И ВСЕ ДЕЛА. рассказы, повести

– Не довелось. – Я служил в Красном Селе, пригороде Ленинграда.

– Я выучился на шифровальщика и попал в спецкоманду. По мирному договору флот Германии был разделён между Англией, США, Францией и нами. Получив тральщики, мы сделали переход в Чёрное море. Но прежде зашли в Англию, Гибралтар и Мальту. В Англии, Алексей, я впервые увидел вот такие огурцы, – он с удивлением показал длину огурцов, получилось с полметра. – И вот отслужил я три года. Вызывает меня командир корабля. Садись, говорит, Белоусов, а не скажешь ли ты, почему тебя выгнали из училища? Я, мол, так и так, по своей же глупости. А не хочешь ли ты, предложил он, опять учиться на офицера? «Никак нет, товарищ капитан второго ранга» – «Это почему?» – «Надо посоветоваться с родителями». – «Ты что, Белоусов, заливаешь?! Ты у нас главный шифровальщик! Фигура! – У меня был пистолет. Меня охранял часовой, когда я ходил в штаб. – Советоваться он с бабушкой вздумал. Подумай и доложи!» Я согласился. Отослали меня в Выборг, город под Ленинградом, где я и окончил трёхгодичное интендантское училище.

– Почему интендантское? Вы же шифровальщиком были.

– Не знаю! Послали и всё. Я окончил училище с отличием. Опять попал на Черноморский флот. Женился. Получал две тысячи, старыми деньгами. Двести рублей – по нынешнему. Так, может быть, и остался бы я на флоте, но вскоре попал под сокращение. Армию сократили на миллион двести тысяч человек. Собрали нас, шестьдесят человек, повезли в Штаб флота. А зачем? Никто не знает. Начальник штаба обрадовал: «Не хотите демобилизоваться? Подумайте». А потом начал вызывать по одному. Меня тоже вызвал. А чего мне, отвечаю, когда я вам был нужен, вы меня призвали. Теперь не нужен, – стало быть, увольняете. «А как семья?» Чего, говорю, семья? Жена, дочка. Демобилизовали меня, – с горькой усмешкой сказал он. – Да, – он поднял к верху палец, подчеркивая значение момента, – нам зачитали приказ, что местные власти помогут демобилизованным устроиться на хорошую работу.

– А из тех шестидесяти оставили кого-нибудь?

– Всех уволили! Вернулся я, значит, домой, в Узбекистан. Встал на учёт в военкомате. И помня тот приказ, о помощи с устройством на работу, обратился к начальнику военкомата. Он увидел меня, поднялся из-за стола: «Что нада, дарагой? Какая судьбой к нам?» Так и так, отвечаю. Старший лейтенант запаса. Начал служить на Балтике, окончил на Чёрном море. Помогите устроиться на работу. А он даже и не слышал о таком приказе. «Какой специальность имеишь?» – «Окончил трёхгодичное интендантское училище». Короче говоря, он посватал меня бухгалтером. Я пришёл туда, поговорили. «А какой у вас оклад?» – «Шестьсот пятьдесят рублей». Шестьдесят пять, по нынешнему. Раньше я получал две тысячи. И это только хватало жене. Я ходил во всём казённом. Не, думаю, маловато. Опять – в военкомат. Он увидел меня, вытаращил глаза: «Что такой?… Падажди!» Опять посватал на должность бухгалтера – в другую организацию. «А какой у вас оклад?» – «Шестьсот семьдесят пять рублей». Я больше не ходил в военкомат. Вернулся домой. День сижу, два сижу. Жена уже шепчет, что не хорошо, мол, объедать стариков. А пока я сидел дома, – он интригующе посмотрел на меня, – я узнал, что мой школьный товарищ работает в каком-то Каркане, в ста километрах от нас. И получает большие деньги – три-четыре тысячи рублей в месяц! Бывает дома по воскресеньям. Я дождался его, расспросил. Говорит, добываем руду. Мы уехал в Каркан. Я сказал в отделе кадров, что я старший лейтенант в отставке, начал службу на Балтике, окончил на Чёрном море, – его выражение лица приняло усталое выражения: похоже, ему надоело перечислять, где он служил. – И ты представляешь, – он обескуражено развёл руками, – мне опять предложили должность бухгалтера! Ну, думаю, ладно! «А сколько у вас оклад?» – «Тысяча двести». Ха-ха! – он радостно потёр руки. – Тысяча двести рублей! Жить можно! Тысяча двести, плюс тридцать процентов коэффициент, плюс шестьсот рублей за старлея. Офицеру, уволенному в запас не по пенсионному возрасту, ещё год платили за звание! Вернулся домой, получил паспорт, опять приехал в Каркан. А мне и говорят: «К сожалению, мы не можем взять вас на работу бухгалтером. – У меня сердце сразу упало. – Будете мастером сантехником». – «А какой оклад?» – «Тысяча шестьсот рублей!» – сказал торжественно Игорь Семёнович. – И вот, Алексей, потихоньку начали копиться деньги. С жильем было плохо. Я построил землянку, завёл корову.

– Землянку? Какую землянку?

– Самую обыкновенную, – кивнул он. – Землянку. Обложил стены кирпичом. Ну, как вспомню, как начинал, самому не верится! А сколько времени? – он спохватился и поглядел на стол, на котором лежали его часы.

Было десять вечера.

– Извини, Алексей, мне завтра рано вставать, – Игорь Семенович начал разбирать постель.

А я взял ручку, тетрадь и вышел в коридор. А что мне оставалось делать?

ОДНАЖДЫ В ТУРЛАГЕРЕ

Туристический лагерь «Горизонт», принадлежащий нашему заводу, находился на правом берегу реки Серёжа рядом с деревней Старая Пустынь – это примерно в ста километрах от города, в Арзамасском районе. Река здесь течёт через карстовые озёра Широкое, Паровое, Глубокое и Долгое, подпираемые густым лесом. Самостоятельно не догадаешься, что эти живописные природные образования озёра. Они напоминали широкие разливы, заводи, затоны. Река несудоходная. Лес смешанный. Места безлюдные.

Лагерь был комфортным для летнего отдыха: щитовые домики, столовая, клуб, бильярдная, библиотека, лодочная станция, спортплощадка, детский городок. Стоимость двухнедельной путёвки с питанием была символическая – всего двенадцать рублей.

Этот лагерь мне запомнился в первую очередь тем, что я познакомился здесь с девушкой, которая мне понравилась. Но я поступил беспечно, легкомысленно, не сделав ничего для продолжения нашего общения, как будто был падишахом, избалованным вниманием самых красивых женщин.

Я оказался здесь случайно, не по своей воле. Был конец мая. Лагерь начинал работать с первого июня. Срочно требовались рабочие для благоустройства лагеря. С нашего отдела отправили двух человек – меня и Петра Мальцева.

Мы не возражали бы, если бы нас отправили среди недели. Но работать предстояло в субботу и воскресенье. Все будут отдыхать, а мы – работать. Несправедливо.

– За субботу получите день отгула, – успокоил нас руководитель нашего подразделения Захаров. – А в воскресенье до обеда у вас там будет комсомольский воскресник. Свежим воздухом подышите. И домой отвезут. Поезжайте!

Выехали в лагерь в пятницу во второй половине дня. Я думал, мы поедем на заводском автобусе, – поехали на грузовой машине в тентованном кузове. Нас было, может, человек десять. Все – молодые парни. Сидели на деревянных лавках, находящихся у бортов. Моё очередное предположение, что я утомлюсь ехать на жёсткой лавке, опять не сбылось. Дорога была хорошая. Нас не трясло, не кидало.

Дорога постепенно мельчала. Сначала была федеральная, затем региональная и местная. Лес, напротив, становился гуще, мощнее, стремящийся поглотить дорогу, сомкнувшись над ней кронами. Последние километры мы ехали в сплошном лесу. Дорога была настолько узкая, что, казалось, не разъедешься со встречной машиной. Асфальт был усыпан сосновыми и еловыми шишками, жёлтыми иголками, густо сметёнными на обочины.

Смешанный лес, в котором находились домики лагеря, казался девственным. Но его, конечно, облагородили: проредили, подчистили, убрав «лишние» деревья, валежины и сучья. Преобладали сосны. Ещё были, разумеется, берёзы, а также ели, липы, осины и неприметные молоденькие дубы.

Сильно пахло ландышами. Эти несоразмерные цветы росли здесь целыми полянами. Крупные вытянутые листья казались громадными и могучими по сравнению с крохотными нежными хрупкими цветочками, похожими на колокольчики. Меня удивила необычная расцветка ёлки: я или не знал о её весеннем наряде, или хорошо забыл. Старая хвоя, если так можно выразиться, была тёмная, а новая на кончиках веток – нежно светлая. Ёлка словно бы, как смелая модница, нарядилась в красивое кружевное платье!

Музыкальным сопровождением была разноголосица невидимых птичек и беззаботный шум листьев ветвей, качаемых лёгким ветром. Время от времени раздавался повторяющийся стук, похожий на пулемётную очередь. Наверное, работал дятел.

Щитовой домик, в который мы поселились, был двухместный, с большим окном, старомодными железными кроватями.

У нас была бутылка водки. Мы выпили её после ужина. Пётр пригласил нашего нового знакомого Сергея, приехавшего с нами и поселившегося в соседнем домике. Мы познакомились, ища вместе завхоза. Нам сказали получить у завхоза постельное бельё, а где его найти – не объяснили. В столовой мы сидели за одним столиком. К нам подошла официантка, приятная стройная девушка, и удивлённо сказала: «Сергей, а ты как здесь оказался?» Тот ответил со счастливой улыбкой: «На тебя, Наташа, приехал посмотреть». Я думал, он пошутил или сделал комплимент. А он специально приехал ради неё.

Сергей сначала отказывался от предложения выпить: «Зачем? Не надо. Спасибо. Нет, нет. Я не хочу». А потом всё-таки согласился.

Как я понял, Пётр пригласил Сергея ради новой информации. Моего товарища тяготила наша работа, связанная с постоянными командировками. Мы ездили по всей стране, как заведённые. Ему хотелось сменить место работы. Он спросил Сергея, где тот работает на заводе, кем и какой у него оклад. Ещё он деликатно спросил о Наташе. Она тоже работала на нашем заводе в том же отделе, где и Сергей. Её командировали сюда, как и нас, – с той разницей, что мы приехали на два дня, а она – на две недели.

Из закуски у нас была баночка маринованных пупырчатых вкусных огурчиков. Сергей принёс банку рыбных консервов. Водка была тёплой и противной. По мере того, как мы хмелели, она становилась лучше, вкуснее и закончилась в самый неподходящий момент: мы не отказались бы выпить ещё немного.

Уже стемнело. Сергей ушёл к Наташе. А мы пошли через лес на свет прожектора, надеясь познакомиться с женщинами.

– Я люблю разнообразие, – сказал Пётр. – А то с тоски подохнуть можно. Может, с кем и познакомимся.

На поляне, освещённой прожектором, играли в волейбол. Среди играющих были и женщины, цель нашего поиска. Мы присоединились, не нарушив численного равновесия. Пётр стал по одну сторону сетки, я по другую.

Согласно правилу игру, мы перемещались по кругу. Я оказался у сетки. В команде соперников напротив меня стояла какая-то обычная девушка, в спортивном костюме и кроссовках. И вдруг эта обычная девушка оказалась настолько красивой, что я остолбенел! Я в упор смотрел на неё. Мы стояли нос к носу, разделённые волейбольной сеткой. Она делала вид, что не замечала меня, и выглядела недовольной: возможно, её раздражал мой бесцеремонный взгляд. Мне подали мяч. Я запоздало отчаянно кинулся к нему, но всё-таки в последний момент смог дотянуться и перекинул за сетку.

Из нашей компании только один парень хорошо играл в волейбол. Его атака всегда заканчивалась голом: он вонзал мяч вертикально в высоком прыжке. А когда была его подача, этот кручёный мяч, летящий, как из пушки, тоже было трудно принять. По всей видимости, он был спортсменом профессионалом

Я увидел, что понравившаяся мне девушка уходит. Мне тоже нужно было выйти из игры, догнать её и познакомиться. Но я этого не сделал. Оправдывая свою нерешительность, я подумал, что девушка некрасивая. Дескать, мне показалось, что она красивая. Было темно. А в темноте они все выглядят красивыми. Я уподобился той лисе из знаменитой басни Крылова, которая не смогла сорвать виноград и объявила, что виноград был кислым: «На взгляд-то он хорош, да зелен – ягодки нет зрелой: тотчас оскомину набьёшь».

Мне было тем обиднее, что игра вскоре прекратилась. Наверное, они играли давно. Им это надоело. Ушёл парень, хорошо игравший в волейбол, забрав с собой мяч. Наверное, это был его мяч. Существование нашего коллектива без мяча сразу потеряло смысл. Все куда-то разошлись. Мы с Петром остались вдвоём.

Пётр предложил пройтись по лагерю. Он был уверен в том, что мы обязательно найдём, как он выразился, свободный женский коллектив. Я с готовностью согласился, надеясь опять встретиться с понравившейся мне девушкой. Её чудный образ никак не выходил из моей головы.

Лесная тропинка, по которой мы шли, была переплетена выступающими корнями, не заметными в темноте. Мы постоянно спотыкались о корни. Впереди светили какие-то фонари. Слева и справа от тропинки светились окошки домиков.

– Обожди-ка, – насторожился Пётр.

Мы остановились. Я услышал тихую музыку. Именно эта музыка и привлекла внимание Петра. Музыка, вроде бы, исходила с левой стороны, где чернел близкий лес. Пойдя к лесу, мы не ошиблись с направлением: музыка становилась громче. Потом на тёмных листьях кустов и деревьев появились какие-то непонятные таинственные розовые отсветы. Я не мог объяснить причину этого явления. Моему недоумению не было предела. Что-то красненькое. Что это такое? А этими отсветами оказались обычные блики костра, разведённого на поляне за изгибом леса. Костёр тут жгли, видимо, постоянно. Был заготовлен большой запас дров.

Играл магнитофон, стоявший на поленнице. Здесь было две девушки и шесть парней. Я специально пересчитал. Парней было ровно шесть. Девушки, похоже, были чьими-то подругами. То есть нам здесь ничего не обломиться.

Мы решили посидеть у костра. Посидеть перед сном у костра была хорошей альтернативой сумбурному поиску неуловимых женщин.

Искорки костра стремительно взвивались, – казалось, к далёким таинственным недоступным звёздам, – и сразу гасли.

Костёр настроил меня на философский лад. Дескать, по сравнению с жизнью звёзд, наша жизнь так же коротка, как жизнь этих искорок. Эти же звёзды светили строителям египетских пирамид. Сегодняшний вечер, который я ощущаю каждой клеточкой своего организма, незаметно станет седой неправдоподобной древностью. Наши имена изгладятся из истории, как будто нас никогда и не было. От нас даже праха не останется. А эти же звёзды по-прежнему будут светить.

Я вдруг понял, что девушки не были чьими-то подругами. Парни, сменяя друг друга, старались добиться их расположения. Пётр тоже попробовал. Он пригласил девушку на медленный танец. А после танца что-то сказал ей. И они ушли, – бесследно канули в темноту. Меня удивило, с какой готовностью она согласилась уйти с ним, как будто он заколдовал её. Интересно, что он сказал ей?

Я вернулся в домик. Лёг спать. Но сон не шёл. На новом месте всегда плохо спится. Кроме того, мешали комары. Я убил несколько штук. Наконец я стал засыпать. И вдруг: у окна домика послышались шаги. Затем кто-то подошёл к двери. И стало тихо.

– А если он не спит? – приглушённо с недоверием возразила женщина.

– Спит он, – успокоил Пётр и громко спросил: – Алексей, ты спишь?

– Сплю, – ответил я.

– Ну, спи, – он засмеялся, а затем весело хохотнула его знакомая.

Утром я проснулся от звона будильника моих ручных часов. Я поставил будильник на полвосьмого – за полчаса до завтрака. Удивлённо посмотрел на безмятежно спавшего Петра: я не слышал, как он пришёл. Разбудил его. Он отвернулся к стене и сказал, что ещё минутку полежит. Оказывается, он пришёл в четыре утра.

Мы пошли к общему умывальнику, находящемуся у столовой, и представлявшему собой несколько кранов и раковин, поставленных в ряд.

– Она сказала мне, что все мужчины легкомысленные, – рассказывал Пётр. – «Может, я заразная. А ты лезешь». – «Батюшки!» – он, изобразив испуг, всплеснул руками. – Всё настроение сразу испортила. Зовут её Оля. Двадцать пять лет.

– А почем она пошла с тобой? Что ты сказал ей?

– Что сказал? – он задумался, вспоминая, и вдруг засмеялся: – Предложил попить воды на колонке!

– Петь! – послышался женский голос.

Мы обернулись. Это была его новая знакомая Оля.

– Приходи сегодня вечером, как освободишься, – она подошла к нам, какая-то вся страшненькая: рыхлая, взлохмаченная, помятая. – Пикник намечается.

– Приду, – с мягкой улыбкой пообещал он и с досадой сказал, когда она ушла: – Как же. Ага! Приду. Держи карман шире. С кем по пьяни только не свяжешься, – он брезгливо поморщился. – Дурак! С кем связался. Одно оправданье, – был пьяный!

Из репродуктора вдруг громко зазвучала песня. Её всегда включали перед завтраком, обедом и ужином. Чисто звонко весело пела какая-то женщина:

– Пряники русские – сладкие, мятные! К чаю ароматному угощенье знатное.

– Вырабатывают условный рефлекс, – прокомментировал Пётр. – Чтобы сразу слюна потекла. Как у собаки Павлова!

В столовой мы сидели за столиком втроём: я, Пётр и Сергей. К нему регулярно подходила Наташа. Они счастливо болтали о всякой чепухе. И было видно по всему, что они друг другу нравятся.

Примерно через час после завтрака нас всех собрали у здания администрации, оповестив несколько раз по репродуктору, и дали работу. Нам сообщили, что мы будем копать канавку между домиками. Сергей держался с нами, поэтому мы попали в одну бригаду. Главным у нас был некий добродушный дяденька, постоянный работник турлагеря, седой мужчина лет пятидесяти. Он повёл нас к месту работы. Мы несли штыковые лопаты. А он – большой моток полёвки и топор.

– Начальство хочет установить в комнатах динамики, – он объяснил смысл нашей работы и успокаивающе добавил: – В прошлое воскресенье девчонки копали. Быстро дело пойдёт. До обеда управитесь. Я поговорю с Сальниковым.

Сальников был начальником турлагеря. Я не понял, почему он хочет с ним поговорить, но уточнять не стал.

Мы рассредоточились по прямой линии.

– Ты куда такую могилу роешь! – дяденька умерил пыл Сергея, который начал копать глубоко. – Полштыка достаточно!

Дав нам задание, он ушёл.

День был жаркий, безветренный. Нас окружали сосны, берёзы, ели, липы, осины и всевозможные кустарники. Положительный эффект от спасительной тени деревьев, целебного запаха хвои и ароматных ландышей, растущих здесь везде, – полностью сводили на нет комары и мошки, дружно атаковавшие нас. Пётр, густо окутывая себя сигаретным дымом, сказал, что он с похмелья и все эти твари, насосавшись его дурной крови, обязательно отравятся и отбросят копыта.

Работа продвигалась неожиданно быстро. Толстые корни мы перерубали топором. Пришёл дяденька, когда мы сделали уже большую часть работы, удивился и стал укладывать в канавку полёвку.

– Ишь, как разогнались, – похвалил он. – Я говорил с Сальниковым. Он не согласен, чтоб до обеда. Так что вы не очень торопитесь. Вон те пять домиков оставьте на после обеда.

Мы стали работать в полсилы. Перед обедом решили искупаться.

Берег реки оказался облагороженным. Аллея вывела нас на набережную, выложенную крупной плиткой, с перилами. На набережной было какое-то футуристическое сооружение – большой высокий навес, напоминающий купол парашюта, с просторными сквозными проходами. Купол был собран из металлических правильных шестиугольников. С левой стороны набережной находился песчаный пляж с несколькими лодками на берегу. Правая сторона набережной упиралась в лиственный лес. Набережная и купол приятно удивили меня. Я не ожидал увидеть здесь что-нибудь подобное.

Набережная вдавалась в реку округлым мысом. Река была широка. Позже я узнал, что это была не река, а озеро Долгое, через которое текла река.

Низкий противоположный берег был подтоплен весенним паводком. На лугу вдоль реки росли какие-то непонятные округлые кустарники, похожие на небольшие стога. Этакие зелёные бугорки на зелёном лужке. В некотором отдалении за ними – разнокалиберные лиственные деревья. А сразу за ними на сухой возвышенности стоял, радующий глаз, прекрасный ровный частокол высоких стройных сосен.

Прохладная вода, сначала показавшаяся нам ледяной, приятно взбодрила, смыв не только пот и пыль, но и сняв зуд от укусов комаров и мошек. Мы обсушились на солнышке и под известную песню пошли в столовую.

Мы сели за свой стол. Сергей, увидев Наташу, сразу засиял, как начищенный пятак, и помахал ей рукой. Первым блюдом был гороховый суп. Пока мы ели этот суп, официанты разносили на подносах вторые блюда – макароны с котлетой. В одной из официанток я узнал понравившуюся мне девушку. Она стояла к нам боком у раздаточного окна, в белом фартуке, красной футболке и коричневых вельветовых брюках. Я настороженно замер, не уверенный, что это она. Наконец она повернулась к нам лицом, понесла поднос. Да – это была она! Без всякого сомнения. Господи, до чего же она была хороша! Волосы – светлые, глаза – зелёные. Она сказала что-то Наташе. И та вдруг кивнула в нашу сторону.

– Вам помочь? – предложил я, когда она расставляла нам вторые блюда.

– Сама как-нибудь, – она даже не посмотрела на меня.

Когда она ушла, я спросил Сергея:

– Не знаешь, кто это такая? – Если он знал её подругу Наташу, значит, теоретически мог знать и её.

– Тонечка?

– Ну, которая сейчас подходила к нам.

– Наша, заводская. Где она работает, – не знаю.

– Что у вас за разговорчики? – с деланной досадой спросил Пётр. – Дайте спокойно поесть! Нашли тему.

Дяденька нас огорчил, сообщив, что нам добавили работы.

– Ребята, Сальников сказал ещё и к костру проложить полёвку, – с сочувствием сказал он. – Там тоже хотят поставить динамик. От придумал!

– Он нормальный вообще? – возмутился Пётр.

– Да здесь недалеко. К пяти часам управитесь.

– Мы уже настроились на этот объём задания, – не сдавался Пётр, как будто мог что-то изменить. – И так комары зажрали. А тут ещё к костру.

– Надо сделать, ребята, – сказал дяденька.

Когда он ушёл, Сергей зло сказал:

– Наверное, он сам придумал нам эту работу. Якобы Сальников приказал. Мы завтра уедем. Ему самому придётся копать!

Пётр пересчитал сигареты в пачке и печально вздохнул:

– Я тут курить брошу.

Он был заядлым курильщиком. Постоянно был с сигаретой во рту. Теперь стал курить экономно. Ближайший магазин находился в пяти километрах от лагеря – в соседней деревне.

Мы управились с работой в четыре вечера и пошли купаться.

– Ребята, давайте попозже, – боязливо сказал Сергей, озираясь по сторонам. – А то ещё чего-нибудь заставят делать.

– Нет, это уже будет дурь, – возразил Пётр. – Меня теперь только под ружьём заставят.

Я с нетерпением ждал ужина, предвкушая удовольствие от встречи с Тоней. А потом в столовой не сводил с неё глаз. Она, казалось, демонстративно не обращала на меня внимание. Я не верил ей. Она знала, что я смотрю на неё. Она должна посмотреть на меня даже в том случае, если я не нужен ей, чтобы ещё раз в этом удостовериться. Я придвинул к себе тарелку. На ужин был бифштекс с рисом. Еда выглядела аппетитно. И опять посмотрел на Тоню. Она пристально смотрела на меня. Наши взгляды встретились. Она сразу отвернулась.

– Красивая девчонка, – с невольным восхищением я сказал Сергею.

– Тоня-то? Конечно.

Мы вернулись в домик. Сергей ушёл к Наташе. Я увидел его из окна. Мне нужно было пойти с ним и познакомиться с Тоней. Если девушка понравилась, надо знакомиться. За спрос денег не берут. Меня не убьют. А я лёг на кровать и лежал на ней, как прикованный. Чем злее я ругал себя, тем больше робел: я упрямо лежал, как будто назло себе. Пётр тоже лежал на кровати. После вчерашнего общения с Олей его клонило в сон. Он пришёл в четыре утра.

Кто-то постучал в дверь и раздался голос Сергея:

– Вы спите?

– Заходи, – сказал я.

– Ребята, вас приглашают на чаепитие.

– Что ещё за чаепитие? – встрепенулся Пётр.

– А ведь кто-то говорил, что Тоня красивая девушка.

– Пошли, – я сразу поднялся с кровати.

– Покатаемся на лодке. Выпьем чаю. Они нас ждут.

Входя в домик, я был уверен, что увижу Тоню! А её в домике не оказалось. И Наташи тоже не было. Сидела на кровати полненькая, как колобок, девушка. Увидев нас, она вдруг нервно хохотнула. Сергей познакомил нас. Её звали Света. И сразу ушёл куда-то. Пётр помрачнел, предположив, что Света предназначается ему. Эта девушка ему категорично не понравилась. Мы сели на соседнюю кровать. Девушка вдруг опять нервно хохотнула.

На столе были самовар и банка с полевыми цветами, среди которых я знал только ландыши. Ещё были голубые, белые и жёлтые цветы, такие же крохотные, как ландыши. Белые цветочки количеством лепестков напоминали ромашки.

«Ландыши, ландыши, – светлого мая привет, – в моей голове вдруг зазвучала известная песенка. – Ландыши, ландыши, – белый букет».

– А вы тоже в столовой работаете? – спросил Пётр.

– Да.

– А почему у вас буфета нет? Негде сигарет купить.

– Не знаю, – испуганно ответила она, как будто Пётр был её строгим начальником, и она не исполнила его важное задание организовать буфет.

Наконец пришли Тоня, Наташа и Сергей. Первый вошёл торжествующий Сергей, затем Наташа с ожиданием интересного события и скрывающая волнение Тоня. Так как уже заметно стемнело, решили сначала покататься на лодке, а потом попить чаю.