скачать книгу бесплатно
Государственный палач
Сергей Юрьевич Сибирцев
Роман «Государственный палач» знаменитого писателя Сергея Сибирцева можно назвать, пожалуй, одним из самых захватывающих, ироничных и в то же время жестоких произведений в русской литературе на сегодняшний день.
Главный герой, детский писатель, имеющий довольно большую известность, живет отнюдь не за счет своих гонораров, а благодаря тому, что является сутенером собственной жены. Но и эти события не являются самыми важными, основная проблема в повествовании заключается в том, что личность главного героя не двойственна, а тройственна.
Философствующий сочинитель, обличающий самые тяжкие грехи общества, являющийся сам по себе грубым сластолюбцем и сибаритом, становится против собственной воли Государственным палачом.
Сергей Юрьевич Сибирцев
Государственный палач
© Сибирцев С. Ю., 2021
© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021
Опыт авторской аннотации
Во-первых, автор задался благородной целью – привлечь нынешнего, задавленного электронно-виртуальной информацией, бедного читателя самым изысканным времяпрепровождением – чтением художественных текстов. А точнее, стать соучастником (соавтором!) рождения художественного (следовательно, божественного) потока авторских мыслеобразов. Потому как истинный читатель – всегда сотворец любого сверхсубъективного авторского творения.
Во-вторых, автор со всем искренним нахальством убежден, что подобного рода текст, который он представляет на ваш суд, отыскать в русской необъятной местности чрезвычайно затруднительно по причине отсутствия такового.
В-третьих, язык романа, стиль изложения, композиция, фабула, портреты персонажей, внутренний мир их со всей скромной очевидностью претендуют на авторскую оригинальность. Это утверждение не только самоуверенного (в меру) автора, но и поклонников его нескромного дара, среди которых и отъявленные, беспощадные читатели, а именно – коллеги по литературному цеху, обладающие безусловным (абсолютным) сочинительским слухом.
Главный персонаж романа – сам автор как бы. И профессиональное занятие у героя соответственное: детский писатель.
Время действия: наше неспокойное, пронизанное сквозняками апокалипсических техногенных и природных катаклизмов, людских настроений, ожиданий, прогнозов – время библейских предзнаменований. До мистической – в христианском летоисчислении – даты: миллениума – считаные годы.
Место действия – столица – Москва – постсоветской России, со всеми ее вымороченными постсоветскими персонажами. Здесь и мелкие вымогатели – рэкетиры, и Лицо, всерьез претендующее не только на президентский престол всея Руси, но и на всепланетный… А между ними – вся гамма человеческих существ, живших, живущих и только собирающихся обживать русские необозримые метафизические просторы.
Второй (по значимости в судьбе главного героя) персонаж романа – жена детского писателя. Она главный добытчик семьи. Зарабатывает, продавая себя. Элитная жрица любви. Вполне почетная и почитаемая древняя профессия. Обставлена эта добычливая (чрезвычайно прибыльная) деятельность по цивилизованному: фирма «Утеха», в которой жена героя – и президент, и менеджер, и главбух, и главный (и единственный) исполнитель.
Главный персонаж также задействован в процветании «Утехи» в качестве главного охранника и инкассатора.
Разумеется, элитарная фирма процветает нелегально.
Так получилось, что наш герой уже давно люто ненавидит собственную супругу-добытчицу; отчего подобная неджентльменская напасть навязалась герою, станет понятно в процессе развития сюжета. Наш герой не понимает и оттого совсем не по-родительски потрухивает собственного отпрыска – гимназиста-семиклассника. Не понимает и себя… И по-мальчишески мечтает – об истинном понимании! Мечтает в необузданных, чрезвычайно пленительных, плотоядных, жутко правдоподобных кошмарных сновидениях. Мечтательный патологический реваншист…
В сновидениях наш психопатический герой позволяет себе наконец-то стать самим собою: безжалостным или жалостливым до омерзения, талантливым и бездарным одновременно, похотливым и вместе с тем поэтически вдохновенным, остроумным и подло недалеким…
В какой-то миг и автор, и читатель вдруг теряют путеводную нить реалистической повествовательности. Сон становится явью – и наоборот. И главный персонаж, обнаружив этот неподдающийся разуму феномен, как бы не замечает этого вопиющего факта…
В сновидениях он уже давно служит главным экзекутором страны – Государственным палачом. Кого только ему не приходится казнить… В той великолепной жизни, которой он наслаждается в сновидениях, у него есть нежно обожаемая им белокурая спутница – законная жена, от которой он без ума в любое время суток… И однажды ему пришлось приводить в исполнение приговор: казнить – расчленять – любимую на виду многомиллионной телеаудитории…
«…по долгу службы занимаюсь членовредительством: профессиональными неширокими, четкими, размеренными замахами отсекаю-четвертую все еще живую, вздрагивающую, смертно-утробно всхлипывающую, уже без одной руки от самого заголенного плеча и полной чувственной ножки, на месте которой ровный ало-сочный срез с алой же кровью, толчками, точно диковинный родниковый ключ, выплескиваемый на занозистый, заматерело багряный, почти черный отщип станка-колоды.
– Ди-и-имыча-а! А ка-ак без ноже-е… Ах, некраси-иво-о, Димыч!
И мне странно слышать от жены, что ее беспокоят такие, в сущности, пустяки в ее-то ситуации, как некрасиво, видите ли, без ножки, без ручки. Зачем они ей, мертвые окровавленные обрубки, – ей предстоит через какие-то мгновения остаться вообще без головки ее златокудрой. Странным образом, однако, устроен мозг этих прелестных женщин…»
Странным, непостижимым образом устроена психика главного персонажа, открывающего перед бесстрашным любознательным читателем все свое потаенное, когда-либо утаенное, как бы призабытое, в большинстве случаев явно патологическое…
Откуда появился этот (на первый взгляд ординарный, нормальный) монстр в симпатичном человеческом обличье? Кто, какие такие чрезвычайные обстоятельства породили это существо мужского рода, считающего себя детским писателем? Что собой представляет современный суперцивилизованный человек, куда он ведет себя и себе подобных?
Ответ на эти и на множество прочих неудобоговоримых, ханжески замалчиваемых, всегда волнующих человека (любой местности, любой страны) вопросов можно встретить на страницах этого жутковато увлекательного, своеобразно поучительного, бесконечно искреннего русского метафизического романа.
Государственный
Палач роман в психопатических этюдах
Сон – явь
(предисловие к роману «Государственный палач»)
В романе Сергея Сибирцева жизнь героя, «государственного палача», протекает на двух уровнях: в сновидениях и в так называемой обычной жизни.
В сновидении он – государственный палач, расчленяющий, казнящий тела эдаких недосатанистов, порочных, злобных людей, но, может быть, не дотягивающих до вершин мирового зла.
Чего им не хватает, чтоб достигнуть этих вершин? Видимо, не просто порочности, но лицемерия и способности натягивать на себя тогу благочестия…
В жизни же наш государственный палач вроде бы тихий мирный семьянин, хотя и с внутренними странностями.
Как правило, считается, что мир сновидений коренным образом связан с переживаниями в дневной жизни, с подсознанием. На первый взгляд это так.
Но существует иная сторона, иная гипотеза, более древняя, чем первая, которая говорит о том, что, хотя в сновидениях присутствуют разорванные элементы таких переживаний, на самом деле они направляются совершенно иным потоком – потоком сновидческой жизни, которая имеет свои законы и, главное, иной смысл.
С этой точки зрения мир сновидений и мир бодрствования – совершенно разные миры, и их подлинные смыслы вообще не пересекаются.
В этом плане «ошибка» героя романа заключается в том, что он внес в свою «земную» жизнь несопоставимую с ней сновидческую: убил свою жену по примеру своих ночных грез…
Но любая гипотеза всегда относительна, и в этом замечательном романе сновидческая действительность и так называемая реальность трагическим образом пересекаются.
«А в сущности, какая мне разница— мне, профессиональному палачу, – наконец-то получившему нужную славную работу в этой чуждой солнечной действительности», – говорит наш герой, приблизившись к самому краю… бездны-романа.
Тайные желания становятся наконец-то явью, а эта «солнечная действительность» так отчуждена от нашего подпольного героя, что она теряет все признаки реальности: в ней теперь все возможно, как во сне.
Наиболее зловещим все-таки оказался постскриптум, в котором обнаруживается, что чрево погибшей-казненной супруги «носило в себе превосходно развитый шестимесячный плод мужского рода».
Но этот мертвый плод мечен знаками зверя, Антихриста, – тремя шестерками: «…обширное родимое пятно в виде трех багровых капель, отдаленно напоминающих запятые».
Здесь уже центральной фигурой становится господин Канашкин, жрец подземельного элитарного Клуба. Есть «надежда», вернее, «антинадежда» на «оживление» странного плода…
Роман попадает в цель, в сердцевину безумной, виртуальной жизни нашей планеты конца тысячелетия.
Того ли ждали господа гуманисты начала двадцатого века? Почитайте газеты 1899–1900 годов, прогнозы знаменитых ученых, политиков, гуманитариев на грядущий двадцатый век – вы умрете со смеху. И главное, с каким апломбом несли дичь.
Юрий Мамлеев,
писатель, философ, член Международного Пен-клуба
Авторское предуведомление
Во-первых, обстоятельства и персонажи романа благополучно (или не очень) существуют (если еще существуют…) и даже процветают в настоящей, действительной жизни. И некоторые славные герои с удовольствием (или без оного) обнаружат себя на этих страницах, а узнавши себя, возможно, пожелают высказать Автору свои пожелания и замечания. Автор, разумеется, с удовольствием впоследствии их учтет.
Во-вторых, самый главный (психопатный) персонаж – сам Автор. Эту профессиональную тайну я раскрываю не от нескромности, не ради интриги, но лишь спокойствия ради некоторых ядовитых читателей, которые вдруг по какому-то сердечному движению вздумают признать свою порядочную, почтенную особу в образе симпатичного и жутковатого персонажа.
На второстепенных и эпизодических ролях, как и полагается в подобного рода сочинениях, присутствуют мои близкие и дальние родственники, приятели и неприятели и просто добрые и случайные знакомые.
Одним словом, все романное действие разворачивается в дружеском, а точнее сказать, в интимном интерьере.
И последнее. В виде доброго, благожелательного напутствия хочу сказать следующее.
1. Роман не рекомендуется читать детям, не достигшим призывного возраста.
2. Роман не рекомендуется читать добрым людям с малоустойчивой психикой и возможными ее отклонениями.
3. Роман не рекомендуется читать людям оптимистической ориентации.
4. Роман не рекомендуется читать (я бы вообще запретил) людям садистической, маньячной, садомазохистской ориентации.
5. Роман не рекомендуется читать с единственно положительной целью: как бы развеять скуку, убить время.
6. Роман не рекомендуется читать господам, которые разучились (или еще не научились) думать сердцем.
7. Роман не рекомендуется читать на ночь…
Сон – предтеча романа
События этого сновидения перевернули всю мою жизнь – настоящую, будущую и даже ту, что встанет за гробом моим.
Итак, господа, которые люди…
В нем, в этом милом столичном предосеннем сновидении, случились смертоубийства, злодеяния и членовредительства, место которым все-таки в романах-ужасах…
Но в нем же произошли чрезвычайного свойства любовные события, эротическая наглядность которых еще не пропечатана на мелованных и газетных листах тех прелюбодейских изданий, что ныне не в диковину вам, уважаемые…
Но они произошли именно со мною, который в эти самые тревожные сны-недели для оскалившихся, осклабившихся политиков был подвергнут таким волнующим психическим, моральным, а впрочем, и физическим испытаниям-глумлениям, которых с лихвою достало бы на пару-тройку хичкоковских триллеров, в которых главным действующим лицом-персонажем опять же явился бы я, путешествующий в мистических измерениях и пространствах, в которых течение времени совершенно иное, совершенно иррациональное, нелогическое, неизъяснимое…
Именно в этот простецки милый, нежданно просветленный ненасморочный месяц-сон моя вполне густая шевелюра украсилась серебристым клином…
Но, господа, которые люди, я все-таки умудрился не исчезнуть, не раствориться в бесчисленных коридорах Черного и Белого Подземелья… Я остался в живой солнечной действительности с одной-единственной прагматической целью – отомстить миру…
Отомстить миру! Этому миру ничтожных существ, которые назвали свое племя – люди…
Люди – это существа, которые с дьявольским апломбом возомнили о себе, что ч е л о в е к – это подобие Сына Творца, Иисуса Христа, но не распятого, а идущего, раздающего, исцеляющего…
И мщение мое вполне людское, насквозь земное, плоть от плоти ваше, которые люди…
Я дотошно записал все случившееся со мною, дав этим торопливым косноязычным этюдам-записям тривиальный профессиональный подзаголовок: «Роман в психопатических этюдах».
Да-да, вы, которые люди-людишки, знайте же, что я один из вас, подобный вам, подобный во всех ваших мыслимых и немыслимых земных грехах и грешках, – я отныне заявляю, что человек от человека сотворения и до века нынешнего есть предтеча Дьявола-послушника Черной Вселенной.
Люди есть мозоли развязной дьявольской лапы…
И я одна из бесчисленных глупых мозолей, которые, отшелушившись, отваливаются в виде смердящей перхоти на земную твердь по мере того, как Дьявол-послушник шастает по ней.
Любая блоха, любая вошь, буде даже тифозная, есть вершина Божьей искры-вдохновения…
Практичная златоспинная непоседа-пчела явно создана вдохновенной, неравнодушной кистью, меня же эта Божья тварь своей неутомимой практической жилкой утомляет и отвращает…
Осторожная ласковая гиена, с удовольствием пожирающая разложившуюся Божью плоть, тоже плод Божественного озарения…
Именно они, и только они! Эти насекомые, эти твари есть истинное лицо-предназначение живой сути-природы, сотворенной Творцом в минуту забавы и вдохновения…
Потому что э т и Божьи творения-твари чрезвычайно органичны, природны. Они не искусны – они талантливы во всех своих омерзительных (разумеется, по-человеческому узколобому завидущему мнению) плотоядных наклонностях и страстях…
И ежели случится на земле Великой Мор – а он всенепременно случится, – выживут именно эти Божьи твари: членистоногие, усатые, многоглазые, дурнопахучие (как будто человек не есть самое зловонное существо!), изящно цельномускулистые, свирепые по инстинкту, а не по жадности и любви к скопидомству…
Впрочем, скопидомство, стяжательство, подонство, ростовщичество и прочие милейшие человеческие пороки, всегда как бы прощаемые Богом, – они, эти сугубо человеческие привычки, все-таки незнакомы, неведомы Божьим тварям, которых мы, славословящие себя, ничтожества, боимся, сторонимся брезгливо, а большей частью презираем. И презираем-то именно по причине отсутствия у них этих злокачественных дьявольских пороков…
Впрочем, откровенно словесной желчью разве способно ли пронять гранитную душу человеческую?
Смехотворная, зряшная затея…
Впрочем, к подобным затеям прибегает уже не одно поколение вольных сочинителей и придворных бумагомарак, чтоб хоть как-нибудь зацепить-затронуть-усовестить непоколебимую эту твердь – душу – суть человеческую.
И все-таки не удержусь и скажу: слова-понятия: совесть, мораль, нравственность выдуманы-извлечены из какой-то идеальной фантастической сущности, из выдуманной мифологической действительности, с единственно мелкой целью – кичиться этими как бы человеческими, как бы духовными проявлениями перед истинно Божьими творениями-тварями…
И отдельный человек и целое государство уже которое тысячелетие примеряет и кокетливо облачается, приобретая за бесценок, в эти идеальные религиозные и прочие одежды. И все равно всегда они не по росту, но как бы все-таки по моде.
И тем более зримо и рельефно выдаются все члены-конечности человеческие, все их непомерное убожество и эгоизм.
Вселенский чудовищный ч е л о в е ч е с к и й эгоизм, растлевающий все живое вовне и внутри…
Этюд первый
Сон разума рождает чудовищ.
Франсиско Гойя
…самое грубое слово, самое грубое письмо все-таки вежливее, все-таки честнее молчания.
Фридрих Ницше
Золотые пауки обоев так по-утреннему празднично искристы и бодры, что мои все еще неудержимо смыкающиеся веки как-то сами собой повиновались солнечному восточному призыву-взгляду – приотворили сонный недоумевающий зрачок, вмиг сузившийся и на миг же ослепший. В следующую секунду тяжелое непослушное веко растормошило, растревожило свои хитрые тонкие мышцы – запомаргивало.
И я окончательно выбрался из иллюзиона, из сказочного бытия, которое как бы ненастоящее, как бы только подразумевается, которое называется просто и прозаично – с о н.
Вышел я из него с необыкновенным облегчением, ощущая непривычное для моего, слава богу, еще не тщедушного организма сердцебиение, какой-то странный сердечный ток, отдававшийся неуютным тягостным гулом-звоном едва ли не в самой глубине черепа.
