Поцелуй феи. Книга 1. Часть 4

– Ну, милый, нас никто не видит, и вообще какая разница, кто что подумает? – пожала плечиками Лала. – Главное, что мы думаем сами. О тебе все были плохого мнения в твоих краях. А я тебя люблю. Мне важно, что я сама о тебе думаю, что моё сердечко к тебе чувствует. И всё. Причём тут чужие?

– Пожалуй, ни при чём, – согласился он.

– По поводу, обратись я старушкой… Мужчины любят глазами, тебе сложнее бы было это принять, – кивнула Лала. – Дело даже не в самой старости, а в том, что мой образ слишком поменялся бы для тебя на непривычный. Но ты бы быстро принял его. Ведь ты бы знал, что это я. И что мне будет горестно, коли не обнимешь. Ты добрый, Рун. И магия бы была, поверь мне.

– Может и так.

– И, между прочим… это очень трогательно, Рун. Ты не представляешь, как. Я рада, что познакомилась с тобой и вот таким. Ты чрезвычайно милый, и добрый будешь дедушка. И весёлый. Твоей жене будет хорошо коротать с тобой старость. Это воспоминание о тебе, вот таком, останется для меня очень дорогим и тёплым. Обычно нужно прожить всю жизнь вместе, чтобы узнать любимого стареньким. А я теперь знаю и так. Ты ещё ближе мне стал как будто. Намного. Прямо родной.

– А раньше, значит, был неродной? Эх ты, – укорил он её с юмором. – Обнимаешь, обнимаешь месяцами, а всё незнамо кто для неё.

– И раньше был родной, – улыбнулась Лала. – А теперь ещё роднее.

– Ну ладно, коли так. Долго мне ещё стариком-то быть? Надоело, поясницу ломит.

– Скоро помолодеешь, заинька. Потерпи.

– Старый заинька, – поиронизировал Рун. – Я понял, почему я тебе так нравлюсь дедушкой.

– И почему же?

– Потому что я раскрасавец.

– Ну, этого у тебя не отнять, – рассмеялась Лала. – Я снова счастлива, суженый мой. Совсем-совсем. И даже ни тёмного пятнышка не осталась в сердечке из-за наказания. Это не было наказание, Рун. Это была награда. Просто… каждый получает то, что заслуживает. Я обязана была его вознаградить. Таковы законы волшебства.

– Вполне возможно это и правда награда, – поделился мыслью Рун. – Через год наверняка станет прекрасным человеком. Спешащим всякому на помощь. Уважать его начнут и любить люди. Это дорогого стоит.

– А ведь верно! – поразилась Лала.

– Ну, или будет ходить с распухшим задом, – весело захихикал Рун.

***

Рун и Лала зашли в покойную прохладу своей комнаты.

– Фу, – выдохнул он устало, запирая дверь. – Притомился за сегодня. Скорей бы поужинать и спать. Заметила, как на меня народ глазел в харчевне? Такая толпа, а едва мы появились, все смолкли. И тишина. Гробовая. У меня аж мурашки по коже. Ещё дяденька Уго уставился, прямо сверлил взглядом. Вот же незадача. Где-то мы неосторожны были. Или в пении котов всё же меня сочли виновным.

– Не переживай, милый. Ты великий врунишка, найдёшь, как всех провести, – улыбнулась Лала, садясь на кроватку. – Иди лучше ко мне, полежим, ожидая ужин. Мечтала об этом. Отдохнуть в постельке в твоих объятьях. Тоже устала, хоть и не носила вязаночку. Спасибо, что избавил меня от этого. Мой рыцарь надёжный.

– Рад, что угодил столь прекрасной деве, – добродушно ответствовал Рун.

Он скинул башмаки, тоже забрался в кровать, прижал Лалу к себе. Она сразу аж словно вспыхнула, озарившись улыбкой во всю ширь личика.

– Какой замечательный был денёк, правда? – поделилась она своими светлыми переживаниями. Её голосок был полон умиротворения, счастья и тепла. – Столько всего произошло. Кошечки пели нам, я молилась в храме, обнятая нежно, помогли дедушке, танцевали на площади. Крысочка подарила нам монетки. Мы были на базаре, кушали вкусненькое, я смотрела товары местные, мерила платочки и накидочки, узнала тебя старенького, какой ты будешь милый да весёлый дедушка, сотворила большое классическое чудо, как в сказках. Пусть результат не очень, но всё равно. Мы обнимались на речечке. Долго-долго. Столько всего. Незабываемого. Ла-лала-лала.

– Да, день был… хороший. И сейчас неплох, – согласился Рун тихо, любуясь на неё. – Ещё бы старость побыстрее отступила. Почитай до самого вечера продержалась. Молодым приятнее обниматься. Ничего не болит.

– Ну, заинька, я не виновата, – мягко стала оправдываться Лала. – Магия слишком сильная во мне. Я не привыкла такой управлять. Старалась на ненадолго тебя зачаровать, и вот что вышло. Ты виноват. Разрешал бы мне почаще колдовать, я бы быстрее научилась делать это более умело.

– Да я как бы и не запрещаю, – с юмором проронил Рун. – Просто… за всё надо платить.

– Мечтай и дальше. Об оплате, – иронично молвила Лала, слегка покраснев.

Они смотрели друг на друга, улыбаясь, оба очень счастливые. Лала покраснела ещё сильнее.

– Знаешь, солнышко, – произнёс Рун искренним тоном. – Наконец я понял важную вещь. Сегодня в храме. Почему я избранный. Ведь боги меня как бы избрали, послав тебя. Знаешь почему?

– И почему же, суженый мой?

– А просто так. Нету никакой причины. Люди, когда им небо благоволит, думают, они особенные. Но это всегда случайность. Бог ткнул перстом не глядя, указал на тебя, и вот ты уже и избран им. Не потому, что он тебя особенно любит, не потому, что расположен к тебе. Просто ты ненароком попался ему под руку. Это твоя личная удача.

– А разве удача не по воле богов происходит? – поинтересовалась Лала, буравя его с нежностью очаровательными глазками.

– По воле. Но они и её распределяют случайным образом, не разбирая, кто им попался. Иначе бы везло всегда праведникам, а злодеи были бы невезучи.

– Ну, ты прямо философ, Рун, – развеселилась Лала. – Нашёл о чём думать, когда обнимаешь невесту прекрасную.

– Так в том-то и дело. Я всё думал, за что мне это даровано богами? Такое счастье. Обнимать тебя.

– Это не нуждается в осмыслении, в поиске причин, – по-доброму сказала Лала. – Обнимай меня, пока я рядом. Моменты счастья мимолётны. Пройдут, и будешь вспоминать потом.

– Всё-то ты знаешь, милая, – усмехнулся он.

– Всё-всё, – подтвердила Лала, сияя. – Я умненькая. Между прочим, я тоже избранница небес, каких поискать. Может даже удачливее тебя. Ты хоть понимаешь, мой котик, что такое для феи объятий найти себе кавалера, который любит обниматься ещё больше, чем она?

На последней фразе её разобрал тихий смех, мелодичным колокольчиком наполнив комнату.

– Я не был таким поначалу, – тоже рассмеялся Рун. – Ты приучила. Ну как это не полюбить, когда ты такая хорошая, когда радуешься моим объятьям, прямо довольная-довольная. Посмотришь на это, и сердце поёт. Это невыносимо приятно, делать тебе приятное.

– Ой-ёй-ёй! Спасибо, любимый. Такие сладенькие слова для ушек, – восхитилась Лала.

Они замолчали, глядя друг на друга. Не всегда нужно говорить, чтобы выразить чувства. Личико Лалы вдруг покрылась ярко алым румянцем.

– Солнышко, ты меня пугаешь сегодня, – озадаченно поведал Рун мягким тоном. – Ты чего краснеешь задперёд?

– Ничего, – буркнула она смущённо.

– Это печально, – вздохнул Рун.

– Почему же?

– Ну… выходит, ты мне не доверяешь в чём-то. Мне вот… стыдно с тобой обниматься при ком угодно. Стыжусь других людей, при них подобные нежности выказывать. А тебя нет, наоборот. Знаю, что не обидишь, не станешь насмехаться, не плюнешь в душу. Согреешь лишь её, и всё. А ты почему-то меня стесняешься как будто. Начала с недавних пор.

– Какие же вы, мужчины, всё-таки, – посетовала Лала с жалостливым сожалением. – Недогадливые. Всё понимаете прямо противоположно.

– Противоположно?

– Да. Я не тебе не доверяю, котик. Я себе немножко перестала доверять.

Рун призадумался, пытаясь осмыслить услышанное. На его физиономии отобразилось недоумённое выражение.

– Вот какой ты нехороший, суженый мой, заставляешь меня признаваться в таких вещах, – осуждающе и сконфуженно покачала Лала головой, поняв, что ни к каким выводам он так и не пришёл. – Сегодня… когда мы… когда твоё лицо было слишком близко. Я посмотрела на… твои губы, подумала о жертве. И что-то разволновалась. И до сих пор… волнуюсь. Думаю об этом, не могу перестать.

– Боишься расплаты? – аккуратно предположил Рун.

– Да что ж такое то! – простонала Лала. – Ох, Рун.

– Ну… если не боишься… Значит… хочешь?

– Немножко, – расстроено подтвердила она. – Даже вот думаю. Взял бы ты и насильно меня поцеловал. Но ты не целуй меня, Рун. Если поцелуешь так, я не смогу с тобой остаться.

– Лала, – улыбнулся Рун ласково по-доброму. – Ты зря переживаешь. И волнуешься понапрасну. Даже я понимаю, что целоваться беспричинно тем, кто не помолвлен по правде, это ущерб для чести. Это нельзя. Так что доверяй себе. И мне. Ты хорошая, ты не пойдёшь против чести. И я точно не поцелую насильно. Но жертвы, когда придёт час расплаты, возьму, об ином и не мечтай. Они как раз твой долг чести.

– «Они», – передразнила Лала с мрачной иронией. – Ты сильно-то не надейся, любимый.

– Ну, она, – усмехнулся Рун. – Одна тоже неплохо. А вообще, ты меня очень удивила. Не ожидал, что ты захочешь сама. Всегда: «жертва, жертва». Вот так жертва.

– Я же не железная, зайка. Я живая. Поцелуи, это следующая ступенька.

– Ступенька?

– Да. Нежности. Сначала объятья. Первая ступенька. Потом ласковые имена. Потом ласки. Дальше вот это. Поцелуи, это квинтэссенция нежности, которую двое могут подарить друг дружке.

– Что такое «квинтэссенция»?

– Ну… высшая степень, самое большое, – объяснила Лала. – Чувству нежности хочется отдаться. Полностью. Когда оно уже такое… сильное в романтических отношениях с кем-то. Хочется раствориться в нём до конца. Вот.

– Просто признайся, что влюблена по уши, – рассмеялся Рун.

– Всё может быть, – лукаво улыбнулась Лала.

– Я бы хотел с тобой… вот эту самую… Квинтэссенцию, – серьёзно сказал Рун. – Знаешь, Лала, чего я совершенно не понимаю? Как может быть, что я хочу жертв?

– Почему же это, Рун? – чуточку растерянно и обиженно посмотрела на него Лала.

– Вот послушай, – мягко отозвался он. – Ещё в детстве я отчётливо понял такую вещь: если ты что-то не испытал, не попробовал, ты не можешь этого хотеть. Я в детстве решил никогда не пробовать хмельных напитков. Если не попробую, то не узнаю, что это, и потому не смогу желать их. Мне не придётся постоянно бороться с собой, в поисках ли меры или попытках перебороть пагубную склонность ради близких. Многие мучаются, бросают пить и снова срываются. Губят себя и к нищете приводят свои семьи. А мне мало того, что всё это не будет грозить, я ещё и буду жить в спокойствии, в душевном равновесии, без внутренней борьбы. Это дорогого стоит.

– Это очень мудро, – искренне похвалила его Лала.

– Это я случайно придумал, – признался он. – Но считаю, что удачно. Повезло. Это работает. Я понятия не имею, зачем люди пьют хмельное. Меня не тянет совершенно. Даже наоборот, тянет держаться подальше от вина. Но вот же странно. Я никогда не целовался. Однако я этого очень хочу. Я очень хочу твоих жертв. Вот как так?!

– Ох, Рун, ну и наивненький ты у меня, – тепло разулыбалась Лала. – Что такое поцелуй? Мы же сейчас только об этом говорили. Поцелуй, это нежность, которую двое дарят друг дружке. А нежность ты знаешь что такое.

– И правда! – поражённо молвил он. – Лала, ты очень умная. Для меня это была прям загадка. А ты сразу поняла, в чём дело.

– Ну, милый, девушкам дано такое понимать. У мужчин свои таланты, у женщин свои. Подобное нам дано понимать гораздо более, чем вам.

– Похоже на то. Но всё равно, – Рун уважительно покачал головой. – Всё по полочкам про отношения.

– Так и есть, – подтвердила Лала, лучась улыбкой.

В этот момент в дверь постучали.

– Ужин! – раздался знакомый девичий голосок.

– Иду! – крикнул Рун, поднимаясь с кровати.

– Ох, как кушать хочется, – обрадовалась Лала.

Она села. Рун быстро обулся, торопливым шагом подошёл к двери, распахнул.

– Добрый вечер, Нур, – произнесла Вая, улыбаясь радушно.

– Добрый, – ответил коротким приветствием он, и отступил, пропуская её.

– Что это? – удивлённо встрепенулась Лала. – Почему она с тобой так ласково здоровается, Рун?

На её личике начала проступать подозрительность.

– А это было ласково? – притворив дверь, с острожным сомнением осведомился Рун.

– А то ты прям не заметил, – обвиняюще и расстроено заявила Лала.

– Нет, – озадаченно пожал он плечами.

Вая тем временем стала составлять еду с подноса на стол. Ставит, а сама так и поглядывает.

– Зачем она не тебя так смотрит? – с ещё большим подозрением задала вопрос Лала. – Что происходит, Рун?

– Нур, говорят, ты великий колдун, – поведала Вая.

Она скорее утверждала, чем спрашивала. В тоне её слышалось много всего – любопытство, глубокий интерес, многозначительность, пытливость, дружелюбие, капельку иронии и бесконечность всего другого, чего и не разберёшь так просто. Целая гамма весьма выразительных чувств, какие только юная девушка может испытывать к парню, считая его выдающимся загадочным молодым магом, который заслуживает её внимания.

– Я? – искренне изумился Рун. – Впервые слышу о себе подобное.

– Ты-ты, – проронила Вая с юмором.

– Что-то еды как будто много, – обеспокоился он, пытаясь заодно перевести тему.

– Много, – кивнула Вая весело. – Потому что ты колдун. Не понятно, зачем ты отрицаешь. Все уже всё знают. Вчера, когда ты в дождь шёл к нам, люди видели. Кланялись тебе куры, вороны, собаки. А дождь обтекал, словно ты был в пузыре каком-то, стекал вокруг струями, не моча одежду. Ты сказал, что на крыльце ждал, а вот и нет. И теперь понятно, почему клопы ушли из твоей комнаты. И почему коты пели. Но самое интересное. Сынок гончара, как услышал про тебя и чудеса твои, тут и говорит: «это же тот самый дяденька, что цветочек мне нашёл заветный». Значит и там был ты. Некоторые считают, ты может величайший колдун вообще, из всех что были когда-либо. Являешь запросто такие чудеса, что и не снились другим волшебникам.

– Всё это какое-то недоразумение, – очень чистосердечно выразил сожаление Рун.

Вая посмотрела на него с озорной чуть насмешливой добродушно-приветливой улыбкой:

– Нур, я сама говорила с тем, кто говорил с тем, кто видел, как с тебя вода стекала, и как собаки кланялись. Все уже знают. Поэтому еды тебе больше. Поэтому живи сколько хочешь у нас сверх трёх дней. Бесплатно. Ты нам уже денег принёс… народ так и валит. Папеньке пришлось двух моих двоюродных сестричек позвать в помощь, мне хоть полегче стало. Коли что надо будет, проси, зови, в любое время дня и ночи. Ты теперь у нас самый почётный гость. Вот. Приятного аппетита.

– Ишь ты, какая прыткая! – возмущённо вымолвила Лала. – Ночью! Ещё и глазки строит.

Вая вышла с подносом, не забыв одарить Руна лукавым взглядом. Он запер дверь, обернулся, в растерянности, размышляя, как же теперь быть. И растерялся ещё больше. Лала сидела суровая, как туча.

– Ласточка моя, ну ты что? – мягко принялся увещевать её он.

– Ничего, – надула губки она. – Почему Вая с тобой так ласково говорила? Почему улыбалась, глазки строила? Признавайся, что между вами?!

– Лала, ну она же девочка совсем, – ещё более мягко воззвал он к её благоразумию.

– Какая же она девочка? Уже считай девица. Скоро и замуж, – с чувством возразила Лала. – Не настолько она моложе тебя, чтобы казаться тебе прям ребёнком. Вот зачем ты это говоришь?

– Но ты как бы и её обвиняешь. Я-то ей зачем?

– Как это зачем? Она считает тебя колдуном великим. Значит достойная пара.

– Она сейчас лишь узнала, что я… «колдун». Сообщила мне об этом. А ты обвиняешь, что меж нами уже что-то есть. Зачем бы я ей был нужен раньше? – ухватился за соломинку логики Рун.

– Колдун, не колдун, какая разница? – отринула его аргументы Лала. – Кавалер есть кавалер. Почему-то мне ты нужен и не колдуном. А она чем хуже? Не прикидывайся глупеньким.

– Я не прикидываюсь, – заверил он миролюбиво. – Малышка, иди ко мне. Вот обними меня, и тут же увидишь, что все твои подозрения напрасны. Нельзя же чувствовать такое к двум девушкам сразу.

Она молчала, грустная, не двигаясь с места. Рун сам подошёл к ней и прижал к себе.

– Ну что, нет магии? – спросил он с нежностью и капелькой укора.

– Даже много, – тихо отозвалась Лала.

– Ну и?

– Наверное, ты любишь меня, а не её, – признала она жалостливым голоском.

– «Наверное», – с полушутливым осуждением повторил он за ней. – Да уж, Лала. Ну ты даёшь. Я ведь с тобой всё время. И магия всегда есть. Мне никто не нужен кроме тебя. Мы клятвы давали, помни об этом. И вообще… Нашла к кому ревновать. То к старушкам, теперь к девочкам.

– Уж больно она тебе глазки строила. И ещё поздоровалась так ласково. «Добрый вечер, Нур», – передразнила Лала с негодованием. – У-у-у, нехорошая.

– Солнышко, мне кажется, ты всё же несправедлива к ней. Показалось тебе, – предположил Рун. – Ей и о парнях-то думать рано ещё.

– Ох, Рун, – покачала головой Лала, удивляясь его наивности. – Поверь мне, я ведь девушка, я знаю, все её мысли сейчас только о женихах.

– Хочешь сказать, ты в её возрасте тоже думала лишь о женихах? – усмехнулся он.

– Так ничего и не изменилось с тех пор, – совершенно серьёзно ответила Лала. – Я замуж хочу.

– Но… не за меня, – добродушно вздохнул Рун.

Лала посмотрела на него с теплотой и приязнью, ничего не говоря. На её личико начало возвращаться счастливое сияние.

– Я в общем-то понимаю. Что не пара тебе, – посетовал он. – Легко хотеть жениться на фее. Этого всякий хочет. Но вот стать тем, за кого и она захочет выйти… Это надо быть… Даже не знаю, каким. Достойным её. Эх!

– Рун, у фей есть сердечки, и они тоже совсем не из льда, – нежно поведала Лала. – Можно девушку завоевать, покорить как-то, своими чувствами пылкими, своей настойчивостью. А может быть так, что ты просто полюбишься ей. Без всякой видимой причины. Даже сам того не желая. Вдруг её сердечко растает и к тебе потянется. У меня сейчас так.

– Вот же лисичка.

– Вовсе и не лисичка, – разулыбалась она. – Я тебя люблю. И ты меня не покорял даже. Может и покорил. Уж больно ты горазд обниматься. Ну такой ласковый. Вот этим. Может даже в нашем мире никто с тобой в этом не сравнится. Точно никто. А про то, что каждый хочет взять фею в жёны… Фея это же не только её красивое личико, заинька. Это душа, характер. Мы не такие как вы. Как большинство из вас. Думаешь, всякому из людей нравится, что мы таковы? Нет. Те, кто хитрый да себялюбивый, наверное сочтёт всякую из нас… по детски примитивной и неразвитой за наше стремление всегда быть хорошими. Ему будет неинтересно с нами. Ты очень простодушный, феи тоже. Мы с тобой спасали букашек, ходили утешать девицу, которая юбку высоко зашивала, и тебе это было важно, ты не считал это глупым или детским. Понимаешь ты меня, Рун?

– Ты мне так всё расписываешь Лала. Какой я. Только замуж за меня не хочешь. Вот же странно, да? – с юмором подивился он.

– Ох, котик, ты прямо не сдаёшься, – иронично заметила Лала.

– Да я шучу, прости, – улыбнулся Рун. А затем посмотрел на неё серьёзно и чуть виновато. – Лала, ты не обижаешься на меня, что часто замуж зову? Мне уж и самому неловко, и знаю, что не выйдешь, а не могу удержаться. Вот что со мной? Прости меня, ладно?

– Я не обижаюсь, мой славный. Это… даже приятно, – одарила его Лала лукавым взглядом. – Когда любишь, всё в ином свете воспринимается. Что от других было бы беспокойством, настойчивостью, назойливостью… от тебя… Согреваешь мне сердечко раз за разом, и только. Это так мило. И забавно, ведь знаешь же, что не вольна я в выборе жениха, у папы надо сватать.

– Посмеиваешься надо мной, да? Ну, хорошо, хоть не обижаешься. Мне поспокойнее будет от этого.

– Ты зови меня, заинька, в любой момент, как захочешь, – проронила Лала весело. – Я с удовольствием откажу тебе снова.

– Вот так фея, – покачал он головой с притворным осуждением. – Жестокосердная.

– Вовсе даже и нет. Сам виноват.

– Выходи за меня, а?

– Нет.

– Я знатный жених.

– Рун, я кушать хочу, – смеясь, молвила Лала. – Пока ты меня сватаешь, уже остынет всё.

– Дак тебя же отогревал. А то разгневалась, ни за что. Слава богу, оттаяла вроде бы, – порадовался Рун. – Теперь можно и поесть, лебёдушка моя. Когда меж нами лад, трапеза гораздо приятнее.

– Не заглядывайся на Ваю, – улыбаясь, строго посмотрела на него Лала.

– Не, не буду, – усмехнулся он.

– И на других девушек тоже.

– Хорошо.

***

После ужина надо было отнести посуду. И перспектива этого Руна не радовала.

– Эх, вот же засада, – посетовал он. – Сейчас выйдем, и все на меня опять станут глазеть. И тишина. Это жутковато. Прямо не знаю, что делать. Как убедить народ, что я не колдун? Наверное уже никак. Завидую прямо твоей незначимости. Удобно. Может конечно не обиделись бы на меня дяденька Уго и Вая, если бы я не стал посуду относить. Раз уж я их почётный гость. Но всё ж таки это непорядочно будет.

– Незначимой, заинька мой, хорошо быть, когда рядом кто-то значимый, – поведала Лала, глядя на него приязненно. – Кто может говорить с другими за тебя. Ито удовольствие сомнительное. Словно тебя и нет для всех. Зато ты мой и днём и в ночечки. На что не пойдёшь ради этого. Не переживай, не съедят же тебя люди. Наоборот. В твоей деревне тебя все не уважали, вот теперь у тебя есть шанс узнать прямо противоположное. Что такое, когда все с уважением относятся. Это приятно, между прочим. Многие мечтают добиться уважения. Все мечтают, пожалуй. Уважение, это наш главный капитал.

– Но я-то не колдун, – возразил Рун. – Это обман. Много ли приятного добиться уважения обманом? Даже не знаю, как вести себя теперь. Всё отрицать? Навряд ли поверят. Может нам завтра уйти, снова в путь пуститься?

Он посмотрел на Лалу с надеждой.

– Ну, милый, мы столько по лесам бродили. Хоть немножечко отдохнуть, – жалостливо попросила она. – Тут кроватка, подушки. Кушанья настоящие. Я уже видеть не могу грибочки. Накушалась на всю жизнь. Пожалуйста!

– Разве могу я перечить такой красавице, – вздохнул он добродушно. – Ладно, буду говорить, как есть. Правду. Что не колдун. Какие ещё варианты? От колдуна захотят чудес, а я не могу.

– Очень даже можешь, – озорно проронила Лала. – У тебя есть кудесница своя, которую не видят. Буду колдовать я, а подумают на тебя.

– Действительно, – Рун ненадолго призадумался. – Нет, этого никак нельзя. Ежели я начну творить чудеса, открыто, при всех, тут соберётся такая толпа… Меня же считают великим. Покою нам не дадут точно. Ты женщину исцелила смертельно больную. Ты вообще понимаешь, что это? Только признай, что это я, завтра же набегут под двери страждущие со всего города, с мольбами исцелить. А чуть погодя и из всех окрестных деревень подтянутся.

– Ой, Рун, я не могу целить, я не фея исцеления, – испуганно молвила Лала. – А если станут требовать или просить, тем более не выйдет.

– Буду всё отрицать, – принял он окончательное решение. – Ну что, останешься, или опять вместе пойдём?

– Вместе, – улыбнулась Лала. – А то вдруг там Вая. Надо за тобой послёживать.

– Понятно.

Вскоре они вышли в коридор. Обычно Рун ходил быстрым шагом, а тут побрёл не торопясь. Как на казнь. Морально готовился. Из харчевни доносился шум сливающихся в неразборчивые звуки спокойных голосов. Люди ужинали и вели беседы. Перед дверью Рун остановился.

– Вот посмотришь, – предрёк он с сожалением. – Сейчас зайдём, и наступит полная тишина.

– Ну и что, – подбадривающе сказала Лала. – А ты возьми и обними меня тогда, Рун. Тут тебе и полегчает.

– То есть хочешь, чтобы мне вдвойне тяжелей стало? – усмехнулся он. – Знаешь же, что смущаюсь делать это прилюдно.

– Должен же ты на подвиги пойти ради дамы сердца. На то ты и мой рыцарь, – иронично заметила Лала.

– Весело тебе, да? – покачал Рун головой с деланным осуждением. – Эх! Ну ладно, пойдём.

Только он хотел толкнуть дверь, как позади раздался топот. Мальчик десяти лет, тот самый, что с утра приносил еду, сбежал по ступенькам со второго этажа. У Руна прямо словно камень с души упал.

– Слушай, не отнесёшь посуду? – обратился он извиняющимся тоном к мальчугану.

– Ага, давайте, – охотно протянул руки парнишка. А сам так и таращится с любопытством.

– Вот спасибо, – порадовался Рун.

Мальчик ловко подхватил тарелки, кружку, ложку, и через миг уже выскочил в двери. Рун поспешно отступил от проёма, чтобы никому не попасться на глаза.

– Фу, пронесло, – с бесконечным облегчением выдохнул он. – Подвиги откладываются, милая.

– Ладно уж, подожду до завтра, – благодушно произнесла Лала. – Пойдём в кроватку, котик. Буду отдыхать и наслаждаться тобой.

Они направились назад, обо очень счастливые. Зашли в комнату. Рун уже было собирался закрыть дверь, как дверь напротив отворилась, и в проёме появился Шэух.

– Привет, сосед, – спокойно поздоровался он.