Ненадежный свидетель

– Очухался наконец, – доносится женский голос. Мельник. Какого лешего она здесь делает? – Кажется, тебя накачали. Подняться сможешь?

– Тебя вместе со мной решили запереть? Где накосячила? – усмехаюсь я. Язык заплетается, речь как у алкаша. – Как ты вообще в изолятор попала?

– Санитара подкупила, – раздается быстрый ответ. – Давай уже, поднимайся. У нас мало времени.

Что за бред она несет? Мало времени на что? Чертовы лекарства. Нужно собраться, голова совершенно не соображает. Только сейчас понимаю, откуда сквозняк. Дверь приоткрыта, из коридора тянет. Недальновидный санитар, стоило закрыть, при первом же обходе спалят.

– Афанасьев подослал? Что, без меня совсем не справляетесь?

Даже забавно. Приятно ощущать себя ценным игроком. И все же не понимаю, зачем она здесь. Я отдал листок бумаги с пометками Павлу Степановичу. Прошло от силы часов шесть-семь. Ночь на улице, передать он бы еще не успел, значит, причина в другом. А если я не ошибся, и информатор она? Пришла, чтобы убить?

– Ты в курсе, что кто-то сливает информацию? – спрашиваю в лоб. Проверка, посмотрим, как отреагирует. Не хотелось бы умереть в роли ничего не понимающей жертвы. – Информатор – ты?

– Ты совсем офигел, Макаров? Я для этого тебя вытаскиваю, по-твоему? – Глаза зеленые выпучила, красивая. Точно не она, удивление искреннее, как и злость. Прибить готова. Так. Стоп. Только сейчас доходит смысл фразы. Что она делает? Вытаскивает меня? Это побег… Глупость. Я не собираюсь бежать. – Одевайся, нам нужно уходить, пока не застукали.

Не шутит. Ботинки, куртка на полу. Подготовилась, на преступление пошла. Значит, все действительно паршиво. Хватит, не мое дело. Я обещал жене, доку… Я действительно хочу вернуть свою жизнь, это только все усугубит.

– Вам нужно искать на детской площадке. Там должен быть ответ. Саша, это все, что я знаю, больше ничем помочь не могу. Уходи. Ты и себе жизнь сейчас ломаешь, и мне. Хочешь работу потерять? Тебя из участка выпрут, когда узнают, погонов лишат. А меня здесь закроют до скончания века.

– Нет, если найдем племянницу начальства. Подполковник Кириллов прикроет, главное – результат. Они близки с братом, Ника ему как дочь. Не будь трусом, Макаров. Мы должны найти ребенка, счет идет на дни. Тебе не все равно, по глазам вижу, – не унимается она. Настырная. – Из-за мальчонки боишься?

– С чего ты решила? – Только бы на Аленку не переключилась, у этой брюнетки не пойми что в голове творится.

– За дуру меня не держи, ты это представление в участке устроил, чтобы сюда попасть. И – о чудо – мальчик нашелся на следующий день. – Смотрит пристально, знает, что права. – Плевать на похищенную девочку, о дочери своей подумай. Они забрали ее тело, может, поэтому она с тобой ходит? Ее душа не может обрести покой. Помочь ей не хочешь? Бонусом племянницу Кириллова спасем, и ты наконец сможешь отомстить. Обещаю, мешать не стану. Ничего не видела и не слышала. Согласен?

– Перед начальством выслужиться хочешь? – усмехаюсь я. Ей и самой плевать на эту бедную девочку. Тут другая причина. Какая – еще не разобрал. Но предложение заманчивое. Мельник права, я действительно хочу найти дочь, как и хочу отомстить. Уничтожить этих тварей, отнявших моего ребенка…

– Я напишу заявление в органы опеки на твою Алену, если не согласишься. Ребенка сутки не было дома, да и ее психологическое состояние оставляет желать лучшего. Ее лишат родительских прав, мальчика она потеряет. Легче стало принять решение?

– Не посмеешь… – рычу я. Если раньше сомневался, что хочу придушить ее, то теперь нет. Голыми руками готов в шею вцепиться.

– Считаю до трех. Раз… – неторопливо начинает она. К черту. Пустая угроза, не сделает. И все же ботинки я натянул. Манипуляция подействовала. Похоже, сам ищу себе оправдание. Мне нужна была веская причина, она мне ее дала, умная девочка. – Вот и славно. Идем, пока нас не застукали.

Восьмой изолятор последний на этаже, камера в холле направлена по косой. Если пройти вдоль стены пять метров, будут решетка и выход на лестницу. Код двери я знаю, давно выучил, но без карты не открыть.

– В кармане, – кивает Мельник. Карта санитара Клюева И.В. Я давно нащупал что-то прямоугольное в куртке, посмотреть времени не было. Илья Викторович ни за что бы не подкупился, верен профессии – почти двадцать лет проработал в этом заведении закрытого типа. Значит, стащили. Не хотелось бы подставлять, нормальный мужик. Но сейчас не до благородных намерений. Придется действовать с тем, что имеем. – С кодом сам справишься или помочь?

– Афанасьев в курсе, что мы творим? – спрашиваю я, как только первое препятствие остается позади.

– Нет, он бы нам обоим головы оторвал. С этого момента действуем вдвоем, облажаться у нас права нет, – пожимает плечами брюнетка. – Двигай давай. Нужно успеть до рассвета.

– И как тебе справку психиатр для работы выдал? – Эта Мельник – неординарная личность, со своими тараканами в голове. Но вопрос действительно интересный, я бы ей в руки пистолет не давал.

Вторая решетка, сворачиваем налево. Я давно продумывал план побега, знаю расположение камер, эвакуационные выходы. Пригодилось. И все же… Не уверен, что верно поступаю. В очередной раз подвожу свою жену, выбирая охоту на монстров вместо нее. В этот раз не простит. Я еще пожалею о том, что делаю. Жизнь ничему не учит.

– Через столовую, – кивает Мельник. Согласен. В четыре часа привозят хлеб, ворота будут открыты, сможем выйти незамеченными.

Двое санитаров. Болтают, по сторонам не смотрят. За угол прячемся, пережидаем, пока из поля зрения скроются. Двери в изолятор мы закрыли, подозрений вызвать не должно. До утреннего обхода никто не заметит, что я сбежал. Время есть.

– Стой. – Александра торопится, но я за руку хватаю, к стене затылком прижимаю. Вот же идиот. Цветочный запах дурманит, и я, как коршун над добычей, завис. Почему меня так влечет к этой женщине? Я люблю жену, это животная страсть. Не более. – Грузчики, ты чуть нас не выдала, – поясняю я, сам в десяти сантиметрах от губ застыл. Ей это тоже нравится, дыхание сбилось, румянец на щеках. Нездоровая личность, ее влечет к таким, как я. – Помнишь мое предложение?

– Макаров, руки убери, а то сломаю, – дерзит. Во что я ввязываюсь? – Может, уже пойдем, или предпочитаешь прямо здесь сексом заняться? Не спеши, подумай. Онанировать придется.

Палец в рот не клади. Сдаюсь, ладони вверх. Хищница, знает себе цену.

Столовая пустая, путь свободен. Камеры здесь только для пациентов, медперсонал не снимают, опасаться нечего. Грузчики вход еще не успели закрыть, удается выскользнуть незамеченными. Вот она. Свобода. Только на этот раз все не так. Слишком много дорогих мне людей подвожу, Аленку, Егора… В конце концов, девчонку эту глупую подставляю, дока, Афанасьева. Неправильно это. Но решение уже принято, дороги назад нет.

– Деньги есть? – спрашивает Мельник. Киваю. Кошелек в куртке, тысяч сорок из тех, что дала жена, еще остались. На первое время хватит. – Хорошо. Поймай машину. Снимешь номер в гостевом доме «ЖюльВерн», документы там не спрашивают, он в паре улиц от березовой рощи.

– Да, я знаю, – отвечаю. Откуда эта информация? Я не был там раньше. Не помню…

– Жди меня и не высовывайся. Приду, как только смогу.

Глава 19

Улика

Афанасьев задумчиво снял куртку, открыл дверь в кабинет. Раннее утро, шести нет. Он давно привык приходить на работу за пару часов до начала смены. Заваривал черный кофе, перебирал материалы дела, обкладываясь стопками бумаг. Один и тот же сценарий, в надежде найти упущенные зацепки. Коллеги подтягивались только к восьми часам, нередко опаздывая на пятнадцать-двадцать минут. И вот же неожиданность – взъерошенный Шурик уже на своем рабочем месте. Парнишка даже головы не поднял, раскладывая какие-то фотографии.

– Ты здесь ночевал? – качнул головой следователь, заваривая две чашки ароматного эспрессо. – Что-то удалось нарыть?

– Роман Михайлович, я как раз вас ждал. Вы просили собрать информацию о пропавших детях. Смотрите, Макаров был прав, здесь есть периодичность! Пять лет. Я взял за основу хорею эту, пришлось расширить поиск, но…

– Не тараторь, – прервал Афанасьев, пытаясь разобраться. – Давай по полочкам.

– Пятнадцать лет назад пропала Божена Денисова, возраст – семь лет. Город Ярославль. Девочку так и не нашли, у ее матери была хорея Гентингтона, она скончалась пару лет назад, отец женился во второй раз, есть ребенок. Живет там же. Десять лет назад – Анастасия Агафонова, того же возраста, Москва. Родители живы, бабка по отцовской линии тоже скончалась от этого заболевания. Пять лет назад пропала Люся Макарова и была еще одна девочка, Екатерина Котова, тоже семилетнего возраста, из Краснодара. Родители были здоровы, разбились год назад, точнее выяснить не удалось. Но отец сдавал тест на это заболевание. Ну и сейчас Кириллова и Тарасова.

– С Викой понятно, ребенок здоров, генетических заболеваний нет. Целью была Ника, но мы и так это уже выяснили. А вот с Екатериной Котовой уже интересней… Когда похитили девочку?

– За пару дней до дочери Макарова, – отчитался Шурик. – Другой регион, сами понимаете. Единой базы в России пока нет, да и делать запрос оснований не было. Вы не могли знать.

– Значит, Люся действительно была не одна… А знаешь, дочь Макарова сказала то же самое! Сам скоро в психушку загремлю. Дочь Макарова сказала! Призраки у нас говорят! Этому есть логическое объяснение, Григорий видел гораздо больше, чем думает. Тебе-то как так быстро удалось раздобыть информацию? – одобрительно кивнул Афанасьев, похлопав помощника по плечу. – Ну ты, Шурик, даешь, удивил так удивил. Молодец!

– Да у меня подруга – хакер, она помогла. В России изучением хореи Гентингтона занимается только один институт, все родители похищенных детей есть в базе, они сдавали анализы. Затем мы просто сопоставили фамилии по делам, установили степень родства. Я толком ничего не делал.

– Значит, ничего не делал? Эх, а я уж было думал выходной тебе дать, – усмехнулся Афанасьев, взяв распечатанные фотографии молодых девушек. – Так может, нам твою подругу вместо тебя на работу устроить? Как думаешь, пойдет к нам в участок работать? – Шурик поднял округлившиеся глаза на Романа Михайловича, с облегчением понимая, что начальник шутит. – А это что?

– Это программа такая специальная, Вася ее у америкосов стащила, ФБР. Ой, она меня убьет… – проболтался парень, сконфуженно втягивая голову в плечи. – Ну, в общем, она пропустила фотографии пропавших девочек через фильтры, так они должны выглядеть сейчас. Никого не напоминает? – Показывая портрет молодой особы с рыжими волосами, довольно хмыкнул подопечный. – Наша Одинцова.

– Похожа. Вот же… Значит, Олеся Одинцова может быть пропавшей пятнадцать лет назад Боженой Денисовой… Сейчас ей как раз должно быть двадцать два года. Макаров говорил, что они обращают детей, в чем-то он прав. Эта девушка не преступница, она жертва. Но, так или иначе, сейчас она помогает своему похитителю. Стокгольмский синдром. Другого объяснения у меня нет, если мифических тварей не учитывать, – задумчиво произнес Афанасьев, раскладывая фотографии на столе. – Значит, что мы имеем? У всех детей может быть генетическое заболевание. Мать Божены умерла от хореи Гентингтона, первая степень родства. У Насти бабка, вторая. Затем были Люся и Катя. Похитили вместе. Первая и вторая. Детей чередовали. У нас есть почерк. Лучше бы действительно были монстры.

– Почему?

– Потому что если в России орудует не стая сказочных чудовищ, значит, у нас под носом на протяжении пятнадцати лет скрывался серийный похититель. Пять пропавших девочек, одна из которых мертва, а вторая предположительно стала соучастницей. Вопрос в том, живы ли остальные…

– Что будем делать? – поинтересовался Шурик.

– Для начала нужно убедиться в том, что Одинцова и Денисова – один и тот же человек. Вызови отца, пусть приедет в Москву. Родители часто хранят ДНК своих детей: волосы, зубы. Нужно провести сравнительную экспертизу. Биоматериала Одинцовой у нас хватает, в общежитии остались ее вещи. Можно считать, нам повезло, – он задумчиво постучал костяшками пальцев по столу. – И еще: найди мне судью, который подпишет разрешение забрать Макарова из психушки. Он нам нужен здесь. Придется надавить на Кириллова, чтобы направил запрос.

– После того, что Григорий Константинович здесь устроил, подполковник не даст «добро».

– Даст, Ника – его племянница, он заинтересован в том, чтобы найти девочку. К тому же дело приобретает совсем другие черты. У нас орудует маньяк, а Макаров – важный свидетель, который знает слишком много, а вот помнит, к большому сожалению, мало. Психиатр его – тот еще… Не идет на компромисс. Упрямый, ничем не пробьешь, – вздохнул Афанасьев, доставая из кармана вибрирующий телефон. – Как говорится, вспомнишь… – Усмехнулся, глядя на высветившийся номер дока. – Доброе утро, Павел Степанович, у вас для меня что-то есть?

– Здравствуйте Роман Михайлович, боюсь, у меня плохие новости. Макаров пропал из больницы. Вам лучше приехать.

– Что? Хотите сказать, Макаров сбежал?

– Вчера вечером у пациента был нервный срыв, он разгромил палату, выбил окно. Мы поместили его в изолятор. Утром на обходе медсестра заметила, что его нет. Я уже сообщил в надлежащие органы, обещали прибыть в течение часа. Насколько я понимаю, вы приедете раньше?

– Разумеется, спасибо, что позвонили. Я уже выезжаю, – Афанасьев недовольно сбросил звонок, опускаясь на стул. – Думаю, ты все слышал? – Шурик молча кивнул. – Так, ладно. Я в психушку. Ну, Макаров… Он у меня точно допрыгается!

– Роман Михайлович, я с вами.

– Куда со мной? Ночь не спал. Круги под глазами, помятый весь. Пара часов у тебя есть, вздремнешь на диване. Считай, это приказ. Нам еще весь день работать, сонный ты мне ни к чему.

– Так точно, товарищ капитан, – кивнул парнишка, широко зевнув. Следователь по-отцовски усмехнулся, покидая кабинет.

Афанасьев припарковался возле психиатрической клиники, оглядывая белое здание советской постройки с трехметровым забором. В голове не укладывалось, зачем Григорию понадобилось сбегать из больницы. Он осознанно устроил стрельбу в полицейском участке после разговора с женой, чтобы попасть сюда. В этом сомнений не оставалось. Значит, что-то изменилось сейчас. А вот что именно, с этим еще предстоит разобраться. Макаров далеко не дурак, знал, чем рискует. Без причины не стал бы подставлять Алену Игоревну с сыном.

– Роман Михайлович, еще раз доброе утро, – кивнул Павел Степанович, подходя к машине. – Пойдемте внутрь, ваши коллеги еще не приехали.

– Да не очень-то и доброе, – вздохнул следователь, пожимая протянутую руку. – Объясните мне, как пациент психиатрической клиники смог сбежать? Здесь трехметровый забор, решетки, камеры, система пропусков. Разве что вертухаев на вышках с автоматами не хватает.

– Роман Михайлович, у нас же здесь не тюрьма, а пациенты не заключенные, – все так же спокойно ответил психиатр. – Но признаю, для меня это не меньшая загадка. Ранее таких инцидентов в наших стенах не случалось. В силу своего опыта позволю предположить, мозг Макарова работает не так, как у большинства людей. Он наблюдателен, подмечает детали, способен просчитывать на несколько ходов вперед. Ко всему прочему, он легко находит подход к людям и способен манипулировать ими. Простыми, общепринятыми словами, этот человек – гений. Опасное сочетание, учитывая его заболевание.

– С ваших слов, Павел Степанович, Макаров – сам сатана, – усмехнулся Афанасьев. – Давайте ближе к делу, у меня мало времени. Мне нужно видео со всех камер наблюдения.

– Зря вы так, Григорий уникален. Я искренне уважаю его и сочувствую его потере. Такие люди, как он, всегда оставляют след в истории, а вот каким он будет, зависит от многих причин, – по-философски ответил доктор, жестом приглашая войти. – Я уже распорядился, чтобы вам скопировали материалы на флешку. Но боюсь, это не поможет, Макарова на них нет. Не знаю, каким образом, но пациенту удалось остаться незамеченным, как и обойти цифровую защиту.

Афанасьев молча покачал головой, направляясь в изолятор. Говорить не хотелось. За время следствия он, к собственному удивлению, привязался к незаурядному психу с диссоциативной манерой поведения. Побег из больницы ставил под сомнение непричастность Макарова к похищению детей. Если он смог сбежать, не засветившись ни на одной из камер, то, возможно, делал это и раньше, возвращаясь в больницу к моменту обхода. Григорий знал слишком много, вел по следу со стопроцентным попаданием. Место преступления, водосток, потайная стена в кафе и так вовремя спасенный ребенок. Следователь сам не раз говорил, что если бы не алиби, то Макаров был бы главным подозреваемым. К тому же Ника Кириллова – вылитая Люся… Складно выходит, как по маслу. Все это время он мог водить их по ложному следу, прикрываясь бредом о чудовищах. И все же… Интуиция подсказывала другое.

– Восьмой. Прошу сюда, – пригласил доктор. – За время лечения Григорий провел здесь достаточно много времени. Дебоши в столовой, бунты пациентов, срыв групповой терапии. У меня было предположение, что он нарочно устраивает все это, чтобы оставаться наедине со своей галлюцинацией. Должно быть, он требовал к себе большего внимания, чем я мог позволить. У нас только в одном из отделений тридцать таких красавцев. Государственная медицина, кадров не хватает. Я не заметил, что с пациентом происходит что-то неладное, но, как я уже говорил прежде, Григорий – хороший манипулятор, возможно, я и сам попался на его удочку. Как и вы, Роман Михайлович. Это действительно сложно признать. Я пытался предупредить вас с самого начала, но вы не хотели слушать.

– Считайте, что сейчас хочу, – хмуро ответил Афанасьев. С доктором общение не заладилось с первого визита в клинику. Слишком мудреный, высокомерный, чопорный. Но не признать очевидного факты не позволяли. Он действительно поверил Григорию и сейчас, стоя в комнате с белыми стенами, искал то, что бы могло оправдать побег. – С внутренней стороны двери изолятор невозможно открыть. Ни ручки, ни замка. Обивка не сорвана. Без посторонней помощи Макаров не мог выйти из изолятора. С чего вы решили, что пациент сбежал? Его могли похитить.

– Роман Михайлович, я ни разу не упомянул о побеге. Григория Константиновича нет в больнице. Каким образом это произошло, разбираться не в нашей компетенции. Моя работа заключается в том, чтобы помочь найти причинно-следственную связь определенного поступка или действия. Но пока вы не найдете господина Макарова, я ничем не смогу помочь, – без единой эмоции ответил психиатр. Следователь нервно скрежетнул зубами, отворачиваясь.

– У вас на каждом этаже установлены цифровые замки. На сервере сохраняются данные, чьей именно картой и в какое время открывали двери? – поинтересовался он, рассматривая выцарапанный на стене рисунок.

– Да, разумеется. Наш санитар, Клюев Илья Викторович. Он работает в клинике практически двадцать лет. Ответственный, добропорядочный, всегда выполнял свою работу без нареканий. Вчера была его смена, сегодня выходной. Старшая медсестра пыталась до него дозвониться, но безуспешно.

– Клюев… Откуда мне знакома его фамилия? Санитар, который в момент похищения находился в спорт-баре, в паре кварталов от березовой рощи. Это уже интересно… – Капитан выдохнул, стараясь сохранять спокойствие. – Мне нужно осмотреть комнату и личные вещи Макарова.

– Разумеется, пойдемте, я вас провожу, – кивнул Павел Степанович, приглашая следовать за ним.

Афанасьев зашел в палату, задумчиво взглянув на двух молоденьких медсестер, согласившихся выступить в роли понятых. Небольшая комната с двумя кроватями. Тумбочка, стол, заклеенное скотчем окно. Убирались недавно. Док предупреждал, что накануне Макаров устроил погром, но сейчас все по полочкам, ни крошки на полу. Окунев знатно гоняет свой персонал, пресекая любую халатность. В конкретном случае это сыграло в минус: ничего, что бы указывало на причину побега или хоть какую-то связь с детьми. Предметы личной гигиены, одежда, книги, сканворды и фотоальбом – обычный набор любого пациента.

– Что здесь происходит? Почему гражданские в палате? – В дверях показались двое молодых парней в форме. Следователь молча достал ксиву, пресекая дальнейшие вопросы. – Товарищ капитан, простите, мы по вызову. Не знали, что…

– Долго же вы по вызову едете, – перебил следователь. – Сбежавший пациент проходит по делу о похищении детей важным свидетелем. Расследование о его исчезновении буду вести я. Вопросы?

– Никак нет, товарищ капитан.

– Хорошо, пока не приехали мои ребята, поможете здесь. Соберите данные медицинского персонала ночной смены. Кто где был и чем занимался по часам. Все понятно? – спросил Афанасьев. Ребята молча кивнули, переглянувшись между собой. – Тогда какого лешего застыли, как истуканы, выполнять.

На глаза попалась неплотно закрытая решетка вентиляции. Макаров утверждал, что его дочь спрятала сломанную шкатулку точно за такой же решеткой. Так и вышло. Но если он говорил о себе? Единственное место в палате, куда не полезут санитары, контролирующие каждый шаг.

– Павел Степанович, не подсобите? – попросил он. Док помог передвинуть кровать, подставляя тумбочку. – Здесь что-то есть, – посветив фонариком, произнес Роман, откручивая руками едва держащиеся болты. – Едрить твою налево, Макаров… Что же ты натворил…

– Вы что-то нашли, Роман Михайлович? – поинтересовался доктор. Афанасьев молча достал фарфоровую куклу с разбитой головой, не веря своим глазам. – Это игрушка одной из девочек? Что это значит?

– То, что мы нашли улику, – односложно ответил следователь, набирая номер Шурика. – Объявляй Макарова в розыск. Есть причины полагать, что он наш главный подозреваемый.

Глава 20

«жюльверн»

Мельник была права, номер в отеле «ЖюльВерн» удалось снять без проблем. Документы никто не требовал, спросили только имя. Представился Иваном Васильевичем Буншей, а молоденькая девчонка на ресепшене даже не улыбнулась. Фамилию дважды спрашивала, все никак записать не могла.

Всего в гостевом доме было восемь комнат, заняты только две. Днем гостей не должно быть много. Мне играет на руку, лишние глаза ни к чему. Это место не для семейных пар, туристов или студентов. Сюда приходят за другим. Как следствие, вытекающая конфиденциальность, не хотят выставлять напоказ факт супружеских измен. У каждого свои пороки. Человеческая природа не идеальна, мы все так или иначе потакаем слабостям. Съеденный торт после двенадцати, ложь начальству, чтобы уйти с работы пораньше или устроить выходной. Даже в детстве мы притворяемся больными, чтобы прогулять нелюбимый урок. Глупо осуждать, это есть в каждом из нас. Но, сказать по правде, сам никогда не понимал неверные пары. Для чего они продолжают играть в счастливую семью, раз за разом причиняя боль дорогим людям? Садизм с элементами мазохизма. Я бы никогда не поступил так со своей женой. Отсюда вопрос, какого черта я делал здесь раньше?..

Однозначно я прежде уже бывал здесь. Знакомый холл, лестница, картина на стене. Я знаю, куда идти. Шестой номер. Сам попросил на стойке ресепшена именно его. От лекарств еще не отпустило, сложно сопоставлять мысли. Голова гудит… Бред. Я не мог. Или?.. Логику не отключить. Стараюсь сам себе найти объяснения, пока не выходит. Большая круглая кровать, ванна-чаша посреди комнаты, шест, барная стойка и душевая кабинка с туалетом. И как все это уместилось в двадцать квадратов?

Оправдаться не выходит. Если я с кем-то и встречался здесь, это была женщина. Я не помню определенный отрезок времени, но сомневаюсь, что в подобном месте мог вести переговоры с частным сыщиком или выпивать с коллегой по работе. Абсурд. Я накосячил перед Аленкой еще до того, как выкопал тело дочери. Вот же идиот! Хорошо, что хоть Люся меня таким не видит, в глаза бы ей посмотреть не смог…

Нужно вспомнить. Необходимо. Кириллов встречался с женщиной перед похищением дочери. Выходит, как и я… Это может быть связано. Каким-то образом я вышел на этих тварей, возможно, именно она стала зацепкой. Голова… Дикая боль, в висках стучит. Давай, чертов изменщик, думай!

Вечер. Да, это точно был вечер. Темно. На улице жарко. Слишком жарко, но бросает в холод. Руки ледяные, даже сейчас пробирает. Шестой номер. За дверью журчит вода. Не уверен, что хочу заходить, или мне сейчас так кажется. Воспоминания путаются с реальностью, не получается разобраться в ощущениях. Открываю. Приглушенный свет. Свечи… На кровати бутылка с вином, фрукты. Я подготовился или она? Ключа в руках нет, дверь была открыта. Здесь гость я…

Девушка сидит возле ванны, руку в воду опустила. Темные волосы, еще влажные… Стройная, молодая. Красивая спина, осанка, руки тонкие. На плече шрам. Она практически голая, кроме полотенца, ничего нет. Нетрудно понять, для чего я здесь. «Мила». Да, ее зовут Мила… Сам произношу имя, мы знакомы. Голос словно не мой. Я раздражен, злюсь. Но почему? «Ты все же пришел», – смеется она. Пронзительный смех, неестественный. Она играет со мной, а я, как глупый мальчишка, ведусь на эту игру…