Поцелуй феи. Книга 1. Часть 4

– Осталась одна сушка махонькая, – сообщил он. – Будешь?

– Это мы всё скушали? – удивилась Лала.

– Ага. Ну, я в основном.

– Нет, львёнок, обкушалась, не хочу ничего.

– И я не хочу. Пусть лежит пока.

Неожиданно прямо им под ноги от домов выбежала крыса. Села, уставившись на них глазками-бусинками, вынула передними лапками изо рта монетку и протянула, словно говоря: «вот, возьмите».

– Да милая ты моя, ты опять на монетку принесла? – растрогалась Лала, присела пред крысой, взяла из её лапок медяк, погладила её по головке. – Такая ты добрая. Спасибо. Только не носи нам больше монетки, тебе опасно по улицам бегать, обидеть могут. Не надо. Рун, дай мне сушечку.

Рун передал ей сушку. Она поднесла угощение к крысе:

– Кушай, моя хорошая. Это вкусненько. Пока я тут, тебя никто не обидит, не бойся.

Крыса приняла подарок, взяв в лапки, стала уплетать с аппетитом. Лала умилённо наблюдала за ней. Рун тоже присел, чтобы быть ближе к животному. Крысу трудно увидеть иначе чем дохлой. Прошмыгнёт мгновенно, и что там разглядишь. А тут сидит, достаточно крупная, чёрная, заострённая усатая мордочка. Грызёт сушку, роняя крошечки. И даже нисколько не взывает брезгливости, наоборот, ощущение, как будто друг рядом. Всё так необычно, когда ты с феей. Всё время словно в сказке находишься.

– Можно мне её погладить? – неуверенно спросил Рун.

– Конечно.

– Не укусит? А то чайка клюнула тогда на озере.

– Она любя, котик. Не бойся.

Рун медленно, чтобы не напугать, поднёс руку к крысе, погладил. Та оторвалась от сушки, обнюхала его пальцы, ощекотав усиками. Рун разулыбался.

– Забавная.

– Очень милое создание, – кивнула Лала.

Крыса расправилась с остатками сушки, Лала опять погладила её:

– Ну, беги, хорошая моя, прячься. И спасибо. Ты очень славная. Но не носи нам монетки больше, ладно? Тебя могут обидеть. Я буду горевать, если это случится. Беги.

Крыса бросилась в сторону и исчезла, словно её и не было. Лала поднялась, блестя глазками.

– Я снова богатенькая, – похвалилась она.

– Ага. Две монеты аж, просто от крысы, – с уважением покачал головой Рун. – Удобно быть феей.

– Могу договориться с крысочками, они станут тебе денежки носить, – предложила Лала лукаво. – Но только если без жертвы, Рун. Хотя… ежели согласишься за жертву, так тому и быть.

На последних словах её голосок наполнился добрыми тёплыми нотками. Рун посмотрел на неё несколько озадаченно.

– Ты, Лала, меня удивляешь малость сегодня, – признался он. – Чего такая жертвенность вдруг напала?

– Просто хочу сделать что-то для тебя. Чтобы не страдал от лишений, когда уйду.

– Жертву я бы принял. А чудо принять не могу, – сказал он серьёзно. – Давай жертву без чуда?

Он не шутил. Стоял, глядя на неё с ожиданием, как будто надеясь. Лала покраснела.

– Нет, – мягко ответила она, улыбнувшись со смущением.

– Вот так я и знал, – беззлобно посетовал Рун, изображая разочарование. И рассмеялся. – Эх. Несчастный я человек. Пойдём, невеста дорогая. Хоть обниматься не отказываешься, и то слава богам.

Лала вдруг прильнула к нему. Он обхватил её руками, довольный:

– Действительно, чего ждать.

Они замерли посерди улицы, забывшись. Мимо проехал всадник, прошла молодая женщина, держа за ручку девочку лет пяти с косичками. Худощавый седоватый мужик в рваной одежде похромал совсем рядом, неся на спине вязанку хвороста.

– Рун, можно тебя попросить? – тихо и ласково произнесла Лала.

– Конечно. Всё, что хочешь.

– Давай ещё не пойдём… в кроватку. И разреши мне поколдовать. Пожалуйста. Магия бурлит во мне. Слишком счастлива, и умилилась от крысочки. Можно мне сделать чудо? Какое-нибудь хорошее. Не для тебя, раз ты не хочешь. Только без штрафа.

Перед очарованием феи трудно устоять. Особенно, когда она столь искренна в своих чувствах, столь сияет, столь надежд и ожиданий светлых полна. Рун вздохнул.

– Ладно уж, так и быть. Раз не для меня. Как тут откажешь такой прекрасной деве, – молвил он добродушно.

– Спасибо, любимый. Ты самый лучший у меня, – озарилась тёплой благодарной улыбкой Лала. – Тогда мне надо что-то. Хм… Не мог бы ты купить у того дяденьки хворост? Как думаешь, он продаст за медную монетку?

– Скорей всего, – кивнул Рун. – Хворост не стоит монеты. Сейчас. Удержишься на ножках?

– Удержусь, суженый мой.

Он отпустил её и побежал за мужиком. Лала полетела следом.

– Дяденька, – окликнул Рун мужика, когда оказался в шаге.

Тот остановился, обернувшись.

– Чего тебе, незнакомец?

– Вы бы не могли продать мне ваш хворост. За медяк? – извиняющимся тоном осведомился Рун. – Мне сильно надо.

– Вязанку хвороста за медную монету? – с весёлым недоверием посмотрел на него мужик.

– Ага.

– Ну забирай.

Рун протянул ему монету. Мужик скинул с плеч вязанку, рассмеявшись щербатым ртом:

– Спасибо тебе, парень. Удачный день сегодня.

Он пошёл прочь, продолжая довольно посмеиваться.

– Ну вот, ещё одного человека осчастливили, не хуже, чем того дедушку, – заметил Рун. – Кажется, думает, что надул меня. Хотя по сути так и есть.

– Всего лишь медной монетке так радуются люди. И так горюют, теряя, – подивилась Лала. – А почему дяденька думает, что обманул тебя? Хворост долго собирать. Мы с тобой вон сколько времени тратили. И это прям не стоит монетки?

– Конечно нет, – подтвердил Рун. – Мы собирали долго… если после каждого прутика, как подберёшь, бежать обниматься… Чего же ты хотела? В принципе, его всё равно слишком быстро не насобираешь. Надо идти, надо искать. Только вот чтобы собирать его, не нужны ни мастерство, ни сила, ни сноровка. Его и дети и старики собирают. А прогорает он почитай одним махом. Если бы вязанка стоила медяк, все бы только и бегали за ним. Вся ребятня бы озолотилась. Зачем тебе хворост, солнышко?

– Хочу классическое колдовство сделать, котик. Я чувствую, что смогу это сейчас.

– Классическое?

– Да. Это прямо как в сказках, Рун. Это большое чудо. Слышал ты сказки, как фея обращалась в старушку, несла хворост, а того, кто вызывался ей помочь, одаривала магически в благодарность?

– Что-то подобное. Не про фей. Есть сказка, что старушке кто-то помог, а она отплатила даром волшебным. Не помню, каким.

– Думаешь, ваши старушки умеют дарами магическими наделять? Это была фея, милый, – объяснила Лала. – Это для вас сказка, потому что давно было, за века превратилось из были в небылицу. Феи очень любят так делать – обратиться человеком, нуждающимся в помощи, и за помощь бескорыстную вознаградить. Но мало кто способен на сие. А я сейчас способна. Возможно то, что здесь произойдёт сегодня, легендой или сказкой станет у вас впоследствии. Это очень почётно, Рун. Для феи. Спасибо, что разрешил.

– Да не за что. Не для меня, и ладно. За жертву было бы приятнее, но разве от тебя дождёшься. Только, Лала, ты что, в старушку хочешь превратиться?

– Да.

– Тебе может не понравиться результат, – многозначительно предупредил Рун.

– Не понравиться? – переспросила Лала с недоумением. – Неужто и старушку могут по попе шлёпнуть?

– По попе навряд ли, – покачал Рун головой. – А вот крепким бранным словцом одарить, это вполне. Ты же по дороге собираешься ходить? В сказке-то старушка в лесу ходила. А не в городе. Помешаешь лошади знатного господина, или просто кому. Ты натура чувствительная, горевать будешь, мне кажется. А могут и плёткой ожечь.

– Правда?! – пришла в полный ужас Лала.

– Очень маловероятно. Но всё же не исключено, – с сожалением поведал Рун.

– Какой мрачный у вас мир, – проговорила Лала растерянно и разочарованно. – Тогда конечно нет. Мне боязно.

– Жаль, зря монету потратили, – посетовал Рун. – Ну ладно, хворост для камина используем. Хоть какая-то польза. Слушай, Лала! А ты можешь меня в старика превратить?

– Тебя?

– Ага. Для меня бранное слово, как с гуся вода. А плёткой если вдруг, ну и подумаешь, полечишь меня потом да обнимешь понежнее, я даже в выигрыше окажусь.

– Тебя могу, – кивнула Лала. – Я, мой хороший, для тебя многое могу колдовать. Может даже больше, чем для себя.

– Вот и прекрасно. Только чтоб не навсегда. Не хочу быть старым.

– Навсегда я такое не умею, заинька. Я не богиня.

– Тогда давай. Колдуй. Без штрафа. Надо лишь, чтобы никто не заметил моё превращение. Я-то не незначимый.

– Нужно обняться. И так колдовать. Ежели рядом нету тех, кто тебя лично знает, милый, то всем будет всё равно.

– Отлично. Приятный способ превращения, – порадовался Рун.

Он шагнул к Лале вплотную и обхватил её руками. Смотрел на неё и улыбался. Лала вздохнула, как будто с облегчением, и тоже разулыбалась, глядя на него чувствами тёплыми исполнено. Глядела, глядела, и вдруг осветилась вся синим светом.

– Стань стареньким, суженый мой, – ласково произнесла она.

На мгновение сияние перешло на Руна. Волосы его тут же побелели до белоснежно-белёсых и поредели, лоб покрылся морщинами, черты лица укрупнились, с подбородка свесилась жиденькая белая-белая борода, одежда изменилась на плохенькую залатанную, тело словно усохло. И перед Лалой вместо молодца предстал старичок с доброй удивлённой физиономией.

– Ох, – выдохнул Рун. – Как странно. Прямо словно волной окатило. Ой, какой у меня голос. Я уже старый? И надето другое. Надо же.

Он захихикал весело, затрясшись от смеха. И слыша свой стариковский смех, захихикал ещё веселее, уставившись на Лалу смеющимися глазами. Она тоже разулыбалась:

– Даже старенького приятно тебя обнимать, Рун.

Он захихикал совсем уж безудержно:

– Во, жизнь пошла! Девушки бросаются на дедушек.

Лала рассмеялась, глядя на него. Отстранилась мягко.

– Ты очень симпатичный старичок, – сказала она, сияя.

– Спасибо, доченька, – перешёл на шамкающий скрипучий нарочито стариковский голос Рун. – Ой, спина моя, спина. Болит. Страх как.

Лала снова рассмеялась, захлопав в ладошки:

– Браво! Актёр великолепный.

– Вообще-то она и правда болит. Потому что девицы слишком на шею вешаются, – продолжил хохмить Рун.

– Рун, ну не смеши меня, а то животик надорву, – попросила Лала сквозь смех. – Какой ты весёлый будешь старенький. И добрый. Доброта прямо лучится из тебя, львёнок. Тебя очень будут внуки любить.

– Наши? – с юмором проронил Рун.

– Всё может быть, – загадочно улыбнулась Лала.

Рун посмотрел на свои руки с любопытством:

– Ох, какие сморщенные, да натруженные, да тоненькие. Надо же. Жаль, не увидеть себя. Хотя может это и к лучшему.

– Ты приятно выглядишь, мой хороший, – искренне заверила его Лала.

– Ой, у меня даже бородёнка, – удивился Рун, и снова захихикал. – Не хочешь меня за бороду оттаскать?

– Нет, что-то не хочу, – смеясь, отказалась Лала, а потом вдруг стала серьёзной, добавив с теплотой. – Хочу обнять ещё раз. Чтобы запомнить тебя таким.

– Ну, это я завсегда, – с готовностью отозвался Рун. Шагнул к ней и прижал к себе.

Они стояли, глядя друг на друга. Старенький Рун на неё весело и добродушно, юная Лала на него с ласковым интересом, словно изучая.

– Ну такой ты милый дедушка, – произнесла она наконец, разулыбавшись. – Так бы и расцеловала тебя, Рун.

– Дак я согласен, – сразу оживился он.

– Я знаю, – лукаво усмехнулась Лала.

– Знает она! Ты не смотри что я старенький. Я ещё о-го-го! – комично стал хвастать Рун, снова перейдя на нарочито скрипучий стариковский голос. – И мастак по части целований. Да. Как сейчас помню, лет эдак… девяносто тому назад был я с одной феей. А она как схватит меня, как прижмёт, как поцалует! Ох! А я её в ответ. Тут в обморок и упала, бедная, так горячо её поцаловал.

– Мечтай, мечтай, – засмеялась Лала. – У вас, дедушка, память уже не та, подводит. Не было такого.

– А вот и было, доченька, – возразил он, еле сдерживаясь, чтобы не захихикать.

– А вот и нет, дедушка.

– А вот и да.

– А вот и нет.

– Не спорь со старшими.

– А ну уйди, дед, чего встал на дороге! – раздался сердитый окрик.

Прямо на них надвигалась лошадь, везущая телегу. Рун поспешно отпустил Лалу и оттащил вязанку в сторону.

– Пойдём, родная, делом займёмся, – мягко сказал он. – Закончим, и тогда уж пообнимаемся. Где-нибудь в сторонке.

***

Час шёл за часом, а Рун всё бродил по городу, таская вязанку на плечах. Желающих помочь ему не находилось. Никто не обращал на него никакого внимания.

– Ох, спина моя, спина, – пожаловался он, остановившись. Сбросил хворост наземь. – Притомился я что-то, солнышко, сил нет уже. Старость не радость.

– Как странно, – растерянно и чуточку расстроено молвила Лала. – Я думала, быстро отыщется кто-то добрый. Что же, здесь вообще нет добрых людей? В сказках первый встречный в лесу помогал. А тут встречных… не сосчитаешь сколько. И ни один.

– Возможно дело как раз в лесе, – предположил Рун, утерев пот со лба. – Там понятно, что далёко идти старому человеку. А тут, вдруг у меня дом прямо за углом? Раз уже в городе, почитай и дошёл, всякий подумает. Да и у всех дела свои. В лес и из леса всё равно одной дорогой идут – коли по пути, отчего бы и не помочь. А может я недостаточно старо выгляжу?

– Да нет, вполне старенький. Надо тебе сгорбиться посильнее, любимый. И ходить ещё медленнее, еле ноги передвигать.

– Ладно. Так или иначе, удачно я отговорил тебя стать старушкой, – порадовался Рун. – Таскать вязанку столь долго тяжко. Даже мужчине.

– Если ты устал, давай бросим эту затею, суженый мой, – участливо предложила Лала. – Видно не судьба, что тут поделаешь.

– Нет. Я что, зазря столько маялся? – возразил Рун. – Потерплю ещё. Главное не помереть ненароком. Я сейчас насколько по-настоящему старый? Я могу помереть?

– Ой, я не знаю, Рун, – озадачилась Лала, поглядев на него испуганными глазками.

Он захихикал беззлобно:

– Неожиданным выйдет результат твоего эксперимента, правда?

– Рун, это не смешно, – Лала пыталась говорить серьёзно, но всё же не удержалась от лёгкой улыбки, заразившись его весельем. – Надо всё отменить. Срочно.

– Да не волнуйся, не может такого быть, – уверенно заявил Рун. – Раз феи так делали, значит, есть какое-то предохранение от смерти. Или не всё внутри старое. Может, сердце молодым остаётся.

Лала призадумалась.

– Скорее всего ты прав, котик, – произнесла она. – Но всё равно. Страшновато за тебя.

– Давай ещё пол часика походим. Или час. Буду еле ноги передвигать. Смотришь, кто-то и вызовется помочь.

– Соскучилась очень, – грустно поведала Лала.

– Ну, ласточка моя, ты же сама заметила. Я слишком счастливым становлюсь после объятий. А мне надо выглядеть как можно разнесчастнее. Кто ж станет помогать деду, который идёт и радуется? Потерпи. Я тоже соскучился. Страх как. Зато представь, потом, когда наскучаемся сильно, как сладко будет обняться.

– Да, это будет… очень сладенько сердечку, – улыбнулась она мечтательно.

– Считай, сие тоже эксперимент. Который мы ещё не проводили, – поделился мыслью Рун. – Оба терпим стойко, чтобы проверить, насколько слаще будет обрести, когда ждёшь долго.

– Ну хорошо, – Лала одарила его тёплым озорным взглядом. – Доверюсь вашей мудрости, дедушка.

– Вот и правильно, доченька. Или внученька? Или правнученька? Я очень мудрый, – похвалился Рун. – Ну, вроде передохнул. Пойдём. Так, не забыть еле ноги переставлять. Напоминай мне, если что.

Лала кивнула. Он взвалил вязанку на спину, сгорбился и поплёлся, по чуть-чуть смещая ступни, стараясь сделать лицо как можно более отрешённо-усталым. Тут же услышал, как Лала смеётся звонко от всей души.

– Что? – улыбнулся он, обернувшись на неё.

– Заинька, если бы ты так из леса шёл, ты бы месяц вязаночку нёс оттуда, пожалуй, – смеясь, поведала она. – Но выглядит очень… умилительно.

– Ну ладно, пойду чуть побыстрее, – усмехнулся Рун.

Ему потребовалось немало времени, чтобы вновь вернуть на физиономию отрешённость. Когда ты с феей, тем более с девушкой, что нравится безумно, тяжело притворяться несчастным, даже таская старым хворост на плечах. Зная, что скоро ждут объятья с ней и много разных нежных слов, трудно нет-нет да не озариться счастьем, забывшись в грёзах. Это требует больших усилий и сосредоточенности. Будь ты хоть сам «великий врунишка». Рун столь сконцентрировался на своей задаче, что не сразу осознал присутствие постороннего рядом.

– Дед, чего ты всё ходишь туда-сюда с вязанкой, – не без иронии спросил бритоголовый круглолицый парень лет двадцати пяти.

Одет он был простенько, в рубаху да холщёвые штаны, но ладные, без прорех и заплат.

– Ой, спина моя, спина, – жалостливо проговорил Рун, не придумав, как ответить.

– Что, помочь тебе донести? – не предложил, а скорее поинтересовался парень.

– Помоги, соколик, – живо отозвался Рун.

– Ой, наконец-то! – безмерно обрадовалась Лала, воссияв. – Всё же мир не без добрых людей. Просто походочка у тебя видимо была не, котик.

Рун сбросил вязанку. Парень тут же взвалил её на себя.

– Куда идти-то?

– Знаешь где постоялый двор с гусем? Вот туда, я в той стороне живу, сынок, – объяснил Рун.

– Понятно. Через дворы пойдём, так короче выйдет, – заявил парень.

Он сразу свернул в проулок. Зашагал довольно быстро. Рун засеменил следом.

– Вот спасибо, добрый молодец, – чистосердечно выразил признательность он, испытывая огромное облегчение от того, что всё вот-вот закончится.

– Да не за что, уж поверь мне, – спокойно молвил парень.

Вскоре они оказались совсем в безлюдном месте, в узеньком просвете меж домов. Парень прибавил шаг. И ещё, и ещё, идя всё быстрее и быстрее. Рун как не старался поспешать, семеня за ним, начал отставать.

– Больно уж шибко ты идёшь. Я же тебя не догоню, сынок, – посетовал он.

Парень остановился.

– Так я на это и рассчитываю, дедушка, – сказал он очень искренне, обернувшись. А затем пустился бегом наутёк, со всех ног.

– Куда же ты, сынок? – позвал Рун, затрясшись от смеха.

Но парня и след простыл, свернул за угол, и исчез. Рун, чуть не падая со смеху, повернулся к Лале. Зрелище, открывшееся ему, было очень живописным. Глазки у неё округлённые, ротик открыт, а на личике глубокое потрясённое изумление.

– Он что, тебя ограбил? – проговорила она оторопело, словно не в силах поверить в произошедшее.

– Ну, вроде того, – продолжая хихикать безудержно, кивнул Рун. – Помог так помог. Избавил от ноши.

– Боже мой! – покачала головой Лала в растерянности. – Я даже представить себе такого не могла!

– Ну вот, теперь будешь представлять.

– Рун, почему ты смеёшься? – с непониманием и даже как будто слегка с укором спросила Лала.

– Потому что это смешно, – признался он. – Я, если честно, тоже не ожидал. Чего мне горевать, я же не настоящий дед, и не собирал этот хворост. Был бы настоящий, как тот, что монетку потерял, наверное и расплакался бы. А так… Он в общем-то действительно помог. Не придётся боле с вязанкой расхаживать.

– Это очень плохой поступок, Рун. Очень-очень, – грустно молвила Лала. – Он же не знал, что ты не настоящий старичок. Я тоже думаю, что настоящий расплакался бы горько. Столько трудов, столько времени и усилий. И даже то малое, полученное так тяжело, отняли. Это была проверка, Рун. Чем бы она не закончилась, я должна воздать по заслугам. Так полагается.

– Солнышко моё, ты расстроишься очень, если примешься его наказывать, – став серьёзным, мягко поделился мыслью Рун. – Бог с ним. Так вышло, что волей случая он не сделал настоящего зла. Просто не прошёл твою проверку. Сам себя наказал, мог бы получить дар чудесный, а не получит ничего. Это уже наказание. День такой замечательный сегодня, ты накажешь его, будешь переживать. Не стоит он того.

– Я его накажу как-нибудь не очень сурово, чтобы не сильно переживать, – возразила Лала. – Но получить то, что заслужил, он должен. Тогда это всё было не зря, тогда ты вязаночку столько носил не зря. Обнимешь меня, мне и полегчает.

– Как пожелаешь, милая. Буду обнимать сколько нужно. Хоть весь день, – ласково пообещал Рун.

– Спасибо, мой хороший. Это всё равно очень почётно. Для феи. У нас, может, каждая мечтает, чтобы нечто подобное с ней произошло. Встретить человека, дать ему выбрать между добром и злом, и воздать по заслугам. В ваши сказки сей случай конечно не войдёт. После того, что приключилось. А у нас, когда я вернусь и расскажу… наверное станет историей, интересной многим. Кажется, я придумала награду для этого грабителя.

Лала взмахнула ручкой, осветившейся ярким синим светом. Через мгновение тот потух, а она стала ещё печальнее. Рун шагнул к ней и обнял.

– Кудесница ты моя златовласая, – нежно улыбнулся он.

Лала вздохнула.

– Какой всё-таки странный у вас мир. И дурное и хорошее вперемешку.

– Не было бы дурного, никто бы не ценил хорошее, – тихо заметил Рун.

– Я в этом совсем не уверена, – грустно возразила Лала. – У нас мало дурного, а хорошее всё равно ценится. Хотя может в чём-то ты и прав.

– Что ты ему хоть сделала-то? – полюбопытствовал Рун аккуратно.

– Ему тоже будут сниться особые сны. Только другие, чем тебе, – тусклым голоском поведала Лала. – Сегодня ему явится старичок. В твоём образе. И откроет, что он потерял. Что мог бы дар магический обрести, а обретёт… Теперь целый год, в тот день, в какой он не сделает хотя бы одного доброго дела, во сне он будет стареньким носить вязаночку. А проснувшись, будет чувствовать себя, словно действительно носил её всю ночь. Ну а коли он сделает дурной поступок… Дедушка снова явится к нему в эту ночь и накажет, как у вас наказывают расшалившихся деток. По попе прутиком. А больно ему будет по правде. Ежели в течение года он ни одного дурного поступка не сделает, чары развеются.

Рун захихикал.

– Хитро, – одобрительно покачал он головой. – И вроде и зла-то никакого нет. Делай по одному доброму делу каждый день, и спи себе спокойно. Но всё же вы опасные существа.

– Для тех, кто пытается делать нам дурное, безусловно, – с печальным личиком подтвердила Лала. – Я устраивала эту проверку совсем не для наказаний. Для награды. Мне бы и на ум не пришло, Рун, что так может быть. Даже у вас. Пожалуй, больше я не стану никогда никого проверять. Как же мне тепло от тебя, милый. Всё плохое словно отступает. Я прямо чувствую, как оно рассеивается. Спасибо. Мне полегче уже.

***

Хотя настроение Лалы и улучшилось, отменить чары состаривания она оказалась не в состоянии. Феи существа с тонкой душевной организацией, для разных типов колдовства им требуется особое вдохновение, для каждого своё. Сейчас у неё не было ни на что моральных сил. Поэтому возвращаться на постоялый двор Рун не рискнул. В теории её незначимость могла бы помочь ему попасть в их комнату и в образе деда, проскочив мимо Уго, однако даже и у самой Лалы присутствовали сомнения на сей счёт. Оставалось только ждать, чары рано или поздно должны были развеяться сами. Пока Рун бродил с вязанкой по городу, он успел заметить ответвление дороги, ведущее к реке. К реке он и предложил пойти дожидаться. И вот, через треть часа неторопливой прогулки по улицам, они уже очутились на берегу. Рун хотел было расположиться на песке, постелив Лале куртку, и лишь тут сообразил: куртки-то нет, обращена магией в стариковские одежды. Пришлось им немного отойти от воды, обосновавшись на травянистом прибрежном лужке. Но может так вышло даже и лучше. Вокруг цвела травка, зеленея мягким ковром, тревожа обоняние ароматами лета. Простирающаяся пред глазами необъятная водная гладь навевала воспоминания об озере, согревая душу. Им было хорошо. Сидели в обнимку, с интересом наблюдая за местной портовой жизнью. Городок близ деревни Руна не был на реке, был около неё, но не на ней самой, да и она не использовалась для перевозки грузов, грузы перевозили через неё, так как она разрезала собой большую дорогу надвое. А здесь явно нашли воде более полезное применение. На берегу имелся причал, какие-то постройки, у причала стояла большая парусная ладья, подле неё суетился народ, мужики грузили бочки и мешки, разгружая телегу. Лала окончательно отошла от своих печалей, улыбалась умиротворённо, а вскоре и засияла тихим счастьем. Рун тоже разулыбался, любуясь этим сиянием.

– Надо же, – подивился он добродушно. – Тебя совершенно не смущает, что я старый.

– Я же знаю, что ты это ты, котик, – приветливо поведала Лала. – А магии в тебе как всегда.

– Всё равно. Вот посмотри. Борода моя седа, – он потеребил бородёнку рукой. – Я не уверен, что смог бы так же легко это принять, обратись ты старушкой. Не уверен, была бы магия, и смог бы тебя обнимать. Всё же обниматься со старичком… странно. Представь, кто-то сейчас увидел бы нас. Что бы он подумал? Девушка и дедушка в обнимочку посиживают.