Восстание

***

– You say you want a revolution,

Well, you know

We all want to change the world.

Мобильный Кирилла надрывался и от вибрации подпрыгивал на столе, проигрывая песню «Битлов», установленную рингтоном специально на Катю. Наконец, владелец телефона вприпрыжку выбежал из санузла, схватил трубку.

– Алё, Кать? – с глупой улыбкой он слушал её голос, выслушав, продолжил. – Да, тут, дом 15, квартира шестьсот шестьдесят шесть, – прыснул, – нет, что ты, никакой чертовщины, я пошутил. У нас квартира номер тринадцать, – опять засмеялся. – Нет, не шучу теперь, тринадцать, третий этаж, поднимайся, сейчас открою.

Кирилл немедленно отправился к входной двери. Из кухни раздался голос Антона:

– Что там, Катя звонила?

– Да, она сюда приехала, сейчас зайдёт.

Антон появился в коридоре, дожёвывая кусок бутерброда. Выглядел озабоченно.

– А где наши мощи?

– Здра-а-асьте! Вчера же вывез, как договаривались, у Царёва в его конуре спрятали. Ленин к Ленину, как говорится! – Кирилл был в ударе с момента, как услышал первый аккорд «Revolution».

Антон спросил с подозрением:

– А зачем Катя приехала?

– Не знаю.

В дверь позвонили. Кирилл пихнул плечом друга, закрывавшего узкий проход, и пулей бросился открывать.

Катя, едва ступив в аспирантскую квартиру, натолкнулась на ребят, не ожидая их встретить прямо в дверях, смутилась.

– Привет!

Парни, пусть и поздновато, отодвинулись назад, давая гостье немного жизненного пространства. Разобравшись с верхней одеждой и обувью, она развела руками перед всё так же стоявшими истуканами аспирантами:

– Куда теперь? Тут будем разговаривать?

Кирилл и Антон одновременно указали на вход в комнату. Катя направилась туда, даже не одарив их взглядом.

Антон цокнул языком, дразня Кирилла.

– Королева!

Кирилл недовольно хмыкнул в ответ и первым отправился вслед за девушкой. Подвинул ей одно из офисных кресел. Сами сели напротив, на кровать.

– Может, выпьешь чего-нибудь? – проявил гостеприимство Антон, – правда насчёт чего-нибудь я загнул, у нас есть только водка.

– Вы, вообще, очень много чего загнули, ребята! – Катя говорила с несвойственными ей металлическими нотками. – Вы новости успели посмотреть?

– А что там? – равнодушно спросил Антон.

– А ничего хорошего! – девушка, кажется, начинала всерьёз злиться. – Человека убили ночью. И почти сотню ранили. И всё из-за вашего Ленина!

Антон с Кириллом даже компьютеры сегодня не включали. Они растерянно переглянулись.

– Вы что, с ума сошли, что ли? Как можно такими безответственными быть? Вы специально ко дню рождения Ленина это приурочивали, а сами даже новости не смотрели? Да вчера даже прямая трансляция была, пока беспорядки не начались!

– Какие беспорядки? – совсем не к месту спросил Кирилл.

– Кирилл, ты и правда дурак? – Катя сверкнула глазами, на них, кажется, уже наворачивались слёзы. – Я же говорю, бабушку убили! Из-за нас! Получается, из-за меня!

Не сдержавшись, она зарыдала, закрыв лицо руками. Но быстро собралась.

– У меня для вас ещё есть новости… – выражение Катиного лица ничего хорошего не предвещало. – Вы мне там почту открыли ленинскую. Так вот, – она оглядела парней с головы до ног, словно оценивая их способность воспринимать информацию. – Только за вчерашний день несколько сотен писем пришло. Я раньше и не проверяла, а, оказывается, писать начали с первого дня, как сайт открылся. Всего там уже тысячи обращений.

– О-о-о! – восхищённо пропели Антон и Кирилл.

– Что «о»-то? Чему вы радуетесь, мальчики? – Катя не на шутку распалилась. – Я выборочно почитала, не успеваю просто всё. Там, например, письмо от какого-то полковника из Сибири, не помню точно, часть какая-то артиллерийская. Действующий то есть полковник. Он пишет, что у них ячейка не прекращала работу все эти годы после развала Союза, что они в готовности, ждут приказа о выступлении, – она сорвалась на крик. – Вы понимаете?! У них оружие, солдаты. Советы ветеранов пишут, шлют списки коммерсантов со своих городов: адреса, телефоны, когда дома бывают. Они следят там за всеми, понимаете вы? И самое страшное, они… – девушка запнулась.

– Они предлагают всех их расстрелять! – не удержалась-таки и заплакала. – А некоторые и не предлагают, и не просят ничего; пишут, что созданы боевые группы из молодёжи, есть оружие, ждут только сигнала от нас. То есть от него.

Катя передёрнулась всем телом и показала большим пальцем себе за спину, в сторону мониторов на столе.

– От Ленина.

Информация была для молодых людей трудно перевариваемая и неожиданная. Игра, затеянная ими, начинала жить своей жизнью.

– Мальчики, надо это остановить, я не хочу! – сквозь рыдания молила Катя.

***

– Были разные эксперименты, у нас даже школа была в Союзе чисто по этой проблематике, вдохновлённая, да-да, именно теорией Фёдорова. Но с крахом коммунистического строя все эти работы приостановились, – Иван Аскольдович выдержал паузу. – Почти все. И специалистов практически не осталось. Есть единственный человек, который способен на какие-то из описанных на этом сайте этапов по так называемому восстановлению. Это академик Подиров, профессор факультета биоинженерии и биоинформатики МГУ. Но ваши коллеги уже проверяли его вдоль и поперёк, даже наблюдение ставили, насколько я знаю.

Академик вопросительно посмотрел на директора ФСБ. Тот, недовольно скривившись, кивнул и с опаской покосился на Прокуророва.

– Ничего не нашли, ничего не заметили, живёт по обычному графику, никуда не выезжал, – монотонно отчитался чекист.

– Когда его непричастность была точно установлена, – продолжил Иван Аскольдович, – я с ним пообщался. Он сам взволнован из-за вероятной утраты ценного генного материала, но убеждён, что никто не способен действительно оживить это тело и мозг.

– А из-за рубежа? – вопрос задал заместитель директора службы внешней разведки, человек в сером застёгнутом на все пуговицы костюме, с серыми глазами и серыми волосами. Даже лицо его, казалось, было серым.

Иван Аскольдович посмотрел на него зачарованно: «Надо же, прямо как в советском кино про шпионов». Недоумевая, ответил вопросом на вопрос:

– Что?

– За рубежом есть такие специалисты, могли они поучаствовать?

– Нет-нет-нет! Эти технологии разрабатывались только у нас в полном объёме, – почему-то испуганно затряс головой Иван Аскольдович. – За рубежом есть лишь частичные знания в некоторых областях, разрозненных. Нет, невозможно.

– Сайт этот физически на сервере в США находится, зарегистрирован анонимно. Наша агентура там сейчас отрабатывает, пытаемся достать копии договора о хостинге: кто оплачивает его, откуда управление сайтом ведётся… – решил прояснить ситуацию разведчик. – Плюс на сайте недавно появилась реклама китайской компании. Деньги, как мы установили, они перечисляли какой-то маленький фирмочке русских иммигрантов в Силиконовой долине. Хакеры, – человек в сером презрительно скривился, – между собой контактируют исключительно в Интернете, под никами. Деньги усердно прячут по разным интернет-кошелькам. Даже если этих иммигрантов тряхануть, что само по себе нежелательно, ничего не добьёшься практически, только проблемы с американскими коллегами возникнут.

Академик слушал «серого» внимательно и вдумчиво. Потом лукаво оглядел присутствующих:

– Кстати, я обратил внимание, что описания процедур и экспериментов, которые есть на этом сайте, хотя они, конечно, очень краткие, для широкой аудитории, но тем не менее они сделаны так, как будто люди имеют какое-то отношение к данной научной проблематике, но очень поверхностно.

Начальник ГРУ Новиков подозрительно прищурился.

– Вроде студентов?

– Да, вроде студентов. Кстати, на кадрах с камер наблюдения заметно, что довольно молодые люди были. Возможно, какие-то младшие научные сотрудники, помощники. Но ФСБ, насколько я знаю, всех сотрудников лаборатории Подирова также проверила…

– Так точно! – тут же перебил его необычайно активный сегодня Владимир Семёнович. – Никакой связи с происшествием не установлено.

– А студентов проверили? – спросил Прокуроров.

– Так их же сколько там… Наблюдаем пока, – директор ФСБ недоуменно пожал плечами.

– Дело на постоянном контроле у главы государства… – словно молитву, загундел секретарь Совбеза. – Есть очень тревожные сигналы практически со всех регионов. Наблюдается оживление в среде всяких радикалов: анархистов, коммунистов, националистов. Про старых коммунистов я уже и не говорю, они не особо опасны. Хотя и есть подозрения о причастности некоторых лидеров официальной компартии к созданию подполья, этого революционно-коммунистического движения, – Прокуроров забарабанил пальцами по крышке стола. – Тут всё серьёзно закручивается. Одно дело, когда кучка пенсионеров, которые одной ногой в могиле, с красными знамёнами гуляет несанкционированно по площади. Мы их вежливо грузим и развозим по домам, вот и весь инцидент. Другое дело – непонятная нам пока активность опасных элементов. Они уверовали в чудо, обрели знамя, и теперь уже призрак коммунизма разошёлся нешуточно. А в регионах и до смешного доходит. Есть данные, что уже кое-где всякие сектанты оживились, утверждают, что это второе пришествие.

Прокуроров нервно захихикал, но его никто не поддержал, даже гражданский академик.

– Кстати, Иван Аскольдович, – Алексей Владимирович изменился в лице, очевидно было, что ситуацию он посчитал для себя позорной, – наша официальная часть опять подошла к концу. Мы тут ещё в узком кругу с коллегами посидим, вопросы есть к некоторым.

Секретарь Совбеза блуждал взглядом сразу по всем присутствующим, задержался на Новикове, потом пристально посмотрел на члена научного совета.

Академик вспыхнул: что-то в моду стало входить с ним, как с провинившимся учеником в школе, обращаться. Резко сгрёб свои бумаги в пузатый портфель и вышел, не прощаясь и ни на кого не глядя.

– Я прошу остаться директора ФСБ, генерального прокурора и начальника ГРУ, – улыбка исчезла с генеральского лица, ставшего стальным, как и голос.

– А я… могу остаться? – нагло посмотрел на секретаря Совбеза советник президента, как всем понятно было, сюда присланный следить за процессом и докладывать то, что по разным причинам позабудут доложить другие.

– Нет. Я всех перечислил. Спасибо, коллеги! – Алексей Владимирович был в ударе и угроз не чувствовал. Ещё бы, они с президентом вместе с университета.

Таких скоротечных совещаний ещё никто из них не видел. Все, фактически выгнанные из зала, уходили вслед за академиком в таком же сгорбленном и унылом, как у побитых собак, виде. Только глава МВД был довольный.

– Владимир Валентинович, ещё в прошлый раз мы говорили о нехороших тенденциях в армии, о письмах так называемому Ленину. Ситуация нас беспокоит. Нас – это я говорю о себе и о нём, – Прокуроров выразительно кивнул на президентский штандарт, стоявший слева от председательского места, у самой стеночки зала заседаний Совбеза.

Директор ФСБ и генпрокурор понимающе надули щёки и слегка прикрыли глаза в экстазе.

– А теперь и вовсе, – продолжил Алексей Владимирович, – фиксируются контакты генералитета с коммунистами, пусть и официальными, подконтрольными, но всё равно! Эти контакты никем не согласованы, да и как? С чего бы, военным зачем с ними общаться? У них что, какие-то бизнес-дела? – глаза секретаря Совбеза, кажется, начали наливаться кровью, таким его никто из присутствующих ранее не видел.

Новиков кашлянул, испрашивая разрешения ответить. Прокуроров повелительно кивнул.

– По всем письмам, переданным нам, военной прокуратуре и военной контрразведке ФСБ, идёт слаженная работа, товарищ генерал армии!

– Давайте-ка без этого! – Прокуроров скривился. – По существу давайте, мы тут делом занимаемся, а не этим онанизмом бюрократическим. Почему только ваши, армейские засветились кругом? Почему нет у нас сигналов о политических госслужащих, о ФСБ, о ментах даже? Это что за фокусы? Мы увеличиваем каждый год военный бюджет, чуть не на руках вас носим, а вы контроль элементарный осуществлять не можете?

– Почему вы не приглашаете министра обороны или начальника Генштаба? Они моё руководство… – Новиков слишком прямо принял приглашение говорить без чинопочитания.

– Потому что! – едва ли не вскрикнул Прокуроров. – Потому что к министру у нас есть вопросы другого характера, накопились уже. Особенно в связи со всем этим. И с начальником Генштаба он как-то умудрился спеться, хотя разные люди их рекомендовали… – тут секретарь Совбеза осёкся, поняв, что сказанул лишнего, ведь не такой уж и узкий круг собрался. – Это вообще не касается дела, говорите по существу!

– А по существу главное разведывательное управление не занимается этим, мы – военная разведка, а не армейские жандармы! – упрямился Новиков, но не долго. Внимательный взгляд Прокуророва направил его в нужное русло. – Мы расследуем эти обращения, – он оглядел директора ФСБ и генпрокурора, ища хоть какой-то поддержки, но они поспешили спрятать взгляды. – И вот, Алексей Владимирович, какая штука: практически все факты, изложенные в письмах, что мы успели проверить за это время, подтверждаются. И то, что в армии происходит, реакция простых, не замаранных в откатах-тендерах офицеров – это просто проекция настроений всего общества. Созданы специальные группы по каждому факту, межведомственные, тройки, скажем так. Наша военная полиция, военная прокуратура и военная контрразведка. И по многим письмам уголовные дела возбуждены, уже несколько десятков! И все описанные хищения средств, выделенных на жильё военным, слив топлива с танков на базах хранения и его продажа на заправках, принадлежащих региональным руководителям, даже факты продажи на металлолом транспортных самолётов, своим ходом улетающих за рубеж, да ещё и с грузом запчастей для военной техники – всё подтверждено! Не говоря уже о банальных строительствах дач силами личного состава и из стройматериалов, закупленных для строительства детских садов и школ!

Новиков разошёлся. Кажется, истекали его дни на посту начальника ГРУ. Но никто не решался его остановить. Все знали, что у разведчика руки по локоть в крови, грудь в медалях, три ранения, клиническая смерть и две контузии. Выходец из младших офицеров частей спецназначения ГРУ, он шёл в своей карьере по трупам врагов, а не через кабинеты друзей. И ошибкой было привлечь его в качестве расследователя внутренних дел. Это Прокуроров виноват, отрекомендовал президенту его как самого честного из всего руководства Минобороны. Так и было, конечно… Но зря. Весь свой гнев он обратил теперь на внутренних врагов с ещё большей силой, чем на внешних.

«Он прав. Нельзя делать из разведчиков жандармов. Моя ошибка. Завтра доложу. Это их насилует, а завтра он изнасилует нас с большим удовольствием. Надорвали его нервную систему. Человек всю жизнь воевал за страну, которой не знал толком, был опекаем государством, а сейчас увидел, как государство работает изнутри, как всё на самом деле устроено, – Прокуроров судорожно искал выход из положения, но не знал, как реагировать здесь и сейчас. – Беда-беда. Надо убирать его скорее. А как? В резидентуру уже негоден, засветился. На дипломатическую работу тоже не годится, да и не примет никто. На пенсию… рано. На Кавказ, может? Или, ещё лучше, куда-нибудь военным советником в горячую точку… На Ближний Восток… Напьётся крови, успокоится. А может, и погибнет».

Судорожный ход мыслей секретаря Совбеза прервал всё свирепевший голос Новикова:

– И вы спросили, почему нет чекистов, нет ментов в этих списках? Да очень просто, потому что армия – единственная сегодня государственная структура, которая не коррумпирована насквозь, только на верхах. Я про ментов вообще молчу, это очевидный факт, любого за жопу можно взять. Они, как вам кажется, надёжная опора государства, поэтому не предадут из страха. Это смешно, так не бывает. Из страха бегут, а не защищают страну! Трусливые продажные менты разбегутся при первых боевых выстрелах. Или договариваться бросятся с теми, кто сильнее им покажется в этот момент. И таких будет большинство. А честные парни вроде тех, кого избивали цепями и битами вчера, им будет всё равно, они не знают, за кого бороться, они видят своё начальство и с ним – брюхатым, коррумпированным – всё государство ассоциируют!

«Ишь как заговорил. Слишком честный. Все, выходит, в говне, а он весь в белом. Звоночек ещё был, когда он отказался докладные писать на министра и начальника Генштаба, хотя они суки ещё те», – Прокуроров сидел, уткнувшись взглядом в свои листы для записей и карябая на них ничего не значащие каракули. Тем же были заняты и его коллеги. Талантливый с детства директор ФСБ карябал шарж на Алексея Владимировича.

– А что касается ФСБ, уж извините, – Новиков демонстративно-фальшиво улыбнулся самому страшному из присутствующих генералов, – она уже давно превратилась в полукоммерческое предприятие. На кого им жалобы писать, если они всех в стране построили и без того?

Прокуроров хмыкнул, то ли смеясь над неожиданным правдорубным спичем военного разведчика, то ли над разоблачёнными им спецслужбами. На самом деле, это был секрет полишинеля, конечно, все об этом говорили и вполне открыто в коридорах Кремля, правительства – везде. Просто есть какие-то рамки. Получается, если бы Новиков то же самое сказал в коридоре в пяти метрах отсюда и тем же лицам вполголоса, всё было бы в порядке вещей, даже вместе пообсуждали бы и, может, посмеялись. Но он сказал в зале заседаний Совбеза на официальной, хотя и рабочей по протоколу, встрече. Это уже была фронда натуральная, демонстрация, вызов системе. И такого не прощают. Все должны были доложиться президенту. Запись тут федеральная служба охраны, наверняка, ведёт. В общем, это было не то место и не то время.

– Что же они некоему Ленину, мать его, пишут, а не куда следует? – попытался разрядить обстановку секретарь Совбеза.

– Вы же внимательно меня слушали? Поэтому. Я про прокуратуру и суды ещё ничего не сказал, но могу…

– Это мы не сомневаемся! – засмеялся опытный директор ФСБ. Генпрокурор и секретарь Совбеза подхватили. Генпрокурор особенно старательно смеялся, прямо до слёз.

На этом и закончили.

Глава ViII

В самый обычный, типовой застройки и запущенности московский дворик вышли трое: Антон, Кирилл и Катя. Серые дома и серые бордюры, грязные окна, обшарпанные двери, непонятного цвета остатки асфальта. Возле сломанных качелей валялись пустые бутылки из-под пива, остальную территорию детской площадки занимала самодельная автостоянка с ржавыми цепями, обвязанными вокруг деревьев. Скудную архитектуру района украшали сейчас только редкие яркие пятна: распустившиеся на деревьях, выживших после устроения стоянки, почки и размазанная по Катиным щекам тушь.

Всё ещё шмыгая покрасневшим носом, Катя уже совсем тихонько всхлипывала и поскуливала. Дойдя до своей миниатюрной машинки, припаркованной двумя колёсами на бордюре, она по очереди пожала парням на прощание руки, кирилловскую придержав чуть дольше, и с надеждой посмотрела в его глаза.

– Пока, мальчики.

Антон покровительственно положил руку на плечо девушки.

– Кать, ты не переживай, всё устроится, всё будет хорошо.

– Пока, Кать. Мы всё сделаем, не волнуйся, – поддержал Кирилл, глядя при этом не на неё, а косясь с явным неодобрением на руку друга.

Девушка вымученно улыбнулась, но на заплаканном, раскрасневшемся и перепачканном тушью лице эта улыбка была больше похожа на гримасу. Села в авто и пригрозила парням пальчиком через открытую дверь.

– Не шалите без меня! – и улыбнулась уже веселее, натурально.

Кирилл и Антон, не сговариваясь, потупили глаза.

Катя стремительно стартанула, едва не оставив бампер на бордюре, и махнула на прощание рукой. Парни помахали ей в ответ. К подъезду они шли не спеша, молча переваривая только что закончившийся разговор и столь щедро розданные невыполнимые обещания.

Сзади рыкнул мощный мотор. Друзья непроизвольно обернулись. Хищно булькая своими восемью цилиндрами, во двор вкатился чёрный «гелендваген». За ним ехал чёрный «мерседес» представительского класса.

Внедорожник едва не наехал на аспирантов, остановившись в считанных сантиметрах от них. Двери обеих машин одновременно распахнулись, выпустив в серый двор нескольких крепких мужчин в чёрных костюмах и одного, помельче, – в сером, с блеском.

«Блестящий» был невысок, коренаст, но не крупен, лицо имел волевое, производившее несколько отталкивающее впечатление из-за не выраженного на нём высокого интеллекта. Лет пятьдесят на вид, одет очень прилично. По всем признакам: дорогому костюму, туфлям ручной работы, охране, машинам и туповатому виду он был депутатом, не меньше.

– Фомин, Матвеев! – словно на перекличке на занятиях по военной подготовке, окликнул он Кирилла и Антона, уже пятившихся к подъезду.

Парни остановились как вкопанные. Мужчина тем временем их с интересом изучал, не проявляя агрессии.

– Надо же, ожидал увидеть людей постарше. Тем больше вам чести, в таком возрасте – такие достижения… – «депутат» удивлённо покачал головой и продолжил, уже ни к кому не обращаясь. – Ну да, нынешняя молодёжь – сплошь акселераты. Причём во всём.

Кирилл и Антон продолжали стоять в тех же позах, в которых застал их властный оклик. Незнакомец заметил неловкость, фальшиво улыбнулся, пытаясь как-то разрядить обстановку.

– Не бойтесь, я ваш друг. Юрий Алексеевич Зверев, заместитель председателя Центрального комитета компартии, депутат Государственной думы, если официально. Ну а неофициально, что важнее для дела, зампред Революционного совета Революционно-коммунистической партии.

Обретший имя и должности мужчина протянул кряжистую, некрасивую, словно у какого-то злодея из аниме, руку Антону. Тот автоматически подал свою онемевшую и неспособную к рукопожатию ладонь. Новый знакомый крепко её сжал и даже потряс, не переставая вопросительно заглядывать парню в глаза. Наконец, аспирант понял, чего от него ждёт Зверев, знавший их фамилии и адрес, но ещё не догадавшийся, видимо, кто из них кто.

– Антон. Антон Матвеев, – помолчал немного, но собеседник ещё не успел отпустить руку, и он поспешил добавить зачем-то. – Аспирант МГУ.

Коммунист улыбнулся уголком рта, протянул руку Кириллу. Тот уже более-менее ожил, хотя ладошка была неприлично влажной.

– Кирилл, соответственно, Фомин, – сыронизировал он.

– Вы раскрыты, товарищи! – торжественно озвучил очевидность партийный бонза.

– Да мы уж поняли! – хмыкнул опьянённый адреналином и от того расхрабрившийся Кирилл.

– У нас мало времени. За вами скоро приедут. Вам нужно будет скрыться, мы поможем. Где… – Зверев замялся, думая, как назвать того, ради кого, собственно, он и прибыл. – Владимир Ильич?

Кирилл открыл было рот, чтобы ответить, но его опередил уже оклемавшийся Антон. Он нахохлился, приняв серьёзный вид, как на занятиях у студентов. Голос зазвучал ниже, солиднее.

– Он в надёжном месте.

Зверев понимающе кивнул.

– Понятно. Конспирация. Но его надо будет забрать тоже. У нас условия лучше, и мы обеспечим охрану. О вас спецслужбам уже всё известно. Нам сообщили наши товарищи, выполняющие задание под прикрытием. Узурпаторы получили информацию и теперь работают очень быстро. Вождя им вычислить будет нетрудно: проследят все ваши маршруты за последнее время, и всё. У вас нет выхода. Заметут, сломают. Погубите и себя, и Ленина, и страну. Промедление, как говорил Владимир Ильич, смерти подобно! – депутат перевёл дух. – По вашему сайту я понял, что вас больше занимает научная сторона дела, чем политическая. Но в данной ситуации это не важно. Прахом пойдёт вся ваша работа и все ваши и наши надежды. Они его собираются немедленно убить и затем уничтожить, кремировать тело и развеять прах. Хотя они и сомневаются в его подлинности, но рисковать не будут, не хотят. Так что нам надо действовать очень быстро.

Зверев испытующе посмотрел на парней. Те замешкались. Всё в кучу смешалось в их головах… Только что наврали с три короба рыдающей Кате – было стыдно; потом этот кортеж и бандитского вида охрана – было страшно; сейчас «блестящий», который оказался коммунистом, толкает перед ними речь больно уж гладко, без запинок (явно готовил её). Вдруг какая западня?

– Так мы с вами по одну сторону баррикад? – глядя на них не моргая, с плохо скрываемой угрозой в голосе спросил Зверев.

Кирилл с Антоном испуганно закивали в ответ. Как будто был какой-то выбор.

– Правда… – Кирилл замялся, – есть проблема.

Пришла очередь их собеседника делать испуганные глаза (и парни про себя это с удовольствием отметили).

– Дело в том, что он ещё не совсем восстановился. Он… там… так получилось… – Кирилл так правдоподобно стеснялся, что покраснел. Потом набрал в грудь воздуха и выпалил, – в общем, его мозговая деятельность восстановлена не до конца.