
Полная версия:
Любовь моя
– Давайте вернемся к книге. Автор пишет, как однажды матушка помогла одной сестре-монашке в каком-то деле без благословения настоятельницы. И ей пришлось в наказание «класть перед сестрами поклоны». За что? Безнравственно наказывать человека искренне, бескорыстно, от души помогающего обездоленному. А как же любовь к ближнему, сопереживание? Как можно отказаться от того, что делает человека человеком?! И ведь кланялась не за ради Бога, а по прихоти вредной, деспотичной начальницы! Василий Мудрый – я читала о нем – разве к этому призывал? Настоятельнице важнее свой авторитет не потерять? Для нее люди – средство доказать силу своей власти? У меня одно время такой же начальник был. Я много делала сверх моих обязанностей, инициативу проявляла, для детей старалась, а он ругал меня и запрещал. Обойти его, избежать общения не удавалось. У меня руки опускались, я его ненавидела за это и горько думала: «Это мне наказание за любовь к детям, за трудолюбие и честность»?
– Полная зависимость от начальника при полной независимости характера? Чувствую, ты так и не успела с ним расквитаться. Надо было всем скопом обрушиться на него, устроить проработку, судилище и выбросить из своих рядов. Честная, неподкупная, а не возлагала больших надежд на этот способ борьбы? – насмешливо спросила Инна.
– В монастырях по уставу положено безоговорочное подчинение. Им нельзя без указания сверху проявлять доброту, – сказала Жанна.
– Дикость какая-то! Это же полное бесправие! Хуже чем в армии. Там солдат при необходимости может и должен помочь товарищу. В монастыре, как в тюрьме? Автор восхищается настоятельницей и ее послушницами! К чему он привел этот пример? Делаю логический вывод: «Если, по словам священника, «весь мир – Церковь», то он призывает всех нас к беспрекословному подчинению. Вся страна – монастырь, все люди – бессловесные твари». С ума сойти можно. Очень спорные вещи преподносит. А мой Бог и моя церковь в моей душе и в моей голове.
Его герой мечтает о Единой Церкви. Идеалист. Это он называет зрением глубокой веры? Сам-то священник верит в то, что говорит? Наши педагоги тоже учили нас базовым основам научного коммунизма, не веря в него. А еще этот поп говорит, что «вне Церкви живущему, не постижимо… ни Писание, ни дело». Без Церкви мы все недотепы? Любой воцерковленный дурак умнее невхожего в церковь гения? Что-то я совсем запуталась.
Все же непонятна мне христианская, бездумная, непоколебимая, хотя, конечно, добрая, нечуждая нашему народу вера. Вроде, как только на необразованных и на несчастных рассчитана. Нет, вера нормальная, а вот церковь… Лишать счастья чувствовать себя человеком, уважать себя?.. Не-по-ни-маю! – растерянно пробормотала Аня.
– Мне тоже кое-что непонятно. Почему священник доволен, что девушка его сына ушла в монастырь? Он хочет, чтобы церковь воспитала ему послушную овечку-невестку? – спросила Инна, вспомнив последнюю главу книги. – Или он рекомендует каждой девушке, познавшей безответную любовь, отправляться в монастырь?
– Я бы не спешила так утверждать. Если я правильно поняла Аню, Вера влюбилась в священника, и это определило ее путь. Не суди Церковь, не изучив основательно проблему. Ты же веришь в Высшую, пока неопознанную силу? Или этот вопрос у тебя, как и у Ани, находится на стадии осторожного предположения? – церемонно поинтересовалась Жанна у Инны. – Осмелюсь предположить, что…
– Это другое, – резко возразила Аня, вынужденная признать частичную справедливость замечания оппонента. – Моя вера призывает к познанию, а не к молчаливому подчинению начальникам от религии. В моем мировосприятии научные подходы занимают намного большее место, чем религиозные. Просто иногда кажется, что последний шанс в жизни человека зависит не от него, а еще от чего-то: от чуда или от взгляда свыше…
– Все мы дремучие: Жанна в одном темная, мы в другом, – рассмеялась Инна и скосила глаза на Лену.
– Священник – герой книги – может быть, далеко не во всем положительный, но не будем распространять свою к нему нелюбовь на всех служителей веры, – попросила Жанна. – А Богу можно служить и в церкви, и в лаборатории.
– Нет, я понимаю, все мы православные, и, возможно, неверием опрометчиво себя в чем-то обедняем, но я не могу верить в ненаучное, недоказанное, тем более, что и мое собственное понимание не тождественно «благой вести», – сказала Аня. – По мне так неверие в себя, в свои силы более опасно.
– Если доктор все знает о болезни пациента, это не значит, что он должен говорить ему, что тот через месяц умрет. Есть Бог или нет – это не научный момент, а факт веры. Может, есть нравственные пределы, границы, куда наука не должна заглядывать? Я знаю одно: человеку назначено царствовать на Земле, и жизнь каждого из нас связана с нашей планетой очень тонкими, но прочными нитями судьбы, – заявила Жанна.
– Я вся на эмоциях. Как мне детям про это объяснять? Они же спрашивают.
– Ты умная, сумеешь кратко и неэмоционально донести им свое мнение, сильно не углубляясь в теорию, – сказала Инна. – Не к оправданию или презрению призывай, а к пониманию простых житейских истин и заповедей.
Женщины замолчали. Видно устали от диспута и от непонимания. Им не хватало аргументов для того, чтобы стать на ту или другую сторону по отношению к герою книги.
«Засыпают! – возликовала в душе Лена, и блаженно улыбаясь, начала погружаться в теплую дрему.
* * *Лена слышит, как Аня с Жанной громко шепчутся.
– …Меня пугают массовые мусульманские моления. Как стадо послушных овец или как при военном коммунизме…
– Где твоя веротерпимость?
– К моим знакомым часто приходят в гости родственники со стороны зятя, но ведут себя в их доме как хозяева, заставляя всех выслушивать их молитвы перед обедом. Они помешаны на американском христианстве.
– Религия тут не причем. Я предполагаю в них элементарную невоспитанность.
– Мне так не кажется. Они намеренно нагло себя ведут, как миссионеры навязывают свою религию. У них нет ни малейшего сомнения в своей правоте. Это уже попахивает фанатизмом. Я «крайних» боюсь. Вера, если она в избытке, может ожесточить людей, сделать их несгибаемыми, неумолимыми. Загнать бы джина религиозного экстремизма назад в бутылку. Я недавно краем уха услышала по телеку, будто мусульмане возобновляют обряд обрезания у женщин. Правда, сейчас иногда с экрана такое несут… У мужчин это нормальная гигиеническая процедура, а что можно отрезать у женщины?
– Малые и большие половые губы.
– Варвары!! Не могу поверить в это издевательство. Зачем губить природную красоту? – изумилась Аня.
– Наверное, чтобы уменьшить женскую сексуальность.
– Мужчины там все импотенты и дикие ревнивцы?
Поэтому заставляют своих жен кутаться с ног до головы? Мужики слабаки, а женщины обязаны страдать? Вот всегда так. И это в двадцать первом веке! Инны на них не хватает. Она бы порядок навела, – пошутила Аня. – Слава Богу, наши мужчины без подобных заскоков. Может, всё это неправда, выдумки непорядочных людей?
– Похоже на то.
– И не стыдно вам? – прошептала Лена.
– Так ведь по телевизору… – как пойманная на глупости школьница, засмущалась Аня.
– А мозги для чего?
– Моя подруга замужем за иранцем, они вместе в Ленинградском университете учились. У них прекрасная семья, построенная на любви и уважении. Так вот она утверждает, что женщины там чувствуют себя более защищенными, чем у нас в России. Они мало участвуют в общественной жизни страны, но в семье их роль определяющая, потому что устои института семьи очень крепкие, – сообщила Инна.
– Думаю, во многом эти устои, как и у нас, зависят от личных качеств каждого мужчины, – не поверила Аня. – Повезло твоей подруге.
– А что ты, Жанна, сообщишь нам о религиозной сущности русского народа? – задала вопрос Инна.
– Причем здесь русский – не русский. Бог – един, Он вне места, вне времени и пространства. Он не отвечает за отклонения в психике своей паствы, – нервно отмахнулась та.
– И это всё, что ты можешь сказать? Почему Он не хочет навести порядок на планете?
– Это дело людей. Бог дал им свободу.
– Вот собрать бы все религии за одним столом… – вздохнула Аня.
– Это твоя личная утопия? Бесхитростная ты, перфекционистка. Может, и хорошо, что все они разные? Воссоединение всех в едином церковном порыве… тоже может быть очень опасным. Кто-то должен быть «за», кто-то – «против».
– Все мы находимся в сложном напряженном диалоге… Ты тоже пыталась коснуться неба и искала справедливости в крайностях, – упрекнула Аня Инну.
– Ты права. Хотелось бы разделить в человеке плохое и хорошее, и плохое уничтожить. Но это невозможно. Единство противоположностей. Противоречия – двигатель… Философы правы.
– Я слышала, что религиозность – врожденное чувство, – сказала Жанна. – Меня неосознанно влечет к богословию как в прекрасную неизведанную даль. Может, это стремление – результат существования во мне давней нестертой памяти предков?
– Величайшая глупость. В подсознании кроется только страх смерти. А верят люди в Бога, потому что грешны в той или иной степени, вот и боятся ада, возмездия, и на всякий случай к попам ходят, заранее прощение вымаливают. Разве можно таких людей назвать умными? – не выдержала Инна. – Если даже существует врожденное религиозное чувство, то зачем его возрождать и укреплять, если оно не побеждает врожденного эгоизма?
– Человек смертен, а человечество бессмертно. И это должно служить ему утешением. Но когда он перед вечностью… Сколько людей, столько разных пониманий, – вздохнула Аня.
– Бояться жить активно, чтобы не нагрешить и не попасть в ад? Не влюбляться, не ошибаться, не достигать вершин?.. Жить как овощ и ждать своего ухода в рай? Это, вы меня извините… – презрительно фыркнула Инна. – Человек имеет право осмеливаться на многое.
– Но и вытворять не пойми что… – начала было возражать Жанна.
– Зачем не пойми что, если есть умная голова и право выбора? – резко прервала ее Инна.
Аня заговорила тихо и проникновенно:
– Меня священник Илларион, в миру Алфеев, очень заинтересовал. Прямо скажу: нравится он мне. Я испытываю к нему доверие и могу сказать о нем словами Марины Цветаевой: «Но всё в себя вмещает человек, который любит мир и верит в Бога». Я внимательно слушаю по телевизору его выступления. Блестящие. Умный, я бы сказала талантливый, интеллигентный. Воспитывался в тепличных условиях, но рано проявил зрелость и мудрость. Счел служение церкви выше служения музе, хотя духовная музыка как молитва постоянно звучит в его голове и душе.
– Поп из нашей церкви утверждал, что духовную музыку нельзя написать, не будучи воцерковленным. А Лена с детства ее в себе слышала, хотя была некрещенной, – влезла со своим замечанием Инна.
– Я думаю, священник Илларион далеко пойдет, – с глубоким уважением сказала Аня.
– Если милиция не остановит, – брякнула Инна.
– Не к месту, – сухо заметила Лена, и лицо ее на мгновение исказила гримаса раздражения. – Наверное, для масштаба такой личности выражать себя только через музыку недостаточно. Она, очевидно, устраивает его как хобби.
– То был указующий перст Божий, – сказала Жанна.
– Не могу не заметить: служение религии, как и служение государству, иногда оказывается делом весьма неблагодарным, – сказала Инна. (На кого она намекает: на Сталина, Столыпина или вообще?..)
– Вот я и думаю: неужели он верит? – Это Аня усомнилась.
– Неужели не верит? – съехидничала Инна.
– Может, им еще что-то руководит? Допустим, соображения удачной карьеры. Он почувствовал призвание к ней, осознал свои способности, – предположила Аня.
– Одно другому не противоречит. Я запомнила его фразу о том, что Бог выстраивал его жизнь так, что других вариантов не было; и что Бог не отступает от своих намерений, добивается их осуществления, – вспомнила Жанна.
– А может, это мама его с детства уверенно направляла? – не согласилась Аня.
– В таком случае Бог ее рукой вел сына в нужном направлении, – заявила Жанна.
– Вот такие священники пусть бы служили, – сказала Аня.
– Твоего согласия на это не требуется, – сердито пробурчала Жанна.
– Но он за религиозное воспитание в школах, – недовольно заметила Инна. – Что, Анечка, поперхнулась? Я замерла в ожидании зловещей тишины.
– Я ушла с намеченного мне судьбой пути, и все равно хоть через сорок лет, но вернулась на предназначенную мне стезю и причалила к нужному берегу. К тому же на новом, более серьезном витке, – сказала Лена.
Выводы она предлагала женщинам делать самим.
* * *– …У протестантов нет исповеди и отпущения грехов. У них не торгуют… порядочностью. Может, они к жизни строже относятся, потому что не надеются на списание грехов в церкви? – спросила Аня.
– Куда нам до их каменной неподкупной суровости!
– Разные слова, разные традиции, а обозначают одно и то же, – отреагировала на Иннины слова Жанна.
– А женское пение в их соборах запрещено, – вспомнила Аня. – Это дискриминация или традиция?
– …Тайны исповеди на самом деле никогда не существовало. Священники при Союзе доносили властям. Стукачами были, – сказала Инна.
– Ты не ошибаешься на их счет? У тебя в глазах такая неколебимая уверенность, – осторожно спросила Жанна.
– Факты упрямая вещь.
– Я считаю, что ябедничество – это когда ложный донос, – выразила свое мнение Жанна.
– Не слышу уверенности в твоих словах. Сообщение чужой секретной, хотя и личной информации – все равно предательство, пусть даже мелкого масштаба. Если человек плохо делал, я ему об этом в лицо говорила, но никогда не доносила начальству. Мне хотелось, чтобы человек исправился, – сказала Аня.
– Вооружившись безрассудством, мчалась ко всем на помощь? – удивилась Инна.
– Но многие считали, что доносила, потому что я слишком правильная. Я страшно обижалась на коллег. Не знали они, что у нас, у детдомовских, за доносительство жестоко карали сами дети. И это было ужасно… Сексотством, как правило, занимались лицемеры и подпевалы, которых я презирала. Помнится, фискальство на Руси ввел Годунов. Только не помогло оно ему, даже, кажется, наоборот – помешало.
– Ах-ах, вселенская скорбь. Правду-матку резала в глаза, пыталась перевоспитать или призвать к ответу посредством доброты? Можно подумать, что те, кого ты хотела спасти, сами не понимали своих дел! Ну, если только дети, – с выражением надменного торжества на лице и в голосе сказала Инна.
– Я очень ценю людей, которые мне открыто, но не грубо говорили о моих недостатках и ошибках с целью помочь, вытащить из беды, а не утопить. Жаль, что слишком мало их встретилось на моем пути. Только в университете. Девчонки не отходили от меня ни на шаг, учили, объясняли мои «заскоки». Я им так благодарна! – радостно вздохнула Аня.
– …Зачем тянуть в будущее то, что не раз скомпрометировало себя в прошлом?.. Надеешься, что мечта одного человека может заразить многих?
– Ты это о всемогущей всеблагой вере? Библию читала? – Жанна легко соскользнула на любимую тему, ее голос возвысился на полтона. (Виртуозно повернула!) – Меня поражает духовная красота Евангелия. Именно в Библии я открыла для себя четвертое измерение – духовность. А ты, Инночка, в нем ничего не понимаешь.
– Жанна, отвлекись на меня, выслушай, вникни в рассуждения дилетанта и найди в них ошибку, – попросила Аня.
– Они о чем?
– Тело подчиняется физическим, химическим и биологическим законам природы. В животном мире нет свободы воли, там все на инстинктах. Я понимаю, нематериальный мир существует. Эстетика, мораль и все такое… Он – достояние человека. Но эти категории не объективные, а субъективные. Мне кажется, нравственность опирается на свободу воли, а не на религию, которая утверждает, что мозг – это только инструмент, которым мыслит наша душа. Я сравниваю внешнюю жизнь со своим внутренним «я» и делаю выводы. И получается, что мое внутреннее «я» и есть душа? Или это ничего не значит?
За поведение всех органов чувств отвечает мозг. Он функционирует и без души. А душа без мозга, без тела не может существовать. За что душа отвечает, если она не видит и не слышит? Я приписываю душе качества материи? Что первично? Душа пополняется нашим опытом или она остается в первозданном состоянии, а мозг развиваются? Я была совсем крохой, но уже чувствовала красоту природы. Это мне было дано с рождения.
– Мозгами, которые мы получаем от предков, надо еще научиться пользоваться, – не вытерпела Инна.
– Ты права, оказывается, «думать о своем думании – рефлексии – дано далеко не каждому, а заниматься размышлениями о чужом думании могут многие, но, опять-таки, далеко не все». Я недавно на эту тему целую лекцию прослушала. Поразительно! Получается, Зоя напрасно обижалась на мужа за то, что он не умел думать. Звучит странно, не правда ли? Мне кажется, это качество можно в человеке развить, если заниматься этим с детства.
– Говорят, что дети не обладают рефлексией, – заметила Инна. – Но, наверное, не все. Умные оценивают себя. Лена лет с пяти этим сознательно занималась.
– А что есть ум? Раньше считали, что математики умные, а балерины – нет. Стали исследовать. А у них в головах такое творится! В танце задействованы острый ум, память и душа, прекрасный интеллект, внимательность и мощная эмоциональность, умение управлять телом. Гармония во всем! Постижение фактов не делает человека умным, личностью. Для этого необходимо наличие совокупности многих факторов. Айкью изучает только один из видов ума, основанный на памяти. Есть люди, которые могут многое запомнить, но информация не увеличивает их интеллект, потому что они ее не понимают, не воспринимают и не способны ею оперировать. Мозг должен мыслить, а не быть хранителем бессмысленного, ненужного багажа. Мы слышим ушами, смотрим глазами, а видим мозгом. У одних людей он приспособлен для решения линейных задач, у других – для более сложных. У меня есть знакомый математик. В быту он дурак-дураком, мать его за ручку в магазин водит, а в науке он гений. И у меня огромные претензии и к своему мозгу. В нем горы лишней информации! Как он в ней разбирается?
– Смотря что называть лишней информацией. Мы не различаем поляризованный свет, не ощущаем электромагнитные волны, как некоторые животные. Мы не знаем, что они видят, глядя вместе с нами на один и тот же объект. Может, перед ними совсем иная картина вселенной! Даже у разных народов неодинаковые взгляды на жизненные процессы. Отсюда сложность коммуникации, – сказала Жанна.
– И войны из-за этого? Они от неспособности или от нежелания стать на позицию другого и договориться, – рассмеялась Инна. Ей было скучно. Ничего нового от Ани она не услышала.
– Качество и количество нашей памяти связано с мощной сетью нейронов, а значит, с белками. Ученые предположили, что память есть голограмма и создали ее искусственные носители. Следующие датчики были основаны уже не на оптической передаче информации, а на спиновой. Естественно, что они получились более мощными. Но искусственный мозг это устройство, которое работает по программе, которую ему задает человек. И что есть его возможности по сравнению со способностями нашего мозга! Мозг слишком сложно устроен, и постичь его, значит, понять, что есть человек. Нам надо продолжать доискиваться или остается склонить головы перед мощью Природы?
– Тебя надо дисквалифицировать за пораженческие настроения, – шутливо отреагировала на Анин пессимизм Инна.
– А что есть творчество? Предложена гипотеза о том, что в мозгу существуют специальные биоволны, но пока нет фиксирующего их чувствительного прибора, поэтому доказать их наличие не представляется возможным. Мы уже всего человека можем собрать из «деталей», кроме мозга. Но чип в него уже вживляем. И кого в результате получаем? Сколько интересных вопросов! Раньше всем в Природе командовала эволюция. Но с появлением на Земле человека, прогресс все больше и больше ее оттесняет и заменяет. Эволюция в Природе длилась миллионы лет, а человек укорачивает это время до десятилетий.
– Ученые уже создали клетки и органы, которые способны функционировать отдельно, но им еще важно добиться, чтобы они жили согласованно со всем организмом человека. Люди научились «подсаживать» гены, чтобы исключать серьезные болезни. Науку и прогресс не остановить, но не приведет ли это к непредсказуемым результатам? – спросила Жанна.
– Успокойся, мы уже испорчены генетически модифицированными продуктами. И компьютеры влияют на наши мозги. Мы считать и запоминать разучились. Приспособимся, – заверила Инна.
– Если у меня есть сознание, то я обладаю свободой воли, – вернулась к уже озвученному тезису Аня. – А что есть сознание? Понимание своего места в Мире? А как у животных насчет сознания? Допустим, у птицы? Оно у них в зачаточном состоянии? Для меня духовность – это стремление к совершенству, желание побеждать порочные страсти. Только причем здесь Бог? Я хочу с ними бороться, а кто-то нет. Свобода – сознательный выбор на основе высших ценностей, заложенных и воспитанных в человеке. Заложенных Богом и воспитанных родителями и средой? Бог всем разные души дарит? А разве не родители? Одному гадкую, другому прелестную. А может, всем одинаковые? Ребенок, выращенный волками, становится животным. А куда девается его божественная душа?.. Она покидает несчастного, хотя он еще живой? Или, если мозг не развивается, то душа тоже? Так что же такое душа? Может, и правда существует не только энергетическое, но и биологическое поле Земли? Ты должна понимать меня, как никто другой, – озадачила Аня Жанну массой вопросов.
– Мы что-то чувствуем внутри себя, но не можем постичь. Видно это всё, что отпущено нам знать и понимать, – не очень уверенно сказала Жанна.
– У меня хаос в голове. По религии душа – это божье вместилище, храм святого духа. И если в ней нет Бога, то она пустая. Я по телевизору лекцию батюшки прослушала. Мне кажется, что душа не вместилище, а сама суть человека. Религия утверждает, что душа принадлежит Всевышнему, что духовная жизнь невозможна без Бога. Значит, у нас, у неверующих, нет морали? Чушь! Но жизнь по воле Бога – это религиозная жизнь в духовном единомыслии с церковью. А мы живем светской жизнью во имя человека и человечества. Но, насколько я знаю, заповеди наши совпадают. Не убий и прочие… Тогда в чем разница? Только в том, что у светского человека любовь к людям, а у воцерковленного – еще и к невидимому Богу, у которого он ищет защиту? И все? Ему приходится раздваивать свою жизнь между церковью и светской жизнью. Отсюда все дальнейшие последствия. Я считаю, что положительно настроенная душа есть у всех людей независимо от вероисповедания. Но, живя в гадком окружении, слабый характером человек не слушает свое внутреннее «я» и становится плохим.
Я читала, что «дух – есть печать. Она есть принадлежность к Богу». Кто и когда налагает ее на человека? Бог? Всем ли? А если не всем, то почему? Церковь утверждает, что плотский человек живет как животное, и в рай он не попадет, а у одухотворенного – духовное начало находится в гармонии с телом и душой, и вечная жизнь ему обеспечена. Будто бы все правильно даже по светским понятиям. Но я не ставлю знака равенства между духовным и религиозным. Одно не вытекает из другого. Я знаю много прекрасных людей, которых не касалась религия. Родители серьезно занимались их воспитанием, не привлекая в этот процесс церковь. Детям прививали хорошие качества и оберегали от плохих. А церковь воспитывает запугиванием. Видно ей так проще. Священники, сами не зная истины, запутывают людей своим словоблудием. Для меня духовность – это некая сумма положительных проявлений духа в человеке, самое лучшее, высшее в нем. Духовный человек следует своей душе. И общество пришло к тому, что имеет, не благодаря религии, а вопреки. Церковь всегда сдерживала любое развитие. Она боялось прогресса и того, что научные знания разгромят ее постулаты и выбьют почву из-под ног.
– Аня, пока ученые не выяснят, как работает мозг, пока четко не сформулируют для себя, что такое сознание, спорить на эту тему нам с вами, неспециалистам, не имеет смысла, – сказала Лена.
– Это не наш портфель, – поддакнула ей Инна.
После некоторой паузы Аня продолжила:
– По идее религиозный, духовный человек должен быть наполнен любовью к миру, к человеку. Но те, кто посылал летчиков бросать на Японию атомные бомбы, были воспитаны церковью. И Гитлер тоже. Их духовным учителям не чужда была жажда наживы и ложь?.. Не от Бога же они? А у немцев на пряжках ремней писалось «С нами Бог». Они верили, что Бог поддерживает насилие и жестокость?
Я прочла в обсуждаемой нами книге, что у нерелигиозного человека отсутствует понятия греха. Неправда! Глупость несусветная! Что такое хорошо и что такое плохо нам вкладывали в головы с раннего детства. Я также не понимаю в ней фразу: «Дух Божий там, где свобода». Жанна, я уверена, что и ты мне ее не разъяснишь. И еще: голубь – грязная птица. Зачем ее сделали символом чистоты в вере, а потом, наверное, уже по привычке, и символом мира? По незнанию? Но это мелкий вопрос. А вот что есть дух – глобальный. Знает ли ответы сам автор?