было выговориться о потере, некому было рассказать о своей утрате. С домашними я не мог это сделать. Потому что на похоронах я не проронил ни слова. На 9 дней, на 40 дней и на 80-летии отца я тоже ничего не сказал. Потому что душили слезы при любой попытке сказать хоть слово. Я знал, что маме и брату ничуть не легче, чем мне, и поэтому не мог позволить себе слез.
Записываю на видео мамины рассказы, воспоминания. Думаю, как бы так подгадать под настроение, чтобы уговорить ее рассказать о папе. Только боюсь, что во время записи начну плакать. А надо записать. Надо записать.
Слева направо: Машина подруга Галина Рогожина, Мария Петровых, папа, мама и я. Лукьяновка, зима 1970 года
В общем, я чувствую, что папа бесконечно одинок, брошен. И я по возможности спешу на встречу с ним. Но понимаю, что это нужно только мне. Папы больше нет, его тело лежит глубоко под землей и разлагается. Сегодня подумал, надо поискать в интернете: стадии разложения человеческого тела. И все равно: над толщей земли над трупом я прихожу и плачу, и разговариваю с этим местом, обращаясь к отцу. Даже о своем горе я могу рассказать только могильному холмику. Больше никому это не интересно.
И вот еще что. Все время упускаю этот момент дня смерти моего отца, 1-го апреля.
Как только в мозг поступила информация о смерти – сработал защитный механизм, произошел выброс адреналина, организм стал работать в усиленном режиме.
Свадьба Анатолия и Марии Макаровых. Слева направо: мама, папа, Анатолий Макаров, Мария Макарова (Петровых), Клавдия Петровых. Лукьяновка, июнь 1970 года
Оформили документы в ритуальном бюро, я все оплатил, вернулись с братом домой, там нас встретила зареванная мама. Все было сделано на текущий день, оставалось ждать два дня до похорон.
Меня словно распирало изнутри, сердце выпрыгивало из груди, колотилось где-то в горле, мозг выскакивал из головы. Я не мог усидеть на месте. В возбужденном состоянии я вышел прогуляться на улицу. В этот день шел сильный снегопад, все тротуары были засыпаны снегом. Тротуар, соединяющий магазины «Магнит» и «Пеликан» рядом с нашим домом, все-таки чистили. В округе это было единственное свободное от снега место. И я стал шагать там взад-вперед как заведенный – раз, другой, третий, десятый, пятидесятый раз взад-вперед на узком участке асфальта.
Дети – мой брат Олег Смирнов, я, наша двоюродная сестра Алена Макарова. Взрослые – мама, папа, мамина сестра Мария Макарова. Лукьяновка, 15 декабря 1971 года
Потом я ринулся в наш Молодежный драматический театр, чтобы посидеть на вечернем спектакле, показывали «Без меня меня женили». Впрочем, я подъехал чуть раньше, даже успел подготовить релиз для департамента культуры и отправил его, поскольку в ближайшие дни меня ожидали траурные хлопоты, и я не мог исполнять служебные обязанности. Спектакль я посмотрел 15 минут, возбуждение не проходило, я не мог находиться на одном месте, и поэтому я побежал домой. Я смотрел на сцену, смотрел на людей в зале, и не мог осознать, как-то уложить в голове: еще несколько часов назад мой папа был жив, а теперь он мертв, и я знаю об этом, а окружающие меня люди ничего этого не знают, у них все по-другому, я словно окунулся в иной мир. Какие странные это были ощущения. Мне хотелось кричать о своей беде, но вокруг веселились люди, и я понимал, что никому до меня нет дела. А уж тем более никому нет дела до моего папы, который еще утром находился у нас дома и был жив.
Удостоверение народного дружинника. Тольятти, конец 1970-х годов
Я переживаю эти мгновения, эти часы вновь и вновь. Я ничего не хочу забывать. Во всяком случае – не сейчас. Пусть еще поболит. Я имею право на свое горе, я никого им не допекаю, никому не надоедаю. Это мое личное дело.
03.09.2018
Долго готовился к сегодняшней записи. Я и маму попросил написать мемуары по этой причине. А затем еще и штатив купил, чтобы удобней было записывать на видео мамины воспоминания. В общем, мне хотелось, чтобы мама рассказала мне о моем отце.
26 июня мама прекратила писать мемуары, а с 3 июля я стал записывать ее устные рассказы на видео. Начал с нейтральных, не болезненных тем. Но постоянно думал о том, как бы перейти к разговору об отце.
В Центральном парке всей семьей: папа, я, Олег, мама. Тольятти, 1 мая 1977 года
Дело в том, что у нас в семье не принято проявлять эмоции. Я боялся, что начну плакать во время записи. К тому же я не знал, как мама отреагирует на предложенную тему, что будет происходить с ней.
Мама отреагировала спокойно, сразу начала рассказ. У меня изредка подкатывали слезы, но я держался, чтобы все не испортить. Настал момент, когда и у мамы дрогнул голос, глаза повлажнели, в уголках глаз стали скапливаться слезы. Я боялся, что она все же заплачет, а я вслед за ней. Но мама и с мокрыми глазами продолжила рассказ. В итоге запись длилась более полутора часов.
Мама рассказала, что нынешней ночью ей приснился папа. Он зашел в наш дачный домик и сказал:
– Галя, я больше не могу работать на солнце.
– Тогда зайди в помещение, посмотри пока телевизор, – сказала ему во сне мама.
А еще сегодня во сне она видела свою маму, что иногда бывает, своего отца, что бывает крайне редко, и свою сестру Тамару. Ее мама видит часто, потому что с Тамарой Ивановной было связано много конфликтов и переживаний. А папу видит совсем редко, потому что он был спокойным человеком, и никаких огорчений не доставлял. Я с момента смерти отца видел его во сне только один раз. Хотя, конечно, хоть во сне хотел бы его увидеть.
Верхний ряд: Сергей Хазов, Александр Петровых, папа. Средний ряд: Тамара Хозова, Клавдия Петровых, Мария Макарова, мама. Нижний ряд: Александр Хазов, Юрий Макаров, Алена Макарова, мой брат Олег, я. Тольятти, 1978 год
В общем, такого никогда не бывало, но сегодня маме во сне пришли все ее умершие близкие. Я тут же вспомнил примету: дескать, они зовут ее с собой.
Ох, какие это нелегкие темы. В приметы я не верю. Но мама уже в таком возрасте и у нее такое состояние здоровья, что начинаешь обращать внимание на все подряд.
Но все же маму задел нынешний разговор, разволновал. Вечером с дачи вернулась Ирина, которая была не в курсе этой беседы, и рассказала, что мама с ней продолжила обсуждать затронутые темы, пересказала некоторые моменты того, что рассказывала мне. Завтра спрошу, как ей спалось. Наверняка ведь разволновалась. Но я так хотел ее расспросить о моем отце. Когда-нибудь это нужно было сделать.
09.09.2018
Вечером приготовил борщ с телятиной. Очень вкусный. На мгновение подумал: «Нужно папе оставить, сейчас придет домой и поест».
