скачать книгу бесплатно
желания, – кровь и соки Вашей души. Я ужасно разочарована;
сияние Идеала над Вашей головой тускнеет, слабеет, вот остал-
ся только легкий свет, как нимб, – все-таки Вы добрый человек
и приятный мужчина. Выпьем за это, мой дорогой!
Мы выпили.
Я поставил пустой фужер на стол.
– Разочарования стоят на эволюционной лестнице значи-
тельно выше, чем очарования, моя милая, ибо требуют вкуса
и образования; чувства, необходимые для разочарования, более
тонкие, и требования у них к любимым несравненно выше, чем
у влюбленности, для которой достаточно мгновения, симпа-
тичной внешности, грациозной фигуры, подвешенного языка…
Влюбленность вспыхивает от спички кажущегося и освещает
внешнее, лежащее на виду, но разочарования – это глубинные
чувства, они достигают дна, где, как акулы, скрываются сути.
Если влюбленность – это взлет в восторг, то разочарования —
погружения в истину. Каждое прозрение есть победа разума
над чувствами и должно праздноваться как день освобождения
из плена иллюзий…
– Не говорите долго. Эта тема опьяняет. Ах, как хочется лю-
бить! Я начинаю влюбляться в разочарования! Давайте выпьем!
Мы выпили.
Она поставила фужер на стол, прищурила синие, в тусклом
свете кабака, казавшиеся темными, бездонные глаза и стала
смотреть на меня. Ее непокорный рыжий локон лежал на узком
лице и скрывал его часть. Под белой блузкой вздымалась лег-
кими волнами ее грудь. От нее веяло то ароматом летнего луга,
то теплом лесной полянки, то прохладой туманного берега. Ах,
эти обманчивые берега, эти зовущие луга, эта зачарованная
даль. Я почувствовал, что иду к ней. Ее глаза по мере сближения
становились все больше, темнее, глубиннее; я стал погружать-
ся и видел, все больше изумляясь, что она погружается вместе
со мной в эту пьянящую, чудесную, зачарованную глубину про-
зрений. И там, в изумрудной глубине, где лежат влюбленности,
словно обломки затонувших кораблей, мы встретились. Но по-
чему глубина изумрудная? Отчего легко дышится? Я увидел
рядом, совсем близко, будто смотрел в зеркало и видел себя,
ее сияющие глаза и понял, мы были на высоте; но ведь высота
принадлежит чувствам, здесь они парят, тут их гнезда, здесь их
вольный ветер! Как нас сюда занесло? Я чувствую ее, она рядом,
или во мне?
Я встряхнул головой, отгоняя видения, и увидел снова ее гла-
за, они смотрели спокойно и ясно; как странно, она вела себя
так, словно вынырнула вместе со мной и, поднявшись на повер-
хность, огляделась. Мне захотелось выпить.
– Выпьем! – сказала она и показала на полный фужер.
Мы выпили.
– Мы с Вами едины, даже в теме прозрений, не говоря о теме
очарований; странное единодушие!
– Ничего удивительного! – сказала она с легкой улыбкой,
не сводя с меня синих глаз. – Мы сблизились настолько, что
смешались в бесконечной пропорции, как вода и спирт. Кто так
говорил из великих?
– Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм по про-
звищу «Парацельс».
– Выпьем за это!
Мы дружно выпили.
– Но разочарования я преодолела, как болезнь роста, и снова
восхищена Вами! – сказала она и нежная улыбка тронула ее чу-
десные губы. – Мы давно уже стали единым организмом, одним
целым, в котором даже на рентгене видно, что это один харак-
тер, одна кровь, и один вкусный, пахучий, живительный сок…
– Мне тоже кажется, я снова в Вас влюблен! А может, не пере-
ставал любить! – пробормотал я, качая головой и веря ей, как
себе.
Я вызвал такси, и мы поехали с моей воображаемой собесед-
ницей домой. Но с кем я ехал? С моими печалями, моей влюблен-
ностью, моим одиночеством?..
Дверь
из всех дверей в этой большой роскошной квартире, застав-
ленной тяжелой громоздкой мебелью, увешанной картина-
ми, украшенной сувенирами и безделушками, в которой, каза-
лось, все дышало счастьем и благополучием, только небольшая
дверь в туалет чувствовала себя несчастной и обделенной.
– Надо же! – вздыхала она, – родиться туалетной дверью!
За что мне этот рок, за какие грехи моих предков это мне наказа-
ние? Или злая звезда надо мной?!
В самом деле. Если подойти близко к ее генеалогическому де-
реву и внимательно оглядеть его до самых корней, то можно лег-
ко заметить, что на его ветвях за многовековую историю не было
ни одной выдающейся двери, ничего творческого, ничего запо-
минающегося; ни одна из ее предков не смогла выбиться в люди,
правда, если не считать одну туалетную дверь по бабушкиной
линии, которая честно служила у «Старого Фрица» – короля
Пруссии Фридриха Великого в одной из его многочисленных
дворцовых уборных. Ее портрет 233 летней давности до сих пор
бережно хранится в семейном архиве и с гордостью показывает-
ся гостям, – дверям от кладовой и прихожей, и те едва не воют
от зависти…
– Почему я не родилась дверью в спальню? – снова заду-
малась туалетная дверь над своей злой судьбой. О! Эта дверь
в великолепную, чудесную спальню была ее мечтой, предметом
зависти и, нередко, злобы. Как она ей завидовала – этой высо-
кой, просторной двери в спальню, как она ее ненавидела. И было
за что! Эта дверь в спальню была, в самом деле, существом вы-
сокомерным, она смотрела с презрением на другие двери, за ко-
торыми, как она считала резонно, не было ничего интересного,
а только что-то примитивное и мелкое. В самом деле! Что могло
быть интересного или необычного, удивительного или потряса-
ющего за дверью на кухню? Да она почти не закрывалась! Что