И ВСЕ ДЕЛА. рассказы, повести

– И откуда этот толстый взялся? – недовольно сказал Андрей, надевая солнцезащитные очки. – В прошлый раз его не было.

Мы простились с Петровичем, – пожали друг другу руки.

– Заходи к нам. Не забывай, – весело сказал он Андрею, очевидно, ещё находясь под впечатлением от его разговора с токарями.

– Откуда ты их знаешь? – Я проводил его взглядом.

– Ты лучше спроси, откуда они меня знают?! – он засмеялся. – Отремонтировал телевизор. И с тех пор пошло-поехало! Пошли к Людке Зиминой?

Люда Зимина сначала работала у нас машинисткой. Она любила выпить, не ладила с начальством, и её уволили «по собственному желанию». Тогда она устроилась в какой-то цех кладовщиком, – выдавала расходный инструмент: пилы по металлу, свёрла, напильники, надфили, спецовку.

– А чего ты хотел?

– Мне надо шесть болтов на десять. Если вдруг у неё не будет, сходим на Центральный склад. Там будет обязательно.

Мы ходили по заводу, наверное, уже целый час. Свяжешься с Андреем – потеряешь полдня! А мне надо получить аванс для командировочных расходов, купить билет на поезд и, наконец, позагорать на пляже. С другой стороны, я давно не видел Люду, мне захотелось узнать, как она живёт.

В кладовой за столом сидела незнакомая женщина с черными, как уголь глазами, зачёсанными назад волосами, в синем рабочем халате.

– А нам бы Люду, – сказал Андрей.

– Она у нас больше не работает.

– Уволилась?

– Работает в тридцать втором цеху.

– Кем?

– Намотчицей.

– А у вас можно разжиться болтами на десять?

– У нас таких нет.

Мы пошли на Центральный склад, который находился рядом. Это склад представлял собой огромный многоэтажный дом, с грузовыми лифтами, несколькими входами, воротами для машин.

– Обратил внимание на её глаза? – сказал Андрей. – Не люблю я такие глаза. Бывает и личико хорошее, и фигурка. А глаза, как головёшки! Меня это сразу отпугивает. Они напоминают мне, – он задумался, подыскивая сравнение, – дуло пистолета! Пистолеты тоже бывают красивыми. Говорит, работает в тридцать втором цеху намотчицей. Интересно, что она там наматывает? Не работалось ей кладовщиком. Дура! Пить надо меньше! Как её Вовка до сих пор не выгнал?

– Давно замечено, что нормальному мужику достаётся дурная баба и наоборот, – я поддержал разговор и вдруг обнаружил, что иду один. Я с недоумением поглядел по сторонам. Андрей исчез. Как сквозь землю провалился! Рядом находились несколько железнодорожных контейнеров. Дверь одного из них была открыта. Я подошёл к этой двери, и увидел Андрея в железном пустом чреве контейнера, внимательно рассматривающего обрезки кабелей, валяющихся на полу.

Андрей ориентировался на Центральном складе так, как будто работал здесь всю жизнь. Не плутая по коридорам первого этажа, уверенно привёл к лифту, и мы сразу поднялись на нужный этаж, потом было опять несколько коридоров, и мы, наконец, оказались на большом складе. Многоярусные стеллажи с ящиками тянулись насколько хватает глаз.

В служебном помещении сидели за столом две женщины, – одна пила чай с конфетами, другая – оформляла какие-то документы. Они с ожиданием посмотрели на нас. Андрей сказал женщине, которая занималась документами, решив, что она главная:

– Здравствуйте, не поможете…

Она указала на женщину, пьющую чай.

– Не поможете нашему горю, – его тон взывал к сочувствию. – Нам нужно шесть болтов на десять и длиной миллиметров сто.

– А вы, кто такие?

– Из ЭРО. Вся надежда на вас.

– А зачем вам?

– Для отдела. Нужно укрепить дверь.

– Галя, дай им шесть болтов.

– И шесть гаек, – попросил Андрей.

– Какие вам, укороченные или высокие?

– Стандартные, – подумав, сказал он.

– Они все стандартные.

– Высокие. И ещё двенадцать шайб.

– Начинается, – сначала болты, потом гайки.

– Без шайб нельзя: одну – под шляпку, другую – под гайку.

Получив нужное, мы пошли по коридору к лифту.

– Когда просишь, надо знать точные размеры, – сказал Андрей. – Или приблизительные. Потому что здесь очень много болтов.

– А зачем тебе болты? – спросил я, усомнившись, что он хочет отремонтировать дверь в отделе: все двери, по моему мнению, были целые.

– Для станка. Чтобы закрепить рабочий стол к раме.

– Ты бы ещё гроверные шайбы попросил.

– И гаечный ключ. Надо же гайки прикручивать. Правильно?

Потом мы пошли на склад металлоконструкций. Ему нужен уголок и листовое железо. Он собирался делать гараж. Я не оставил Андрея, не пошёл по своим делам только потому, что мне вдруг стало интересно, чем же это всё закончится? Сколько можно ходить по заводу?

В похожую ситуацию попали, связавшись с Андреем, мои товарищи по работе Виктор Зуев и Валера Садков.

Мы отметили в отделе день рождение Садкова. Как всегда, одной бутылки водки показалось недостаточно. Зуев предложил купить ещё бутылку. Андрей сказал, что у него есть бутылка водки на заводе в камере хранения. Они уехали – Андрей, Зуев и Садков, весёлые, возбуждённые, предвкушающие удовольствие от выпивки. А я остался, решив, что мне хватит. Вскоре Зуев и Садков вернулись, хмурые, озабоченные, и, как мне показалось, трезвые.

«А где Андрей?» – спросил я. «Спроси что-нибудь полегче, – Зуев небрежно, с досадой положил на стол целлофановый пакет с пончиками. – Ты знаешь, сколько мы его ждали? Целый час! Говорит, я сейчас забегу на завод и сразу вернусь. А если Андрюшка зашёл на завод, его ждать бесполезно, как… Как Пятьдесят первый автобус! – Однажды Зуев больше часа ждал автобус, который ходил по Пятьдесят первому маршруту: Сормово – Щербинки. – Мы и закуску купили, – он указал на пакет с пончиками. – Всё. Ждём его. А он не вышел!» – «Так вы не дождались его?» – «Не дождались! Он, может, будет ходить до вечера. Жди его».

Склад металлоконструкций представлял собой большое высокое помещение со стеллажами, на которых лежал металл – трубы, прутки, профиль, листовое железо. Заведующая складом сказала Андрею, как своему древнему знакомому, что привезли оцинкованное железо, и ему надо срочно оформлять документы.

– А зачем тебе оцинкованное? – спросил я.

– В деревню – на крышу. – Его родители жили в районном центре Ивановской области.

Рядом со складом металлоконструкций была свалка отходов производства. В больших вместительных корытообразных контейнерах лежали груды металлических стружек, монтажные платы радиоустройств, обрезки текстолита, проводов, труб, прутков. Андрей ходил от контейнера к контейнеру, внимательный, заинтересованный, что-то вытаскивал, разглядывал.

– Ну а здесь, что тебе надо?! – я вдруг разозлился.

Насколько я был раздражён, настолько Андрей – спокоен.

– Я анализирую, – он разглядывал что-то на дне контейнера, – пригодится ли мне та или иная вещь.

Я много раз зарекался ходить с Андреем по заводу. Он никогда не торопился, у него всегда был запас по времени. Ему постоянно было что-то нужно – крепёж, клей, герметик, металл, токарный инструмент, радиодетали. Сегодня мы ходили с ним по заводу два часа, если не больше. Какие два часа – больше! Где только не были – у вояк, в механической мастерской, на складе у Люды, Центральном складе, складе металлоконструкций, свалке отходов производства.

ИЗ РАЗНЫХ ГОРОДОВ

Самолёт, на котором я летел из Смоленска в Москву, был маленький, как микроавтобус. Гул двигателей закладывал уши. Вращающийся пропеллер обозначился прозрачным диском. Мы летели относительно низко: облака были над нами. Вид на землю был, примерно, такой же, как с крыши небоскрёба. Пассажиры смотрели в окна с любопытством, ожиданием новых приятных впечатлений. Дома и автомобили выглядели, как игрушечные; лес, – как трава. Свет падал на землю через проёмы облаков широкими золотистыми полосами. Зелёные острова леса менялись желтеющими полями. Блестели речки и озера. Самолёт раскачивало, кидало вверх-вниз, – это сначала мне нравилось. Но вскоре меня укачало. И не только меня. Пассажиры заметно поскучнели. С мужчиной на соседнем ряду сделалось плохо. Он морщился, потный, в расстёгнутой у ворота рубашке, вытирал шею и лоб платком. Неожиданно щёки у него округлились. Зажав рот рукой, он быстро поднялся и ушёл в хвост самолёта.

Приземлились в московском аэропорту Быково. Я вышел из самолёта с чувством глубокого облегчения: больше не качало и не гудело. Было приятно ощутить тёплое ласковое дуновение ветра, мягкий свет вечернего солнца, ароматы травы и цветов, слышать трескотню кузнечиков.

Автобус подвёз нас к выходу с лётного поля. Среди встречающих были, как всегда, таксисты. Один из них спросил меня:

– На Ярославский, Казанский?

– А сколько возьмёшь?

– Ну, тридцать рублей.

– Не поеду.

– На автобус очередь километр, – он шёл за мной, как привязанный.

– Всё равно не поеду.

Если мне надо в Москву, я добираюсь на электричке. Рядом с аэропортом находится железнодорожная станция. Он запросил тридцать рублей. Билет до Казанского вокзала стоит всего двадцать пять копеек!

На лавочках у аэровокзала, двухэтажного стеклянного, похожего на аквариум, здания, сидели люди. Вечернее солнце отражалось на больших окнах.

В зале ожидания я ознакомился с расписанием рейсов самолётов, которое находилось на треугольной тумбе. Мне нужно лететь дальше – домой, в Горький. Самолёт будет через три часа.

За тумбой было несколько рядов кожаных диванов. Свободные места были. Меня это обрадовало: не придётся ждать вылета на ногах.

Я обратил внимание на малыша, неаккуратно евшего мороженое. Это мороженое было у него на руках, носу, щеках, рубашке. Родители не следили за ним. Отец дремал, откинувшись на спинку дивана и далеко выставив ноги. Мама устало обмахивала себя газетой.

А потом я увидел на соседнем диване белокурую девушку в коричневом платье ниже колен. Она была красивая!

«Надо запомнить номер рейса», – подумал я, но опять посмотрел на девушку. Сняв туфли, она поставила ноги на дорожную сумку. Её рассеянный взгляд вдруг остановился на мне, стал осмысленным. Она смотрела на меня так, как будто бы старалась разобраться в чём-то. Её взгляд незаметно светлел. Я не ожидал, что она улыбнётся. Мне давно никто не улыбался. Я снова посмотрел на расписание: «Ну и что теперь делать?» Самолёт меня укачал, – я был под впечатлением. А самое главное, мне надо лететь домой. И вдруг эта девушка. Я решил купить билет, а потом подойти к ней.

Я направился к кассе. «Она уйдёт, пока я буду брать билет», – подумал я. Мне это стало настолько очевидно, что я остановился, как вкопанный, как будто упёрся в стену, и пошёл обратно к девушке.

Она по-прежнему сидела на диване, равнодушная. Увидев меня, сдержанно улыбнулась, отвела глаза. А когда я сел рядом, на её лице вдруг появилась растерянность, лёгкая паника. Я не знаю, о чём она подумала.

– Добрый вечер. Вы далеко летите?

– Начинается.

– Вдруг нам по пути? Возможно, мы живём в одном городе.

– Ага, – усмехнулась она.

– На одной улице, – сказал я и удивился: а вдруг мы, действительно, живём в одном городе и на одной улице!

Она очень серьёзно смотрела перед собой. Её губы были накрашены слабой розовой помадой с перламутром, ногти – зелёным лаком. Такой цвет я увидел впервые. Может, сейчас так модно? Смотрелось оригинально. Она изо всей силы старалась быть серьёзной. «Ей не больше двадцати», – подумал я.

По другую сторону от неё сел парень. Я обратил на него внимание только потому, что он заговорил с ней. По интонации её ответа я догадался, что они знают друг друга. «Наверное, муж», – первое, о чём я подумал.

– …купил на тридцатое, – говорил парень.

– Сейчас – домой?

– На такси, – значительно сказал он.

Они замолчали. И поскольку молчали долго, я сказал ей:

– Душный вечер, не правда ли?

– Душный, – согласилась она.

– А у тебя платье тёмное. Солнце липнет к тёмному.

Кивнув, она разровняла платье на коленях.

– Серьезно, ты далеко летишь?

– В Воронеж.

– Бывал я у вас. Хороший город. Универмаг «Россия».

– Я в отпуск лечу.

– А сама откуда?

– Из Норильска.

– И в Норильске я тоже бывал. Тоже хороший город. Магазин «Космос». Только у вас очень холодно.

– А у нас только вчера объявили, что будет плюс пятнадцать. А так плюс пять было, плюс семь.

– Комары летают?

– Скоро появятся. Такие большие, – она показала, какие они большие. – Постой, а как ты попал в Норильск? Это же закрытый город. И что ты там делал?

– Получил, как все, пропуск. Ремонтировал у вас телевизоры. На телевизионном заводе работаю. Телевизоры ещё не проданы, а уже неисправны. Предторговый ремонт называется. Тебя как зовут?

– Дина.

– Дина?

– Редкое имя?

– А меня зовут Алексей, – кивнул я.

Я видел краем глаза, что парню хочется заговорить с ней. Он пошвырялся в своей сумке, встал:

– Ну, тогда до свидания.

Она кивнула ему. Он пошёл к выходу из аэровокзала.

«Это не муж», – подумал я.

– У меня есть подружка, – продолжала девушка. – Зовут Аля. Тоже редкое имя. Обычно знакомимся с парнями: «Аля». – «Дина». – «Ну, девчонки, какие у вас имена!»

– Ну и чем занимается молодёжь в Норильске?

– Развратом и пьянкой! Водки нет, сухого вина не достать. Глушат спирт и коньяк за четырнадцать восемьдесят.

– У нас в Горьком коньяк тоже четырнадцать восемьдесят.

– Так ты в Горьком живёшь? А что ты про Воронеж говорил? Ах да, я забыла. И часто ездишь в командировки?

– Часто.

– А жена, что говорит?

– А я холост.

– Холост, – улыбнулась она.

Её глаза были нежно голубого цвета. Я сразу обратил на это внимание.

– Послушай, тебе сколько лет? Двадцать?

– Девятнадцать, – поправила она с такой интонацией, как будто я состарил её на десять лет.

– А мне двадцать семь. Чем хороша моя работа, чувствуешь себя свободным человеком. Могу поехать домой, а захочу – в Воронеж. Приглашай в гости.

– Ты серьезно?

– Да.

– Ты не поедешь, – самоуверенно сказала она.

– А ты пригласишь?

– Даже не придумывай, – посмотрев на меня, вдруг забеспокоилась она. – Нас на порог не пустят. Дед скажет, уже подцепила кого-то.

– Строгий у тебя дедушка.

– Ты не хочешь покурить?

– Давай. Но только я не курю.

Не успели мы выйти на улицу, как какой-то мужик с выпирающим брюшком преградил нам дорогу – таксист!

– Куда едем, ребята?

– Спасибо, не надо, – ответила Дина.

– Ну а всё-таки? Довезу дёшево.

– Послушай, шеф, мы никуда не едем, – сказал я.

Дина постелила большой целлофановый пакет на низкий приступок, который тянулся во всю длину стены аэровокзала, Мы сели, и она закурила.

– Ты знаешь, я с двенадцати дня в этом долбанном Быкове, – говорила она. – Приехала сюда из Внукова. Большую сумку сдала в камеру хранения. Сижу на диване. И тут подходит этот парень. И вот смотрит на меня, смотрит. Куда я пойду, туда и он. И всё смотрит, главное, смотрит. Я не выдержала: «Ну, чего тебе надо?» Да вот, говорит, собираюсь лететь в Брянск. Занял очередь в кассу за билетом. Сообщил, что живёт где-то рядом, про японскую аппаратуру говорил чего-то, про трёхкомнатную квартиру.

– А твои родители давно в Норильске?

– Их привезли ещё маленькими.

– Значит ты коренная норильчанка.

– Сегодня утром ехала в аэропорт, а кругом кочки – тундра. Солнце светит круглые сутки, а не греет, как лампочка. И вдруг до того мне стало жалко расставаться, так жалко. Я решила, что не променяю этот город ни на какой другой.

– А это что за лак? – Её ногти были выкрашены в необычный зелёный цвет.

– Отечественный. Больно цвет был плохой. Комбинируешь – смешаешь между собой. Зелёночки чуть-чуть добавишь. Ты не хочешь перекусить?

Столовая находилась в цокольном этаже аэровокзала.

Посетителей было мало. Раздатчица неторопливо протирала тряпкой стойку; женщина за кассой пересчитывала деньги.

– Что там? – спросил я Дину, которая читала меню.

– Мясо тушённое, котлеты полтавские, кофе, чай. А где гарнир? Не написано.

– Смотри ниже.

– Гречка, горох. Представляешь, горох. Больно надо.

– Что будем брать?

– Мясо тушёное с гречкой, кофе.

– Мясо тушёное с гречкой, – попросил я раздатчицу.

– Мясо кончилось, – она подала тарелку с котлетой и горохом.

– Сделайте две порции – с гречкой.

– Гречка тоже кончилась.

– Ну а кофе?

Ничего не ответив, она налила два стакана чаю.

Мы сидели напротив друг друга.

– Ты знаешь, – подбирая вилкой горох, говорила Дина, – мне всё равно – я хочу есть. Голод не тетка.

Началась пересменка. Уборщица закрыла входную дверь на защёлку. Выпуская посетителей, говорила кому-то за дверью:

– Уже не работаем. Приходите через час.

– Ты, почему плохо ешь? – спросила Дина.

– Расхотелось. Всё на тебя смотрю. – Я опять отметил, что её глаза были голубого цвета.

– Нашёл на кого смотреть!

– Такие встречи бывают редко. И очень жаль, что мы скоро расстанемся.

Уборщица недовольно посмотрела на нас: мы одни остались в столовой. Что-то пробурчав, прошла мимо. Дина передразнила её.

– У тебя, во сколько самолет? – спросила она.

– Уже началась регистрация.

– Не опоздаешь?

– Ты весь отпуск проведёшь в Воронеже?

– Через неделю приедут родители, и мы поедем в Сочи.

Уборщица опять недовольно прошла мимо нас.

– Пускай себе ходит, – сказала Дина.

В Воронеже я могу поселиться в гостиницу. У меня в запасе два рабочих дня, плюс суббота и воскресенье. Мне не хотелось так скоро расставаться с Диной. С другой стороны, у неё свои планы. До меня ли ей будет? Мы совсем не знаем друг друга. А потом врать на заводе, что потерял билет, что приехал домой из Москвы в пятницу, хотя на самом деле прилетел из Воронежа в воскресенье.

– А в Норильске ты, где живешь? Может быть, оставишь адрес? На всякий случай.

– Записывай.

Мы поднялись из-за стола. Уборщицы не было. Отодвинув защёлку, я открыл входную дверь. У порога стояли несколько человек.

– Уже закрыто? – спросил один из них.

– Заходите быстрее! – сказала Дина. – Заходите!

В зале ожидания было многолюдно, светились вывески с различными указателями. Заглушая голоса, раздавались сообщения о прибытии самолётов, задержках, начале регистрации.

– Может быть мороженого? – я указал на буфет. – На десерт.

– Обожди, – она напряжённо слушала очередное объявление.

– …к сведению встречающих, – гремело по залу, – совершил посадку самолёт рейса 1862 Ужгород – Быково…

– Я боюсь опоздать, – призналась она.

– У тебя во сколько самолёт?

– В десять.

– А сейчас только восемь. Целый час можешь ни о чём не думать. Потом начнётся регистрация.

– Надо узнать, в каком секторе.

– Они сами не знают. Какой сектор освободится, там и будет.

– Нет, нет, – она выглядела озабоченной. – Я хочу узнать.

В справочной ей ответили:

– Ждите. Объявят.

– А у тебя какие планы? – она спросила меня.

– Я не могу уехать раньше тебя. Я хочу проводить.

Мы решили посидеть на улице: в зале было душно.

Воздух терял прозрачность. Темнело. Она опять постелила целлофановый пакет, и мы сели рядом. Напротив аэровокзала за площадью на постаменте стоял двухмоторный самолёт Ил-14 с квадратными окошками. Рядом с самолётом росло несколько сосен.

– Проводишь меня, а потом куда?

– Уеду на поезде.

Она закурила.

– Я тоже когда-то курил – в седьмом классе. Всё началось с подражания взрослым. Мне повезло – я не пристрастился.

– А я начала курить… – она задумалась. – В шестом классе! – и засмеялась. – Вернее, баловаться начала. И тоже по глупости. А сейчас все домашние знают. Однажды я спросила маму, трудно ли было меня рожать? Обожди, как же она ответила? Говорит, как тяжело с тобой было при родах, так тяжело с тобой и сейчас! Знаешь, мне понравился её ответ. Посмотри, какой хорошенький.

К нам подбежал малыш, лет пяти, в шортах, майке.

– Нравится?

– Да, – кивнул я.

Следом подошла полногрудая молодая женщина и взяла малыша на руки.

– Мама тоже ничего.

– Ну вот.

– Извини.

– Мне отец говорил, что когда-то в Норильск прилетали на этих самолетах, – она указала на Ил-14.

– Тебе в Норильске не предлагают замуж?

Она вытащила из сумки фотографию:

– У меня есть парень. Служит в армии.

На фотографии был запечатлён полнощёкий парень в рубашке.

– Александр.

«Он ещё найдёт себе девушку», – подумал я.

– Как мне надоели эти долбанные туфли, – она сняла туфли и, поставив ноги на сумку, с удовольствием пошевелила пальцами: – Ноги устают ужас как.

Через месяц я забуду её лицо, останется в памяти неясный силуэт. Ещё через месяц я буду помнить, что она мне нравилась. Именно помнить, но уже не чувствовать.

Неизвестно, поеду ли я в Норильск ещё когда-нибудь? Или, может, полететь сейчас с ней – в Воронеж? Поселюсь в гостиницу. Самое главное не думать, что будет дальше. Надо полететь и всё.

– …регистрация… – гремело очередное сообщение, – …Быково – Киров…

– Сдалось им это Быково, – сказала Дина. – Весь день слушаю. Я в Москве или нет? Началась регистрация на самолёт Москва – Киров. Звучит гораздо привлекательней. У нас дома сейчас час ночи, – посмотрев на часы, она сдержала зевок: разница во времени с Норильском была четыре часа.

– У деда отоспишься.

– Буду спать весь день.

– А когда проснёшься, – опять ляжешь спать!

Объявили регистрацию на Воронеж.

Регистрировали и досматривали багаж в соседнем с аэровокзалом здании. Дина достала из сумки паспорт, билет. Я вдруг почувствовал себя посторонним, ненужным, лишним. Дальше ждать чего-либо теряло смысл.

– Ну ладно, Дина, я пойду.

– Задержался ты со мной, – она устало кивнула.

– Ерунда. Счастливо тебе.

– Тебе тоже счастливо.

Окончательно стемнело. По-прежнему на лавочках у аэровокзала сидели люди. Громко, закладывая уши, гудели двигатели самолётов.

Я обернулся. Дверь в зал регистрации была открыта. Я с трудом разглядел Дину среди других пассажиров. Она скрылась за дверью. Я успокаивал себя мыслями, что напишу ей, что приеду в Норильск, и мы обязательно встретимся.

От стоянки автобусов я свернул на прямую улицу. Светились окна домов. Потухшее небо чернело к горизонту. Впереди, где находилась железнодорожная станция, проносился пассажирский поезд, мелькали освещённые окна вагонов.

НЕСЧАСТЛИВАЯ РАБОТА

Виктор Зуев сообщил мне, что Костерина посадили в тюрьму. Меня ошарашила эта новость. Я недоумённо посмотрел на него.

– Серьёзно тебе говорю. Я в Оренбург летал за его «дипломатом». В магазине он украл десять японских кассет. В субботу на складе никто не работал. Его закрыли на складе одного. Он и спёр. Причём, просили по-хорошему. Отдай. Он начал отпираться. Говорит, не брал. Вызвали милиционера. Поймали с поличным. Статья от двух до пяти лет. Глупый, да? Вернул бы эти кассеты. Просили же. Отдай! Не отдал. И дождался на свою голову. А эта женщина смотрит, в пачке не хватает пяти кассет. Подумала, в магазин забрали. Закрыла Костерина на складе. А когда вернулась, – ещё пяти кассет нет. Кто же взял, если не он?

Иван Костерин мог украсть. Мы как-то были с ним в командировке. Он дал мне понять, что хотел украсть фломастеры. На складе магазина, в котором мы работали, чего только не было. И товар лежал от нас на расстоянии вытянутой руки. Он не украл, постеснявшись меня. «И почему я фломастеры не взял? – сказал он, словно бы проверял меня на совместимость. – И удобно лежали. Зря не взял». Я не сказал своё мнение. Но оно было, разумеется, отрицательным. Обыденное условие нашей работы – заваленные «плохо лежащим» товаром склады магазинов. Но мне даже в голову не приходила мысль что-нибудь украсть!

В автобусе он опустил в кассу одну копейку и открутил два билета на нас двоих. Проезд стоил пять копеек. А потом взял сдачу, объявив, что он опустил двадцать копеек одной монеткой. Пассажиры, оплачивая проезд, давали деньги ему. Я стал его должником: он оплатил мне проезд. В следующий раз он предложил мне оплатить проезд аналогичным образом. Я демонстративно оплатил, как положено. Ему не понравился мой поступок. Он во мне разочаровался.

Больше мы с ним в командировки не ездили. Эта командировка с ним была первая и последняя.

Костерин был человеком неординарным.

Помню, на железнодорожном вокзале я стоял в кассу за билетами. А он решил узнать, где находится камера хранения. Наш поезд был через шесть часов.

– Прикинь, Алексей, мне сейчас уборщиком предложили поработать, – весело сообщил он, когда вернулся. – Смотрю, мужик в форме железнодорожника. Я спросил его про камеру хранения. А он спросил, зачем я приехал? Я ответил, что хотел поступить в институт. Не сдал экзамен. А он мне: «На следующий год. Оставайся! – Костерин вытаращил глаза, изобразив своего собеседника, и продолжил с жарким напором: – Мы тебя уборщиком устроим. Общагу дадим!»