Неправильный ангел

Они добрались до Дашиной комнаты, никакого солдата возле неё не было, но Мартин заверил, что тот обязательно появится в ближайшее время, просто ещё начальник дворцовой стражи не успел всех развести. И если бы в любом другом случае, Даша махнула бы рукой и сказала бы, что обойдётся, то в данный момент она бы не отказалась от охраны, потому что, стоило открыть дверь, как стало слишком очевидно ‒ во время отсутствия хозяйки здесь кто-то был и всё перевернул вверх дном.

Подушки и одеяло раскиданы по полу, и одежда тоже, ящики в комоде выдвинуты и, кажется, ни одна вещь не лежит на прежнем месте. Будто неизвестный всё крушил и швырял в порыве злости или… что-то искал.

Даша застыла в дверном проёме, заходить совсем не хотелось. Но Мартин отодвинул её в сторону, прошёл, осмотрелся по сторонам и сообщил:

‒ Не бойся. Здесь никого нет.

‒ Я и не боюсь, ‒ возразила Даша, но всё равно было не по себе.

А, главное, опять совершенно не понятно, что тут произошло, и что вообще происходит.

Мартин поднял с пола подушки.

‒ Я помогу прибраться. ‒ Он вопросительно посмотрел на Дашу. ‒ Или позвать прислугу? Но, мне кажется, лучше не надо.

‒ Почему?

‒ Неужели мы сами не справимся? Но, если тебе трудно, ‒ Мартин снисходительно скривил уголок рта, ‒ я могу и один. А ты пока посиди.

Да дело вовсе не в том, что Даше лень было наводить порядок. Разве не нужно сообщить, что к ней кто-то вломился и устроил погром? Ведь не просто же так. И не собиралась она сидеть. Тем более Мартин уже бродил по комнате, подбирая с пола вещи.

А ещё странно, что Лала не пришла её проведать. Хотя… если кто-то напал на королеву, принцесса наверняка с ней, с мамой.

Когда уборка уже подходила к концу, в дверь постучали.

‒ Кто там? ‒ крикнула Даша.

Дверь приоткрылась, в проёме образовался начальник дворцовой стражи, высокий, широкоплечий мужчина с пышными усами, козырнул, спросил:

‒ У вас всё в порядке?

‒ Конечно, в порядке, ‒ первым успел ответить Мартин.

Начальник стражи кивнул ему и обратился к Даше.

‒ Тогда я оставляю солдата у ваших дверей. На всякий случай.

Всё, как и обещал Мартин. И, когда дверь за начальником стражи закрылась, он произнёс:

‒ Тогда я тоже пойду. Или, ‒ он прищурился, ‒ если тебе страшно, я могу остаться. Устроюсь здесь, на кушетке.

‒ Мне не страшно, ‒ твёрдо отрезала Даша. ‒ И я не понимаю, почему.

‒ Что почему?

‒ Почему ты вдруг стал таким заботливым? Обычно только смеялся надо мной, а тут… Пытаешься загладить вину?

‒ Вину? Какую?

‒ Ну, там, на болотах, ‒ напомнила Даша. ‒ Ты же взял камень. И из-за тебя мы чуть не остались там навсегда.

Мартин отвёл взгляд, уставился в пол.

‒ А! Ну… да. ‒ Потом вскинулся, по-прежнему не глядя на Дашу, произнёс: ‒ Так я пойду. ‒ И двинулся к выходу.

А Даша уселась на кровать. Но разве получится заснуть после случившегося. Может, следует пойти и отыскать Лалу, проведать королеву? Или сейчас им не до неё?

Она прилегла, прямо поверх одеяла. Никакого же смысла в сидении, да и сил с момента возвращения с болот не прибавилось. Наоборот, кажется, их совсем не осталось после того, как сошли на нет напряжение и возбуждение от ночной суматохи. И веки вдруг стали тяжёлыми-тяжёлыми, и глаза сами закрылись.

Глава 14

о том, что никакое усилие не окажется напрасным

На следующий день в королевский дворец прибыли посланники из Вил-Ланмэ, небольшого городка, расположившегося на берегу морского залива. Королева Магнолия появилась перед ними как всегда величественная и прекрасная. Но лицо её было бледнее, чем обычно, и серые тени залегли под глазами. Она выглядела озабоченной и уставшей после жуткого ночного происшествия, а доставленные посланниками вести совсем не утешили и не подбодрили её.

Темная туча разрасталась, захватывая все большую территорию, проникая вглубь Ригании. Она уже приближалась к Вил-Ланмэ, застилала половину неба. Она растекалась над морем, и вот уже несколько дней в заливе, поверхность которого летом обычно оставалась гладкой и неподвижной, как у зеркала, бушевал шторм.

Высокие могучие волны легко переворачивали лодки, вышвыривали их на берег, разбивали о причалы. При такой погоде никто не решался выйти в море. А что это значило для городка, со дня основания живущего рыболовецким промыслом?

Королева Магнолия слушала рассказ с таким видом, будто все описываемые несчастья обрушились не на далекий город, а лично на неё, становилась ещё бледнее и озабоченней.

Что она могла сделать? Как ей, обычной женщине, справиться с неведомой злой силой, если единственный человек, способный помочь, словно чурка бесстрастная, ничего не чувствует и не понимает?

Даша, не дожидаясь конца приёма, незаметно выбралась из главного зала. Сил не было слушать дальше, каждая жалоба звучала для неё упрёком.

Она может защитить Риганию, найдя сердце страны, но у неё ничего не получается. Три дня прошло, и совершенно никакого толку, только становится всё хуже и хуже, а у Даши даже идей подходящих нет, кроме одной, самой бестолковой: бродить по стране из конца в конец в надежде, что случайно наткнешься на это самое сердце. Но останется ли к тому времени что-нибудь от цветущего радостного мира? Не заглотит ли его полностью черное зло?

Даша блуждала по дворцу. В огромные окна хорошо просматривалась заполнившая уже полгоризонта тёмная туча, не нужно больше забираться на самый высокий балкон самой высокой башни. И это все только из-за Даши.

Непонятно, как так вышло, но ноги сами привели её в комнату с зеркальным порталом. Даша и не удивилась. Она давно привыкла думать о собственной никчёмности и ущербности, привыкла ещё больше бередить собственные раны, нарочно отыскивая очередное подтверждение этому.

Даша поднесла ладонь к зеркалу, увидела, как расступается мрак. Но не по всей поверхности, почти половина зеркала осталась тёмной. Только теперь тьма не казалась одинаково беспросветной и неподвижной. Она шевелилась, перетекала, меняла интенсивность цвета.

Чёрная туча – нежданная беда – простиралась над морем: лазоревым и безмятежным в освещённой солнцем дали, но серым, сердитым, метущимся под накрывавшей его мрачной тенью. Неведомое зло подбиралось к маленькому уютному городку, свистело шквалами по узким улицам, срывало листья с деревьев, швыряло пыль в лица редких прохожих.

Даша тихонько шевельнула рукой, чуть смещая картинку. Теперь она попала на пустынный песчаный берег, взъерошенный и грязный.

Злые волны накатывали, вгрызались в песок, плевались, шипели. Вдоль края воды извивалась темная полоса из выброшенных прибоем водорослей, из принесенного с глубины мусора. Обрывки сетей, деревянные обломки и ещё что-то, уже бесформенное, разъеденное солью. А потом – глянцевый блеск и резкое движение.

На берегу лежал дельфин, чуть зарывшийся в тяжёлый мокрый песок, завалившийся на бок так, что отчетлива была заметна граница между чернотой спины и белизной живота. Он беспомощно смотрел в небо заключенным в темный круг глазом, время от времени шевелил изогнутым грудным плавником, будто пытался ухватиться за что-то.

Очередная волна налетела, жёстко ухнула в блестящую спину, слизнула слой песка, углубляя осыпающееся ложе. Стройное тело выгнулось, затрепетало, стремясь вслед за прибоем отхлынуть на глубину.

Даша с отчаяньем шагнула в портал.

Мокрый, солёный ветер ударил в лицо, толкнул назад, не желая её появления. Даша покачнулась, но не отступила, а ветер рванул сбоку, разметал волосы, хлёстко ударил по щеке.

А ей – всё равно. Не уйдет она ни за что, пока не поможет.

Даша подобралась поближе к животному. Дельфин заметил её, скосил глаз, махнул хвостом, чертя на песке линию.

– Ты как? – спросила у него Даша.

Дельфин улыбался. Конечно, не по-настоящему. Просто рот у него так устроен – уголки вверх. Но – кто знает? Они же очень-очень умные, эти дельфины.

– Сейчас мы чего-нибудь придумаем, – пообещала Даша и осторожно погладила разделенный на черное и белое бок.

Дельфин замер. Наощупь он был теплым и как будто резиновым.

– Ты только не бойся, – опять обратилась к нему девочка и подумала, что разговаривает с животным точно тем же тоном, каким разговаривали с ней, маленькой, родители и медперсонал в больнице перед очередной процедурой.

«Ставим ножку сюда. Закрепляем ремешком. Чтобы было надежней и удобней…»

Ещё бы! Разве опишешь точнее её положение? Выброшенный на берег дельфин – это и есть она в своей реальной жизни. До огромного, открывающего безграничные возможности мира два шага, но тебе их без посторонней помощи никогда не преодолеть. Сколько ни бейся, лишь глубже зарываешься в песок, и сам себя хоронишь заживо. И хорошо, что сейчас пасмурно, непогода и ветер, волны злы и окатывают тебе брызгами. Ведь если выглянет солнце, и море превратится в смиренного и ласкового ягнёнка, тебе – точно крышка.

Дельфин был в длину примерно с Дашу, может, ещё и длиннее. И весил, видимо, не меньше. Даша попробовала его толкать, но не смогла даже перевалить через край образовавшейся под животным неглубокой ямки.

Всё-таки он гораздо тяжелее.

Что если перекатывать его, как бочку или трубу? Но у бочки или трубы нет аккуратных грудных и высокого спинного плавников.

Тогда – только одно.

– Ты не обижайся! По-другому не получится, – объяснила Даша.

Она двумя руками ухватилась за самое узкое место дельфиньего тела, там, где округлый хвост резко изменялся, превращаясь в уплощенную лопасть, и потянула изо всех сил.

Пятки глубоко увязали в песок, волны коварно накатывали сзади. Сначала на них можно было не обращать внимания: просто плевались холодными брызгами, просто жадно облизывали щиколотки. Но чем глубже заходила Даша (да что там заходила – с трудом пятилась, еле волоча за собой стройное, но тяжелое дельфинье тело), тем жёстче становились атаки моря.

Очередная волна подло ударила в спину, видно долго приноравливалась, выцеливала, копила силу. Даша чуть не рухнула на дельфина, устояла лишь потому, что мгновенно отхлынувшая назад вода потянула в противоположную сторону. А потом почувствовала, что тащить уже не столь тяжело, и пальцы сами расцепились, хвост выскользнул из рук, звонко хлопнул по очередной волне.

Дельфин целиком скрылся под водой, только треугольник спинного плавника торчал над поверхностью.

– Уф! – облегченно выдохнула Даша, и море ответило: – Уф! – гулко и недобро. Даша, будто почувствовала нехорошее, оглянулась и увидела громадную волну, серой стеной катившую на неё.

Даша метнулась к берегу. Бесполезно!

Вода обрушилась на неё, накрыла с головой, придавила, швырнула на дно и, обвив миллионами крошечных щупалец, потащила на глубину. Даша не испугалась, не ужаснулась, настолько была ошарашена ударом. Она даже глаза закрыть не успела.

Перед глазами закручивался вихрь из серебристых воздушных пузырьков и темных песчинок, и дно стало хорошо различимо, в жёлтых складках, в россыпи ползущих вместе с Дашей разнокалиберных камушков. И новая противостоящая морю сила, подступившая откуда-то снизу, толкнула вверх.

Резиновая спина, треугольный плавник. Ухватившись за него, Даша наконец-то смогла подняться, выбраться из-под воды.

Вовсе и не так глубоко, как ей поначалу показалось, море не смогло утащить её слишком далеко.

– Плыви! Плыви скорей назад! – крикнула Даша дельфину, боясь, что очередная волна опять выбросит животное на берег. Так они и будут спасать друг друга до скончания дней.

Дельфин послушно поднырнул под очередной небольшой, но сердитый вал, а Даша потащилась к берегу, запинаясь за волны. Вода стекала с неё ручьями, весенней капелью падала с кончика носа, журчала за ушами. Даша отплевывалась и шипела в тон прибою.

Ветер словно только её и дожидался, налетел, легко проник сквозь мокрую одежду, мгновенно выстудил рождённое напряжёнными усилиями тепло, как зыбь по морю, погнал по коже мурашки. Даша, не вспомнив про портал, принялась озираться по сторонам, ища укрытия, и тогда заметила, что справа от неё песчаный пляж не тянется бесконечной лентой, а упирается в высокий крутой берег, отлого обрывающийся в воду.

То ли скалы, то ли тёмная твёрдая земля упрямо и стойко отражала остервенелые нападки волн. И там, на самой вершине нависшего над заливом утёса, виднелась человеческая фигурка, такая маленькая на фоне рвущего облака неба, на фоне безбрежного беспокойного моря.

Слишком далеко, чтобы узнать, чтобы разглядеть подробности. Да ещё против света. Даша различала лишь твёрдо очерченный силуэт, так же, как и она сама, противостоявший ветру.

Интересно, кто это? Кому пришло в голову, прийти на берег в такую ужасную погоду? Да ещё забраться так высоко и встать на самый край, рискуя каждую минуту быть сброшенным вниз внезапным шквалом.

Даша оказалась здесь из-за дельфина. А что могло привести ещё кого-то? Хотелось непременно узнать, но ещё больше – убедиться в своем неодиночестве. И Даша зашагала по плотному песку, сначала – медленно и неуверенно, потом – все быстрее, а под конец и вовсе побежала. А ветер опять сменил направление, принялся дуть навстречу, и пришлось наклонить голову и, как бычок, таранить напирающий воздух.

Крутой обрыв постепенно приближался, и Даша ещё раз решила взглянуть наверх. Может, с этого расстояния удастся узнать стоящего на утесе человека? Но на вершине было пусто. Тёмная скала чётко вырисовывалась на фоне неба, и никаких лишних линий, никаких посторонних фигур.

Даша разочарованно побрела назад, к порталу, с удивлением замечая, что ветер вроде бы стал не таким порывистым и резким, и волны уже не метались беспорядочно и зло, нещадно налетая даже друг на друга. Море хотя не успокоилось совершенно, по-прежнему сердилось и бурлило, валы по нему катились размеренно и ровно, обещая непременно затишье. И сразу начали отступать одиночество и безнадежность, и появилась вера в собственные силы.

Ну, не может такого быть, чтобы Даша, идущая сейчас вопреки ветру, вопреки шторму, вопреки болезни, оказалась совершенно никчемной, полностью бесполезной! Она ведь на многое способна, если сумела жить до сих пор.

Глава 15

о том, что, предавая других, в первую очередь предаёшь себя

Даша никуда не ушла от зеркального портала, уселась на полу, съёжилась, обняла трясущиеся плечи.

Она бросилась спасать дельфина вовсе не потому, что его стало безумно жалко. О жалости-то Даша как раз и не думала. Чувство было совсем другое, какое-то подсознательное, из разряда инстинктов.

Когда видишь что-нибудь вкусное, вроде бы само собой возникает желание попробовать. Когда на тебя замахиваются, голова автоматически пытается втянуться в плечи. Когда видишь того, кому требуется помощь, бросаешься, не задумываясь.

Потому что это – тоже само собой, тоже автоматически. Потому что по-другому – нельзя. Просто нельзя, без объяснений. И тогда, может быть, и навязчивая забота родителей о Даше, и стремление помочь ей кого-то другого – тоже не из жалости? Из нормальной человеческой сущности. Да и не только из человеческой: дельфиньей, собачьей, пингвиньей, даже рыбьей. Любого живого организма. Это естественно, так же как дышать, пить, есть и спать.

И тот, кто стоял на холме, просто ли он любовался на бушующую стихию? Не пытался ли он усмирить шторм?

Идея бредовая. Но ветер действительно притих, и море поуспокоилось. У кого же есть силы сотворить такое? У неизвестного доброго волшебника? Или…

Что-то согревало Дашу, она даже почти высохла.

Девочка водила рукой, меняя картинки, внимательно вглядывалась в незнакомые пейзажи.

Если есть где-то сердце Ригании, Даша непременно почувствует. Лала и королева Магнолия уверены в её способностях. Не зря же! Она докажет, что не зря.

Морской берег и аккуратные улочки Вил-Ланмэ сменили квадраты возделанных полей, раскрашенные в полный спектр цветов от нежно-салатного до спело-желтого, бескрайние луга в сплетающихся узорах тропинок, зеленые холмы, среди которых прятался маленький белый дом с волшебной дверью. Вот широкая дорога, ведущая к королевскому дворцу, огромная поляна на окраине города, знакомая по празднику урожая, и подступающий к ней лес.

Лес всегда вызывал у Даши особые чувства. Долго время он воспринимался, как нечто сказочное и недосягаемое. По нему не покатаешься на инвалидной коляске. А так тянуло побродить среди деревьев, самой сорвать с колючего куста сочную ягоду малины. У лесных особенный вкус, в магазине таких не купишь. Или отыскать замерший в траве пузатый боровичок с налипшей на шляпку соломинкой. Случайно набрести на солнечную полянку и беззаботно поваляться в траве.

Даша опять не сдержалась, опять устремилась в портал.

С ума сойти! Лес. Настоящий лес. Все вокруг зелёное-зелёное-зелёное, а по нему – широкие коричневые мазки древесных стволов, тонкие чёрные росчерки ветвей, белый ажур берёз. Шепот листьев, перекличка птиц, живые шорохи в траве. И вдруг… звук – посторонний, чуждый. Человеческий голос.

Чем дальше продвигалась Даша, тем очевидней становилось: этот голос ей хорошо знаком.

Мартин. Опять Мартин. Куда бы она ни шла, везде натыкалась на него. Вечно он путался под ногами, вечно насмехался и смотрел свысока, появлялся в самый неподходящий момент, но и когда требовалась помощь ‒ тоже появлялся. Правда и тогда насмехался и смотрел свысока.

В сплошной лиственной стене появились просветы, открывая, как по заказу, вид на солнечную полянку. Именно с неё и доносился голос, Даша уже отлично различала отдельные слова.

– Это волшебство отнимает слишком много сил, – жаловался Мартин. – Но, надо сказать, смотрится эффектно.

«Сейчас он, наверняка, усмехается», – подумала Даша и уже собралась выскочить на полянку, но тут увидела собеседника Мартина и испуганно отпрянула назад, спряталась за могучий ствол дуба и там, прижавшись спиной к собранной в грубые глубокие складки коре, перевела дыхание.

Мартин разговаривал не с человеком. Он сидел, скрестив по-турецки ноги, перед невероятным жутким существом. Даша такого никогда не видела.

Она осторожно выглянула из-за дерева, надеясь, что страшный зверь ей только привиделся. Но нет. Чудовище было реальным.

В первую очередь в глаза бросался его неестественный пронзительно-алый цвет, будто костёр пылал на зелёной поляне, и не сразу из-за яркости этого пламени удавалось разглядеть отдельные черты.

Зверь был величиной со льва, да и внешне походил на него больше, чем на любое другое животное: грива, мощные мускулистые лапы. А метавшийся по траве хвост скорее напоминал скорпионий. Конец его украшала острая изогнутая игла. Но самой жуткой в облике чудовища являлась его морда.

Слишком мало в ней было звериного, слишком много человечьего, но не доброго и нежного, а грубого, дикого. Голубые навыкате глаза смотрели холодно и жёстко. А Мартин сидел под их взглядом, совершенно спокойный, жевал зелёный стебелёк и говорил, будто отвечал на беззвучные вопросы.

– Нет, они до сих пор не догадываются. И она не догадывается, – он коротко рассмеялся. – По-прежнему пытается искать.

Даша насторожилась.

Мартин её имеет в виду? Это она по-прежнему ищет и никак не может найти сердце Ригании. А о чём она не догадывается?

– Всё-таки хорошо, что я могу так перемещаться. Сразу куда надо. И никто не знает, когда и где я нахожусь. Меня невозможно выследить.

Мартин вскинул голову, глянул чудовищу прямо в глаза.

– Но с каждым днём мне всё труднее скрывать, делать вид, что это случайные совпадения. Рано или поздно она наверняка заподозрит. Вот если бы ты опять мог попасть во дворец.

Красный хвост заметался быстрее, легко срезая верхушки травинок, пасть распахнулась, демонстрируя ряды крупных острых зубов.

Жуткое зрелище.

Дашу передернуло. За все время пребывания в Ригании она только раз слышала о страшном создании. Королева Магнолия рассказывала о мантикоре, напавшей на короля Велмира. Дальше делать выводы не хотелось.

Даже в случае с камнем было ужасно некрасиво, но чтобы вот так… всех обмануть и предать.

Хотя, если хорошенько подумать…

Мартин помешал им с Лалой воспользоваться манящими чарами, потом он отправился с ними на болота и сделал так, чтобы они угодили в ловушку древнего дольмена. Он никогда прямо не отвечал на вопросы сам и прерывал других, стоило заговорить о нём и попытаться выяснить подробности. Он явился к Даше ночью и увёл её из комнаты, так и не объяснив причин и не позволил рассказать о учинённом в её комнате погроме.

Так, может, Мартин сам его и устроил? Предполагая, будто Даша всё-таки что-то нашла и просто скрывает. Он же не прятался вместе с ней, он же уходил. И чудовище в замок запустил тоже он. Сначала расправился с королём, а теперь решил погубить и королеву.

Даша оторвалась от дерева, шмыгнула в заросли, бросилась к порталу.

В первую очередь она отыскала Лалу, с волнением и тревогой спросила у неё:

– Как выглядит мантикора?

И когда принцесса упомянула о львином туловище, о трёх рядах зубов и скорпионьем жале, оставалось только одно: рассказать королеве о том, что увидела и услышала в лесу.

– Ах, вот как! – Магнолия нахмурилась, черты её лица заострились и окаменели. – Немедленно. Всех солдат. Мы должны их поймать.

Королева устремилась к дверям, по пути приказав девочкам:

– А вы идите к зеркалу и наблюдайте за ними. И ни в коем случае – слышите! – ни в коем случае не суйтесь в лес.

А им и в голову не пришло соваться, им и через портал было прекрасно видно, как, заметив окруживших поляну солдат, трубно рыкнула мантикора, напружинилась, готовясь к прыжку, как мгновенно исчез с поляны Мартин. Трус!

Алый зверь взметнулся всполохом огня. Большое количество людей напугало и его, он не решился напасть, попробовал бежать. Но множество веревочных петлей взметнулось сразу же вслед за ним, несколько сетей, раскрывшись в воздухе, прилетели с разных сторон, останавливая высокий прыжок, обвивая паутиной.

Мантикора упала на траву, продолжая дёргаться и извиваться, но петли вокруг неё затягивались сильнее, скручивали, опутывали, лишая возможности двигаться.

Крепко связанное, беспомощное чудовище поволокли к городу.

Даша решила, мантикору сразу отправят во дворец, посадят в клетку, но солдаты потащили пленника на площадь, бросили на возвышении, окружили стражей.

Зверь лежал, не шевелясь, тяжело дышал, высоко вздымая алые бока, и смотрел перед собой тусклыми, печальными глазами. А вокруг постепенно собирался народ.

Каждый житель Ригании знал, как погиб король Велмир, и каждому хотелось посмотреть на погубившее его чудовище и ощутить удовлетворение от неминуемости заслуженного возмездия.

Королева Магнолия стояла недалеко от мантикоры, с гордо вскинутой головой, с торжеством на лице. Иногда она оборачивалась и благодарно поглядывала на Дашу.

Если бы ни девочка, ни её любопытство и стремление всё-таки оправдать ожидания, так бы и гулял сейчас по окрестностям опасный, кровожадный зверь, так бы и плёл свои чёрные интриги несчастный подкидыш Мартин. Но Даша вовсе не чувствовала себя героем, что-то смущало её в происходящем.

Вроде бы всё справедливо, но Даше почему-то было неприятно смотреть на самодовольную королеву и слышать обличающие слова:

– Вот он – монстр, убивший нашего короля. Наконец-то мы поймали его. Теперь он ответит за всё.

Чудовище, вопреки словам, красочно рисующим его злодейства, вопреки устремлённым на него ненавидящим взглядам, не бесновалось, не рычало, не скалилось, время от времени посматривало на людей обречёнными, безжизненно-стеклянными глазами.

– Надо же, – раздалось из толпы, возмущённое, – развалился и в ус не дует. Людоед проклятый!

– Выродок! Пугало! – понеслось следом, а кто-то не выдержал и в гневном порыве швырнул в мантикору тем, что оказалось в руке.

Зверь вздрогнул от удара, тяжело вздохнул, и это его движенье всколыхнуло толпу, заразило единым порывом, и уже целый град камней и других, подходящих для броска вещей, полетел в чудовище.

Мантикора не заметалась, не попробовала освободиться, сжалась, закрыла глаза.

– Перестаньте! – протестующе выдохнула Даша, а потом закричала во весь голос: – Перестаньте!

Но сердитый гул толпы перекрыл её крик. Тогда Даша оттолкнула стоящего перед ней стражника, попыталась выскочить вперёд.

Внезапно возле мантикоры возник Мартин. Неожиданность его появления заставила толпу замереть на какое-то время, и Мартин поторопился воспользоваться затишьем, произнёс сердито, громко и твёрдо, будто не попросил, а потребовал:

– Магнолия! Прекрати это!

Королева пронзительно глянула ему в глаза.

– А что взамен сделаешь ты?

Мартин, выдерживая её взгляд, тихо произнёс:

– Останусь здесь и больше никуда не исчезну.

Королева улыбнулась уголками рта, проговорила довольно: