Колокол по Хэму

Донесения в основном были копиями других донесений, написанных участниками гражданской войны в Испании – американцами, коммунистами, американскими коммунистами, – и Хемингуэй там упоминался лишь мельком. Интеллектуалы левого толка слетались в Мадрид в 1937 году, как мухи на дерьмо, и придавать слишком большое значение присутствию среди них Хемингуэя мне казалось наивным. Основным источником информации в отеле «Гэйлордс» стал для него молодой журналист Михаил Кольцов, корреспондент «Правды» и «Известий», – писатель, похоже, принимал как евангелие всё, что коммунист ему скармливал.

Некоторые рапорты с тревогой указывали на участие Хемингуэя в пропагандистском фильме «Земля Испании»: он написал сценарий и выступал на собраниях по сбору средств для съемок. Я и это не рассматривал как подрывную деятельность. Две трети голливудских звезд и девяносто процентов нью-йоркских интеллектуалов сделались марксистами во время Великой депрессии – Хемингуэй примкнул к ним, можно сказать, с большим опозданием.

В самых свежих рапортах говорилось о контактах Хемингуэя с другими коммунистами и леваками – в частности, с одним американским миллионером, находящимся под наблюдением ФБР: Хемингуэй с женой гостили у него в Мехико. Спецагенты типа Тома Диллона описывали миллионера как «богатого красного дурака». Я знал его, сам занимался им два года назад совсем по другому поводу. Был он далеко не дурак, а человек совестливый, разбогатевший в Депрессию, когда разорялись миллионы других, и искавший путь к искуплению.

Последним документом в папке был меморандум.

КОНФИДЕНЦИАЛЬНО

От агента Р. Г. Ледди, Гавана, Куба

Директору ФБР Дж. Эдгару Гуверу,

Мин. юстиции, Вашингтон

15 апреля 1942 года

Когда Бюро подверглось нападкам в 1940 г. в связи с арестом в Детройте группы лиц, обвиняемых в нарушении нейтралитета путем вступления в Испанскую республиканскую армию, м-р Хемингуэй, как мы помним, был в числе подписавших декларацию, осуждавшую действия ФБР. Во время матча по джай-алай Хемингуэй представил автора этих строк своему другу как «сотрудника гестапо». Видя мое возмущение, он исправился и сказал, что я консул США…

Я засмеялся вслух. Дальше в меморандуме говорилось о предложении Хемингуэя первому секретарю посольства Роберту Джойсу создать контрразведывательную группу, но Ледди то и дело возвращался к оскорблению, которое претерпел на матче. Тот факт, что ФБР и есть американское гестапо, наполнял Реймонда Ледди яростью, замаскированной суконным языком служебного меморандума.

Я рисовал в уме, как Хемингуэй произносит эти слова под рев трибун и выкрики делающих ставки болельщиков. Прав мистер Гувер: если я не остерегусь, этот писака скоро начнет мне нравиться.

– Джозеф, старина! То-то я смотрю, чей-то знакомый череп. Как поживаете, дорогой?

Я сразу узнал этот оксфордский выговор и юмористический тон.

– Здравствуйте, коммандер Флеминг.

– Йен, старина, Йен. В лагере мы называли друг друга по именам, забыли?

Выглядел он точно так же, как год назад: высокий, худой, кудрявая прядь поперек бледного лба, длинный нос, чувственный рот. В чисто британском твидовом костюме, несмотря на жару. Костюм дорогой, но заказчик был, похоже, тяжелее фунтов на двадцать. Сигаретой в мундштуке он размахивал так, будто Франклина Делано Рузвельта пародировал. Я очень надеялся, что он не займет свободное место рядом со мной.

– Можно к вам подсесть, Джозеф?

– Конечно. – Я отвернулся от окна, где зеленое мелководье переходило в глубокую синеву Залива. Четыре ряда за нами пустовали. Мне предстояло беседовать с ним под гул двигателей.

– Подумать только, какая встреча. Куда направляетесь?

– Самолет летит на Кубу, Йен. А вы?

Он стряхнул пепел в проход.

– Да вот, домой возвращаюсь через Бермуды. Хочу почитать немного.

Куба была ему совсем не по дороге, если он летел из нью-йоркской штаб-квартиры БСКБ через Бермуды, но насчет чтения я понял. Одним из самых больших достижений БСКБ за последние три года стал огромный центр перлюстрации на Бермудах. Через него проходила вся почта между Южной Америкой и Европой, включая дипломатическую. Письма копировались или фотографировались, просматривались большой командой дешифровщиков, а порой и подправлялись перед отправкой в Берлин, Мадрид, Рим, Бухарест.

Не понимал я только, почему Флеминг говорит об этом в открытую.

– Кстати, Джозеф, я видел Уильяма на прошлой неделе – он просил передать вам привет, если наши дорожки снова пересекутся. Вы ведь были его любимчиком, старина. Самый способный и все такое. Жаль, что среди ваших таких талантов немного.

С Йеном Флемингом меня познакомил Уильям Стивенсон в лагере Икс. Он был из числа одаренных любителей, которых британцы, особенно Черчилль, охотно повышали в обход прилежных профессионалов. Его, правда, выдвинул не Черчилль, а адмирал Джон Годфри, глава флотской разведки, противостоящий адмиралу Канарису. До войны тридцатиоднолетний Флеминг, как я слышал, был лондонским денди и занимался семейным брокерским бизнесом – а также, как водится у выпускников частных школ, любил розыгрыши, горные лыжи, спортивные машины и секс с красивыми женщинами. Адмирал Годфри, усмотрев в этом повесе творческое начало, взял его во флот и сделал своим личным помощником, а после отпустил на свободу в качестве генератора идей.

Некоторые из этих идей открыто обсуждались в лагере Икс. Например, ударный отряд № 30 – подготовка уголовников для диверсий в немецком тылу. Группа таких диверсантов, засланная во Францию, захватила много новейшего вооружения. Ходили еще слухи, что Флеминг подговорил швейцарских астрологов предсказать суеверному Рудольфу Гессу, что он порадует фюрера, заключив мир между Германией и Британией. В итоге Гесс совершил свой знаменитый полет, спрыгнул на парашюте в Шотландии, был взят в плен и много рассказал МI5 и МI6 о Третьем рейхе.

Прочитав в том же лагере три отправленных авиапочтой письма, я узнал, что Флеминга послали в Северную Америку как раз для того, чтобы помочь Стивенсону втянуть США в войну.

– Проблема с ребятами, которых Эдгар стал отправлять в лагерь после вас, – продолжал Флеминг, фамильярно называя по имени директора Гувера, – в том, что им предписывается «посмотреть, что там и как». Смотрят они во все глаза, но мало кто научился видеть.

Я молча кивнул, склонный согласиться с оценкой, данной Флемингом и Стивенсоном шпионской подготовке наших агентов. Несмотря на заявления Гувера, что наша задача – расследование, а не силовые функции, ФБР по сути своей было полицейской организацией. Мы арестовывали шпионов – мистер Гувер даже Стивенсона собирался арестовать, когда выяснилось, что тот приказал убить нацистского агента в Нью-Йорке. Агент передавал своим маршруты наших конвоев и помог немецким подводникам потопить тысячи тонн союзнических грузов, но мистер Гувер не считал это достаточным поводом для нарушения американских законов. При этом никто из Бюро, за исключением немногих оперативников СРС, не мыслил как разведчик и не понимал, что шпионов надо не просто арестовывать: за ними следят, их проваливают, а после перевербовывают.

– Кстати, об умении видеть, – сказал Флеминг. – Я вижу, один американский писатель в Гаване собрался хлеб у нас отбивать.

Лицо мое, уверен, осталось бесстрастным, но внутренне я заморгал. Прошло – сколько? – меньше недели с тех пор, как Хемингуэй изложил свой план посольству в Гаване.

– Да? – сказал я.

Флеминг вынул мундштук изо рта и одарил меня своей кривой улыбочкой, этакий обаяшка.

– Совсем забыл. Вы ведь беллетристику не читаете, старый пень?

Я покачал головой. Зачем он завязал этот разговор? Чем заинтересовало Стивенсона и БСКБ мое тупиковое задание?

– Джозеф, – теперь он говорил серьезнее, без своего невыносимого акцента, – помните, мы обсуждали с вами любимую уловку Желтого Адмирала против его конкурентов?

– Смутно, – сказал я, хотя хорошо все помнил. Стивенсон, Флеминг, я и кто-то еще говорили, как мастерски адмирал Канарис – Желтый Адмирал – вбивает клинья между соперничающими разведслужбами противника. В данном случае между МI5 и МI6, внутренней и внешней разведкой Британии.

– Ну, не важно. Это я так, к слову. Хотите послушать одну историю?

– Хочу, – сказал я. Свои шпионские игры он начинал как любитель, но дураком, по крайней мере в области шпионажа, никогда не был, а после трех лет войны стал настоящим экспертом. Я был уверен, что из-за этой истории он и оказался «случайно» в одном со мной самолете.

– В прошлом августе случилось мне быть в Лиссабоне. Бывали в Португалии, Джозеф?

Я покачал головой. Он не хуже меня знал, что я никогда не был в том полушарии.

– Интересное место. Особенно теперь, во время войны, если вы меня понимаете. И натыкался я там на одного югослава, Попова. Говорит вам это о чем-то, мой дорогой? Попов?

Я сделал вид, что припоминаю, и опять покачал головой. Значит, эта «история» очень важна для него, раз он открыто называет чью-то фамилию. Мне это казалось неприличным даже здесь, в почти пустом самолете, где гудели пропеллеры.

– Совсем ничего?

– Сожалею, но нет.

Душана, или Душко, Попова абвер отправил в Англию как хорошо законспирированного агента. Почти сразу же по прибытии он начал работать на англичан как двойной агент. К тому моменту, о котором говорил Флеминг, – к августу 1941 года – Попов уже три года передавал немцам как правдивую, так и ложную информацию.

– Опять-таки не важно. С чего вы должны о нем знать? Так вот – рассказчик я плохой, но вы уж потерпите, пожалуйста. Этому Попову, известному также под кличкой Трехколесный, его континентальные хозяева выдали шестьдесят тысяч долларов, чтобы он мог платить своим собственным людям. А он в приступе щедрости пожертвовал деньги нашей конторе.

Я переводил про себя то, что слышал. Трехколесным британцы окрестили Попова за то, что он предпочитал секс с двумя женщинами. «Континентальные хозяева» – это абвер, где все еще полагали, что в Англии у Попова целая сеть. 60 тысяч ему выдали для оплаты мифических источников. «Наша контора» – МI6, которой Попов собирался передать эти деньги.

– Вот как? – скучливо промолвил я, сунув за щеку пластинку жвачки. В салоне как бы поддерживалось нормальное давление, но уши все же страдали.

– Да-да. Беда в том, что до передачи их нам Трехколесному надо было убить сколько-то времени в Португалии. Наши пятые и шестые друзья передрались из-за того, кто будет развлекать беднягу, пока он не вернется домой, и эта почетная задача выпала мне.

Перевод: МI5 и МI6 вели межкорпоративную битву за то, кому последить за Поповым и позаботиться о доставке денег. Флемингу, служившему в относительно нейтральной флотской разведке, приказали сопровождать Трехколесного, пока тот не вернется в Англию с полученной суммой.

– Ну хорошо, – сказал я. – Некий субъект, разжившись большими деньгами, решил передать их английской благотворительности. И как, показали вы ему Португалию?

– Это он мне ее показывал. Я имел удовольствие проехаться с ним в Эшторил. Может, слышали?

– Нет, – честно ответил я.

– Прелестный курортный городок на море. Пристойные пляжи и более чем пристойные казино, где и проводил время наш Трехколесный.

Я подавил улыбку. Попов, известный своей бесшабашностью, в данном случае играл на абверовские деньги, обещанные МI6.

– И что, выигрывал? – История, вопреки осторожности, заинтересовала меня.

– В общем, да. – Флеминг вставлял в свой длинный черный мундштук новую сигарету. – Я сидел там всю ночь и наблюдал, как наш друг обчищает несчастного литовского графа, которого невзлюбил. Выложил на стол пятьдесят тысяч долларов наличными – граф с ним тягаться не мог и ушел как в воду опущенный. Я нашел это весьма поучительным.

Ну еще бы. Умение рисковать Флеминг ценил превыше всех других добродетелей.

– А мораль в чем? – Самолет, подвывая, шел на посадку.

– Не уверен, что тут есть мораль, дорогой мой. В тот раз противоречия между нашими службами подарили мне чудесную ночь в Эшториле, но результат не всегда бывает столь положительным.

– И что же?

– Знаете другого Уильяма – Донована?

– Нет, мы с ним не знакомы. – Я знал, конечно, что Уильям «Дикий Билл» Донован, крупнейший соперник Гувера, возглавляет другую американскую разведку вкупе с контрразведкой – СКИ, Службу координатора информации. Донован, любимчик ФДР – президент совещался с ним в ночь Перл-Харбора, – работал скорее в стиле Уильяма Стивенсона и Йена Флеминга, то есть рисково и с сумасшедшинкой, чем кропотливо и бюрократично, во вкусе мистера Гувера. Знал я также, что Стивенсон и БСКБ все больше склоняются к Доновану, в то время как интерес Гувера к сотрудничеству с британцами остывает.

– А надо бы познакомиться, Джозеф, – сказал Флеминг, глядя мне прямо в глаза. – Раз вам нравится Уильям С., то и Уильям Д. должен понравиться.

– Уильям Д. имеет какое-то отношение к вашей игорной истории, Йен?

– В общем, да. – Флеминг смотрел через мое плечо в окно, где поднимался нам навстречу зеленый остров. – Вы ведь знаете, мой мальчик, что Эдгар не одобряет… э-э… методы этого Уильяма?

Я пожал плечами. О ненависти мистера Гувера к Доновану я знал, пожалуй, побольше Флеминга. Одной из самых успешных операций СКИ за последние полгода стало проникновение в посольства – как союзнических, так и враждебных стран – и похищение дипломатических шифров без ведома посольских работников. Очередной целью Донована было посольство Испании, настоящее золотое дно для американской разведки, поскольку фашистская Испания регулярно передавала информацию в Берлин. Через контакты в СРС я знал, что в намеченную для этой операции ночь мистер Гувер планирует нагрянуть туда вместе с вашингтонской полицией – с сиренами и мигалками – и арестовать людей из СКИ за взлом и проникновение. Корпоративная война снова превысила государственные интересы в глазах мистера Гувера.

– Оставим это пока, – сказал Флеминг. – Главное вот что: вскоре после нашего восхитительного португальского вечера Трехколесный прибыл в Соединенные Штаты.

Я и об этом знал. Душан (Душко) Попов прилетел в США из Лиссабона 12 августа 1941 года на боинге-314 «Летучий корабль», так называемом панамериканском клиппере. Абвер посылал его к нам для создания такой же шпионской сети, которую он «развернул» в Англии. Шесть дней спустя, 18 августа, Попов встретился с замдиректора ФБР Перси (Бадом) Фоксуортом и, согласно докладу последнего, показал ему 58 тысяч долларов мелкими купюрами, выданных ему абвером, плюс еще 12, выигранных в казино. Югослав был готов сыграть с разведкой США в ту же игру, которая так хорошо удалась ему в Англии.

В докладе говорилось, что Попов предлагает «ценную информацию», но без подробностей – я еще подумал, что это не совсем обычно для рапорта ФБР.

Через тех же друзей в СРС и вашингтонском офисе ФБР я проведал, что Донован и его банда требуют доступа к Попову и его информации. Донован отправил к мистеру Гуверу сына Рузвельта Джимми в надежде что-то вытрясти из директора. Гувер был вежлив, но делиться не стал, и в контрразведывательной сети Бюро тоже ничего не мелькало.

Флеминг, очень внимательно наблюдавший за мной, нагнулся и прошептал под нарастающий вой двигателей:

– Попов привез в Штаты вопросник, Джозеф. Жест помощи Желтого Адмирала их желтым союзникам.

Я перевел: Канарис через Попова прислал своим агентам в Америке сборник вопросов, ответы на которые помогли бы японцам. Случай редкий, но известный в шпионской практике. Вспомним, что до Перл-Харбора тогда оставалось четыре месяца.

– На микроснимке, – продолжал шептать Флеминг. – Ребята Эдгара… ваши ребята… прочли текст 17 сентября. Хотите посмотреть, старина?

– Вы же знаете, Йен, что мне придется доложить о каждом слове нашего разговора.

– Совершенно верно, мой мальчик. – Взгляд Флеминга был тверд и холоден. – Докладывайте, если должны. Но посмотреть-то хотите?

Я промолчал.

Он достал из кармана пиджака два сложенных листка бумаги и дал мне. Подошедшая стюардесса объявила, что мы скоро приземлимся в аэропорту Хосе Марти и попросила пристегнуть ремни – она поможет, если мы не умеем.

Флеминг отделался от нее шуткой, и я развернул листки, фотокопии увеличенного микроснимка. Один – оригинал на немецком, другой – перевод. Японским союзникам в августе должно было помочь следующее:

Точные детали и чертежи государственной верфи, ее энергетических установок, цехов, заправочных пунктов, сухого дока № 1 и нового сухого дока, строящегося в Перл-Харборе на Гавайях.

План стоянки подводных лодок в Перл-Харборе. Имеющиеся наземные сооружения.

Местонахождение миноискательных подразделений. Насколько продвинулись дноуглубительные работы у входа, в восточном и юго-восточном шлюзах? Глубина воды?

Число якорных стоянок.

Имеется ли в Перл-Харборе плавучий док? Планируется ли транспортировка такого дока туда?

Особое задание: сведения о противоторпедных сетях, недавно введенных на флотах Британии и США. Насколько широко они применяются в торговом и военном флотах?

Я сунул листки обратно Флемингу, точно они жгли мне пальцы. Вот какую информацию запрашивал нацистский агент в августе 1941 года, чтобы помочь японцам. Может, этот факт и не предотвратил бы нападение на Перл-Харбор, но я знал достоверно, что команда аналитиков Билла Донована летом и осенью прошлого года пыталась разгадать планы японцев. 7 декабря разгадку узнали все. Может, аналитики лучше бы справились, если бы мистер Гувер передал микроснимок им?

Этого я не знал, зато знал, что вопросник, показанный мне Флемингом, – не фальшивка: на нем стояли знакомые штампы и подписи ФБР. Этот документ мог стоить Эдгару Гуверу должности, будь он опубликован прошлой зимой, во время перл-харборской истерии и взаимных обвинений.

Самолет нырял и кренился, заходя на посадку. В окнах через проход мелькали зеленые холмы, пальмы, голубая вода, но я смотрел только на Флеминга.

– К чему вы мне все это рассказали, Йен?

Он потушил сигарету и плавным движением вернул мундштук в тот же карман, куда положил фотокопии.

– Хотел наглядно вам показать, что бывает, когда одно из агентств… скажем так… слишком заботится о своем главенстве и не желает ни с кем делиться.

Я смотрел на него, не понимая, при чем тут я.

Он коснулся своими длинными пальцами моего рукава.

– Джозеф, если вы случайно летите в Гавану из-за этого писателя, не задумывались ли вы, почему Эдгар выбрал для этой цели именно вас?

– Не понимаю, о чем вы.

– Конечно, дорогой мой. Конечно. Есть у вас, правда, один талант, могущий иметь непосредственное отношение к гаванским прожектам нашего литератора. Если он, скажем, сунет нос куда не следует. Талант, отличающий вас от других подчиненных Эдгара.

Я совершенно честно не понимал, о чем он толкует. Колеса коснулись посадочной полосы, взревели пропеллеры, в салон хлынул воздух.

Среди всего этого шума Йен Флеминг тихо, чуть слышно сказал:

– Вы убиваете людей по приказу, Джозеф.

5

Мы познакомились в пятницу утром, в комфортабельном кабинете посла. Я пришел пораньше, чтобы обсудить ситуацию со Спруиллом Брейденом, знавшим меня по Колумбии. Там я все время создавал Госдепартаменту проблемы, как агент СРС – так посол и собирался представить меня Хемингуэю. Потом к нам присоединились Роберт П. Джойс и Эллис О. Бриггс. Джойс, один из первых секретарей посольства, человек светский и хорошо одетый, руку жал твердо, а говорил мягко. Бриггс был в посольстве старшим по рангу до назначения Брейдена, но не возмущался, что его обошли, никакой напряженности между ними не чувствовалось. В назначенное для встречи время, десять утра, Хемингуэй не пришел. Прошло еще десять минут – его не было.

В ожидании мы беседовали. Бриггс и Джойс безоговорочно принимали легенду, согласно которой я был экспертом Госдепартамента по контрразведке, прикомандированным к СРС. Моя фамилия, вероятно, встречалась им в меморандумах из Колумбии или Мексики, где должность всегда указывается туманно. Разговор перешел на опаздывающего писателя: они с Бриггсом оба увлекались стрельбой по тарелочкам и по живым голубям, как в местном клубе, так и на болотах близ Сьенфуэгоса. Пока я, вызывая в уме карту Кубы, вспоминал, где находится Сьенфуэгос, Бриггс начал говорить об охоте на yaguasas[8] в провинции Пинар-дель-Рио. Да, конечно: Сьенфуэгос – это залив, портовый город и провинция на южном побережье.

Я украдкой взглянул на часы: двенадцать минут одиннадцатого. Меня удивляло, как посол это терпит. Большинство известных мне послов отменили бы встречу, если бы тот, кому назначено, задержался хоть на минуту.

Но тут дверь распахнулась, и в комнату ворвался Эрнест Хемингуэй, покачиваясь на пятках, точно боксер на ринге. Голос его звучал очень громко по сравнению с нашими приглушенными.

– Спруилл, извините меня, бога ради. В клятом «линкольне» бензин кончился, пришлось пилить черт знает куда, за университет, чтоб открытую заправку найти. Боб, Эллис, прошу прощения. – Он пожал руку послу, стиснул ладонь Джойса сразу двумя руками, хлопнул по спине Бриггса и вопросительно, с улыбкой, посмотрел на меня.

– Знакомьтесь, Эрнест, это Джо Лукас. Госдепартамент прислал его в помощь вашей криминальной лавочке.

– Очень приятно, Джо. – Руку он жал крепко, но не сдавливал, улыбался непритворно, однако я уловил и легкую настороженность: что ты, мол, за фрукт в самом деле?

Брейден жестом пригласил всех сесть снова, но Хемингуэя я успел рассмотреть. Рост шесть футов, если не выше, вес примерно 195 фунтов, но большая его часть приходится на верхнюю половину тела. Мы все в костюмах, а он в порядком запачканных чино, старых мокасинах и легкой рубашке навыпуск, гуайябере по-местному. Широкие плечи – из-за них он и кажется таким мощным, – длинные мускулистые руки. Левая немного искривлена в локте, на том месте зубчатый шрам. Выпуклая грудь, намек на брюшко, но бедра узкие – это видно, несмотря на просторную рубашку и брюки. Всё ушло в торс.

Мы сели, и я продолжил осмотр. Прямые темно-каштановые, почти черные волосы, аккуратно подстриженные усы. Седина нигде не проглядывает. Глаза карие. На Карибах он загорел дочерна, но краснота от солнечных ожогов и крепких напитков все же проглядывает. В уголках глаз мелкие морщинки-смешинки. Приоткрытые в улыбке зубы белые, на щеках ямочки. Подбородок четкий, ничуть не тронутый возрастом. Определенно нравится дамам, когда хочет того.

Я, как всегда, оценил его как воображаемого противника в драке. Стойка у него, я заметил, боксерская, даже когда он спокоен. И головой он вертит туда-сюда – и когда сам говорит, и когда слушает. Создается впечатление, что слушает он очень внимательно. Пока они с Брейденом обменивались любезностями, я заметил, что акцент у него, несмотря на долгие годы в Европе и Канаде, так и остался среднезападным, как у истинного чикагца. И есть легкий дефект речи: «л» и «р» немного похожи на «в».

Хемингуэй был выше, тяжелее и мускулистей меня, но намек на брюшко под гуайяберой показывал, что бойцовскую форму он поддерживает не слишком старательно. Старая, по-видимому, рана на левой руке ослабит его джеб и позволит противнику обойти его слева. Я помнил, что на Первую мировую его не взяли из-за слабого зрения. Предпочитает, скорей всего, ближний бой, несмотря на длинные руки: тузит противника и стремится отправить его в нокаут, пока не выдохся сам. Его надо держать в движении, заходить слева, мельтешить у него перед глазами, не давать ему подойти – а когда он устанет, подойти самому и врезать ему по пузу и ребрам…

Я выбросил эти мысли из головы. Джойс и Бриггс смеялись над шуткой Хемингуэя: у посольских, мол, просто мания проигрывать деньги на джай-алай. Он прямо-таки излучал юмор и чувство благополучия. Никакие досье и фотографии не могли передать, каков он вживую – он принадлежал к тем редким людям, которые доминируют в любом помещении, куда входят.

– Хорошо, Эрнест, – сказал посол, когда все отсмеялись, – а теперь поговорим о криминальной лавочке.

– Я поменял название.

– Простите?

– Да. На Хитрую Контору. «Криминальная лавочка» слишком претенциозна.

– Хорошо, пусть будет Хитрая Контора, – улыбнулся Брейден. – Эллис и Боб изложили мне ваше предложение в общих чертах, но вы, может быть, хотите что-то добавить.

– Конечно. – Хемингуэй встал. Он все так же вертел головой, когда говорил, и делал плавные жесты. – Господин посол, этот остров, расположенный в девяноста милях от побережья США, заполоняется нацистской пятой колонной. Паспортный контроль на Кубе анекдотичен. Агенты ФБР малочисленны и у всех на виду, как гробовщики на уличном карнавале. Мы с Бобом полагаем, что в Гаване больше трех тысяч жителей сочувствует фалангистам, и многие из них занимают должности, позволяющие ввозить на Кубу немецких шпионов и помогать им внедриться. – Он стал расхаживать туда-сюда, не отрывая глаз от посла. – Черт возьми, Спруилл. Большинство испанских клубов на острове не скрывает своих антиамериканских настроений, а здешние газетенки при каждом удобном случае превозносят успехи Оси. Не читали еще сегодняшнюю?