Ненадежный свидетель

Мозги кипят. Картинка начинает растворяться. Нет. Стоп. Я так и не увидел ее лица. Мне нужно узнать, кто эта женщина! Перед глазами темнеет. Тошнит, ноги ватные. Нужно взять себя в руки. Не хватало прямо здесь свалиться! Кажется, слишком поздно. Я уже на полу.

Сам не знаю, сколько пролежал в таком положении. Нужно подниматься. На бровях кровь, лоб разбил. Знатно шмякнулся. О край ванны – едва не убился. Нужно обработать рану и поесть. Черт побери, как же я хочу есть! В мини-баре, кроме алкоголя, ничего нет. На заказной еде долго не продержусь, денег не хватит, гостевой дом не из дешевых. Что ж, на бутербродах в институте выживали, придется вспомнить студенческие годы.

В голове Аленка всплыла. Совсем девочка, голубоглазая блондинка. Красивая до безумия, и я влюбился с первого взгляда. Весь поток завидовал, не понимал – с ее-то данными могла выбрать любого мажора. В Москве таких хватает. А она, глупая, полюбила бедного студента без гроша в кармане. У общаковской плиты каждый день стояла, не капризничала. Супчики, котлеты, каши. Спасла дурака от гастрита. Вытянул золотой билет, сам не верил, как мне так повезти могло. Я был счастлив, а вот была ли счастлива она? Она все для меня делала, пылинки сдувала. Всегда сытый, выглаженный, постиранный. Да и с сексом проблем никогда не было. Как я мог не ценить? Мало того, что семью не уберег, дочь не спас. Так еще и предал? Животные так не поступают. Сволочь последняя! Да и сейчас. Что я творю сейчас? Обещал, что с ее сынишкой ничего не случится, и подставил. Мальчонка первый под удар попадет.

Мельник сказала ждать ее, не выходить. В чем-то она права, риск, но я так не могу. Я должен поговорить с женой, должен убедить уехать из города. Сдаст, плевать. Верно поступит. В этот раз я не имею права их подвести.

Ноги сами несут в родной двор. Не обрадуется моему визиту. Афанасьев, должно быть, уже сообщил, что я сбежал. Точно сообщил. Патрульная машина у подъезда. Меня ждут. Следователь хорош, знает, что к жене пойду. Не думал, что к беглым психам в нашей стране столь пристальное внимание. Забавно даже, преступников так не ищут.

Женщина с коляской к подъезду направляется. Раньше ее здесь не видел, значит, новенькая, меня не знает. Поможет полицейских обойти. Меня ждут одного, на молодую пару, гуляющую с ребенком, внимания не обратят.

– Добрый день, – приветливо улыбаюсь, практически вплотную подхожу. Не пугается, решила, что живу здесь. Соседи редко знают друг друга в лицо. – Отличная погода сегодня. У нас с женой, когда дочка маленькая была, засыпала только на улице. Ни в какую дома уложить не могли. А ваш как?

– Добрый, мой тоже засыпает только на улице, замучилась уже, – качает головой.

– Давайте помогу, – практически не оставляя шансов, я перехватываю коляску, как только к пандусу подошли. Не сопротивляется. Заезд крутой, сэкономила управляющая компания. Аленка плакалась, тяжело было поднимать коляску, мы даже жалобу писали. Но, как видим, за столько лет ничего не изменилось, разве что ржавчина в виде элемента декора появилась.

– Спасибо большое, – улыбается. – Муж на работе, одной тяжело. Вы мне очень помогли.

– Всегда пожалуйста, – подмигиваю. Знала бы она, что это мне помощь нужна была от полиции прикрыться, ни за что бы не согласилась. – Хорошего вам дня.

Вызываю ей лифт, сам на лестничную площадку иду. Дальше лучше по одному, не стоит ей знать, на каком этаже выхожу. Высоко подниматься, пятнадцатый этаж. Раньше редко такие пешие восхождения устраивал. Зря, сейчас запыхался.

– Гриша. – Жена открывает дверь. Удивлена, расстроена. Глаза красные, опять плакала. – Заходи… Чай будешь?

– Нет, прости. – Останавливаю ее в прихожей, за руки беру. Дрожит. – У меня мало времени… Выслушай меня, хорошо?

– Зачем ты сбежал из больницы? – еле слышно произносит она. Не может говорить, слишком больно. – Павел Степанович говорил, что года будет достаточно, что ты сможешь выйти здоровым человеком… Почему, Гриша? Все было хорошо…

– Ален, я должен был так поступить. – Касаюсь ее щеки, мокрая. Слезы катятся. Не хочу видеть ее слез, не могу. – Я должен спасти Нику. Я пытался, честно пытался. Не выходит. Прости. Я не могу позволить, чтобы с этим ребенком случилось то же самое, что и с нашей дочерью.

– А как же мы? Ты мне обещал. – Каждое слово с трудом выдавливает. – Есть же полицейские, это их работа. Почему опять ты?

– Тебе с сыном нужно уехать. На какое-то время, лучше всего за границу. – Теперь говорить сложно уже мне. Еще не раз пожалею о своих словах. – Вячеслав тебя любит, как и Егора. Съездите в отпуск, отдохните. Он не откажет.

– Значит, теперь ты хочешь, чтобы мы были с Вячеславом?! Какой же ты придурок, Макаров! Зачем ты вообще появился в моей жизни! – Толкает в грудь. Злится, кулаками бьет. Комар и тот сильнее, это просто истерика. Обнимаю так, что шевельнуться не может. Успокаивается, жмется, у самой губы дрожат. – Мы расстались со Славой, я попросила его уйти.

– Из-за меня? – Глупый вопрос. Она каждый день ко мне в больницу приходила, мы даже планы начали строить. С опаской, поверхностные, и все же… Я подвел в очередной раз. – Он вернется, если ты попросишь.

– Я его не люблю. Ты совсем дурак? – Доверчиво, по-детски поднимает голубые глаза на меня. А я смотреть на нее не могу, стыдно до жути! – Я думала, что мы сможем… Что попробуем… Я…

– Алена. – Не хочу, чтобы она продолжала мучить себя. Бедная моя девочка, она не заслужила всего этого кошмара. – Я тебе изменил. Пять лет назад, до того, как пропала наша дочь. – Жена замерла, дышит прерывисто, глаза в пол. Не знает, что ответить. Извинения здесь не помогут. Да и к чему? Сам себя простить не смогу. – Вы должны уехать. Пожалуйста, Алена. Сделай это ради Егора. Прошу тебя.

– Хорошо, мы уедем. – Слезы вытерла, отстранилась, маска безразличия на красивом лице. Прежде я такого не видел. За эти годы ей пришлось научиться примерять различные образы: быть сильной женщиной, любить нелюбимых, врать окружающим о том, что все хорошо. Даже казаться счастливой ради сынишки, несмотря на пожирающую дыру в глубине души. – Роман Михайлович приезжал. У них появились какие-то улики. Тебя ищут не как сбежавшего из психиатрической больницы пациента, а как подозреваемого. Думаю, ты должен об этом знать.

– Аленка, я этого не делал, – мотаю головой. Ерунда выходит. Афанасьев совсем с катушек слетел, какие могут быть улики?

– Гриша, все очень серьезно. – Волнуется. Не представляю, что она пережила, когда следак к ней с такими вопросами пришел. – Тебе лучше вернуться в больницу. Найдем деньги на адвоката, в любом случае мы не чужие люди. То, что ты прячешься, все только усугубит.

– Он сказал, какие улики? – Это важно. Необходимо трезво оценить ситуацию. Возможно, Аленка права, мне стоит вернуться.

– Кукла фарфоровая с разбитой головой. Он показывал, спрашивал, видела ли я ее раньше. Гриш, она была в твоей палате, за вентиляционной решеткой, как и игрушка Люси. Они думают, что это ты.

– А ты? Ты так думаешь? – Смотрю ей в глаза, а она взгляд отводит. Не знает, что сказать. Любой бы засомневался. Но только не она. Не моя Аленка. Мне важно услышать от нее, что даже после всего, что я натворил, она мне верит. Глупо. Сам все разрушил, чего я жду?

– Откуда эта кукла там? – Хороший вопрос. Молчу. Меня хочет кто-то подставить и делает это филигранно. Доказательств нет, мне нечего противопоставить в свою защиту. Как и у нее нет причин слепо полагаться на слова психа. – Человек, которого я когда-то полюбила, тот, кто был лучшим папой на свете, заботливым мужем, никогда бы не совершил такое. Когда ты решил все бросить ради нас с Егором, мне показалось что этот человек все еще живет в тебе. Но сейчас… Я не уверена, что знаю тебя. Не знаю, кем ты стал.

– Ты права. Я сам не знаю, кто я теперь и осталось ли хоть что-то от прошлого меня. Прости.

Пять лет слишком долгий срок. Я стал для нее чужим. Мы оба хотели вернуть то, что потеряно навсегда. Пора уходить. Не хочу больше причинять ей боль, она и без того настрадалась за эти годы. Как бы ни было тяжело, я должен их отпустить, так будет правильно.

– Уезжайте с Егором из города. Когда все закончится, вы сможете вернуться домой. Тебе с сыном ничего не будет угрожать. Даю слово.

Молчит, губы закусила. Вот она, точка невозврата. Казалось, что все еще можно вернуть. Возможно, так и было бы, останься я в психушке. Прошлое осталось бы в прошлом, она не узнала бы об измене, да я бы и сам не знал. Док обещал выписать через годик, поженились бы во второй раз, я бы Егорку усыновил. Аленке всегда шел белый цвет, и я хотел бы вновь увидеть ее в свадебном платье. Мы бы смогли отстроить все заново, собрать по кирпичику. У нас мог быть этот шанс, а я все испортил. Сейчас пути назад нет. Об одном только жалею, зря вновь появился в ее жизни. Аленка смогла смириться, научилась жить дальше, замуж собиралась. А теперь? Должна вновь перечеркнуть привычный быт, ехать неизвестно куда, бояться за жизнь ребенка. Невозможно вечно тянуть одного человека из трясины, затянет обоих. Так и случилось, из-за моего эгоизма она застряла в этом болоте, и я точно не тот, кто сможет протянуть руку помощи. Впрочем, как и Вячеслав. Если бы он действительно их любил, то не отказался бы так просто, столкнувшись с первыми трудностями.

– Возьми. – Ключи от квартиры протягивает. – Нас с сыном все равно не будет. На всякий случай, если пойти будет некуда. Это и твой дом, ты всегда можешь сюда вернуться.

– Прости за все. – Целую ее в лоб. Чувствую слезы. Мужики не плачут. Как глупо. Стереотип. Она не увидит. Ухожу. Должен уйти. Эти твари не оставили мне выбора, я вынужден идти до конца. Аленке с Егором в этой истории нет места, слишком опасно, а я не имею права рисковать самым дорогим, что еще осталось в моей никчемной жизни.

Глава 21

Дежавю

Как же хочется есть. Живот от голода сводит. Хорошо, что по дороге в пару мест заскочил. Кухни здесь нет, придется довольствоваться бутербродами. Желудок спасибо не скажет, зато Люська бы оценила. Любимая еда – пицца и бутерброды с колбасой и сыром. Я и не осознавал, как сильно привык, что она всегда рядом. Мне ее не хватает, бессмысленно отрицать.

Нужно брать себя в руки. Со всем этим безумием пора заканчивать. Меня кто-то хочет подставить. Глупо было сбегать из психушки, своими руками отдал все козыри. Теперь мое алиби под сомнением: если смог уйти один раз, то вполне мог делать это и раньше. Афанасьев подумает именно так и будет прав. Если бы речь шла не обо мне, сам бы так решил. Еще и эта кукла. Откуда она взялась?

Александра… Эта чертовка была в больнице, помогла сбежать, отправила меня именно в этот отель. Она вполне могла подложить игрушку. И наши выводы с галчонком – эта женщина была первой на роль крота. Вопрос, для чего? Я не думал, что в планы дионей входят игры со своей добычей, но Одинцова и эта брюнетка в номере – я не пытаюсь оправдать свою измену, но выглядит странно. Слишком много совпадений. Хорошо бы убедиться, Мельник – человек или нет? Только как? Кино навязывает стереотипы, вампиры, оборотни боятся серебра, но здесь не съемочная площадка. И все же стоит проверить, цепочка с крестиком на мне. В любом случае, если эта женщина – дионея, это можно использовать. Играть на опережение. Ей что-то от меня нужно, почему бы не использовать в своих целях?

С другой стороны, есть и альтернативная теория. Даже думать о таком не хочу. Но… Объективности ради. Аленка сказала, что не знает меня сейчас, но знаю ли я себя? Я не помню, что произошло на самом деле. Пять лет назад я нашел дочь, принес ее тело… Изменял жене. Этот отель, побег из психушки. Игрушка в вентиляционной решетке. Поиски. Я шел по следу, по необъяснимым причинам угадывая все шаги. Что, если все гораздо проще? У меня бывают провалы в памяти, теряется время. Да и поставленный диагноз… Как ни страшно все это признавать, следователь изначально был прав. Я идеально подхожу на роль главного подозреваемого. Что, если я сам виноват в смерти дочери? Что, если я сам похитил детей и все это время вел следствие в неверном направлении? Тогда где сейчас Ника и как мне достучаться до своего разума, чтобы успеть найти ребенка живым?

Мельник вырывает меня из мыслей. К вечеру объявилась. Не сказал бы, что сильно рад ее видеть, но в этой комнате она смотрится весьма органично. Я ее ждал, сюрприз приготовил, набор юного натуралиста-охотника за нечистью. Чеснок, серебряная цепочка и бутылка со святой водой. Хорошо, церковная лавка на соседней улице обосновалась. Рядом храм возводят, все никак не достроят, пожертвований не хватает.

– Голодная? – Беру инициативу в свои руки. Бутерброд с секретным ингредиентом, покрытым толстым ломтиком колбасы и сыра. Не отказывается, пристально смотрит. Решила, что отравить хочу?

– Макаров! Прибить тебя мало! Ты туда сколько чеснока вбухал? – морщится, носом смешно пошмыгивает. Глаза заслезились. Не походит на монстра, скорее на человека, которому подсунули что-то совершенно несъедобное. И с чего я решил, что знаю, как должны реагировать чудовища?

– Запей, легче станет. – Кидаю бутылку со святой водой. Не стесняется, половину за пару глотков выхлебала. Не сработал метод. Остается серебро… – Цепочку не подашь?

– Подам. – Глаза сощурила, пристально смотрит. Догадалась. – Надеюсь, на этом проверки закончились, или ты еще осиновый кол для меня приготовил? – Демонстративно подает крестик. Убедила. – С тобой не соскучишься! Тебя в розыск объявили. В палате фарфоровая кукла с разбитой головой. Та, что была у Ники в момент похищения. Не объяснишь, как она могла туда попасть?

– Как думаешь сама? – занимая оборонительную позу, выдаю я. Киношные проверки она прошла с блеском. Любопытно, как будет выкручиваться сейчас.

– Тебя пытаются подставить, другого объяснения у меня нет, – пожимает плечами Мельник. – Это должен быть близкий человек, тот, кто тебя хорошо знает и имеет доступ в психушку. Предположения есть?

– Скорее теория. – Рискую. Если она действительно следователь, то после того, что я сейчас собираюсь сказать, выйду я отсюда в наручниках. – Это сделал я.

– Листочек с ручкой дать? Признание напишешь, – ерничает, легкомысленно относится.

– Пять лет назад я встречался с девушкой. Изменял жене в этой самой комнате. Вспомнил, как только зашел сюда. Вполне вероятно, что Люсю похитил я сам. Может, хотел уйти от жены и забрать ребенка или… Не знаю. Есть множество причин. Каждый пятый ребенок в России похищается одним из родителей. Что-то пошло не так, Люся погибла. Трагическое стечение обстоятельств, несчастный случай. Когда я нашел ее тело, мой мозг не смог принять правду, создав более-менее приемлемую картину, что моего ребенка убили чудовища. Простыми словами, я свихнулся.

От каждого произнесенного слова становится страшнее. Все действительно могло быть так, логичное развитие событий. Александра молчит, смотрит на меня пристально. Не понимаю ее реакции, как и своей. Нужно продолжать.

– В больнице у меня часто случались провалы памяти, терялось время. Мы без особых проблем смогли выйти за стены госпиталя. Я мог это делать и раньше, создавая себе алиби. Не думаю, что я целенаправленно хотел похитить чужого ребенка, возможно, меня тянуло в те места, где мы проводили время с Люсей. Я скучал по дочери. Ника походит на мою девочку, тот же типаж, возраст. Это могло послужить триггером. Вика изначально не представляла для меня ценности, поэтому я оставил ее и так же легко смог найти за потайной стеной. У малышки были еда и вода, если бы пожарные грамотно выполняли свою работу, то смогли бы найти ее намного раньше. Все сходится, исключая безумные идеи и заговоры. Тут нет ни призраков, ни монстров. Условно говоря, я сам стал этим монстром, не осознавая этого. Понимаешь? Это как тумблер, переключающий между собой две личности. Одна при этом не помнит, что делала вторая. Но какие-то фрагменты мозг продуцирует в памяти. Именно поэтому я смог найти детскую площадку, знал, что кукла разбита. Все это время вел вас по следу.

– Хочешь сказать, что у тебя диссоциативное расстройство личности? Мне казалось, тебе поставили другой диагноз. Не сходится.

– Психиатрия – не точная наука. Если показать одного и того же пациента двум психиатрам, они могут назначить совершенно разные лекарства, ни одно из которых не окажется эффективным. Диагноз будет третьим. Симптоматика многих заболеваний схожа, а четких критериев и лабораторных исследований в этой области нет, – аргументирую я. Она слишком спокойна, а должна рвать и метать. Я только что признался в убийстве по неосторожности и похищении детей. На ее месте Афанасьев давно бы вызвал ОМОН и ждал бы их с приставленным к моей голове пистолетом. Александра даже не дернулась, смотрит на меня с усмешкой. Не понимаю, черт возьми! Что с этой женщиной не так? – Арестовать меня не хочешь?

– Ты дурак, Макаров, а не псих, – после долгой паузы выдает она. – Ты не делал всего этого. Но, стоит заметить, история неплохая. В заключение остается только приговор самому себе вынести. Когда ты говорил о монстрах, то нравился мне намного больше.

Смеется. Почему? Решила, что я несу чушь? Складная теория, сам в нее поверить готов. Даже женщина, которая прожила со мной столько лет, не смогла сказать, что я не совершал этого. Откуда знать этой девице? Она понятия не имеет, кто я такой.

Так, стоп! Смех… Ее смех. Я уже слышал его раньше. Девушка, которая ждала меня в этом номере, брюнетка, как и Мельник. Тот же тип фигуры, комплекция… Пытаюсь вспомнить. Шестой номер, незнакомка, сидящая спиной и… Кулон! Точно! Тот самый кулон-бабочка на краю ванны. Именно поэтому я не мог отвести от него взгляд все это время. Я узнал его при нашей первой встрече в больнице, только не мог вспомнить. Теперь все встает на места. Пазл сложился. И как бы это глупо ни звучало, она сама поспособствовала этому, отправив меня в гостиницу.

– Сними кофту, – требую я. Последняя деталь. Мне нужно убедиться в том, что я прав. Лица незнакомки в номере я не видел. Ошибка будет стоить дорого.

– Спятил? – глаза выпучила. Не ожидала. – Или на тебя так шест повлиял?

– Сними кофту, пожалуйста, – повторяю. Странная просьба. Она не марионетка, чтобы играть по моим правилам. Но… Слишком много совпадений. Я готов рискнуть, даже если для этого придется силой стащить водолазку с помощницы следователя. Пусть пишет заявление. Справка из психушки развязывает руки. – У тебя шрам на плече, так? – В точку попал. Занервничала, поза зажатая, руки скрестила. Хочет уйти. – Саша, не усложняй, – выход перекрываю. Не отпущу. – Или мне лучше называть тебя Мила?

– Катись к черту, Макаров, – оттолкнуть пытается. – Уйди с дороги!

– Прости. Я хотел по-хорошему. – Прижимаю к стене, вырывается. Сам от себя не ожидал, но выбора не оставила. Видел бы меня сейчас док, за маньяка бы принял…

Сильная, оба на пол скатываемся. По печени локтем дала, чертовски больно. Позорище, с девчонкой справится не могу. Еще в психушке думал, что спортом занимаюсь, выходит, так, баловался… Получается обездвижить. Лицом в пол, руку за спину заламываю. Болевой прием, еще в детстве пацаны дворовые научили. Никогда не думал, что к женщине применю. Но тут ей стоит отдать должное – еще немного, и исход был бы другим, она достойный соперник. Запыхался, дыхание выровнять не могу.

– Успокойся, ничего я тебе не сделаю, если… – замолкаю. Кофту задрал. Застарелый, зигзагообразный шрам на правом плече. Точно такой же, как был у Милы. Я был прав, эта девушка не та, за кого себя выдает. – Ты… Это была ты! Пять лет назад, до того, как похитили мою дочь, я был здесь с тобой. Именно поэтому ты отправила меня в этот отель. Хотела, чтобы вспомнил? Но зачем?

– Что ж, это помогло, – поворачивается ко мне лицом. Улыбается. Какого дьявола она улыбается? Это она… Все это происходит из-за нее!

– Ты похитила Люсю, я прав? Ты одна из них. – Голос дрожит, в шепот переходит. Все это нереально. Как такое вообще может быть? Не выходит понять, мозги закипают.

– Да, это сделала я. – Вот и признание. Говорит спокойно, в глаза смотрит. Это не блеф. Как бы сильно я ни хотел ошибиться, это действительно она. – Вопрос в том, Макаров, что ты будешь делать дальше? Хочешь сдаться, рассказать Афанасьеву еще одну безумную теорию? Давай. Только не забывай, ты главный подозреваемый. В твоей палате найдена кукла, и все улики укажут на тебя. Как думаешь, капитан станет слушать тебя после всего этого? Пять лет назад не стал. Он просто запер тебя в психушке, в этот раз сделает то же самое. Ты уже никогда не выйдешь на свободу.

Она права. Во всем. У меня нет ни единого доказательства, только домыслы, да и те любой дурак опровергнуть сможет. Надеяться на ее признание смысла нет, следак поверит своей сотруднице, а не психу, в чьей палате основная улика. Безвыходное положение. Впрочем, мне плевать. Я уже получил то, о чем мечтал. Нашел похитителя своей дочери.

– Я не сдам тебя, мне это ни к чему. Ты не уйдешь отсюда живой, – без единой эмоции произношу я. Эта девушка отняла у меня всех, кого я любил, разрушила нашу семью, забрала ребенка. Она виновата, что моей девочки больше нет!

Сам не понимаю, как нож оказывается в руках. Господи помилуй! Неужели я действительно готов убить эту тварь? Я думал об этом каждый божий день. Представлял, как вершу суд. Возмездие, расплата… Все, чем я жил эти пять лет, в моих руках. Лучший подарок. Я должен радоваться, ликовать. Но… Я ничего не чувствую. Внутри пустота.

– Давай, сделай то, что хочешь. Люсю похитила я, – провоцирует. Не верит, что пойду до конца? Мне нечего терять. Даже если я сяду на пожизненный, буду счастлив, что наконец выполнил свой отцовский долг. Или… Дело в другом? Она жаждет смерти? – Чего ты ждешь, Макаров, твоя дочь мертва из-за меня.

Голова не соображает, и двух мыслей связать не получается. Колотит, как при температуре. Озноб, жар. Тремор в руках. Сердце, еще мгновение, и встанет. Неужели убийцы испытывают те же эмоции?

Секундное сомнение. Не уследил, как нож из рук выпал. Глупо, никудышный из меня маньяк. «Папа», – в голове голос галчонка. Оборачиваюсь. Ее тут нет. Люся исчезла еще в больнице. Ушла, потому что я струсил. Но сейчас я здесь. Эта тварь отняла у меня самое дорогое! Она должна умереть! Я должен! Голыми руками задушу…

– Ты не убийца, Макаров, – смеется в лицо.

Ошибается. Как же она ошибается. Человеческую слабость за спасение приняла. Пальцы обхватывают шею. Изо всех сил пытаюсь сжать. Дурацкий кулон-бабочка перед глазами, не могу отвести от него взгляд. Дежавю. Все это уже было раньше. Но не так, не здесь. Бред! Грудную клетку сковало, вдохнуть не получается. Ну же, соберись! Слабак, тряпка! Трус! Не выходит. Сил нет. Руки, как две ненужные веревки, на пол падают. Слезаю с чертовки, рядом ложусь. Вот он, тот самый шанс, о котором я грезил столько времени. Еще каких-то пара минут, и все! А что я? Я не смог. Не смог отомстить за свою малышку! Какой я отец после этого?

– Ты не убийца, – повторяет Мельник, в этот раз спокойно. Голову ко мне на плечо кладет. – Я не подставляла тебя, Макаров. И понятия не имею, как эта кукла оказалась в твоей палате. Я здесь, чтобы помочь. Единственный твой шанс выйти чистым из всего этого – найти ребенка. И хочешь ты этого или нет, нам придется работать вместе.

– Почему я должен тебе верить? Я не собираюсь играть в ваши игры.

– У тебя выбора нет. Ты хочешь получить ответы, они у меня есть. Я твой единственный шанс спасти девчонку.

– Тебе-то это зачем? – спрашиваю я. Голос хриплый, если бы не знал чей, не понял. Забавно даже.

– Чтобы остановить его, – пожимает плечами она. Пристально на меня смотрит, глаза не отводит. Искренне говорит. – Отца. Папу, как его называют все девочки.

– Ты одна из них. Дионея, так?

– Называй, как хочешь. – Поднимается, кофту поправляет. – Мне действительно жаль. Люся не должна была погибнуть. Это вышло случайно. Так не должно было случиться.

– А как должно? Ты забрала семилетнюю девочку из семьи! – Останавливаюсь. Пытаюсь взять себя в руки. Эта женщина права, у меня слишком много вопросов, а она единственная, кто сейчас может дать ответ. Придется играть по правилам, которых я не знаю. Эта хорошенькая брюнетка сама может быть жертвой. Таким же похищенным ребенком, только намного раньше, чем моя дочь. – Знаешь, где Ника?

– Нет, но если мы найдем отца, найдем и девочку, – отвечает она, разминая шею. На коже следы пальцев. Нелогично, ведь именно она похитила Люсю. Но сейчас мне ее жаль.

– Не будь дураком, Макаров, – улыбается, заметив мой взгляд. – Я уже мертва, ты бы не смог меня убить. Пойдем. У нас мало времени.

Глава 22

Утопленница

Афанасьев заварил две чашки кофе, поставил одну перед седовласым мужчиной с осунувшимся лицом. Отец пропавшей пятнадцать лет назад девочки, громко отхлебнул пару глотков, дрожащими руками подвинул к себе фотографию Одинцовой.