скачать книгу бесплатно
Неужели своих у него не хватит?
– Сколько просишь за неё?
Мастер назвал цену. Иван Родионович озадаченно крякнул. Недёшево ценил свой труд Николай Васильевич. Совсем недёшево.
– А Василискина «черепашка» сколько потянет?
Николай Васильевич назвал цену. Эта была куда дешевле, но всё равно выходило, что надо было выложить все деньги, заработанные на уборке. А комбайн его ходил нынче как заведённый. Комбайнер Чудинов как угорелый до поздней ночи жал зерновые, пока не падёт роса. И так два месяца. Гордился. Увесистым получился заработок.
– У тебя зарплата-то хорошая? – подзудил мастер. – На хлеб и икру хватает?
– Хватает, – ответил Иван Родионович.
– На красную или чёрную? – уточнил мастер. Умел уесть.
– На кабачковую, – откликнулся Иван. – Ну как, Вась? Берём?
– Не знаю, – пожала плечами Василиса. Её ошеломила стоимость, названная Николаем Васильевичем. От такой цены волосы дыбом поднимаются.
– Беру и ту, и ту, – решительно сказал Иван Родионович и полез в карман за деньгами.
– Ну ладно, полштуки-то я сброшу. Чувствую, игрок ты от Бога, – подобрел мастер. – И девочка ловко играет. Надо поддержать вас.
Выходили они от мастера обрадованные и сконфуженные одновременно. Вроде исполнили свою заветную мечту. Завели гармони, но оказались с пустыми карманами. А что скажут дома Анфисе Семёновне? Она ведь наказала купить куртки для Жанки и Светки, Василисе зимние сапоги, ей самой шубу каракулевую. С больших-то денег можно. А денежки – тю-тю. Улетели. На что эти наряды брать теперь?
– Матери-то не говори, сколько мы вбухали, а то визгу будет. Не пустит она нас в дом, – предостерёг Иван Родионович Ваську.
– Не скажу, – пообещала Васька, прижимая к боку гармошечку.
Видно, всю дорогу ломал голову Иван Родионович, как ему быть, где перехватить денег, чтоб явиться домой не с пустыми руками и чтобы не заподозрила Анфиса Семёновна истинную цену гармоней. Тогда слёз и ругани будет досыта.
Не доехав до Коромысловщины, попросил Иван Родионович шофёра высадить их у повёртки в Зачернушку.
– Бабулю надо навестить, – объяснил он Ваське. Явно оттягивал время появления перед всевидящими строгими глазами Анфисы Семёновны.
Баба Луша расцвела при виде дорогих гостей. Ой, ой, – захлопотала, неся на стол из клети и холодильника всё, что приберегала на случай, если они появятся.
Иван ходил, будто заново оглядывал стены родного дома, многочисленные фотографии в раме, где отец ещё в гимнастёрке с медалями, а сам он лихой босой пастушок стоит с шелыганом-кнутом на плече, коров тогда пас. Вот вся семья: и мать, и отец, и он посерёдке. Это перед отъездом в училище механизации.
Показали Лукерье покупки. Сначала Василиса сыграла, потом Иван показал, какая голосистая ему досталась вещь.
Решившись, наконец, сказал, чтоб пошла Васька в хлев, проведала свою младшую Вешку. А это время он успел признаться матери, что просадил на покупки гармоней все свои деньги, боится дома появляться, и только мать может их спасти.
– Дак ведь не пропил ты деньги-то, а музыку завёл. Почто ругаться-то? – поспешила оправдать сына Лукерья. Скоко надо-то?
– Да много. Но я ведь верну. Долг платежом красен, – заверил с жаром Иван.
Последние слова мать будто не услышала.
– Гробовые-то, похоронные мои так жо лежат, – сказала она и полезла в кованый, ещё невестинский сундук, достала сложенный конвертом белый плат, в котором завёрнуты были бережно разглаженные, наверное, не раз пересчитанные купюры. Подвинула Ивану хорошую папушу сотенных.
– Хватит ле?
– Извини, стыдно нам, – смутился Иван, – да кроме тебя никто нас не спасёт. Ещё бы полтысчёнки надо.
Мать подвинула больше, чем полтысячи, и облегчённо весело сказала:
– Гли-ко, гробовые-то на веселье пошли. Придётся ещё пожить, – и засмеялась, сияя голубыми глазами. Умела она найти в плохом приятное. – Говорят, молодость – это когда жить завлекательно, – добавила для оправдания. Какие наши годы!
– Спасибо, ма, – дрогнувшим голосом выговорил Иван.
Когда Василиса, обрадованная свиданием с Вешкой, вернулась в дом, Иван уже деньги в карман спрятал и, вновь расхваливая гармонь, играл: «Тихо в поле, в поле под ракитой». Настроение у него поднялось. И Васька, схватив полубаян, подыграла ему.
Бабушка Луша жила экономно, новой одежды не заводила. Куда она ей? В Зачернушке приятней в своей старой ходить, а на выход вон сколько Анфиса Семёновна своих, потерявших моду кофт да пальто навезла. Пенсия, слава богу, теперь не обидная да ещё за проданное молоко кое-что ей перепадает. Знала, что в большой Ивановой семье хоть живут справно, непременно случится такое, когда «поголу забегает», и потребуется ей добавлять сыну деньжат взаймы без возврата. Девкам да бабе обязательно что-нибудь приглянется. Известно ведь, курицу не накормишь, бабу не оденешь. А ей-то, старухе, к чему деньги? Вот только гробовые. А у самой-то расходы невелики.
– Гармошечка-то махонькая пусть от меня Васе в подарок будет, – обнимая внучку, наказала бабушка Луша.
– Ой, спасибо, – обрадовалась вдругорядь Васька гармони.
Дома, в Коромысловщине, чтоб избежать допроса с пристрастием, с порога объявил Иван Родионович, что повезло им с Васькой, купили задёшево сразу две гармони. А что касается покупок для дочерей, то в нарядах он не разбирается, пусть сама Анфиса с ними едет, и выложил денежки на стол. Анфиса Семёновна всё-таки что-то заподозрила. Не те купюры положил перед ней Иван, какие увозил, да и сложены бережно, ниткой перевязаны. А чтоб расспросов не было, закатили они с Васькой семейный концерт. И на радостях, конечно, пропустил он стакашек из согревшейся в кармане поллитрухи. А с пьяного какой спрос?
Отцовскую тайну с покупкой гармоней хранила Васька верно и это её не угнетало. Всё равно иного выхода не было. А гармони играют. А для бабушки отец и сено заготовит, и дров напасёт, и гостинцев привезёт. Всё это никакому подсчёту не поддаётся. Свои родимые люди, как не выручить?
Уже в ближайшую субботу, когда съезжались в Коромысловщину ставшие горожанами дети крестьянские, объявила клубарка Зоя Игнатьевна семейный концерт Чудиновых. Иван свои наигрыши показывал, и агрономша Галина Аркадьевна Бушмелева порадовала зрителей сильным красивым голосом.
Галина Аркадьевна женщина броская, с решительным лицом. Решительности этой добавляли тёмные сросшиеся брови и тёмный пушок на верхней вздёрнутой губке. Многие заглядывались на неё.
Месяц спрятался за рощу,
Спят речные берега…
Хороши июльской ночью
Сенокосные луга…
Только я ли виновата,
Что утеряно кольцо,
Что ладони пахнут мятой
Да ромашковой пыльцой.
В небе вспыхнули зарницы,
Над рекой туман поплыл.
И уж время расходиться,
Да расстаться нету сил.
Три раза заставляли любящие сенокосную пору коромысловцы повторить эту песню, и Галина Аркадьевна три раза пела, вкладывая душу в исполнение, а Иван Родионович так прочувственно играл, что не восторгаться было нельзя.
Зато Василиса с позволения клубарки выдала такую озорь под свой полубаян, что зрители крутили башками: ну Васька даёт! И только учительница Татьяна Витальевна хмурилась: нельзя школьнице эдакое петь, пусть и на злобу дня, да в Коромысловщине всё это дозволялось. Лишь бы весело было да попадало не в бровь, а в глаз. Конечно, добавила Васька от себя к зачернушкинским частушкам. Наверное, в этом и ценность их была.
Вы на праздник собралися,
Весели нас, Василиса.
С уважением к селу
Вас сейчас повеселю.
В Коромыслах у магазина
Два подкидыша лежат.
Одному лет сорок восемь,
А другому шестьдесят.
А про наши магазины
Злая славушка бежит:
Что получше, подешевле
Под прилавочком лежит.
Сыграй, милая гармошка,
В сельмаг послали босоножки.
Мои ножки топнули,
Босоножки лопнули.
За прилавком я стою,
Дефициты раздаю
И подружкам, и родным,
Председателям своим.
Спать не любит наш Фомич,
С рассветом поднимается.
А те, кто любят магарыч,
На работе маются.
В Коромысловщине грязь,
Комбайн по ступицу увяз.
Ох, весёлая пора —
Комбайн тянут трактора.
Я по улице хожу,
Председателя бужу.
Председатель, выдай замуж,
Я доярочку рожу.
Сыграла всё гармошечка,
Взбодрила вас немножечко,
А как праздник провожу,
Гармонь на полку положу.
Все Василисины намёки продавщице, пьянчугам, хоныге Матвею Исайкину и председателю Григорию Фомичу поняли коромысловцы. Усердно хлопали. А продавщица в слёзы. Пришлось самой Анфисе Семёновне ходить за хлебом, потому что на Ваську продавщица даже смотреть не хотела.
Председатель колхоза Григорий Фомич растрогался и сказал Ваське:
– Бес ты, а не девка, – и вручил дефицит – коробку конфет, а «подкидыши» надули губы. Ну, Васька, погоди. А Ваське хоть бы хны.
Ну а Ивану и после концерта пришлось играть. Всю новёхонькую рубаху на животе истёр. Старался по полной оправдать покупку гармони.
О том, что неспроста так чувствительно подыгрывал песням агронома Бушмелевой Иван Чудинов, кое-кто догадывался, а Васька открыла это в поле, когда дожинал отец ячмень около деревни Опаринцы. Там поле сырое и пришлось жать уже по застылку. Васька была у него вроде помощника комбайнера. Нравилось ей управлять «Колосом», хотя никаких прав у неё не было, но уверенно работала. С малых лет рядом с отцом у штурвала была. Постигла.
Подъехала как-то на мотоцикле к их комбайну агроном Галина Аркадьевна. Беретик модный, на бочок, куртка новенькая, красная, вся на молниях. Отец сразу комбайн остановил.
– Работаем? – спросила агрономша.
– Нет, блин, отдыхаем. Вон с пяти утра катаемся, – откликнулся он.
– Как намолот?
– Да какой намолот. Солома одна, – разочарованно поморщился отец.
Говорили о привычном, обычном. А отец вдруг с комбайна сошёл, наказал Ваське, чтоб управлялась без него. Он же съездит за запчастью в мастерские. Галина Аркадьевна довезёт. Когда он вернётся, бункер ещё не наполнится. Урожаишко-то так себе на этом участке.
