скачать книгу бесплатно
Поначалу брали ягоду усердно, а потом надоедало и придумывали развлечения. То купаться шли, то перекусить садились. Федька раскручивал леску на черёмуховом удилище и забрасывал в омуток на старице удочку, надеясь поймать хорошую рыбину. Васька с Верой Клековкиной оставалась в земляничнике. У них бидоны были вместительнее, и подходили девочки к измазанным в песке купальщикам с полными посудинами ягод. Ребятня, одумавшись, снова принималась собирать землянику, но звала их к вагончику бригадир Таисья Фроловна Дарьялова, которая успевала к этому времени распорядиться с покосами и сварить суп из мясной тушёнки да заверетенить макароны по-флотски. Накормить пять-шесть ребятишек – не в убыток.
Она первой замечала старание усердных ягодников и хвалила Ваську с Верой, припав к бидонам: – Дух-то какой, – и крутила головой.
Федька приходил с жалким полузасохшим окунишкой.
– Коту на уху, – говорил отец Демид Кочергин. – вон Васька-то сколь ягод нацапала, а ты.
– Ещё успею, – успокаивал Федька отца, но не успевал добрать бидон. Однако хватало для материных похвал и пяти-шести стаканов, набранных сыном.
Красива около Коромысловщины Вятка-река. С высокого берега видно не только низменную пологую равнину и боры, перелески. Река делает поворот, утыкаясь в противоположную дальнюю гряду. Это самая рыбная излучина. А под горой на их берегу уютная полоса пляжа. Здесь пока высокая вода, загорали коромысловские девчонки, резвилась ребятня. Удобное место. Из-под горы бьют три ключа, которым почему-то даны разные названия: Сладкий, Лечебный и Горький, хотя вода в них вроде одинаковая. Видно, не по воде, а по каким-то другим приметам получили они имена.
Чаще всего любили коромысловские девчонки да и дачники из города загорать около Сладкого ключа. Можно и напиться, и ноги сполоснуть перед тем, как надеть обувь.
Деревенские дивились нарядным купальникам горожанок, завистливо любовались ими. Надо же, какие модницы. Отставать от горожанок не хотелось. Тоже что-то вроде купальников морщили или тайком от родителей покупали их в Орлеце и даже в Киров ездили.
А Жанка уже давно начала удивлять коромысловцев откровенными нарядами. Носила колготки в обтяжку, каждая округлость заметна. Иван Родионович сердился:
– Ещё раз увижу – сраку надеру, – грозился он.
– Да все теперь эдак ходят. Не замечал что ли? – вступилась за дочь Анфиса Семёновна.
Пригляделся Иван: и вправду вовсе бесстыдной стала одёжа у молодяшек.
– Добалуешь, – остывая, предупреждал жену.
В этот раз Васька всех перещеголяла, устроив в вырезе лифчика что-то похожее на пышный георгин. Под лифчиком-то уже начало что-то округляться.
Валялись деревенские на песке, роя подземные ходы, насыпая первобытные хижины, сами зарывались в песок, бултыхались в воде около бережка, «пиво варили», будоража воду, брызгались, затеяв «морские сражения», и ревниво поглядывали, как изобретательно отдыхают горожане. Они там, картинно выгнувшись, стояли в тёмных очках, с бумажками на носах, чтоб «кнопочки» свои не опалить. Разноцветный мяч летает красиво, почти не опускаясь на землю. Зазывают парни своих городских подружек в круг. А деревенские такой лёгкий красивый мяч, наверное, не видали. Глазеют со стороны. Не все мячом увлечены. Вон один парень соорудил из песка целый дворец с башенками. Залюбуешься. Очкарик. Наверное, студент-строитель.
Однажды прогулочной походочкой подкатились к деревенским девчонкам городские парни. Один, видать, заводила, внук пенсионерки Куклиной Инны Феликсовны – волосы дыбком, в ухе серьга, в моднючих полосатых плавках, сказал, вскинув руку:
– Привет трудовому крестьянству. Познакомимся! Я – Эдик, это – Миша, – и обнял очкарика, строившего песочный дворец.
– А я Владимир, – отрекомендовался третий, долговолосый. Этот, видимо, артистом готовился стать или художником.
– А вас, девушка с русой косой до пояса, как зовут? – ткнул Эдик рукой в Татьяну. Она уже была десятиклассница, выглядела, как оформившаяся барышня, и стала кокетничать, как барышня.
– Нам с чужими разговаривать мама не велит, – ответила она и потупила взор.
– Какая строгая мама, – посочувствовал Эдик.
Жанка, оформившаяся в фигуристую брюнеточку, наперёд знала, что при знакомстве с ней обязательно уточнят: «Стюардесса по имени Жанна»?». Играя глазами, она обычно отвечала: пока не стюардесса, но на этом свете всё возможно. Эдик, конечно, без удивления удивился: стюардесса по имени Жанна, обожаема ты и желанна?
– Это как сказать. Пока самолёта нет. да и садиться у нас ему некуда, – охотно откликнулась Жанна, готовая продолжить весёлую пикировочку.
– Хотите погадаю, – обратился Эдик к девушкам. – Итак, она звалась Татьяной. Угадал? – и указал на Татьяну.
– Угадали, – разоруженно смутилась Татьяна.
– Это не вы Онегину письмо писали? – подбрасывал вопросцы Эдик.
– Конечно я, – откликнулась Татьяна.
– Но оно не дошло. Меня послали позвать вас лично. Пойдёмте, Танечка и Жанночка, в мячик поиграем, пока он в речку не упал и не утонул.
– Так ведь не утонет в речке мяч, – кокетливо заверяла Татьяна.
– Погоди, Эдуард. А вот девушка, у которой розочка. Мы не знаем, как её зовут, – остановил его Миша.
Васька привередничать не стала.
– Агафьёй меня кличут, – по-зачернушински распевно ответила она. И потупила взгляд для полной схожести со стеснительной деревенщиной.
Девчонки от смеха полезли в песок: «Ну даёт Васька!»
– Не из Таёжного тупика? – спросил, видимо, много знающий вихрастый Миша.
– Оттоль, – смиренно согласилась Васька, что-то смутно слышала о Таёжном тупике, где жила открытая Василием Песковым отшельница Агафья Лыкова.
– Так пойдёмте, Агафья, с нами, – предложил Миша.
Поиграли с парнями в волейбол, поговорили, сожалея о том, что лето очень короткое – с заячий хвостик, и что надо за это лето оштрафовать. Превышает скорость. Не успели оглянуться, а уже конец июля.
Миша умел говорить непонятно и красиво.
– Ты, Агафья, поразила моё воображение, – сказал он Ваське.
– Да где уж нам, барин, знать с ваше, – откликнулась она. Недаром «Барышню-крестьянку» прочитала. Всё складывалось, как в книге.
Девчонки зауважали Ваську Чудинову. Сумела разыграть такое забавное знакомство, что Миша не раз смеялся, называя её и Агашей, и Агой, а когда узнал, что она Василиса, ещё больше развеселился. Сказочка да и только.
Всем девчонкам захотелось так же, как Васька, разыгрывать людей при знакомстве. Татьяна объявила, что она будет Нюрой, Светка – Дуней, Жанна стала Акулькой, а подружка Верка назвалась Палашкой. До упаду хохотали. Самым преданным подружкам предлагали найти новое деревенское имя и вступить в их союз.
С такими именами стало куда веселее и интереснее жить. Не говорили, а «баяли» и «бахорили», вместо «тут» – было «тудотка», вместо «так» – «эдак».
Но лучше всех удавалось говорить и петь по-деревенски Ваське. Она же в своей Зачернушке у бабушки Луши практику проходила. Жалко из-за учёбы теперь редко удаётся у неё бывать. А там все свои, и бабушка, наверное, тоскует. И гармонь где-то бездействует в клети.
Если говорить о школьных годах, то Ваську учителя не сильно хвалили. Дело в том, что она была ершистой, неуступчивой, и, как говорила мать, поперечной. В начальных классах из-за того, что вертелась, посадили на первую парту. А потом заслонять стала коротышам доску и перебросили на «камчатку». В перемену или по дороге домой могла иного разыгравшегося одноклассника так портфелем огреть, что ой-ой. Конечно, не смертельно, но парня бросало в сторону. А если начнёт парень сдачу давать, Васька не затруднится и по шее смажет. Особенно доставалось Федьке Кочергину. И не пожалуешься. Парень!
Больше других учителей полюбилась Ваське классный руководитель – литераторша Татьяна Витальевна. Всегда чёткая, ладно одетая, уверенная, она вносила с собой в класс радостное оживление, ожидание чего-то удивительного и необыкновенного.
– Ну что, мальчики-девочки, прежде всего начнём разминочку, – по-спортивному говорила она. «Разминочка» заключалась в том, что весь класс хором декламировал стихотворение.
– Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя? грохочет в небе голубом, – дирижировала Татьяна Витальевна, беззвучно шевеля губами. Слова должен был произносить класс.
– Вот и солнце встаёт, из-за пашен блестит, за морями ночлег свой покинуло, на поля и луга, на макушки ракит золотыми потоками хлынуло. Дальше, дальше, дети.
Вначале неуверенно, вразнобой звучали голоса, а потом, обретя лад, превращались в дружный напев.
Такая «разминочка» Ваське да и другим ребятам помогла запомнить немало стихов, которые сохранились навсегда в памяти.
Другие учителя жаловались на парней из этого класса:
– Дерзкие, непослушные, шуточки всякие отпускают. И девчонки тоже. Особенно Чудинова.
А Татьяна Витальевна свой класс подхваливала.
– В Коромысловщине люди особенные – вольные, свободолюбивые. Мальчишки, выросшие около реки, деятельные. Предприимчивые, сильные, трудолюбивые и за словом в карман не лезут. Они ведь потомки бурлаков, плотогонов и лоцманов, – доказывала она в учительской.
Коромысловские парни млели, вдруг обнаружив в себе кучу достоинств.
Иногда и девчонок хвалила Татьяна Витальевна.
– Здесь огуречницы, капустницы – мастерицы-огородницы. Огурцы бочками на север в Воркуту возят, – и поручала ребятам найти сведения о Коромысловщине, чтобы создать историю села.
– Бабушек и дедушек расспросите.
И приносила ребятня воспоминания старушек о давнем и не очень давнем прошлом. Конечно, Васька писала о Зачернушке.
Татьяна Витальевна считала, что учение должно идти через развлечение и увлечение, хотя многие учителя-предметники не соглашались с ней.
– Вприплясочку норовишь, Татьяна Витальевна, учить. А где пляс, если я химию преподаю – аш два о, или в алгебре?
– Благодаря игре, например, легче запоминаются правила и исключения, – не соглашалась Татьяна Витальевна. – Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Тут и физика, и игра, и стих, поэтому и помнят ребята.
У самой Татьяны Витальевны ко многим правилам и особенно «исключениям» из правил были подготовлены рисунки, таблицы, весёлые скороговорки.
– Когда после «ц» пишется «ы»? – спрашивала она. – Редко. Запомните: цыган на цыпочках цыплёнку цыкнул «цыц».
И нарисован был цыган, который грозил цыплёнку пальцем.
А к исключениям на «ж»: уж, замуж, невтерпёж была оформлена целая картина: девица любуется в окошко на молодца, который проезжает на коне мимо её дома.
Видимо, баловалась Татьяна Витальевна стихами, потому что тянуло её зарифмовать не только исключения из правил, но и сами правила.
Слитно пишется всегда:
Никто, нигде и никогда.
Такое немудрёное двустишие оставалось в памяти, как детская считался вроде: «Ехала торба с высокого горба. В этой торбе хлеб, пшеница, кто с кем хочет пожениться?»
Для средних классов придумала Татьяна Витальевна плакатики по правописанию вроде такого:
Чтобы впрок пошло ученье,
Запомни крепко исключения:
Шоколад, шофёр, крыжовник,
Шов, шоссе, обжора, шорник,
Капюшон, жокей, трущоба,
Шорох, шомпол и чащоба.
Слоги «жо» и «що», и «шо»
Теперь запомнишь хорошо.
Для старшеклассников легко укладывались у Татьяны Витальевны в стихотворение правила по синтаксису:
Запятую без сомнения
Ставь в средине предложения
Перед чтобы, что, когда,
Потому что, где, куда.
Знаю, что ты мне принёс,
Но не знаю, где наш пёс.
Василиса даже напевала эти стишки, летя вприпрыжку из школы домой.
Однажды Татьяна Витальевна привела в класс настоящего писателя, заехавшего в Коромысловщину то ли по газетным делам, то ли к знакомым. Правда, Васька представляла писателей совсем другими. Этот был вовсе не кудрявый, как Пушкин, не бородатый, как Лев Толстой или Достоевский, а тощенький, хрупкий, но необыкновенно подвижный и весёлый. Он читал свои шуточные стихи, сыпал загадками, а потом сказал, что все, кто задаст самый умный, самый вредный или самый весёлый вопрос, получат от него в награду книжку с автографом.
– А я не верю, что вы писатель, – вскочив, выпалила Васька.
– Это почему, – смутился тот и начал читать стихи, чтобы Васька поверила, что он поэт.
Ваське хотелось получить книжку с подписью писателя и она задала, как ей казалось, очень умный вопрос: влияет ли имя на судьбу человека. Писатель начал рассказывать про знаменитых Александров, Татьян, Иванов.
– А есть имена, которые имеют особый смысл. К примеру, Пётр – это камень. Петрография – наука о камнях. София – мудрость, Виктория – победа, а Надежда, само собой разумеется, – надежда и есть, – сказал он.
Чтобы писатель окончательно не запутался в именах, Татьяна Витальевна пришла на выручку:
– Толпа поэту не указ. – Хотя толпа-то молчала, одна Василиса изводила писателя. – Вопрос вам задала Василиса. К сожалению, она пока не Премудрая, – объяснила Татьяна Витальевна, вновь взяв под защиту писателя.
– Почему не Премудрая? – не согласился писатель. – Всё впереди. Будет и Премудрой, и Прекрасной. – Вогнал Ваську этим предсказанием в краску, но она не сдалась и подбросила ещё вопрос:
– Вот вы говорили о своих двоюродных братьях Архипе и Платоне, а сколько у вас троюродных?
Писатель схватился за голову.
– Достала ты меня, Василиса Премудрая. Не знаю я, сколько у меня троюродных братьев, но я их подсчётом займусь, – пообещал он.
В общем, этот вопрос посчитал писатель самым умным и самым вредным одновременно и подписал Ваське книжку со стихами: «Василисе „Премудрой“ с надеждой, что будешь и Прекрасной». Девчонки любопытничали, чего писатель насочинял, но Васька смутилась надписи и засунула книжку в сумку и никому не показала. На смех поднимут, дразнить станут.
