Лекарство против застоя

– Ну почему же, – пожал плечами адмирал Ларионов. – Вполне может сложиться такая ситуация, что мы вдруг узнаем, что враг, а это совсем не президент Форд, решился разрубить Гордиев узел всеобщим глобальным ядерным ударом. Если аномально алчное и жестокое поведение янки и в самом деле диктуется влиянием Сатаны, который, как вы сами выразились, построил в Штатах дом и завел хозяйство, то такой вариант вполне вероятен. А президента Форда, если будет возражать, можно интернировать или даже просто убить. Победителей не судят. Более того, Сатане будет приятно, если в ядерном огне сгорят и СССР, и США, а весь остальной мир будет отброшен к порогу Каменного века. «Неумолимый» мы в подобном случае в позицию для атаки американских ракетных шахт главным калибром вывести успеем, а вот о подводных лодках требуется позаботиться заранее, чтобы не было потом мучительно больно за напрасно погубленные жизни.

Я представил себе эту вполне вероятную картину, и содрогнулся от ощущения, что чуть было не пропустил роковой удар. Тщательнее надо относиться к своим обязанностям, ведь президенты в Америке редко когда бывают настоящими хозяевами положения – обычно это не более чем марионетки в руках так называемого Глубинного Государства. Архангел от этого чувства встал во мне во весь рост, расправил крылья и вострубил в фанфару. После такого я был готов ринуться в бой прямо сейчас.

– Да, – согласился я громовым голосом, ощущая щекотку в темечке, – к такому варианту надо быть готовым, ведь не только ЦРУ способно действовать в обход официальной иерархии, но и Пентагон. Систему, позволяющую запускать ракеты только с санкции президента, можно обмануть множеством способов, в том числе вручную замкнув пару контактов. Я лично встречусь с товарищами Брежневым и Устиновым, и решу вопрос с поставкой двухсот торпед данного типа в кратчайшие сроки. В конце концов, это в их же интересах.

20 мая 1953 года, Британское стратегическое направлениеКапитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

Десант на Британские острова случился в тот же день, когда возобновилось наступление на еще не оккупированные южные регионы Франции, начавшееcя в шесть часов утра по местному времени. К тому моменту советско-югославские войска уже до конца доели северную Италию и вышли на рубежи альпийских перевалов, а в Черноморских Проливах стихли ожесточенные бои на развалинах Стамбула. Советский Союз становился полноправным повелителем полумира, и до окончательной победы ему остается уже немного. Пройдет совсем мало времени, и очередное стратегическое наступление начнется на Кавказском фронте, где до этого отмечались только бои местного значения.

И вот в разгар этих событий, когда рушились сами устои западного мира, и в Лондоне думали, что хуже уже не будет, война, прежде бушевавшая где-то в стороне, вдруг обернулась лицом непосредственно к Британским островам. До этого все было относительно тихо: советская авиация не бомбила ни Лондон, ни другие города много понимающих о себе просвещенных островитян. Боевые действия велись исключительно в воздушном пространстве над Каналом и прибрежными районами Голландии, Бельгии и северной Франции, где передислоцированные в Европу соединения советского ПВО отражали налеты больших групп последних поршневых бомбардировщиков «де Хэвиленд Москито» и первых реактивных «Электрик Канберра», сопровождаемых реактивными же истребителями «Глостер Метеор».

Впрочем, к двадцатому мая ярость тех воздушных сражений уже в основном утихла. Большая часть британско-канадско-австралийской авиации еще в первую ночь войны сгорела на западногерманских аэродромах, а то, что оставалось на территории Метрополии, до лохмотьев истрепалось в безнадежных попытках воздушными ударами сдержать продвижение советских войск вдоль побережья Северного моря и Канала. Некоторое количество «Глостер Метеоров» британское командование придержало на черный день в составе частей ПВО Метрополии. Британский Боров четко, как дважды два, понимал, что без десанта на Острова на этот раз не обойдется, и эту высадку отбить не удастся. Слишком велик оказался перевес сил после того, как Америка решила выйти из непосильной для нее войны и покориться пришельцу из-за пределов этого мира. По этой причине силы Метрополии должны были сдерживать советский натиск в безнадежных арьергардных боях, чтобы дать возможность правительству и королевской семье в полном порядке отступить на территорию Канады. Но когда это время настало, выяснилось, что сделанная заначка оказалась бесполезной.

Все началось ровно в полдень, когда, внезапно для британской ПВО, в воздухе над Норфолком, Суффолком, Эссексом, графствами Южной Англии и, самое главное, над Лондоном появились звенья и эскадроны разозленных донельзя «Шершней», которые с ходу набросились на аэродромы, радарные станции и зенитные батареи. Именно тут, в британской столице и ее ближайших окрестностях, было сосредоточено девяносто процентов сил ПВО Метрополии, что умерла, даже не подергав ножкой для проформы. Пылали на аэродромных стоянках уцелевшие в предыдущих боях «Глостер Метеоры», а мелкокалиберные автоматы, в начале налета пытавшиеся отгавкиваться, мои злобные девочки уничтожили вместе с расчетами сразу после самолетов. Тем, кто оказал сопротивление во время этой операции, никакой пощады не полагается. Радары на побережье разбиты снарядами магнитоимпульсных пушек, и теперь бездействуют; на зенитных батареях все разнесено в стальной лом и кровавый фарш.

Особо тщательно мои фурии прорабатывали центр Лондона, насыщенный как многочисленными зенитками, так и особо важными лицами британского королевского режима. В неровном треугольнике площадью менее двух квадратных километров расположены Парламент, резиденция Правительства, министерство обороны, Адмиралтейство, Скотланд-Ярд и Букингемский дворец. Именно туда я планировал нанести основной разящий удар, который обезглавит британскую курицу, в то время как высадка советских войск в других местах на первом этапе будут всего лишь злостной отвлекающей дезинформацией. Впрочем, это ненадолго: как только будут решены первоочередные задачи в центре Лондона, отвлекающие действия наполнятся реальным содержанием.

Во всей правящей британской своре меня интересовали только молодая королева Елизавета с семейством, да мистер Уинстон Черчилль, за которого меня попросили адмиралы Фишеры из миров пятого и пятнадцатого года. Главное – убрать этого деятеля из родного мира, а там поглядим. Британия двадцать первого века этому апологету имперского могущества может показаться горше чаши с соком цикуты. Поэтому на Букингемский дворец по плану была нацелена разведывательно-штурмовая бригада гауптмана фон Баха, на Даунинг-стрит будут высаживаться бойцы капитана Коломийцева. Остальные цели в британской столице я уступил местному 37-му гвардейскому Свирскому Краснознамённому воздушно-десантному корпусу. Поскольку в Корее все обходилось без советского участия, в канун начала войны это прославленное соединение, которым командует… генерал-майор Василий Филиппович Маргелов, перебросили с Дальнего Востока на Европейский ТВД.

Вот тут-то и встретились две версии одного и того же человека из разных миров – один тут на стажировке, другой будет лично исполнять все нормативы десантной операции галактического стандарта. Впрочем, и от Маргелова-младшего главкомство над ВДВ не уйдет, просто эта десантная операция с самого начала даст ему понимание хорошего стиля. Так что тот, кто думает, что товарищ Сталин не умеет шутить, жестоко ошибается: просто его юмор не всем понятен и не всем от него смешно, а еще у таких шуток долгоиграющие последствия. Вот в мире Старших Братьев товарищ Сталин пошутил над генералом Бережным, прислав тому в комиссары Просто Леню, а потом, через множество лет, с отскоком через посмертие, в мире семьдесят шестого года у меня завелся суперБрежнев, от которого благим матом воют как позднесоветские «илиты», так и заокеанские «партнеры».

И вот в воздухе над Лондоном под оглушительный вой сирен воздушной тревоги еще свирепствуют кровожадные «Шершни», а в голубых разрывах между облаками уже показались массивные клиновидные туши «Святогоров». Из двадцати больших десантных челноков, выделенных мною на эту операцию, на первом этапе шестнадцать единиц задействовано именно на лондонском направлении. И тут надо сказать, что Лондон к обороне не готовили, поскольку это считалось преждевременным. Заняться этим предполагалось после того, как разведка доложит, что в портах Голландии, Бельгии и Франции накапливаются транспортно-десантные суда новой Великой Армады. Британские специалисты посчитали, что на одних средствах воздушного десантирования подобную операцию не вытянуть, и успокоились, ну а теперь уже поздно пить «Боржом».

На местности все происходило точно так же, как во время операции «Судный день» в Лондоне мира Мизогинистов, когда я спасал от неправедной смерти несчастных британских колдуний, только масштаб действия был во много раз большим. Впрочем, и эту операцию тоже можно назвать «Судный день», ведь это расплата Британии за несколько столетий политики по соблюдению только своих интересов. Между прочим, внезапность операции тоже имеет свои издержки: в полдень среды на улицах в центре Лондона полно как праздношатающейся публики с благосостоянием выше среднего на тротуарах, так и легковых автомобилей на проезжей части.

И вот над головами перепуганных лондонцев бесшумно (и это страшнее всего) на бреющей высоте скользят покрытые бугристыми плитками брони атмосферные флаеры огневой поддержки десанта, беспощадно подавляя все, что имеет отношение к британским вооруженным силам или хотя бы просто окрашено в защитные цвета. От пульсирующего воя ведущих огонь магнитоимпульсных пушек закладывает уши, рубиновые с дымком трассы очередей рассекают воздух, и там, куда пришлись попадания, все с грохотом обращается в дым и прах. У входа в Букингемский дворец пылают два танка «Центурион», под ударами сверхскоростных снарядов превратившиеся в дуршлаги. Ставили их там не столько для защиты, сколько для успокоения членов королевской семьи, хотя окна жилой части дворца обращены в противоположную сторону, к садам, а не на площадь с памятником королеве Виктории (его, кстати, тоже спилили очередью из магнитоимпульсной пушки, ибо эта старая стерва как раз и олицетворяет все плохое, что было в британской политике). И теперь еще живые шотландские гвардейцы с ужасом смотрят на буйство огня, пожирающего их товарищей, и на разбросанные по площади обломки былого величия. И мнится им, что битва за Лондон будет короткой, страшной и безнадежной для защитников, ибо враг не просто могущественен, но и непостижим обычным человеческим умом.

А из-за крыш домов в небо поднимается густой столб черного дыма с искрами и проблесками пламени – это «Шершни» расстреляли триалинитовыми НАРами казармы королевской конной гвардии, расположенные в непосредственной близости к резиденции премьер-министра. По счастью, конюшни этой части находятся в другом месте, так что невинные лошадки не должны пострадать никаким образом. Скорее всего, я их конфискую и оберну на пополнение своего конского поголовья, ведь развитие технологий всего лишь сужает, но не отменяет применение лошадей ни в народном хозяйстве, ни на войне. Советское руководство, стремившееся к стопроцентной механизации и моторизации, этого не поняло, а потому построило экономическую систему, далекую от оптимальной эффективности.

Тем временем в центре Лондона без всяких предупреждающих сигналов, распихивая машины и людей в стороны своими защитными полями, на проезжую часть откуда-то сверху (лондонцы не имеют привычки смотреть на вечно затянутое смогом небо) опустились массивные десантные челноки, шириной почти не уступающие проезжей части улицы. В их кормовой части широко распахиваются транспортные ворота, опускаются аппарели, и из необъятных утроб в четыре колонны выезжают советские бронеавтомобили БТР–152 – частично в обыкновенной комплектации с пулеметом СГМБ на штыревом креплении, частично вооруженные установкой ЗПУ–2 (зенитная спарка пулеметов КПВТ). В кузовах машин рядами сидят злые советские десантники, в большинстве своем вооруженные «калашниковыми» первых моделей, и только у водил, пулеметчиков и командиров легкие и компактные ППС–43.

Установки ЗПУ–2 на БТРах требовались десантникам не столько для противодействия британской авиации, которой в небе над Лондоном не могло быть по определению, сколько для подавления огневых точек на верхних этажах зданий и борьбы с легкой бронетехникой. Недаром же этот пулемет еще называется «противотанковым». Баррикада из мешков с песком в окне для него не препятствие, а лишь повод устроить небольшой песчаный самум, разбрызгав тех, кто вздумал прятаться за этим «укрытием», по стенам и потолку. Это устройство, конечно, не идет ни в какое сравнение ни с магнитоимпульсной пушкой «Шершня», ни даже со спаркой ЗУ–23–2, но на местном уровне это вполне убийственное изделие, компактное и скорострельное. Впрочем, Лондон к обороне не готовили, а потому данное устройство, за редчайшим исключением, так и осталось невостребованным.

Переход от Войны Миров к советскому вторжению оказался таким шокирующим, что многие лондонские джентльмены, и особенно леди, восприняли его на грани истерики. Если почтенную даму не держат ноги, то она начинает уползать из этого страшного места на карачках. Однако никакого секрета в такой удивительной пугливости представителей и представительниц британского имущего класса нет. Те места, где работяги из доков или заводов могли оказаться только случайно, я распорядился обработать слабым депрессионным излучением, чтобы привить местному бомонду безусловный рефлекс повиновения советскому солдату-победителю. И я этими солдатами горжусь, потому что ни у кого из уже спешившихся бойцов товарища Маргелова не поднялась нога, чтобы пнуть шнурованным сапогом в толстый или, наоборот, тощий британский зад. А вот коренной европеец обязательно бы пнул, и не один раз.

Впрочем, не везде высадка осуществлялась исключительно на технике. Возле Вестминстерского дворца бронетранспортеры с ЗПУ–2 играли роль средства огневой поддержки и устрашения, а основная часть десантников, ворвавшаяся в святая святых британского парламентаризма, сделала это на своих двоих. И в первых рядах доблестного советского воинства шагал худой штатский с простым крестьянским лицом. Это был посол Советского Союза в Великобритании, а также личный спецпосланник товарища Сталина Андрей Андреевич Громыко, буквально за пару дней до начала боевых действий отозванный в Москву «для консультаций». И вот теперь он вернулся, чтобы с парламентской трибуны зачитать британским власть имущим условия капитуляции их злокозненного государства. Последний раз нечто подобное случилось почти девятьсот лет назад, когда после победы при Гастингсе Вильгельм-Завоеватель низверг архаическое уже на тот момент англосаксонское королевство, в управлении которым не последнюю роль играли пережитки эпохи военной демократии[5], и установил нормальный для средневековья военно-феодальный режим. Вот и мы с товарищем Сталиным сносим архаического на данный момент феодально-буржуазного мутанта, чтобы дать возможность британцам пожить при советской демократии.

Примерно то же самое происходило в Букингемском дворце, только там советские десантники, устанавливая оцепление вокруг правительственного квартала, только имитировали подготовку к штурму со стороны парадного входа, в то время как челнок с бойцами гауптмана Вернера фон Баха опустился со стороны жилой части дворца прямо в саду. А дальше в ход против охраны пошли исключительно парализаторы, и лишь изредка, там, где не было риска задеть кого-либо из королевской семьи, применялось огнестрельное оружие и даже плазменные бластеры. Впрочем, поскольку «королевское» направление курировала Кобра, все обошлось без особых накладок. Всех членов королевской семьи (включая младшую сестру Елизаветы бунтарку Маргарет, к месту и не к месту демонстрирующую просоветскую ориентацию в пространстве) требовалось убрать из Лондона в безопасное во всех смыслах Тридесятое царство, с чем мои люди справились просто на «отлично». Все политические разговоры с ними я намеревался вести уже потом, в домашних условиях, без особой спешки и суеты.

Совсем другое дело было со стариной Уинстоном. В подвальное помещение под зданием на Даунинг-стрит (типа бомбоубежище) я ворвался вместе с капитаном Коломийцевым и его бойцами, при всех атрибутах Специального Исполнительного Агента. Но вот ведь незадача – никакого исторического слова у меня сказать не получилось, потому что сразу при моем появлении Британского Борова стали бить корчи. Даже без дополнительного расследования могу предположить, что демона себе в сожители будущий британский премьер заполучил, когда ждал расстрела в бурском плену. Впрочем, от этого факта мои планы не поменялись ни на йоту. Накинув на дергающуюся в конвульсиях тушу заклинание стасиса, я вызвал к себе Лилию и попросил ее вместе с отцом Александром избавить данного персонажа от незаконного квартиранта, чтобы при этом он остался жив, здоров и вменяем, с ясным рассудком и твердой памятью. А потом мы с ним поговорим, если у меня еще будет желание.

Девятьсот восемьдесят третий день в мире Содома, поздний вечер, Заброшенный город в Высоком Лесу, башня ТерпенияПринцесса Маргарет Виндзор (год рождения 1930-й, 23 года)

Что могло быть более незыблемым, чем уклад нашей королевской семьи? Это была данность, как то, что за ночью наступает день, и так из века в век, без перебоев и отклонений. С одной стороны, я хорошо понимала, как мне повезло родиться принцессой, а с другой, довольно рано стала осознавать, что это накладывает определенные ограничения. Мне с детства привили понятие ответственности за репутацию королевского дома Виндзоров. И чем взрослее я становилась, тем более приходила к мысли, что мое существование напоминает жизнь в стеклянной камере, где каждый мой шаг на виду, однако я не могу выйти наружу и раствориться среди остальных людей.

При этом никому особо не было до меня дела. Центром внимания была моя сестра. Все знали, что в роли будущей королевы она будет безупречна. И если, пытаясь поставить себя на ее место, поначалу я втайне ей завидовала, то потом поняла, что едва ли смогла бы нести на себе корону. Сестра была другой. Главным качеством, которое могло сделать ее идеальной королевой, была холодность. Она была просто сплошной глыбой льда. Нет, не в человеческом плане – она, конечно же, испытывала такие чувства, как любовь, привязанность, нежность. Холоден был ее рассудок. Ничего в ней не было «слишком». Пресловутое «королевское достоинство» составляло саму ее суть. Ей никогда не приходилось притворяться – во всех своих словах и действиях она была собой. Всем было ясно, что, когда она займет трон, монархия будет в надежных руках. И она, будучи на виду у всей Великобритании, чувствовала себя вполне комфортно.

Я же знала, что на мне ответственности станет еще больше. Сестра королевы! Пристальное внимание журналистов к моей персоне и без того выводило меня из себя. Разумеется, всех интересовала моя личная жизнь. В желтой прессе нет-нет да появлялись гнусные статейки, и сестра всякий раз просила меня не давать повода к сплетням. Я кивала и обещала, и в этот момент она ужасно раздражала меня. Она старалась быть моей совестью – вот уж этого я позволить не могла. И в то же время мне не хотелось огорчать ее. Все же она была самым близким для меня человеком. Ее холод охлаждал меня лишь на время. А потом бунтарский дух вновь вырывался на волю – и я творила то, что сестрица называла «безрассудствами». Я не могла унять этот дух. Видимо, то, что не досталось сестре, я получила в полной мере: горячность, вспыльчивость и… страстность.

Да, сестре моей предстояло стать королевой, мне же было суждено оставаться лишь ее тенью… Но было нечто, что давало мне преимущество над ней. Обе мы с самого детства были на виду, и, хоть напрямую об этом никто не говорил, я чутко улавливала то, что проскальзывало в словах и улыбках, обращенных к нам: я красивая, а она нет. И вроде бы мы всегда были очень похожи, но тем не менее разница была очевидна. Точно некий начинающий художник сначала написал один неудачный портрет, а потом, видя его несовершенство, создал другой такой же, в котором уже проработал все детали.

Лиллибет было наплевать на красоту. Тем, кто холоден, не нужна красота, она им даже лишняя. А красивые живут чувствами… Поэтому мне и достался в придачу такой темперамент, который заставлял меня искать острых ощущений. Стоило мне однажды осознать, что я нравлюсь мужчинам, и я, не задумываясь, бросилась в омут любовных приключений… Втайне покинув свою стеклянную тюрьму с ее скучными протокольными мероприятиями, я уходила в те места, где могла остаться неузнанной, где смех и звон бокалов, где в мерцающем полумраке стелется над стойкой бара сигаретный дым… Я кружила голову, я сводила с ума, я наслаждалась мужскими взглядами, объятиями крепких рук…

При этом я никогда не теряла контроль над собой. Я выбирала красивых, крепких, достаточно галантных мужчин. Собственно, их было не так уж и много, но вполне достаточно для того, чтобы плотская сторона жизни открылась мне во всей своей сладостно-греховной притягательности. Эти мужчины не затрагивали моей души, я не запоминала их имен. Ни о каких серьезных отношениях я тогда даже не помышляла. Мои тайные похождения давали мне чувство некой независимости, когда я была хозяйкой своим желаниям.

А потом я влюбилась. Мне тогда уже исполнилось семнадцать. Питеру, что был главным конюшим при дворе моего отца, было поручено сопровождать меня в одном из вояжей. Мы много общались с ним тогда, и я совершенно ясно видела в его глазах восхищение и… желание. Но он даже и не пытался делать какие-то шаги к сближению, ибо был порядочным человеком, к тому же женатым и имеющим детей (на что мне было глубоко плевать, как и на четырнадцатилетнюю разницу в возрасте). Однако я не могла сама повеситься ему на шею, все-таки я была леди. Но именно тогда между нами и проскочила искра, зажегшая в нас страсть, и оба мы бережно хранили воспоминания о том путешествии.

По возвращении я постаралась забыть его, и вновь ударилась во все тяжкие. Но теперь все было по-другому. Алкоголь не помогал избавиться от мыслей о красавце полковнике. Так и сидела у меня в сердце эта заноза, и я понимала, что развязка однажды произойдет, поскольку безошибочно чувствовала, что Питер испытывает то же самое.

Все разрешилось после того, как умер мой отец. Смерть его стала для меня потрясением. Я впала в депрессию и не выходила из своей комнаты, оплакивая дорогого папочку – единственного, кто любил меня всей душой. Без него мир казался мне темным тупиком. Я много плакала и бичевала сама себя, каялась в грехах и просила Господа изменить мою жизнь в лучшую сторону.

И в тот момент, когда я меньше всего думала о мужчинах, Питер вновь ворвался в мою жизнь… Как неизбежное, как само собой разумеющееся. Он тоже был привязан к отцу, и мы вместе горевали в моих апартаментах… Мы курили, пили виски в больших количествах и откровенничали друг с другом. Я испытала счастье, узнав, что он уже развелся, и счастье это было столь неуместным на фоне горя, что мне тут же стало стыдно. Но я уже ничего не могла с собой поделать, и наш головокружительный роман завертелся со скоростью обезумевшей карусели…

Правда, наши отношения приходилось тщательно скрывать. Как раз сейчас было такое время, когда скандал в королевском семействе крайне нежелателен. Мы встречались тайно, и необходимость конспирации еще больше распаляла нашу страсть.

Так прошло больше года. Я лелеяла надежду выйти за Питера замуж, понимая при этом, что никто не одобрит брака с разведенным простолюдином, и я потеряю привилегии члена королевской семьи. Впрочем, все зависело от сестрицы. Но я уже догадывалась, что она, будучи не в силах со своей холодностью понять меня, сделает все, чтобы я отказалась от своих намерений. И порой я даже жалела, что являюсь принцессой. Если бы я была простолюдинкой, то все было бы намного проще, ибо тогда я бы даже не знала, что значит жить в роскоши! А роскошь – это то, от чего очень сложно отказаться. Принизить себя, стать предметом для завуалированно-насмешливых обсуждений прессой всего мира – это вынести дано не каждому… Фамильная гордость все же присутствовала во мне, и рассуждать трезво я умела. Стоит ли влечение к мужчине таких жертв? Ах, если бы можно было оставить все как есть: тайные встречи, вся эта романтика… Но это было невозможно. Рано или поздно все равно все вышла бы наружу, и разразился бы скандал. Иначе не бывает. Да и, в конце концов, думала я, мне все же надо когда-то создать семью… Все же я решила, когда Лиллибет станет королевой, поговорить с ней о том, чтобы заключить с Питером брак.

А потом случилось ЭТО…

На Континенте снова началась Большая Война. Обезумевшие кузены решили повторить трюк Гитлера с внезапным нападением на мирно спящие Советы, после чего их оставалось бы только оккупировать, но дядюшка Джо был уже стреляный тигр, и в самый канун нападения внезапно нанес упреждающий удар. Как оказалось, за восемь лет, минувших с окончания прошлой Великой Войны, воевать у русских не разучились ни генералы, ни солдаты. Но, самое главное, с ними был тот, о ком даже в королевских гостиных говорили только шепотом. Прежде этот господин орудовал только в Корее, где он помог китайским и корейским миньонам дяди Джо нанести сокрушительное поражение силам Объединенных Наций. Тогда нам казалось, что Корея – это так же далеко, как и Марс, но господин Никто доказал нам, что для его силы не существует ни границ, ни расстояний. Впрочем, выбив из рук кузенов атомную дубину, этот таинственный владыка жизни и смерти отступил в сторону, сложив на груди руки, и дальше большевики на европейских полях самостоятельно демонстрировали свои таланты танцевать с огнем и саблями.