скачать книгу бесплатно
Бросились в дом. Всё те же следы грабежа. У порога труп одного из подручных купца. «Зарублен мечём,» -Охдир не спеша убрал свой длинный прямой палаш в ножны, закреплённые на спине.– «Шайка действовала быстро. Все торговые застигнуты врасплох…»
Среди гнетущей тишинытолько раздавалось тяжёлое дыхание ещё живого Лукьяна, который сидел, прислонившись к стене, возле ещё одного трупа своего работника. Глаза купца были полузакрыты. Иван и Фалалей склонились над владельцем фактории. Охдир, со стороны пристально оглядев хозяина торгового острога, решил, что вряд ли тот выживет… Первый приказчик купца, крупный бурят, лежал мёртвым у прилавка. Обрывки бумаги, какие-то тряпки, рассыпанная соль и дешёвые стеклянные бусы, на длинном столе опрокинутые глиняные кружки, стаканы и бутылки, кровь, смешанная с пролитой брагой. Ламутский воин взял одну из бутылок, налил из неё в кружку и поднёс к губам тяжело раненого. Купец, глотнув, широко открыл глаза. Лукьян жадно допил вино, выпрямился и схватил за руку брата.
– Фалалей!
– Кто здесь был? —подался вперёд старшой погонщиков.
Лицо раненого исказилось от боли и злобы.
– Хунхузы*, -отвечал он.– Сукины сыны!..Ограбили, убили. Шестьдесят сороков** соболей унесли… Фалалей, догнать их нужно.
– Постараемся.
(К слову, бандиты не забрали большое количества тяжёлых медвежьих, волчьих и рысьих шкур. Брошенные меха не попортили, а только разбросали некоторые из них. Из всего содеянного в остроге, было видно, что нападавшие торопились быстрее уйти с места преступления… Пять лошадей, которые паслись на дальней поляне, грабители не обнаружили.)
Купец оттолкнул руку брата, обратив мутный взгляд на Ивана и ламута.
– Ванька, то твой шанец… Бери своего рубаку покрученника*** с его учениками, бери дюжину извозных работных, лошадей, оружие бери и словите хунхузов… Недолго осталось жить мне… Отомстишь, треть соболей твоя. А Фалалей хлипкий вояка; на него не надеюсь.
Сорокалетний старшой погонщиков снова вздрогнул. Купец на самом деле давал шанс разбогатеть. Двадцать сороков соболей – богатство! Его друг Охдир действительно великий рубака и следопыт, на него вся надежда. Оно, конечно, воевать с пришлыми татями опасное занятие, но приз стоит того. «Построю хоромы в Якутске, младшим братьям подсоблю; глядишь, своё дело разверну!.. Заживём!» Взглянув на кровь, просочившуюся сквозь грубую холщёвую рубаху Лукьяна и стекающую на земляной пол, Иван быстро достал полотняный носовой платок и перевязал левую руку хозяина острога в том месте, где между кистью и локтём из глубокой раны ключом била алая кровь.
– Сколько было хунхузов? —подал голос ламутский воин.
– Осмаг на десять**** или чуть менее. Пешие они. Вы их легко нагоните, -купец тяжело сглотнул, закрыл глаза.– Да торопитесь.., а я скоро преставлюсь…
Умирающий качнулся вперёд, но удержал равновесие, выпрямился и устремил тусклые очи на Ивана.
– Отомстите за меня, ребятушки… Фалалей, слышишь моё обещание Ваньке?.. Не прощаю я воров*****, вражин жёлторожих.
Тут серые глаза купца раскрылись ещё шире; страшный огонёк сверкнул на мгновение в них и угас… Лукьян, мученически вздохнув, ткнулся головой в ноги своего мёртвого работника.
_________________________________________
*хунхузы – в Китае так называли речных пиратов; в России хунхузами называли любых китайцев, корейцев или японцев пришедших на территорию Дальнего востока с грабительскими целями.
**шестьдесят сороков – старорусская мера счёта, по сорок единиц (десять сороков = 400; двадцать сороков = 800 и т.д.).
***покрученник – (старорусское) наёмник.
****осмаг на десять – (старорусское) восемнадцать.
*****здесь слово «вор» употребляется в его старом значении – «преступник».
*****
Сын старосты мятежного корейского селения, Сомгун поправил длинный меч, пропуская вперед цепочку людей гружёных тюками ценных мехов. Соболей несли все и пятеро пленных туземев-дикарей и двенадцать его воинов. Несли связки пушнины на импровизированных коромыслах, наспех изготовленных из крепких палок, тащили на носилках, соорудили даже пару волокуш. «Великое богатство добыли мы в этих диких северных краях! Напрасно напарник – китаец Мао не пошёл с нами. Впрочем, с другой стороны – это замечательно. Не знаю, что китайцы поимеют в других местах сего малолюдного побережья, а эта Добыча только наша!..Ну, в основном; конечно придется какой-то малой частью пожертвовать в пользу союзников…»
Пиратская экспедиция в земли русского Охотоморья состояла из мятежных корейцев и китайцев. Первые бунтовали против произвола своих аристократов, вторые эмигрировали в Корею не желая покорятся захватчикам манжурам. Предводитель китайцев имел корабль; он и подбил Сомгуна на плавание в дикие полуночные края, суля большие барыши. «Не соврал Мао, тут есть чем поживиться!» Они шли через низкорослый северный лес. Подошвы хунхузов скользили по сосновым иглам, густо устилавшим слабо хоженую тропу. Изредка ветви деревьев больно хлестали пиратов по взмокшим лицам. Вечерело.
Глубоко втянув тонкими ноздрями смолистый, прохладный воздух, Сомгун объявил, что скоро будет остановка на ночлег.
*****
На закате в разграбленный торговый острог въехали трое служилых. Они везли донесение из Анадырской крепости в Якутск. Командовал юркий костлявый казак, с выбитыми передними зубами. Служилые не спеша расседлали своих мохнатых северных лошадок и вошли в дом.
Фалалей поведал казакам о случившемся разбое, призывая оказать содействие.
– Мы бы с великим удовольствием подмогли. Опять же, ворье иноземное приструнить следует, -отвечал беззубый.– Так ведь, в Якутск поспешать нам треба, а дорога тудысь, сами знаете, не из лёгких. Да и не безопасен наш путь то…
Все сидели за длинным грубо сколоченным столом в горнице служившей преставившемуся купцу магазином, трактиром и гостиницей. Перед ними стояли кружки с брагой и миски с кулешом – вечерняя трапеза. Охдир пренебрежительно фыркнул, услышав речь предводителя казаков, губы его слегка дрогнули в презрительной усмешке. Беззубый зло зыркнул на ламута, окинул цепким взглядом: инородец с узким, в шрамах, лицом и пронзительными бесстрашными чёрными глазами; лет под пятьдесят; длинные седеющие волосы на висках украшены двумя тонкими косицами, с вплетенными в них красными засаленными бархатными лентами к которым прикреплено несколько речных китайских жемчужин. Одет по-русски, как все извозные: сверху меховая безрукавка, засаленная холщёвая косоворотка, такие же штаны, только заправлены не в сапоги, как у прочих, а в, когда то щёгольские, торбаса. Лицо туземного воина слегка попорчено оспой. Инородец был довольно рослым, мускулист, худощав, порывист. «Именно воин! Не просто воин, а из лучших. Вона и палаш у него за спиной особый, с большим кольцом на рукоятке*. Встречаются оные среди дикующих… Мало таких, но в бою стоят они десятка. Северный богатырь! Слыхал я о нём – Охдир, бывший тойон одного из вымерших ламутских родов.» Казак провёл заскорузлым указательным пальцем по своему хищному орлиному носу. Прокашлялся в ладошку и, отведя глаза, изрёк.
– Однако, дам вам в подмогу человека. Дело тут сурьёзное, государственного рангу. Ты, что ли будешь командовать погоней, Вань?
– Угу. —мотнул большой головой старшой извозных.
– Вот и ладно. За тебя хорошо отзываются горожане – мол, есть у мещанина Ивана бойцовский дух; не зря он верховодит в артели извозных.
– Стараюсь, -старший караванщик теребил свою окладистую бороду.– Утром выступаем, с Божьей помощью. Сейчас заканчиваем вечерять, спать будем. Отдохнуть нужно…
Напоследок беззубый сообщил: дескать анадырские казаки отомстили враждебным чукчам за поражение Афанасия Шестакова, разорив несколько их стойбищ и вызволив из полона более сорока человек побитого отряда (правда, то были в основном служившие русским туземцы). Так же поведал собеседникам казак о том, что сожжена пенжинскими коряками новая русская крепостица на реке Яме, где сложили буйные головушки около двух десятков служилых.
– Ох, беды наши, беды! —запричитал Фалалей.
– Да! Такие дела, -казак прикусил тёмный ус.– Однако, мы со всеми недругами посчитаемся. Ой, посчитаемся (дайте только срок)! А ты, Никифор, завтра с Иваном на хунхузов идёшь.
– Как скажешь. —спокойно откликнулся названный служилый.
______________________________________
*Среди коренных жителей Крайнего Северо-Востока действительно были мастера владения мечом (искусные фехтовальщики). Стальные мечи аборигенов с большими кольцами на рукоятках изготавливали кузнецы «цивилизованных» народов (китайцы, корейцы и прочие). Попадали они к туземцам в обмен на их меха.
– 2-
Цепочка всадников в размеренном темпе двигалась по лесу. Охдир и два его ученика возглавляли колонну: следопыты-разведчики. Собственно, читать следы, оставленные хунхузами, не доставляло большого труда. Пираты держали курс на бухту Монгодан* в местность Дзялбу («Больше идти им некуда!»), видно там их ожидает корабль. Так северный воин и объяснил Ивану.
Продвигаться по узкой таёжной тропе на лошадях дело мудрёное – особенно не разгонишься. Иногда всадникам приходилось спешиваться, вести коняг в поводу. И всё же в том, что они настигнут татей ламутский богатырь не сомневался. «До бухты Монгодан четыре дни пешего пути.»
Лес был полон звуков. Откуда-то издалека слышался крик ястреба, шелестели ветви, пружиня под лапками неугомонных белок, из кустов донесся топоток ушкана**. Однажды тропу перебежал шустрый бурундучок.
Охдир периодически прикладывался к горлышку фляги – алкоголь давал забвение; прошлое вспоминать не хочется. НЕ ХОЧЕТСЯ… А война привычная работа. «Завтра нагоним хунхузов.» Который год скверно на душе ламутского богатыря – просвета нет. После того как вымер от оспы весь его клан, подался Охдир в город урусов Якутск. Несколько лет служил в центральном кабаке вышибалой и телохранителем хозяина заведения. Там и пристрастился туземец тушить печаль-тоску хмельным. Потом Охдир встретил Ивана; тот стал уговаривать вступить в его артель погонщиков вьючных лошадей. В конечном итоге северный супер боец дал согласие, так (после раздумий) ему показалось будет лучше; опять же больше опасности для совершенно не ценимой им своей жизни – разбойные, разбушевавшиеся стихии, дикие звери и вольные просторы родного Крайнего Северо-Востока. «А город – это множество чужих людей, грязь на улицах, отвратительные тяжёлые запахи. К тому же, стенами деревянными Якутск огорожен…» Охдир сделал ещё один внушительный глоток алкоголя – то плата за помощь Ивану. Деньги бывшему вождю не нужны; «пьяная вода», вот его вознаграждение. «Жить вовсе не хочется! Весь клан (жёны, дети, родители, друзья) – все ушли в страну предков… Один я на свете – словно осенний лист на студеным ветру…» Воин вновь приложился к горлышку фляги.
__________________________________________
*Монгодан – ныне магаданская бухта Гертнера.
**ушкан – заяц.
*****
Высоко в небе, изящно раскинув крылья, парил ястреб. В движениях его чувствуется сила и уверенность. Сомгун, залюбовавшись гордой птицей, со вздохом подумал о том, сможет ли он всю жизнь чувствовать себя столь уверенно. «Да, сейчас наше селение – селение свободных людей, но надолго ли…» Возможно, ценой этой богатой добычи он купит личную свободу себе и своей семье; в крайнем случае более-менее независимое положение. «Однако, богатство ещё нужно довезти до Родины, а это не такая уж лёгкая задача…»
Хунхузы пересекали обширную долину: кустарник, высокая трава, на взгорках ягель. Полчища комаров кружили над потными пиратами.
– Нужно взять правее, -объявил проводник-туземец.– Вон к той, расщеплённой молнией, сосне.
*****
Иван оглянулся на свой отряд: «Ребята крепкие, должны осилить хунхузов.» Трусившие на низкорослых якутских лошадках, всадники одеты пестро – смесь русских и туземных одеяний. Вооружены вразнобой: ружья, якутские боевые луки, копья, слегка укороченные сабли. Собственно, среди семнадцати преследователей чистокровных русских насчитывалось всего трое (но все семнадцать были православными). Иван сам на половину башкир (дед его пришёл в Сибирь с Южного Урала), однако это были россияне и преследовали они чужеземцев не токмо ради награды (которую они с Фалалелем посулили этим людям) – край свой оберегали…
Теребя бороду, старшой погонщиков вспоминал утренний разговор с Охдиром:
– Охдир браток, на тебя одного надежда.., не подведи! Отобьём драгоценную рухлядь, сотня соболей твоя. Матерью Божьей клянусь!
Ламутский воин криво усмехнулся, поправив на поясе флягу с водкой:
– Награды твои мне не к чему. Я вольная птица, а любое богатство лишает человека свободы; что бы там ни было, ты уже привязан к нему. Да, и был я уже богатым… Хунхузов догоним – не сомневайся; меха вернём. Не тужи, брат Ваня.
– Дай-то Всевышний!.. Ежели отобьём ценную кладь, справлю тебе, Охдир, серебряную флягу, -произнёс старшой погони севшим от волнения голосом.
Ламутский богатырь отмолчался, ускакав вперёд.
*****
Похолодало. Полночь. Давно ушло на покой солнышко, но звёзды ещё не высыпали на тёмно-серое небо. В зарослях поют ночные птицы, где-то рядом проревел лось, лютуют комары. Земля холодная – здесь на Крайнем Северо-Востоке не прогревается летом (если тот сезон можно назвать летом) землица, не дышит теплом.
Охдир выпивал за день минимум флягу хмельного. Иван специально возил с собой либо бочонок, либо бурдюк дешёвого спиртного для рубаки покрученника. Потрескивали сучья в костре. Почти вся погоня спала. Ламут вновь задумался о своей судьбе: «Каждый человек должен оставить после себя хоть что-нибудь, что бы облегчить путь последующим… А что останется после меня? Два воспитанника, которых обучил поножовщине… Оно, конечно, нужно хранить и передавать правнукам приёмы северного боевого искусства, но…» Воин краем глаза заметил какое-то движение в дальних кустах, недалеко от места где паслись стреноженные лошадки. Он резко повернулся: «Не могло померещится!» Сколько ни всматривался ламут, ничего не обнаружил. Однако, когда Охдир отвёл глаза, ему вновь почудилось какое-то движение, в том же месте. «Похоже человек!» Твёрдой рукой северный воин взвёл курок ружья, лежавшего у левого бока.
Из ближайших зарослей на поляну вышел один из учеников ламутского богатыря с охапкой хвороста. Молодой туземец аккуратно, стараясь не слишком шуметь, бросил дрова возле костра, отряхнул руки и снова лёг на своё ложе из кедровых ветвей. Охдир не спеша приподнялся, достал из седельной сумы сухарь и пересел так, чтобы удобнее видеть дальние кусты. Жуя хлеб, он пристально смотрел поверх костра: «Всё же кто-то прячется там!»
Спустя некоторое время именно из подозрительных кустов вышел низкорослый, как и большинство аборигенов, пожилой тунгус в сильно потёртых замшевых одеждах. За спиной у него, в колчане, лук и стрелы, к поясу подвешен добытый заяц. Туземец смело пошёл к костру. «Так-то лучше,» -воин продолжал медленно жевать сухарь.
Несмотря на преклонный возраст, инородец сохранил лёгкость походки и силу; круглое, морщинистое лицо его спокойно. Охдир сделал глоток из фляги: «Одинокий охотник похоже. Из пеших* тунгусов будет.»
Воин встретил непрошенного гостя холодно, однако угостил водкой и сухарем. Старик попросил щепотку соли**. Ламут дал. Закусив и посидев немного у костра, тунгус сказал, что пойдёт дальше, дескать, у него встреча с внуком возле Красного Родника, охотятся они. Вёл себя старик очень естественно. Оставив в знак благодарности зайца, пожилой туземец легко поднялся и, пройдя мимо стреноженных лошадей, растворился в ночи.
Охдир поймал себя на чувстве зависти к старому тунгусу: «У деда есть и дети и внуки, есть родной клан.., всё есть! Какой-то простой, полунищий охотник, а намного богаче меня…» Вспомнилось, как он женился в Якутске. Но новая супруга скончалась при родах; младенец прожил лишь несколько часов. «Почему жизнь моя постоянно так скверно складывается – будто дорога в никуда?..» Новый глоток водки. Налетел сильный ветер. Искры полетели от костра.
___________________________________________
*пешие тунгусы – племена аборигенов не имевшие домашних оленей; жили осёдло, занимались охотой и рыбной ловлей.
**Поваренная соль среди аборигенов Крайнего Северо-Востока ценилась очень высоко из-за своей редкости (основной товар за который туземцы отдавали любые меха).
– 3-
Ближе к рассвету появился старик-туземец, посланный Самгуном проверить нет ли за ними погони. Пожилой дикарь принёс нерадостные вести: преследователей семнадцать, с десяток ружей; возглавляет погоню великий ламутский воин Охдир.
У предводителя хунхузов учащённо забилось сердце: «Предчувствие не обмануло! Нас тринадцать и всего четыре поганеньких ружья! Северный богатырь – это опасный соперник. Если, правда, те рассказы, что я слышал о диких мастерах меча, встречающихся в Полуденных краях, то дело вовсе дрянь…» Сомгун плотнее закутался в плащ – утренняя сырость. «Нужно устроить прикрытие! Однако сколько человек поставить в заслон? Больше трёх нельзя, а дикарей-туземцев не заставить сражаться на своей стороне… Хорошо хоть, что угрозами принудили тунгусов выдать факторию русских и „поработать“ носильщиками. Впрочем, выбора у диких не оставалось, если бы они заартачились – всё туземное стойбище на берегу бухты Монгодан вырезали бы; а тунгусы очень дорожат своими чумазыми детёнышами.» Выкурив маленькую трубочку, Сомгун несколько успокоился: «Нужно будить людей и уходить. Помогайте, Боги Удачи!»
Перед самым рассветом, просветлевшее было небо заволокло тучами, заморосил дождь.
*****
Погоня проходила мимо небольшого, болотистого озера. Дождь кончился. Тучи по-прежнему громоздились друг на друга, однако теперь в разрывах между ними проглядывало голубое небо. Иван остановил коня на взгорке, заглядевшись на пару белых лебедей, низко летящих над озером. Пустынный, дикий край, но зелёный и своеобразно красивый.
Вдруг старшой извозных почувствовал, что его коняга падает. Всадник резко спрыгнул на землю. Конь рухнул. «Что за чёрт?!?» Почти тут же пали лошади всех преследователей.
– Отравили коняжек! —зло сощурился казак Никифор, положив свою тяжёлую руку на эфес сабли.
Из-за груды серых камней к обескураженной погоне, тоже пешими, вышли разведчики-следопыты. Лицо Охдира словно каменная маска.
– Что скажешь? —Иван готов был сорваться на крик; все это видели.
– Недоглядел, -бывший вождь говорил спокойно, выражение его лица нисколько не изменилось.– Перехитрил меня старый тунгус. Ловко он отравил лошадок.
Сдержанность ламута несколько охладила старшОго. Он стиснул зубы и стал нервно теребить бороду: «Упустим хунхузов – плакали мои денежки. Не жили богато, нечего и начинать. Так, что ли, оборачивается? С другой стороны, ежели Охдира провел инородец, то и никто бы не докумекал заподозрить старика… Теперь понятно как чужеземные тати узнали о купеческом остроге. Тунгусы нас выдали…»
– Не кручинься, Ваня, -отвечал на невесёлые мысли предводителя северный богатырь.– Завтра точно нагоним воров. Они груженые, мы налегке. Станешь ещё, ты, богатым человеком.
– Твои бы слова, да Богу в уши, -с надеждой выдохнул Иван.– Однако хитры тати, дело своё чёрное знают.
– Верно сказал, старшой, -Охдир пристально смотрел в глаза начальника.– Следующий раз они засаду выставят… Но мы с тобой войной нынче занимаемся… Ламуты так говорят: «Если собираешься идти охотится на медведя-людоеда, будь готов к тому, что можешь с ним встретиться.»
– Значит нагоним хунхузов? —Иван продолжал нервно теребить бороду.
Ламутский воин утвердительно кивнул.
*****
Сомгун весь день сам тащил на коромыслах связки мехов. Меха – вроде бы лёгкая кладь, А КОГДА ИХ МНОГО… Даже шелковая головная повязка взмокла. Прямой длинный меч и приличных размеров кинжал здорово мешали при ходьбе; подошвы ног гудели. Нет, если БЫ не погоня – нести такие богатства одно удовольствие. Несёшь на плечах сытное, комфортное будущие. НО ПОГОНЯ! Нужно оставлять засаду. Если его заслон удержит преследователей хотя бы на час – это лишних 3—4 километра отрыва. Мао, по идее, уже должен с кораблём ждать в бухте; так договорились. Но вдруг не будет корабля, задержатся где-либо китайцы?.. Впрочем, лучше об этом не думать. Ситуация сродни кошмару: вот оно богатство горбит спины, а проснёшься и НЕТ ЕГО. Только тут значительно пострашнее кошмарного сновидения, здесь отберут богатство вместе с жизнью. Атаман пиратов в который раз споткнулся. «Только не падать. Нужно идти и идти вперед! Нужно оставлять заслон! Нужно не останавливаться на ночлег – сделаем короткий привал и снова идти. Боги Удачи, помогайте!»
*****
Заслон хунхузов не справился со своей задачей. Два корейских пирата удерживали погоню не более четверти часа. Охдир, заметив засаду, послал одного из учеников остановить основную колонну преследователей; второй вступил в перестрелку, отвлекая на себя хунхузов. Сам северный богатырь обошёл бандитов сзади и двумя выстрелами из лука прекратил бой.
Во фляге корейца, одетого побогаче, оказалась рисовая водка. Вкус её не понравился Охдиру, но выбрасывать корейское хмельное тот не стал. Ламут повесил чужеземную баклагу на ветку засохшей лиственницы, основательно закрепив: «Глядишь, кому-нибудь сгодится…» Ночь вступала в свои права. Налетевший порыв холодного ветра подхватил круглые соломенные шляпы падших хунхузов, унося прочь. Совсем рядом испуганно залаяла лисица…
Подошедший низкорослый погонщик долго мочился на трупы врагов. Ружья пиратов, с боеприпасом, взяли городские якуты*. Казак Никифор утрофеил кинжал богатого хунхуза. Кто-то обнаружил в холщёвой суме побеждённого, победнее, шкурку соболя. Больше времени россияне потеряли приходя в себя после случившейся стычки.
– Ночлег устраивать рано, -твёрдо произнёс Охдир.– Вёрст с пяток ещё отшагаем. Нагонять разбойников следует.
– Добро, -согласился Иван.
– Ночёвка будет короткой.
– Как скажешь. Лишь бы догнать вражин.
– Догоним, -вставил своё слово казак.– Никуда они от нас не денутся.
