скачать книгу бесплатно
По правде говоря, я рассчитывал поймать камбалу или минтая, а на поверку оказалось, что в северных водах на донку можно выловить только рыбу всех времён и народов – морского бычка!
Возле трапа собралась толпа зевак. Это были суровые полярники из числа докеров, приехавших на заработки. Они дружно принялись обсуждать мой улов. Видимо не часто им приходилось видеть такое зрелище в родном порту.
Дело в том, что бычков мне приходилось ловить у себя на родине. Эти твари заглатывают любую наживку и обрывают самые прочные снасти. Бычок годится только для одной цели – из него получается хороший бульон для настоящей морской ухи.
Поскольку для ухи, помимо бычков, нужна ещё и другая рыба, которой в этих водах попросту не было, я решил покончить с рыбалкой. Мясо выбросил за борт, а донку смотал и положил обратно в карман тулупа.
В Певеке мы простояли под разгрузкой несколько дней. Пару раз с ребятами из экипажа мы выходили в город, бродили по грязным улочкам среди домов на сваях, и возвращались на борт родного судна.
Помимо вахт у трапа во время стоянки в порту, мы работали в палубной команде у боцмана.
По распоряжению старпома нас отправили на зачистку трюмов.
Мне никогда доселе не приходилось спускаться в трюм грузового судна.
Правда, несколько раз я подходил во время погрузки в Беринговском к открытым крышкам трюмов и заглядывал вовнутрь.
Ощущение было такое, как будто я стою на крыше пятиэтажного дома и смотрю вниз!
Представьте себе огромный стальной котлован, на дно которого, вам нужно спуститься! Вот это и есть трюм «ИВАНА МАКАРЬИНА».
Боцман собрал нас в подшкиперской и провёл инструктаж по технике безопасности. Нам предстояло спуститься в трюм и отчистить днище трюма от кусков угля и угольной пыли.
Я спускался на дно трюма по стальной вертикальной лестнице.
Мои ноги и руки тряслись мелкой дрожью. Страх преследовал меня до самого окончания спуска. Пот струился из-под каски и заливал глаза, а тело покрылось испариной.
Наконец я достиг самого дна трюма. Огляделся по сторонам и, убедившись в том, что все ребята благополучно спустились, облегчённо вздохнул.
Дело в том, что я с детства боюсь высоты. Несколько раз мне случалось забираться на крыши городских многоэтажек. Помню, как однажды, я с мамой поднялся на крышу первого шестнадцатиэтажного дома в моём родном городе. Мама работала главным инженером в ЖЭУ, и по какой-то надобности, ей нужно было попасть на крышу именно этого дома.
Мы с мамой стояли на крыше шестнадцатиэтажки и я смотрел на город с высоты птичьего полёта, при этом одновременно испытывая и страх и восторг.
Но одно дело стоять и смотреть с крыши вниз, а другое ползти вниз по лестнице, как в верхолазы в кинофильме «Высота».
Работа в трюме абсолютно ничем не отличалась от работы на палубе. Мы отчищали трюм от остатков угля, а потом тщательно выметали угольную пыль.
Пока мы зачищали трюма с парнями из палубной команды, разгрузка судна подошла к концу и «МАКАРЬИН» поднялся над пирсом, как гигантский исполин, освободившись от «угольного» бремени.
Мы были готовы к выходу в рейс. Из динамиков судна прозвучала долгожданная команда старпома: «Швартовной команде по местам стоять на отшвартовку, судно снимается в рейс!».
«ИВАН МАКАРЬИН» отошёл от пирса и занял своё почётное место за ледоколом в караване, следующим в Беринговский.
Боже, помилуй полярников
Боже, помилуй полярников
с их бесконечным днём,
С их портретами партии,
которые греют их дом;
С их оранжевой краской
и планом на год вперёд,
С их билетами в рай на корабль,
уходящий под лёд.
Боже, храни полярников —
тех, кто остался цел,
Когда охрана вдоль берега,
скучая, глядит в прицел.
Никто не знает, зачем они здесь,
и никто не помнит их лиц,
но во имя их женщины варят сталь,
и дети падают ниц.
Как им дремлется, Господи,
когда ты им даришь сны!
С их предчувствием голода
и страхом гражданской войны,
С их техническим спиртом
и вопросами к небесам,
На которые ты отвечаешь им,
не зная об этом сам.
Так помилуй их, словно страждущих,
чьи закрома полны,
Помилуй их, как влюбленных,
боящихся света луны;
И когда ты помилуешь их и воздашь
за любовь и честь,
Удвой им выдачу спирта,
и оставь их, как они есть.
Б. Гребенщиков & группа «Аквариум»
Впереди маячил мощный торс атомного ледокола «РОССИЯ». Мы двигались за ледоколом, разбивая остатки льдин и расчищая путь для каравана.
Жизнь на «МАКАРЬИНЕ» текла ни шатко и ни валко. Кинофильмы были пересмотрены до «дыр», карты тоже порядком поднадоели.
Нужно было придумать новое развлечение, а что можно придумать на пароходе, где и так уже всё придумано до нас?
И вот однажды, во время вечернего чая, кто-то из членов экипажа предложил устроить чемпионат по мини-футболу. В качестве футбольного поля, смекалистый моряк предложил использовать днище одного из трюмов, ведь трюма на «МАКАРЬИНЕ» были абсолютно пустые после разгрузки, и места для игры в футбол, было предостаточно. По словам моряка, который выдвинул идею с «трюмным футболом», такие чемпионаты регулярно устраивались во время переходов на судах, следующих в балласте (порожняком).
Предложение было незамедлительно поддержано всеми членами экипажа.
В назначенный день, мы спустились в один из трюмов «МАКАРЬИНА».
Боцман прихватил с собой кусок мела, и с его помощью обозначил зоны и границы ворот. Разделившись на противоборствующие команды, мы приступили к игре.
Каждая из команд состояла из представителей различных судовых служб: штурманов, механиков, матросов и мотористов. Игра проходила динамично и азартно. Я играл в нападении, как самый молодой и шустрый из нашей команды.
Со стороны можно было наблюдать забавное зрелище: взрослые мужики с воплями носились по днищу трюма, передавая друг другу пасы, и нанося яростные удары по воротам противника.
Прошло уже много лет, и я уже не помню, выиграли или проиграли мы тот первый матч, который проходил в трюме «МАКАРЬИНА», но ощущения азарта и радости прочно отпечатались в моей памяти.
Разгорячённые, после проведённого матча, мы поднимались наверх уже не ощущая страха высоты и опасности процесса подъёма.
Наш чемпионат по «трюмному футболу» длился несколько вечеров.
Каждый вечер, после ужина, мы переодевались в спортивную форму и дружно спускались в один из, облюбованных нами, трюмов.
Но, к нашему глубокому разочарованию, чемпионат по «трюмному футболу» продолжался недолго.
Капитан «ИВАНА МАКАРЬИНА» получил радиограмму из пароходства, в которой сообщалось, что в трюме одного из транспортных судов, трагически погиб боцман.
Обстоятельства смерти боцмана были ошеломляющие: он спускался в трюм, обутый в резиновые кеды, и во время спуска упал с высоты и разбился.
В радиограмме сообщалось о том, что необходимо ограничить допуск членов экипажа к работам в трюмных помещениях. Кроме того, членам экипажа, допущенным для работы в твиндеках и трюмах, предписывалось неукоснительно соблюдать правила техники безопасности.
После получения этой радиограммы, капитан издал приказ, в котором категорически запрещалось спускаться в трюм всем членам экипажа, без особых на то распоряжений со стороны руководства.
Конкретно нам, как несовершеннолетним, окончательно и бесповоротно было запрещено даже подходить к открытым трюмам.
А меж тем, караван медленно, но верно приближался к Беринговскому.
Во время этого перехода заболел один из курсантов, с которыми я проходил морскую практику на «МАКАРЬИНЕ». Поскольку врача на нашем судне не было, то обязанности врача, согласно правилам, выполнял старпом.
Яковлевич посетил каюту в которой проживал больной, провёл медицинский осмотр и распорядился о помещении больного на карантин.
Так как специального помещения под лазарет на судне предусмотрено не было, то в качестве больничной палаты старпом решил использовать свободную каюту.
Дело в том, что «МАКАРЬИН» был построен в Германии и педантичные немцы на каждой из кают прикрепили таблички с указанием профессии проживающего.
Андрейку (так звали нашего больного) поместили в каюту с надписью «ПЕКАРЬ».
Очевидно, немцы предполагали, в штате советского судна, обязательно будет специальный человек, который будет печь хлеб, ведь русские просто не могут жить без хлеба!
И действительно, на каждом российском судне выпекают собственный хлеб, но, как правило, этим занимается повар или дневальная.
На «МАКАРЬИНЕ» хлеб выпекала дневальная, а по сему, каюта «ПЕКАРЯ» пустовала и использовалась экипажем, как склад для различной утвари.
Андрейку поместили в эту каюту, а мы пришли его навестить. Ради интереса, мы начали рыскать по рундукам и среди разного хлама обнаружили дрожжи.
Это была символическая для нас находка. Поскольку мы были курсантами, то первая мысль, которая пришла нам в голову – это использовать дрожжи по назначению. Что, собственно, мы и сделали. В тайне от всего экипажа, у дневальной был выпрошен молочный бидон с камбуза. В этом бидоне мы и поставили брагу. Бидон мы установили в своей каюте и тщательно его замаскировали.
Старпом регулярно посещал Андрейку, давал ему таблетки и даже делал уколы. А мы настаивали брагу, в надежде выпить её, по приходу в Беринговский.
Кстати говоря, про бражку на нашем пароходе ходило множество морских баек. К примеру, ребята из нашего экипажа рассказывали, что им приходилось работать на судах, где мотористы ставили брагу в огнетушителях. Не знаю, практиковалось ли это у нас на «МАКАРЬИНЕ», но нам было приятно слушать эти байки, потому что мы тоже поставили брагу в тайне от всех, и от этого ощущения, каждому из нас становилось чрезвычайно приятно.
Андрейка шёл на поправку и вскоре, после очередного осмотра, старпом констатировал факт выздоровления и его переселили обратно в общую каюту. Поскольку ключ от «лазарета» временно оставался у нас, то решили от греха подальше перетащить бидон именно в эту каюту, что мы и сделали.
По приходу в Беринговский мы намеревались выпить содержимое бидона, однако осуществить задуманное, нам так и не удалось…
Семь бед – один ответ!
«МАКАРЬИН» стоял на рейде Беринговского.
К борту судна привычно подходили самоходные баржи. Началась погрузка угля.
В первый день стоянки в Беринговском нас вызвал к себе старпом.
Как только мы зашли в его каюту, в нос ударил резкий запах перебродивших дрожжей.
Самопогрузка на рейде в порт-пункте Беринговский
На его огромном столе, заваленном кипами бумаг, стоял наш бидон с брагой.
«Потрудитесь объяснить, товарищи курсанты, откуда в каюте, где находился больной, оказался этот бидон с сивухой?» – произнёс он сердито.
Мы молча опустили головы. Никто из нас не хотел признать, что это наших рук дело.
– Сегодня я делал обход по судну и заглянул в эту каюту. Как только я зашёл в неё, то сразу же почувствовал запах дрожжей. Открыл рундук и обнаружил этот бидон с сивухой. Итак, я вас спрашиваю, чья была идея поставить брагу, где взяли бидон и дрожжи? – рявкнул старпом.
– Это не мы. То есть это не наш бидон, и мы ничего такого не делали – робко ответил Андрейка.
– Ключ от каюты был только у меня и у вас. Если бидон с сивухой принёс и поставил в рундук не я, то, следовательно, могли сделать это только вы! – мрачно заметил старпом.
– А может, это кто-нибудь из экипажа ещё до нас поставил – почти шёпотом заметил Андрейка.
– Детский сад! Взрослые мужики, а ведёте себя, как малые дети! Значит так, ключи от каюты немедленно сдать мне! А ваш поступок мы будем разбирать на общесудовом собрании! Если решите признаться в содеянном, то обойдёмся выговором.
В противном случае, вам всем грозит отчисление из училища. Всё, свободны! – отрезал старпом и указал нам на дверь.
Мы молча вышли за дверь. На душе скреблись кошки. Невинная детская шалость превратилась в серьёзную взрослую проблему. Вылететь из училища из-за бидона браги!
После ужина мы собрались все вместе в каюте и решили, что, во что бы то ни стало, мы будем всё отрицать. Ведь у старпома не было никаких доказательств, что это дело наших курсантских рук.
В этот же вечер, как по сценарию, произошёл ещё один неприятный случай…
Я лежал на шконке в своей каюте и читал книгу. Неожиданно ко мне в каюту зашёл мой однокашник – Игорь Лобанов, по прозвищу «Лэбан».
Лэбан был известен в нашей роте тем, что он был неутомимым изобретателем разных козней. В этот памятный вечер он шатался по пароходу в поисках приключений. И нелёгкая принесла этого прохиндея именно в нашу каюту…
Дальше события разворачивались следующим образом: Лэбан зашёл в мою каюту и уселся на стул, стоящий подле стола, напротив открытого иллюминатора. Шаря своими длинными руками по сторонам, он открыл ящик стола, в котором лежали спичечные коробки. Коробков было около сотни, и они занимали полностью весь верхний ящик в столе.
Игорёк вытащил несколько десятков коробков и разложил их на столе, затем он выстроил из них пирамиду и задумчиво уставился на творение своих рук. Потом он медленно достал зажигалку из своего кармана и поджёг основание пирамиды.
Коробки начали поочерёдно вспыхивать, распространяя по каюте едкий дым.
Лэбан заворожено смотрел на фейерверк из коробков, как кролик на удава.
